- Да, - вздохнул он. - Придется идти.
В кухне незнакомец свободно развалился на стуле и прихлебывал херес из подвалов испанского короля. В руке его дымилась сигарета.
- Хорошее вино, - похвалил он, увидев нас. - Когда это ты, интересно, научился разбираться в винах? Присаживайтесь.
Мы послушно сели, и я как следует его разглядела. Высокий блондин с довольно приятными чертами полноватого лица, которое, впрочем, портили светло-голубые водянистые глаза и сероватого нездорового оттенка кожа. Цветастая рубашка болталась на широких плечах, и какой-то горьковатый миндальный, вызывающий смутное беспокойство запах, смешиваясь с ароматом хереса и табачным дымом, исходил от него.
- Как ты меня нашел? - хмуро осведомился Иван, протягивая руку и наливая себе из бутылки, стоящей посреди стола.
- Трудно было, - усмехнулся блондин. - Но я постарался.
- Он послал тебя?
- Скорее, он дал себя уговорить послать меня.
- Кому дал?
- Мне, кому же ещё.
- С чего бы это?
- С чего бы это что?
- С чего бы это он дал себя уговорить, и с чего бы это именно ты его уговаривал?
- Ну… ты все-таки его сын. А почему я… Мой каприз, скажем так.
- Каприз? Что-то не верится. Какой у тебя может быть каприз?
- Как раз у меня и может быть. Это ваши… Но ты, разумеется, прав. Дело не в капризе. Просто все должно быть, как… должно. Со мной все ясно. Я - противник. А вот ты…
- Я просто трус.
- Послушайте, мальчики, - не выдержала я, - может быть, все-таки объясните, в чем дело? В конце концов, это мой дом.
- Мадам, - любезно осклабился блондин, - мой вам совет: не лезьте в это дело.
- Я вам не "мадам"!
- Ну хорошо, - охотно согласился он. - Пусть будет мадмуазель.
- Он прав, Света, - вмешался Иван. - Тебе лучше поменьше знать о наших делах.
- Криминал, что ли?
Блондин гулко захохотал и поперхнулся вином.
- Не беспокойся, - грустно улыбнулся Иван, - тебя это не затронет никоим образом.
- Да уж, - подтвердил блондин, откашлявшись. - Но мы отвлеклись. Если ты считаешь свой поступок поступком труса - твое дело. Я склонен думать иначе.
- Естественно.
- Будь добр, не перебивай. Ты просто сделал выбор. У тебя был выбор, и ты его сделал. Конечно, никто не мог и предположить, что ты изберешь этот вариант. Такого никогда и нигде раньше не случалось. И ни с кем. Самое смешное заключается в том, что твой поступок не подлежит наказанию. Он неподсуден. Ты не пошел наперекор. Ты пошел по-другому.
- Я сбежал.
- Ну и что? Я бы тоже сбежал на твоем месте.
- Ты - не я.
- Брось. Разумеется, я - не ты. Но ты сам только что признался, что поступил так, как мог бы поступить только я. Значит, не такие уж мы и разные. Впрочем, этот наш старый спор, как всегда ни к чему не приведет. Да и не за этим я сюда пришел.
- А зачем?
- Я пришел сказать, что беглец может вернуться.
- Вернуться?! - Иван вскинул голову. Бледно-голубой и ярко-синий встретились, и мне показалось, что на кухне запахло озоном. - В качестве кого?
- В качестве сына, - тихо сказал бледноглазый пришелец. - Божьего и человеческого. Здесь, во всяком случае, ты не нужен ни в каком качестве. Потому что здесь есть другой. Место занято.
- Поздно, - неуверенно произнес Иван.
- В самый раз, - усмехнулся незнакомец и налил себе еще вина. - Сценарий, правда, изменится, но кино от этого только выиграет. Ты же понимаешь, что в нашем деле ничего испортить нельзя. Можно сделать только лучше. В общем, тебе дается еще один шанс. Подумай.
Иван молчал. В наступившей тишине стали слышны голоса играющих во дворе детей и звон проехавшего рядом с домом трамвая. Где-то в небе прогудел самолет.
