- Да вроде лежит как лежит, - пожал плечами Филиппов, изучив огнетушитель в свой бинокль.
- Нельзя мимо огнетушителя этого идти. Слева обходить надо, - сказал Тополь.
- Обходить надо, - поддержал я. - Но не слева, а справа.
- Почему? - не согласился Тополь. - Там в этих зарослях справа что угодно может быть. А слева чистенько.
- "Чистенько" лишь в том смысле, что бурьянов нет. Но ты же видишь, что там аномалия с почвой сделала? Рядом с такими земляными зубцами больше сталкеров гробанулось, чем у нас людей в отряде!
- Давай Борхеса спросим, пусть он нас рассудит.
- Оба не правы, - сказал Борхес. - Скорее всего придется вернуться на двести метров назад и искать другую дорогу. Дело в том, что…
В эту секунду майор Филиппов отобрал у ефрейтора Тихвинского старый добрый гранатомет РПГ-7. Он зарядил в него осколочно-фугасный выстрел, взгромоздил пусковую трубу на плечо, прицелился и выстрелил.
Взрыв. Шорох обломков по зарослям крапивы.
От красного огнетушителя на тропе не осталось и воспоминаний.
- Скажите, - Филиппов повернулся к Борхесу, - изменилась обстановка на маршруте?
- Д-да…
- Можем продолжить движение?
- Ну в принципе…
- Отлично. Группа, слушай мою команду! Вперед!.. По одному!.. Бегом!.. Марш!..
Спасибо Филиппову. Не делают так в Зоне, конечно. Нельзя.
Но - молодец майор. Кучу времени и нервов всем нам сэкономил.
Побегав трусцой еще минут десять, мы вышли в центр вражеской позиции, зачищенной взрывами объемно-детонирующих боевых частей ТОС-1 "Буратино" даже от микробов и вирусов. Кое-где земля еще горела, ну и конечно же, все исходило вонючим сивым дымом, но в целом на местности уже можно было находиться и даже перемещаться. Особенно если пользоваться системой замкнутого дыхания.
Нас с Тополем интересовали две вещи: обломки винтовок, из которых нас обстреляли, ну и если очень повезет, останки снайперов.
На поиски этого добра мы бойцов Филиппова и ориентировали.
Через несколько минут пошли первые находки: коренные зубы, кусок черепа, накладной карман камуфляжных штанов… Обгоревшая кость…
- Ну, что скажешь? - спросил Тополь у меня. - Кто это?
- Что тут можно понять? Ясно, что вроде люди.
- Даже об этом нельзя судить с уверенностью, - покачал головой Борхес.
Но вот наконец-то нам улыбнулась удача. От обстрела девятиэтажка сложилась, как карточный домик. И одна из ее плит, падая, прихлопнула снайпера, предохранив от полного выгорания его голову и торс. (А вот от ног не осталось даже костей!)
Морщась и чертыхаясь, солдаты кое-как отбросили плиту в сторону.
Там же, рядом с телом, нашлась и винтовка стрелка.
Я не то чтобы сильно брезглив, но внимательно изучать расплющенные человеческие останки - выше моих сил. Этим занялись Борхес, Тополь и фельдшер Серов.
Я же принялся осматривать винтовку. Не скажешь "цела целехонька", но вполне опознаваемо: ствол (погнутый) - на месте, сошки (подломанные) - присутствуют, казенная часть (смятая) - тоже здесь. От оптики, правда, остались одни грустные воспоминания, но что нам эта оптика…
Крупнокалиберная винтовка, да. И даже очень крупнокалиберная! Целая ручная пушка!
А тяжелая - кошмар… Тяжелее грифа олимпийской штанги, уж я-то в таких вещах разбираюсь. Может, и не так хорошо, как Костя, но разбираюсь.
Двадцать пять кило это самый минимум, а то, может, и все тридцать. И размеры - просто исполинские! В рост человека!
Затвор винтовки, конечно же, заклинило, так что разрядить ее и поглядеть, что там за патрон, я не смог.
В целом же, я определенно видел такую дрыну первый раз в жизни.
