Глава 9. С голой пяткой на саблю
We will we will rock you!
"We Will We Will Rock You", Queen
Я не сразу понял, откуда нас обстреляли.
Более того, я не сразу вообще понял, что мы находимся под обстрелом.
В первые секунды подумал: еще одна волна Выброса идет.
Ведь точно так же что-то увесисто ухнуло у борта вертолета, раскачав машину. Точно так же по сетчатке ударила нестерпимо яркая вспышка. И вновь надрывно заголосил в корзине перепуганный Капсюль.
Самым сообразительным оказался старший сержант Юсов.
- Товарищ майор, мы обстреляны! Разрешите покинуть машины! - выкрикнул он.
- Разрешаю. Всем рассредоточиться!
В радиообмен вклинился Борхес:
- Только ни в коем случае не ищите укрытия за бетонным забором Подстанции. Там аномалий больше, чем бетона.
- Все слышали товарища проводника? - осведомился Филиппов.
И, не дожидаясь ответа, повелел:
- Выполняйте.
Мы едва успели кубарем выкатиться из десантного люка нашего Ми-17, как дюраль винтокрылой машины был вспорот крупнокалиберными бронебойно-зажигательными пулями, которые на сленге многих сталкерских кланов именуются "болтами".
Какое именно оружие выпустило "болты" - отечественная снайперка ОСВ-96 или пулемет ДШК, а то, может, и вообще гауссовка третьего поколения, - я проанализировать не успевал.
А ведь от этого зависело многое. Если не все.
Потому как если это была электромагнитная винтовка Гаусса, значит, почти наверняка мы атакованы "монолитовцами".
Если 12,7-мм ОСВ-96 - "каперами".
Ну а ДШК указывал на то, что на нас набросились перемещенные сюда машиной времени советские мотострелки времен Корейской войны.
Про мотострелков, конечно, шутка. Крупнокалиберный пулемет Дегтярева - Шпагина образца 1938 года, известный как ДШК, был бы почти наверняка "долговским".
Но в любом случае ситуация казалась отвратительной.
Мы определенно находились под губительным огнем оружия, имеющего уверенную прицельную дальность метров семьсот, не меньше. В то время как почти вся стрелковка, которой располагали люди майора Филиппова, прицельно била хорошо если метров на триста - триста пятьдесят. (Я говорю не о паспортной "прицельной дальности"! Вон, пожалуйста, у АК-108 из семейства автоматов Калашникова вообще заявлена прицельная дальность 1000 метров! Я же имею в виду ту дистанцию, на которой в реальных условиях Зоны и с учетом реальной изношенности стволов вы можете рассчитывать попасть в идущего человека, например.)
Исключение составлял тяжелый пулемет "Корд" калибра 12,7 мм. Конкретнее, его пехотный вариант на сошках, имеющий армейский индекс 6Т19. В сущности, это был самый мобильный из существующих вариант этого прекрасного пулемета.
Сверх того у нас имелись три таких же пулемета "Корд" на специальных вертолетных кронштейнах. Но хорошо если один из трех, не снимая с кронштейна, можно было попробовать использовать для ведения огня в том направлении, откуда нас обстреливали.
Для полноты картины следует упомянуть 23-мм автоматические пушки в подвесных вертолетных контейнерах УПК-2000. Эти внушительные стволы использовать для ведения огня по супостату было и вовсе невозможно - для начала следовало взлететь и осуществить грубую наводку пушек поворотом корпуса винтокрылой машины.
В общем, практически ценный в той ситуации крупнокалиберный пулемет был у нас ровно один - "Корд" на сошках.
Но чтобы ввести его в действие - развернуть, как говорят военные, - требовалось как минимум зарядить его патронной лентой.
В нормальных условиях и для хорошо тренированного расчета - всех делов на полминуты. Но разве наши условия можно было назвать "нормальными"?
Ефрейтор Валенков, второй номер пулеметного расчета, был ранен еще до того, как успел откинуть сошки "Корда".