- У меня сейчас не хватит сил на возвращение, - вымолвил Иван. - Я… я потерял форму.
- Понимаю, - усмехнулся блондин, покосившись в мою сторону. - Но я на что? Моих сил хватит на двоих, - он одним глотком допил вино и поднялся. - Пошли.
- Постой.
- Что еще?
- Я хочу, чтобы она тоже присутствовала, - кивнул в мою сторону Иван.
- Зачем тебе это?
- Скажем так, это мой каприз.
Они засмеялись. Один весело, а другой грустно.
- А вы? - водянистые глаза обратились на меня, и я вздрогнула, вдруг ощутив неземную и страшную силу этого взгляда. - Вы согласны?
- На что? - я с трудом сглотнула подступивший к горлу тугой комок.
- Присутствовать при окончании нашего дела. Должен заметить, что вам ничего не грозит в физическом смысле. Душевное потрясение - это да, это вполне может быть. Но абсолютную физическую безопасность с последующей немедленной доставкой домой я вам гарантирую. Вы, разумеется, вправе отказаться.
Я посмотрела на Ивана.
- Соглашайся, - попросил он тихо. - Мне будет легче, если я буду знать, что ты рядом.
Я согласилась. До сих пор не знаю, почему.
…Багровое солнце садилось за низкую гряду пологих холмов на горизонте. Пылилась дорога, по которой уходила в город стража и последние зрители.
- Ну, вот и все, - сказал мой провожатый. - Вам пора.
- Да, - кивнула я. - А что… что будет дальше?
- То же самое, - пожал он широкими плечами. - Он, разумеется, воскреснет на третий день и все повторится сначала. Ничего нового, поверьте мне. Все это уже было. И еще не раз будет.
- Вы лжете, - покачала я головой. - Это как любовь. Всегда разная. Но всегда только любовь.
- Не будем спорить, - пробормотал он. - Я, признаться, устал. Мне еще вас обратно нужно доставить, а это, поверьте, не так легко, как кажется. Вы готовы?
- Да, - сказала я, отворачиваясь от багрового заката и черного силуэта двойного креста с обвисшим на нем человеческим телом. - Готова.
А все-таки жаль, что я так не успела попросить у него вечернее платье от Диора.
Спаситель мира
- С-страф-ф-фст-фуй!
Реакция у меня, оказывается, еще прежняя. Не успел последний звук увязнуть во тьме комнаты, как рука уже нащупала на ночном столике и метко швырнула в эту тварь довольно увесистый будильник "Слава" (подарок мамы, советская классика… очень жалко!).
Будильник исчез в разверстой пасти, словно мотылек в ночи, и тварь удовлетворенно причмокнула:
- Ф-фкус-с-сно….
Я уже был на ногах и, подхватив за ножку стул, ожидал самого худшего.
Однако эта краболягушкокрысовидная, светящаяся сине-зеленым светом образина, вроде бы утратила ко мне гастрономический интерес - если таковой вообще имелся! По-моему, она уже изображала на своей совершенно невозможной морде нечто вроде улыбки. И даже довольно добродушной улыбки.
Вы когда-нибудь видели добродушно улыбающийся ночной кошмар?
Лихорадочно припоминая, когда и сколько я употреблял спиртное последний раз (выходило, больше недели назад - сто грамм водки и бутылка пива), я попытался натянуть брюки одной рукой.
- Пос-с-стафь с-стул. Х-хос-с-сяин ш-штет.
- Какой еще хозяин? - я машинально опустил стул и быстро справился с брюками и рубашкой.
- Меня с-са топ-пой пос-с-слал Хос-с-сяин. С-сам уф-фитиш-шь. Ит-тем.
- Никуда я не пойду, - твердо заявил я, усаживаясь на стул и натягивая позавчерашние носки. - Во всяком случае, до тех пор, пока не получу исчерпывающей информации.