Это не столь удивительно, поскольку крупнокалиберных винтовок на рынке оружия сейчас много, а мы, вольные сталкеры, в силу специфики нашей деятельности соприкасаемся с этим типом вооружения крайне редко. Все наши сталкерские снайперки ограничиваются калибром 9 миллиметров (именно столько у ВСС "Винторез"). Ну как минимум потому, что с оружием, спроектированным под специальный дозвуковой 9-мм патрон, еще худо-бедно можно перемещаться по Зоне. Но если вы попробуете сходить за хабаром, неся с собой что-нибудь сделанное под пулеметный патрон калибра 12,7 мм, то и хабара не добудете, и выставите себя конченым психом в глазах коллег.
- Так что же это за ерунда? - пробормотал я, пытаясь обнаружить на винтовке клеймление либо гравировку.
- Это "антиматериальная" винтовка NTW-20, - раздался у меня за плечом голос лейтенанта Чепракова. - Выпускалась в ЮАР компанией "Мечем". В начале века юаровцы ее достаточно активно продвигали на экспорт. В итоге немало винтовок NTW-20 оказалось на вооружении у разных наших заклятых друзей вроде прибалтов и грузин. Выпускалась в двух калибрах: 20 мм и 14,5 мм. В последнем случае под копию нашего отечественного патрона. Того самого, который был разработан в СССР для противотанковых ружей почти век назад.
Я с уважением поглядел на Чепракова. Вот это профессионал! Настоящий разведчик! Регулярно читает журнал "Военные знания" вместо того, чтобы синячить!
- А что значит "антиматериальная"? - полюбопытствовал подошедший рядовой Герсёнок. - В ней как-то антиматерия используется?
Чувствовалось, Герсёнку страсть как хочется блеснуть знанием слова "антиматерия".
- Нет. Anti-materiel по-английски означает в данном случае "против техники и оборудования". Не дословно, но именно по смыслу, - охотно продолжил умничать Чепраков. - Винтовка NTW-20 придумана в основном для спецназа, чтобы в тылу врага расстреливать автомобили, самолеты, вертолеты, склады топлива, узлы связи. Ну или издалека подстрелить вражеского комдива. Да шутка ли сказать! У нее дальность прицельная два километра!
- Большое спасибо, товарищ лейтенант, за информацию, - сказал я. - Остается вопрос, как в песне: "Расскажите, зачем и кому это нужно?".
- То есть?
- Я хочу сказать, что ключевая неясность остается: кто у нас в Зоне вооружался в последнее время такими винтовками? Я, к примеру, ума не приложу… Может, вы в курсе, какой батальон из состава Анфора такими располагал?
- Я знаю, что у хорватов есть подобные "ручные пушки", RT-20 называются, - ответил лейтенант. - Другой вопрос, мне не известно, чтобы хоть одна RT-20 находилась на вооружении конкретно этого хорватского моторизованного батальона… А уж NTW-20… Кто их закупал?.. Иностранный Легион, что ли?..
- Легион, - подтвердил Тополь, подходя. - Были у них похожие штуки, да. Так что имеет смысл, наверное, послать запрос в штаб. Вам же от ставки Буянова до французов сейчас рукой подать, только реку переплыть. Пусть пошлют какого-нибудь толкового майора на рюмку чая, поговорить о жизни. Может, и повезет ему что-то разнюхать. Хотя если эти винтовки оборотистый интендант недавно списал и налево продал, вы вряд ли до правды доищетесь.
- Ты мне, Костя, другое объясни, - с проницательным прищуром, которому позавидовал бы Шерлок Холмс, промолвил я. - Как эти сволочи по Зоне с такими штангами таскались? Вариант первый: все поголовно были в очень хороших экзоскелетах. Но тогда мы сразу нашли бы убедительные обломки именно экзоскелетов, ведь дотла их так просто не сожжешь. Вариант второй: у сволочей был транспорт, то есть, прямо скажем, их сюда забросили вертолетом. Тогда попахивает спецслужбами или Севареном. Либо…
- Либо эти сволочи не вполне обычные сволочи, - перебил меня Костя. - Собственно, предлагаю тебе прерваться и заслушать выступление рядового… как тебя, говоришь?..