На его счастье, ранен не прямым попаданием "болта" (что стоило бы ему как минимум оторванной конечности), но лишь дробью мелких осколков, выбитых вражеской пулей из массивного цинка с пулеметными патронами. Но все равно Валенков был выведен из строя сильным кровотечением - им тут же занялся фельдшер. Тогда я еще не знал, что его фамилия Серов.
Но хуже того! Доселе невидимые нападающие четко вскрыли возню пулеметного расчета и немедленно сосредоточили огонь на нашей небогатой матчасти. Так что скоро разворачивать на позиции стало уже нечего - наш героический "Корд" был пробит сразу в трех местах. В том числе в районе казенника…
Костя, имеющий больший боевой опыт, чем я, и оценивший всю безнадежность нашего положения быстрее меня, закричал в микрофон:
- Надо отходить на территорию Подстанции! Здесь мы видны как на ладони!
- Нет возражений, - отозвался майор Филиппов. - Но ваш коллега Борхес только что уверял, что под бетонной стеной очень опасно!
- А здесь разве нет? Думаю, когда Борхес это советовал, он не представлял, как нас здесь прижмут! - распаляясь, выплюнул в микрофон Тополь.
- И что же делать?
- Гос-споди… Герметизировать защитные костюмы - и быстро за мной!
С этими словами Тополь технично пополз к тому самому пролому в бетонной стене, где билась молниями аномалия "электра".
Скорее всего этот безумно оригинальный маневр - отступление под огнем противника - стоил бы нам очень серьезных потерь. Выражаясь менее литературно, но более доходчиво - отстрелили бы вашему Комбату лучшую половину его бывалой задницы.
Но тут самый настоящий подвиг совершил украинский пилот-вертолетчик - командир экипажа той самой вертушки, у которой Выбросом пожгло авионику.
Вместо того чтобы начать отход из-под огня вместе со всеми, он резко запрыгнул в кабину и запустил вертолетные двигатели с обычного искрового зажигания (что значит отечественная, дубовая техника - чтобы взлететь, ей по-прежнему на фиг не нужна никакая утонченная авионика!).
Подлые наши враги сразу же обстреляли кабину ожившего и бодро затарахтевшего вертолета. Но на наше счастье на директрисе стрельбы крутилась свежая "птичья карусель". Так что ни одна из пуль по назначению не попала, подкрученная мощным гравитационным вихрем и уведенная в сторону ровно настолько, чтобы пройти от остекления кабины в полутора метрах…
Турбины Ми-17 тем временем набрали достаточные обороты. Машина, оторвавшись от земли, быстро взмыла примерно на высоту девятиэтажки и развернулась остекленной мордой в направлении противника.
Отважный капитан ВВС, будучи лишен возможности задействовать сожженную Выбросом электронную аппаратуру сканирования передней полусферы и прицеливания, был вынужден стрелять "на глазок". И более того - практически наугад! Поскольку засечь врагов даже по вспышкам выстрелов было при свете дня не так легко. А если они пользовались гауссовками - то и невозможно!
В четыре глотки заорали 23-мм автоматические пушки ГШ-23, засыпая гребень холма на юго-востоке градом смертоносных снарядов.
Затем летчик, похоже, что-то углядел, потому что перенес огонь на пятнадцать градусов западнее и теперь пушечные очереди взялись перемалывать в щебенку остатки панельной многоэтажки на окраине Припяти.
Не думаю, что он попал хотя бы в одного из снайперов. Но, выражаясь армейским языком, смог временно подавить снайперский огонь.
Оно и неудивительно. Попробуй-ка прицельно посылать свои "болты" на километр из четырнадцатикилограммовой гауссовки, если вокруг тебя рвется по восемнадцать снарядов в секунду, поднимая такие тучи пыли, будто с небес роняют груженные цементом "КамАЗы"!
Стоило обстрелу прерваться, как все мы перепуганными зайцами рванули под прикрытие бетонного забора Подстанции.
Уже в который раз черт оказался не так страшен, как его рисуют.
Под забором, конечно, обнаружились залежи жгучего пуха, две жарки и одна электра. Причем электра тут же разрядилась на автомат в руках у рассеянного рядового Герсёнка.