Ситуация становилась забавной. Представьте себе: вы вдруг просыпаетесь в два часа ночи и видите, что посреди вашей комнаты сидит совершенно невообразимое чудище и почти человеческим голосом любезно предлагает вам прогуляться к некоему "хозяину". А, каково?
- Меня соф-ф-фут Ф-фус-с, - решила меж тем продолжить наше знакомство тварь. - Ты не п-пойс-ся. Ит-ти нуш-шно. Хос-с-сяин х-хочет гоф-ф-форить с-с топ-пой. Это польш-ш-шая чес-с-сть.
Положительно, мне стало интересно и даже весело. Тварь явно не была уполномочена использовать меня в качестве ужина, а, наоборот, как будто упрашивала.
- Куда идти-то? - почти любезно осведомился я. - Меня же из дому выселят, если с тобой кто-нибудь из соседей увидит. Еще и посадят, чего доброго. За материализацию персонажей белой горячки.
И тут я увидел, куда идти.
Прямо в стене комнаты, граничащей непосредственно с соседней квартирой, образовался на глазах овальный, мерцающий красно-оранжевым светом, проход высотой около двух метров и достаточной ширины, чтобы туда могли рядышком войти я и мой жутковатый спутник.
Фус сделал (или сделала?) приглашающий жест клешней.
- Туфли только надену.
Я вышел в прихожую, обул туфли, переложил из куртки в карманы брюк сигареты и спички (не люблю зажигалки) и посмотрел на входную дверь.
Сделать два быстрых шага, открыть, выскочить на лестничную площадку…. Полторы секунды на все про все. Успею или нет? И насколько быстро двигается этот… это…. Но мое извечное любопытство, как всегда взяло верх, и я вернулся в комнату.
Тварь терпеливо ждала меня возле этой весьма подозрительной дыры в никуда.
- Только после вас, - уж в чем я был совершенно точно уверен, так это в том, что ни при каких обстоятельствах не полезу туда первым.
Что ж, я пошел вторым и чуть не грохнулся навзничь, потому что пол в этом красно-оранжевом зеве оказался движущимся и, стоило нам на него ступить, с довольно приличной скоростью понес нас куда-то вниз.
Постепенно наклон пола становился все более крутым, и в какой-то момент я понял, что стою уже не на пандусе, а на ступеньке эскалатора.
Скорость спуска возросла, - прикурить мне удалось лишь с третьей попытки, - встречный ветер задувал огонь. Изменился цвет стен, - так потухают постепенно угли костра, отдавая в холодную ночь свой жар и подергиваясь пеплом. Наконец, стены совсем погасли, и только сине-зеленое мерцание моего провожатого спорило с огоньком сигареты, да где-то далеко-далеко внизу едва угадывался слабый отблеск какого-то иного света.
Но все кончается. Скорость спуска плавно замедлилась, лестница опять превратилась в пандус, и мы ступили на бетонный пол какого-то громадного помещения.
Больше всего это напоминало невероятно запущенную станцию гигантского метро.
- Полюбопытствуй, полюбопытствуй, - совершенно нормальным голосом произнес Фус.
- Так ты притворялся?
- Ни в коем случае! Просто на том свете я не могу говорить нормально, - засмеялся он.
"На каком это "том""? - пронеслось у меня в голове: "На моем, что ли? Где же мы, выходит, сейчас находимся, граждане, а?"
Тем временем глаза мои продолжали обшаривать окружающее пространство.
Как я уже сказал, больше всего это походило на очень большую и очень запущенную станцию метро, которая сверху слабо освещалась сотнями и сотнями обычных 40-ваттных лампочек накаливания, свисающих с потолка на длинных оголенных проводах. Самое главное, однако, заключалось в том, что станцию эту заполняли люди. В большинстве своем довольно пожилые, но мелькали время от времени в толпе и молодые и даже совсем юные, а то и детские лица.
И никто ни с кем не разговаривал.
Люди вздыхали, бормотали и шептали что-то сами себе, иногда кто-то издавал слабый стон или всхлип…и опять - шуршание, шепот, шелест….
Мне стало не по себе.
- Чего они ждут?