- Серов. Андрей Серов, - подсказал фельдшер, скромно маячивший за спинами Борхеса и Кости.
- Ну давай, Андрей, делись откровениями.
- Я, в общем… Не судмедэксперт, если что, - начал фельдшер, - но три года в медучилище учился, на вскрытиях много раз бывал. Потом уже здесь, по службе, всякое видел… Мы, короче, очень странного сейчас человека нашли… То есть вообще не человека.
- А кого? - криво ухмыльнулся я.
- Мутанта. Или как у вас это называется? Судя по размеру костей таза, он имел рост два с половиной метра! Точно так же и ширина плеч у него - зверская. При этом череп более или менее обычный. Но вот с челюстями полный беспредел. Зубов хорошо если двадцать четыре! Но какие это клыки!
- Ну а я ступню веселенькую нашел, - добавил Борхес, подходя. - Если по ней судить, убитому требовалась обувь примерно шестидесятого размера. Только он ее, кажется, вообще не носил.
- Откуда общий вывод, - резюмировал Костя, - что против нас действовали неизвестные антропоморфные мутанты, обладающие исключительной мускульной силой.
Вообще-то я в глубине души чего-то подобного ожидал. Уж больно странным представлялось мне, что боевая группа из восьми человек будет так себя насиловать: таскаться по Зоне с тридцатикилограммовыми штангами!
- Слышали, товарищ майор? - Я обернулся к майору Филиппову, который стоял рядом с нами, наблюдая в бинокль, как приземляются рядом с Подстанцией присланные за ранеными вертушки.
- Слышал. Я только не понял, какие выводы мы должны сделать.
- Выводы такие, что против нас действует какая-то сила, о которой мы ничего не знаем. Не сталкерская группировка. А… черт знает что.
- Лучше не придумаешь. - Филиппов тяжело вздохнул. - Ладно, пошли отсюда. Как только найдем укромное местечко, где не воняет гарью - обедаем. А то мы что-то завоевались за родину, надо и о личном счастье подумать. Потому что личное счастье быстротечно.
Я кивнул. Про быстротечность личного счастья у меня тоже была история.
История четвертая, о быстротечности личного счастья
В бытность мою студентом первого курса физфака - а было, представьте, и такое время - шевелюра у меня на голове была густой и без седины, а в голове у меня было пусто. Денег у меня тогда не было совсем. Ну то есть совсем-совсем. И где их заработать, я не имел никакого понятия.
Нет, я слышал, что можно устроиться на сборочный конвейер, скручивать какие-нибудь там велосипеды или мясорубки. Или отправиться в "Макдоналдс", складывать дабл-чизбургеры и бигмаки из подручных материалов.
Но я понимал, что если пойду работать, с физфака меня скорее всего выгонят за неуспеваемость. А быть выгнанным мне не хотелось - "что скажут мама и папа?" Тогда меня еще волновали такие вещи…
На занятия я ходил в одних и тех же джинсах, разве что свитера менял - полосатый на серый, а серый на полосатый. На занятиях же этих ничем не блистал. Ну разве что на лабораторных демонстрировал повышенную рукастость…
Не подумайте, что я впал в маразм и решил тут вам рассказать всю свою юность от первой поллюции до первой тысячи долларов. Я просто хочу сказать, что понятия не имею, чем именно я заинтересовал Анну, девушку с претензиями. Ничего из того, что должно наличествовать у настоящего самца, у меня не было и в помине.
Анна была модель. Ну то есть она сама так себя репрезентовала.
- Я - модель! - говорила Анна с длинной паузой после "я".
У меня же при слове "модель" всегда была, да и осталась одна умолчательная ассоциация - "кордовая модель самолета". А вовсе не расфуфыренная девица, с отмороженным видом чешущая по подиуму.