К счастью, защитный костюм бойца выдержал - электра была молодая и неопытная. А вот рассеянности у Герсёнка поубавилось - до самого конца нашего героического рейда он ходил, поминутно озираясь и проверяя болтами всё, что только можно, включая воздух.
- Что-то никак мы с этой Подстанции не уйдем, - простонал Тополь. - Прямо проклятое место какое-то.
- Тут, наверное, артефактов новых Выбросом понарожало… - с мечтательной интонацией заядлого грибника сказал Борхес. - Может, и уходить смысла нету…
- Ты на что это намекаешь? - угрюмо спросил я.
- Я? Не намекаю, а постулирую. Я мог бы, пока суд да дело, прошвырнуться по Железному Лесу, "пустышек" подсобрать, "золотых рыбок"…
Я собирался было вспомнить анекдот про еврея, которого спросили, чем он будет заниматься, если вдруг станет царем, когда в наушниках зазвучал хриплый голос майора Филиппова.
- Скажите, товарищ проводник, - Филиппов обратился к Борхесу, - а ведь "золотая рыбка" - это мощный гравитационный артефакт, существенно облегчающий вес рюкзака, верно?
- Ну… Как бы да, - согласился Борхес.
- Скажу без обиняков: нам нужно столько "рыбок", сколько вы в состоянии раздобыть. Поскольку транспорта у нас теперь нет, а задание никто не отменял.
- То есть вы хотите сказать, что желательно, чтобы я собрал для вас "рыбок"?
- Что значит "желательно"? Это приказ! - отчеканил майор Филиппов.
Борхес с какой-то женственной покорностью пожал плечами, достал детектор аномалий и, ступая как сапер по минному полю, пошел вдоль опор ЛЭП в направлении своих грибных мест.
* * *
Хотя мы больше не находились под прицельным огнем гауссовок, любого из нас по-прежнему могли уложить наудачу - типовой советский бетонный забор легко пробивался крупнокалиберными пулями даже на таком расстоянии. А в том, что за нас взялись всерьез и, разделавшись с вертолетом, начнут методично, залпами, дырявить плиту за плитой, я не сомневался.
Но, понятное дело, вначале - вертолет!
Теперь, когда он болтался на высоте метров сто, по-прежнему плюясь огнем, птичья карусель его больше не прикрывала. Так что снайперы быстро пристрелялись по брюхатой машине и вот уже пробитое бронестекло хлынуло вниз раскрошенным леденцом.
- "Сокол-2"! "Сокол-2"! - Майор попробовал вызвать летчика. - Если слышишь меня, дай координаты целей! Сейчас главное - координаты целей!
Я был в непонятках: "А зачем ему координаты целей? Все равно мы их достать ничем не сможем! Расстояние слишком большое!"
К счастью, связь в этом конусе работала. И вертолетчик ответил майору практически мгновенно:
- Здесь "Сокол-2"! Целей восемь… Распределены веером… Диктую координаты… Восемнадцать… Восемьдесят пять… А.
- Молодец! Умница! - обрадованно воскликнул майор Филиппов. - А теперь садись, да побыстрее… Ты свое дело сделал!
Но "Сокол-2" ответить не успел - там, где только что висел его вертолет, вспух шар оранжевого пламени. По-видимому, у распределенных веером целей в арсенале сыскалось что-то посущественней гауссовок…
* * *
- Мне нужна связь со штабом! - закричал майор, адресуясь зачем-то ко мне.
- А я чем могу помочь? - спросил я с хамским нажимом. - Вы же знаете, в Зоне обычно даже три километра - большое расстояние для радиоволн. Связь тут очень нестабильная. Да и вообще, что вам штаб? Надо думать, как незаметно увести ваших ребят с Подстанции и ударить по неопознанному противнику с тыла.
- "Ударить по неопознанному противнику с тыла"? - ядовито переспросил майор. - Как вы себе это представляете? Еще минуты три, ну пять - и снайперы сменят позицию. Они же не идиоты! Короче, Комбат, если придумаете, как мне сбросить полковнику радиограмму на шестьдесят-сто знаков, получите денежную премию.
- Вы серьезно, что ли? Насчет премии? - не понял я.
- А что, лучше вместо премии - почетную грамоту?