- Поезда, - немедленно и охотно откликнулся Фус, ухмыляясь при этом совершено гнусной ухмылкой. - Для каждого из них существует своя остановка, на которой они обязаны выйти (тут послышался нарастающий вой приближающегося поезда), и этих остановок, как ты уже, вероятно, сам догадался, ровным счетом девять!
Последние слова он проорал, придвинувшись ко мне вплотную, так как вой и грохот стали просто непереносимы.
Сверкнул из тоннеля прожектор, и обычный поезд метро, сбавляя ход, выкатился к платформе и плавно остановился.
Зашипев, распахнулись двери.
Толпа ринулась внутрь вагонов.
- Осторожно! Двери закрываются! - загрохотал (захохотал?) невидимый репродуктор, и адский поезд тронулся, набрал скорость и пропал в тоннеле.
- Теперь пошли, - сказал Фус.
Мы пересекли зал, который постепенно опять начал наполняться народом, и приблизились к неприметной железной двери в стене. Фус приподнял клешню и ткнул ею в пластиковый прямоугольник звонка. Дверь, нещадно скрипя, наполовину приоткрылась.
- Автоматика ни к богу, - проворчал мой провожатый, протискиваясь в проем. - Чинить пора. Сколько раз было говорено….
Нужно было еще подняться по узкой, похожей на трап военного корабля, металлической лесенке и открыть еще одну - на сей раз деревянную - дверь, прежде чем мы ступили на землю, покрытую редкой чахлой травой.
Я осторожно вдохнул сыроватый, но приятный на вкус воздух и, не торопясь, огляделся.
Мы находились на всхолмленной равнине, которая слегка понижалась к горизонту. Оттуда, из-за горизонта, со скоростью наступающей танковой армады ползли низкие желто-серые тучи, цепляясь брюхом за верхушки намертво вросших в холмы огромных черных елей.
- Веселенькое местечко, - пробормотал я и двинулся вслед за Фусом, который уже упрыгал вперед по тропинке.
Мы обогнули два холма, и на вершине третьего, среди тех же мрачных елей, я заметил нечто вроде старинного кирпичного трехэтажного особняка. В его узких готических окнах мерцал живой огонь, а из трубы поднимался дымок.
- Дальше ты сам, - вздохнул Фус. - Поднимешься на второй этаж и постучишься.
Он протянул мне клешню:
- Счастливо.
Я аккуратно пожал шершавую пупырчатую конечность и стал подниматься по врезанной в склон холма каменной лестнице.
Стучаться не пришлось - двустворчатые двери сами распахнулись передо мной.
В глубине кабинета - зала? - за тяжелым, темного дерева, столом, на который при нужде мог бы, наверное, сесть средних размеров вертолет, сидел… ну, вы, разумеется, уже поняли, кто за ним сидел. Я тоже понял и, осматривая на ходу залу, направился по зеркальному паркету к столу.
Камин, конечно, и в нем пылающие дрова.
Неестественно больших размеров арочное окно-витраж, горящее разноцветными стеклами (так я и не успел разглядеть толком замысловатый сюжет этого витража).
Канделябры с толстыми оплывшими чёрными свечами на столе.
Кипы пожелтевших бумаг.
С десяток разнообразной величины и формы бутылок.
- Садитесь, Владимир Сергеевич, прошу вас, - он привстал с кресла, делая приглашающий жест худой рукой с узкой загорелой кистью и длинными пальцами профессионального карточного шулера и скрипача.
- Благодарю вас, - я пододвинул к себе венский стул и уселся напротив.
- Э-э…
- Вина, пожалуй, - усмехнулся я, опережая конец фразы.
Он засмеялся нормальным, разве что чуть надсадным смехом и потянулся за бутылкой.
- Да, Михаил Афанасьевич во многом оказался прав, - он разлил по высоким бокалам янтарное вино, - Но не во всем. Заметьте, Владимир Сергеевич, отнюдь не во всем!