Анна и впрямь была видной, ухоженной, хотя и, что называется, "не моего типа" - длинные блондинистые волосы до попы, закрученные в упругие локоны, губы-подушечки, точеный узкий носик, брови белобрысыми полумесяцами. Ну и конечно, ее попа с грудью пели чувственные гимны немецкой силиконовой промышленности…
Какого ляда фигуристая и когтистая Анна поступила на физфак с его матанами и кристаллографиями, никто не понимал. Для таких барышень у нас в универе существовали совсем другие, "щадящие" факультеты, выполняющие функции сошедших с исторической арены "институтов благородных девиц": социологический, экономический, ну в крайнем случае философский. Но потом я случайно узнал, что нашему декану Анна приходится племянницей и все встало на свои места.
В сачковании занятий Анна, племянница декана, достигла таких вершин, что это замечали даже такие отпетые прогульщики, как я. Преподаватели то и дело интересовались, кто язвительным, а кто и сонным тоном, не отчислена ли Мешкова. Пару раз я слышал, как Анна оправдывалась. Сыпала какими-то мудреными словами - "кастинг", "ребрендинг", "стрейчинг"…
Когда Анна все-таки снисходила до посещения занятий, все мужское население нашего факультета взирало на нее с каким-то отстраненным внеполовым любопытством. Отстраненным - потому что было понятно, что никому из нас не обломится. Ведь такова селяви. Но все же любопытством - женщины у нас в группах были все наперечет. И за каждой уже стояла очередь из нелюбителей знакомиться на дискотеках. Если вдруг девушка спросит меня, что именно надо делать, чтобы выйти замуж за хорошего человека, скажу: иди на физфак. Там разбирают всех. Там любой кривозубой, толстомясой и невыносимой болтливой дурочке радуются, как кладу с золотыми монетами времен Петра Первого.
Подытожим: Анна была очень даже, но для меня ее как бы не существовало.
Поэтому когда после лабораторной работы, на которой нас назначили в пару, она предложила мне прийти к ней домой, "чтобы как следует подготовиться к коллоквиуму", я был страшно удивлен. Мол, чем заслужил?
Но молодость есть молодость. Удивлялся я недолго. Сразу после окончания занятия, на котором Анной было сделано это многообещающее предложение, я смылся из универа и поскакал к парикмахеру. А потом в магазин - покупать на деньги, кстати подаренные бабулькой на день рождения, новые джинсы и новую футболку. Ну и - новое белье. И бутылку шампанского. И конфеты с цветами. И презервативы. Штук десять, не меньше…
Замечу, что сомнений в том, что заниматься мы будем отнюдь не подготовкой к коллоквиуму, у меня не было не по причине обычной мужской самоуверенности. А потому что Анна, как девушка честная и привыкшая брать от жизни самое лучшее, сразу предупредила меня, что хочет именно полусладкое шампанское, а не какое-нибудь там полусухое.
В общем, на часах было девятнадцать ноль одна (приглашен я был на девятнадцать ноль-ноль). Я снимал ботинки в прихожей ее навороченной квартиры. А она шуршала упаковкой от букета - я выбрал для нее голландские колокольчики нежно-розового цвета - и вводила меня в курс дела.
- Значит, так… Квартира эта не моя, а Кузи… Кузя - он хороший. Кузе пятьдесят два года, но ему больше сорока никогда не дашь…
- Ху из мистер Кузя? - спросил я, бережно вешая на плечики замшевую куртку, позаимствованную, для форса, из отцовского гардероба.
- Кузя - мой продюсер. Я с ним живу.
- В каком смысле "живу"? - поинтересовался я.
- Во всех! - легко откликнулась с кухни Анна.
У меня подкосились ноги. В лицо подул смердящий ветер разочарований. Мне вдруг на секунду показалось, что я понял неправильно все, что только можно было понять неправильно. Сейчас мне под нос сунут учебник по высшей математике и…
Но Аня оказалась девушкой современной. И тут же объяснила мне, почему париться не следует.
- Кузя - он хороший, - повторила Аня, ласково усаживая меня в глубокое кожаное кресло напротив себя. - Но, во-первых, он сейчас в командировке и приедет только завтра утром…
"Ага… Значит, до полуночи, ну максимум до часу, надо бы смыться, а то мало ли? Вдруг этот Кузя решит сделать сюрприз? Или вдруг выяснится, что у него утро начинается в полвторого ночи? Как понедельник у иных товарищей начинается в субботу?"