- Да я хоть с грамотой, хоть с премией - не знаю, чем вам помочь! - взорвался я.
Была бы поблизости какая-нибудь дверь, чтоб ею хлопнуть, уж будьте уверены, я бы хлопнул!
Тут нужно сказать, что тупил я в тот день эпически. Все-таки под обстрелом клетки моего мозга сжимаются и работать отказываются вообще. Но, к счастью, наш разговор слышал Тополь. Который тут же внес ясность.
- Вова, ты перегрелся, - сказал мне он. - Диктуйте свою радиограмму, товарищ майор. Сейчас сделаем! - это уже Филиппову.
Тот не заставил себя долго ждать. Текст был таким:
"ВАСИЛИСК - АЛХИМИКУ. МОИ КООРДИНАТЫ - 19-84-Г.
НАХОЖУСЬ ПОД ОБСТРЕЛОМ НЕОПОЗНАННОГО ПРОТИВНИКА ИЗ КВАДРАТА 18-85-А.
ИМЕЮ ОДНОГО "ДВУХСОТОГО", ЧЕТЫРЕХ "ТРЕХСОТЫХ".
ПРОШУ "МЕТЛУ" ДЛЯ "ТРЕХСОТЫХ" И ТРИ "ЧЕМОДАНА"
ПО КВАДРАТУ 18-85-А".
И я, и Костя прекрасно знали, что "двухсотый" - это погибший офицер, пилот вертолета, имевший позывной "Сокол-2".
"Трехсотый" - это на армейском жаргоне означает "раненый".
А "метла" - конечно же, вертолет, чтобы этих самых раненых забрать к мамочке.
Что же до "чемоданов"…
- Костя, что такое "чемоданы"? - спросил я вполголоса.
- А вот это уже зависит, - с подозрительной мечтательностью в голосе ответил Тополь. - Если у них развернут, положим, дивизион 152-миллиметровых гаубиц "Мста-С", то это одно. А ежели вот, допустим, 240-миллиметровые минометы "Тюльпан", тогда совсем другое. В любом случае я пацанам из квадрата 18-85-А не завидую…
- Короче, один чемодан - это вроде дивизионного залпа. Я правильно понял?
Костя молча кивнул. Он смотрел в экран своего ПДА, куда мгновение назад с дилиньканьем упало сообщение от Синоптика касательно того, что наша мессага "про чемоданы" получена и благополучно переслана куда следует.
Получив от Кости обнадеживающее "все сделано, товарищ майор", Филиппов обратился к своим бойцам:
- Значит, так, мужики, Зона или не Зона, а правила тактики еще никто не отменял. Сейчас с плацдарма будет произведен огневой налет по позициям незаконного вооруженного… - майор осекся и энергично упростил формулировку, - по позициям этой мрази, которая нас пытается достать… Приказываю: Рудько и Акакиев с падением первого снаряда бегом достигают уцелевшего вертолета и снимают с турелей оба пулемета. Звездочетов и Халибеков в это же время выгружают с вертолета патронные цинки. Все остальные - перебежками по одному покидают территорию подстанции и движутся в направлении юго-юго-запада, ориентир - отдельно стоящее дерево породы клен. Впереди пойдем мы с товарищами Комбатом и Тополем. Замыкающим будет товарищ Борхес.
Я не смог сдержать улыбку. Товарищем Комбатом меня раньше называли только в шутку. Он что думает, этот суровый майор, у нас, у сталкеров, нормальных имен-фамилий нет? Зона их прибрала? Тем временем Филиппов продолжал:
- Все раненые остаются на месте, занимают круговую оборону и ждут вертушки, которая их подберет. С ними остаются Рудько и Халибеков при одном пулемете. Вопросы есть?
Вопрос, как ни странно, был у меня:
- Так что, сбегать за Борхесом? Он настолько жадный, что может до утра артефакты собирать без перерывов на кофе.
- Сбегайте.
Больше вопросов не было. Бойцы настолько очумели - и даже не столько от увиденного, сколько от общего психоклимата Зоны, - что временно потеряли интерес к каким-либо деталям.