- Так редко бывает, чтобы человек оказался прав абсолютно во всем, - заметил я, подымая бокал и наклоняя голову ровно настолько, насколько испытывал к нему интерес и своего рода уважение (все-таки я крещеный человек и, вроде бы, пока не умер).
- Да. Так, пожалуй, не бывает. А если и бывает, то крайне редко. Но вот странность - именно об этом я и желал бы с вами побеседовать. О возможностях человека и о материальном, так сказать, их осуществлении.
Я пригубил вино (тёмно-красное, почти чёрное, отдающее полынью) и попросил разрешения закурить.
Мне были предложены сигары.
Вежливо отказавшись, я закурил свои и выжидательно посмотрел на собеседника.
- Так вот. Возможности человека, надо вам заметить, дражайший Владимир Сергеевич, чрезвычайно велики. Вы, смею думать, не догадываетесь и о малой толике этих возможностей.
- Ну отчего же, - возразил я. - Наша наука, как вам должно быть известно, уже давно доказала, насколько мало и плохо мы используем наш мозг. Но, увы, она не дает практических рекомендаций по овладению остальным потенциалом.
- Не только мозгом жив человек, - дипломатичная усмешка скользнула по его узким длинным губам. - Тело, знаете ли, тоже имеет значение. Болезни, усталость, старость и дряхлость, наконец…. Я хочу сказать, что иметь здоровое, сильное, не знающее усталости и практически не стареющее тело тоже очень важно. Вы со мной согласны?
Не согласиться я не мог и в знак согласия отпил из бокала.
- Да, - продолжил он, также осушив свой бокал наполовину. - Обстоятельства на Земле, как вы, вероятно, и сами догадываетесь, складываются отнюдь не самым благоприятным образом. Речь, если говорить откровенно, попросту идет о самом выживании человечества.
Он быстро и внимательно посмотрел на меня.
- Вы имеете в виду атомную войну или экологическую катастрофу? - лениво осведомился я.
- И то, и другое. А также острейшую демографическую проблему, неизвестные пока еще болезни, по сравнению с которыми тот же СПИД покажется не опасней насморка, фактор Космоса, ежесекундно угрожающий человечеству и еще ряд более мелких, но очень неприятных проблем. По отдельности они не так уж и страшны, но вот в сумме….
- Простите, - я допил вино и поставил бокал на стол (он тут же долил мне еще). - Признаться, я не совсем понимаю вашу… э-э… заинтересованность в данном вопросе. Грубо говоря, какое вам дело до гибели человечества?
- Но ведь это же элементарно, дорогой Владимир Сергеевич! - воскликнул он и даже слегка всплеснул руками. - Я, как никто другой, непосредственно заинтересован в дальнейшем выживании и развитии человеческой цивилизации, так как с ее исчезновением исчезает и смысл моего существования. Что для меня равносильно, так сказать, физической гибели, - он грустно покивал головой в подтверждение своих слов.
- Подождите, подождите… - я постарался собраться с мыслями. - А как же иные цивилизации? Или мы одиноки во Вселенной? Или, простите, ваши таланты там не нужны?
- Там, Владимир Сергеевич, - грустно усмехнулся он, - если, заметьте, это самое "там" не плод нашего с вами воспаленного воображения, в любом случае есть свои Хозяева, и все вакантные места, соответственно, заняты.
- Та-а-ак, - ошеломленно протянул я. - И что же вы конкретно предлагаете?
Он оживился, наклонился ко мне через стол и заговорщицки спросил:
- Как вы считаете, что именно может спасти человечество?
- Н-ну, не знаю… - промямлил я. - Жить, наверное, нужно по правде. Честным быть и… это… добрым. Больным и слабым помогать. А?
Он сморщился так, как будто глотнул святой воды:
- Что вы такое, право слово, несете, Владимир Сергеевич! Просто какой-то русский интеллигент позапрошлого века…. Посмотрите вокруг! Третье тысячелетие на дворе! Человечество могут спасти только суперсовременные технологии и твердый разум, не подвластный всякой, там, мистике и толстовщине…. Или толстовству, как правильно?
- Не важно, я слежу за вашей мыслью.