- А во-вторых, - с вульгарной растяжкой в голосе продолжала Анна, - он мне больше друг, чем… ну это… ты понимаешь…
Анна закатила глаза, словно бы хотела сообщить мне, что если бы могла, то в этом месте своих откровений обязательно зарделась бы. Но ведь моделям краснеть не положено!
- То есть вы не спите… ну… друг на друге? - растерялся я.
- Почему "не спим"? - сказала Анна обиженно. - Спим. Но… В общем, какая разница! - Анна грациозно махнула ручкой с на совесть нарощенными и наманикюренными коготками.
Конец этому неловкому разговору положило упитанное пепельношерстое существо, которое вдруг прыгнуло мне на колени и застыло там, будто так и надо.
Анна просияла.
- А это наш Буб!
- Это его так зовут? - спросил я, оскалившись. Котов я по жизни недолюбливал.
- Буб по-немецки значит "малыш". А поскольку Кузя вывез его из Германии..
- Хорош "малыш"… Килограммов шесть, - проворчал я, осторожно проводя рукой вдоль хребта модельного захребетника, да простится мне такой тухлый каламбурчик. - Так это немецкая порода? Правильно?
Я был рад говорить о чем угодно, лишь бы не о продюсере Кузе, чья бритоголовая, с упругими складками под бритым затылком, харя раскуривала сигару в ореховой рамочке напротив меня.
- Нет, порода - шотландская. Это - шотландский вислоухий кот. Видишь, какие у него уши? - оживилась Анна. Чувствовалось, что про эту тварь она готова беседовать часами.
- Вижу, красивые.
- В следующем году будем размножать! - с энтузиазмом продолжала Анна. - Я уже и невесту ему нашла, Моника Констанция Земляника Вторая! - сообщила Анна, экстатически похохатывая.
- За это и выпьем! - сказал я, распечатывая шампанское.
Собственно, какая разница, о чем говорить во время процедуры, которую один мой поживший приятель называл "первой стадией спаривания - оконьячиванием"?
Наш разговор мы продолжили на широком сексодроме в спальне.
Аня поставила на кровать поднос с шампанским и закусками, вслед за чем принялась демонстрировать мне верхний ящик комода, битком набитый секс-игрушками.
Перед кроватью лежала кудлатая и дивной мягкости шкура австралийского мериноса. И я, прихлебывая приятно покусывающую нёбо жидкость, думал о том, как разложу длинноногую Анечку в шелковом халатике, едва прикрывавшем попу, на этой самой шкуре…
Я откинулся на подушки. Хмель ударил мне в голову, и я мечтательно смотрел на зеркальный потолок, который отражал все-все-все. И обещал отразить еще больше.
Шотландский вислоухий Буб был там же. Вначале он грыз какую-то хрустящую пакость. Затем играл кисточкой на покрывале. А потом… А потом Анна включила тягучую, со множеством вздохов и ахов медленную музыку и начала меня раздевать. И мне стало не до кошачьих.
Вот полетела на пол моя футболка, поддельная "Гуччи", вот начали ползти, ползти по бедрам узенькие джинсы… "Ух ты!" - радостно воскликнула Анна и джинсы тоже шлепнулись на пол. Носки и трусы я уже снял сам - не дожидаясь Анны, благо она аккуратно складывала на пуфик свой халатик. Приветливо качнулись мне встречь ее немаленькие груди.
- Иди-ка сюда, отличница Мешкова, - призывно сказал я.
Она прижалась ко мне и кровь бешено застучала у меня в ушах.
"Пора! Пора!" - вопило все во мне.
Я требовательно отстранил Анну, глядя на нее пожирающим взглядом.
Но у нее, похоже, что-то внутри не ладилось.
- Сейчас… Подожди, - сказала она, убирая мою руку со своей мягкой груди. - Давай еще выпьем по бокальчику!
Ну, поскольку я был в гостях, я лежал на чужой кровати, закусывал чужой клубникой и был юн и неопытен, мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Мы допили бутылку и принялись за следующую, принесенную Анной из бара.