И только в корзинке у Тополя энергично повякивал Капсюль. Мне показалось, в его писке начали появляться жизнерадостные нотки.
Стоило мне сделать с дюжину шагов между опорами ЛЭП, как навстречу из-за горизонта ринулись зловещие багрово-черные стрелы.
Казалось, они все летят мне прямо в лицо и вот-вот разорвут меня на мельчайшие кварки.
Даже сам вид приближающихся реактивных снарядов тяжелой огнеметной системы ТОС-1 "Буратино" - а это были именно они, сто бюреров мне в ухо! - для психики абсолютно невыносим.
Ну а когда эти штуки проносились у меня над головой, я, нисколько не смущаясь, упал на брюхо и закрыл голову руками. Слава Богу, хватило мужества не заорать!
По-ведьмачьи воющая смерть разминулась, казалось, в считаных сантиметрах с верхушками ЛЭП и, как бы нехотя преодолев расстояние до квадрата 18-85-А, вгрызлась в земную твердь с алчностью голодной гиены.
Исполинские огненные грибы-дождевики выросли над гребнем холмов.
Полностью поглотили сиротливый остов многоэтажной панельки.
Подчистую слизали колючие кружева кустарника.
Зажгли бетон, землю, воду.
Мне лично было очевидно, что в этом грохочущем огненном аду ни одна человеческая особь выжить не могла. Даже в экзоскелете. Даже в очень хорошем экзоскелете. Даже в лучшем экзоскелете мира с полным комплектом теплозащитных артефактов на поясе.
- Что, несподручно-то с голой пяткой на саблю? - ядовито поинтересовался я, адресуясь к нашим на совесть прожаренным врагам.
- Со святыми упокой, - сказал Тополь с лицом записного святоши.
Вслед за первым залпом прилетел второй.
А за ним и третий.
Вот такие три "чемодана".
Последующие сорок минут запомнились как бесконечно выматывающие.
И вот почему. Выражаясь военным языком, успех, достигнутый средствами огневого воздействия, требовалось закрепить. Это означало, что все мы, во главе с майором Филипповым, быстрым шагом, а кое-где и бегом развернули наступление на вражеские позиции. А точнее, на огромный площадной пожар, оставшийся на месте вражеских позиций.
Как и следовало ожидать, больше не раздалось ни одного выстрела.
Если каким-то чудом один вражеский снайпер где-то уцелел, то ему явно было не до стрельбы. Так что никто из нас не боялся схлопотать пулю калибра 12,7 мм. Однако мы находились в Зоне. А расслабляться в Зоне никак нельзя.
Ведя бойцов вперед, мы с Борхесом не забывали все время посматривать в экраны своих детекторов аномалий. Ну а Тополь вел за аномалиями чисто визуальное (что тоже очень важно) наблюдение и регулярно прощупывал тропу бросками болтов.
- Ну же! Чего встали?! - попытался подстегнуть нас лейтенант Чепраков, когда я в очередной раз остановил движение.
- Быстрее никак нельзя. Ни-как, - строго сказал я.
Борхес молча кивнул, подтверждая мое мнение. Он озабоченно вглядывался в экран своего ПДА, меняя режимы и чувствительность устройства при помощи верньеров.
Мы проходили небольшую лощинку, которая обещала вывести нас четко в тыл вражеской позиции.
По левую руку от нас, за грядой огромных черных зубьев спекшейся земли, будто бы перепаханной громадным плугом (такие следы оставляют в Зоне некоторые типы аномалий - в основном термических), чадили костры, оставшиеся после работы ТОС-1 "Буратино".
По правую руку серели невероятно запыленные, исключительно унылые и очень мутантные бурьяны. Среди них опознавались лопухи, крапива, белая кашка. Остальные были ни на что вообще не похожи. Какие-то устрашающие вариации на тему насекомоядной росянки, вымахавшей на три метра и способной запросто откусить клешню псевдоплоти.
И, наконец, прямо посреди тропы лежал старый огнетушитель.
Красный такой огнетушитель.
- Плохо лежит, - сказал я.
- Плохо? - не понял Чепраков.
- Очень плохо, - согласился Борхес.