Я разделся догола, вошёл в воду, неожиданно оказавшуюся теплее, чем воздух. Начал обшаривать ногами правый берег. Похоже - бочажок где‑то здесь. Ноги наткнулись на мешок. Я набрал в лёгкие воздух, нырнул и поднял со дна тяжёлый мешок, зашвырнул его на берег, вылез сам. В мешке оказались золотые подсвечники, золотой оклад с иконы, серебряные ложки. Так, понятно. Завязав мешок, я снова вошёл в воду и опустил его на прежнее место.
Ногами я нашёл ещё три таких же мешка. Ничего себе, да здесь ценностей поболе, чем у иного князя.
Я прошёл по берегу, подтянул за верёвку лодку и сбросил в бочажок все мешки, что лежали в ней. Когда я поднял последний мешок, под ним увидел простенькую саблю в ножнах. Так вот почему атаман кинулся на меня с топором - сабля лежала под мешками, а времени её искать у него не было. Против сабли же у меня, безоружного, шансов уцелеть - почти никаких.
Я вытащил саблю из ножен, осмотрел. Неважной стали, кое–где тронутая налётом ржавчины. Ладно, не в лавке оружейника, сойдёт и такая. Всё‑таки я не безоружный теперь, - быть неоружным в такое время хуже, чем быть голым.
Больше ничего ценного в лодке не было.
Я сел на вёсла, развернул лодку и выбрался из ручья в реку. Здесь и вёслами можно было не работать - сиди себе, подправляй иногда курс и смотри на проплывающие берега.
После полудня вдали показался Псков. Я сел на вёсла и стал грести. Вскоре я причалил у пристани и привязал лодку.
Быстрым шагом направился в город. За время моего отсутствия ничего не изменилось. Чем ближе подходил я к дому Ильи, тем сильнее ощущалось волнение. Хотя ведь не родственники они мне, а было ощущение, что после долгого пути я возвращаюсь домой.
Вот и улица, вот уже виден дом Ильи. Я непроизвольно ускорил шаг, сумка с инструментами оттягивает руку, но я уже почти бегу - сердце отчаянно колотится. Открываю калитку.
На стук оборачивается Маша, вешающая бельё на верёвку, взвизгивает, бросает белье на землю и забегает в дом. Раздаётся вопль: "Он вернулся!" И через несколько мгновений из дома выбегает простоволосая Дарья и бросается мне на шею, покрывая лицо поцелуями.
- Вернулся! Где же ты пропадал, моё сердечко измучилось совсем.
Рядом крутится Маша, норовя обнять. Из дома степенно выходит Илья, но, не выдержав, подбегает и с ходу обнимает меня. Не удержав веса обоих, я выпускаю из рук сумку, и мы все вместе падаем.
Илья незлобиво ворчит:
- Совсем девки ополоумели от радости! Накормить человека надо, в баньку сводить, так они на землю его свалили. Ну‑ка - брысь отседова, непутёвые.
Дарья с Машей побежали в дом, а мы с Ильёй поднялись, отряхнулись. Илья придирчиво осмотрел меня:
- Похудел, одёжа поистрепалась. Ну - ничего, мы тебя подкормим, оденем, будешь как новенький. Пойдём в дом.
Илья подхватил мою сумку, взял меня под Руку, и мы пошли в дом.
А здесь кипела суета. Дарья и Маша бегали с кухни в трапезную, накрывали стол. Мы чинно уселись на стулья.
- Долго мучить не стану, ещё будет время наговориться. Где пропадал? Хоть весточку бы прислал.
- В плену у шведов. Оттуда весточку не пошлёшь. Как стали пленных менять, так я и вернулся.
Дарья, услышав мои слова, замерла.
- Иди, иди, видишь - оголодал парень в плену.
Дарья убежала за новым блюдом.
- Убивалась по тебе. Как ночью уехал - ни весточки: где ты, что с тобой? Убили тебя или кралю себе какую нашёл? Так вещи твои остались в комнате. Говорю ей - не таков Юрий человек, чтобы исчезнуть, не попрощавшись, стало быть - беда приключилась. Я бы на выручку примчался, только где тебя искать?
- Вот он я - чего меня искать; кормите, третий день не евши.
- Эй, девчата, герой с голоду помирает. Неуж побыстрее нельзя?
- Сейчас, скоро уже.
- Дарья, сама накрой, Маша пусть баньку затопит.
Я вымыл руки и лицо, вернулся к столу. Быстро девчата организовали угощение: курица вареная, лапша, пироги с рыбой, каша пшенная с маслом и яблоками, квас, пиво и вино на выбор.
Я понемногу стал есть, памятуя, что после воздержания много есть за один присест опасно. Пил пиво, опасаясь от вина захмелеть с голодухи. Даже после кружки пива в голове зашумело. Почувствовав сытость, я откинулся на спинку стула.
- Спасибо, Илья и девочки. Глазами бы всё съел, ан нельзя сразу. После баньки продолжим.
- Ну пока банька топится, расскажи.
Я начал с момента, когда за мной домой приехал ратник. И далее подробно - о засаде на дороге и гибели ратника, о пленении, о работе у шведов в обозе, о чудесном избавлении из плена. О притопленных в ручье ценностях умолчал. Почему - и сам не знаю, просто поостерёгся до поры. Правда, о лодке упомянул, сказав, что шёл вдоль берега реки и наткнулся на неё случайно.
А потом я пошёл в баню.
Скинул в предбаннике грязную одежду, шагнул в баню. Было сумрачно, влажно и тепло. По телу побежали струйки грязи. Я взял ковшик, плеснул на камни. Жахнуло жаром, обдало паром. Хорошо–о-о!..
Открылась дверь, и вошла Маша - в одной сорочке.
- Илья послал помочь. Ложись.
Я улёгся на лавку, Маша окатила меня из ковшика, полила ладошкой из бадейки со щёлоком и принялась тереть мочалкой. Было ощущение, что вместе с грязью с меня снимают старую кожу. Маша окатила меня тёплой водой, смывая остатки грязи.
- Переворачивайся.
Я послушно перевернулся. Процедура повторилась. Снова окатила меня водой. Вышла в предбанник, вернулась с ковшиком кваса и плеснула на камни. Зашипел квас, полыхнуло жаром - так, что чуть не затрещали волосы. Маша взяла берёзовый веничек, поводила над телом, начала легонько похлопывать им по телу. Поры на коже открылись, я весь покрылся потом. Перевернула меня снова и вновь прошлась веничком. Веничек хорош - мягкий, раскидистый, духовитый. Запах берёзы смешивался с хлебным запахом кваса, и дух в бане стоял - словами не передать.
Маша окатила меня горячей водой, так, что от неожиданности я чуть не заорал.
- Всё, барин, чистый.
Маша рукой взялась за мои чресла, приподняла прилипшую к телу рубаху и уселась на меня. М–м-м! Я лежал неподвижно, Маша двигалась сама. Взорвался я быстро, к немалому Машиному неудовольствию.
Встал, ополоснулся водой.
Мы вышли в предбанник. Грязную одежду Маша унесла ранее, на лавке лежала чистая одежда - не моя, Ильи. Я обтёрся, надел чистое. Чувствовал я себя как младенец. Немного же человеку для счастья надо. Поел, помылся, побыл с женщиной, теперь бы поспать.
Однако поспать не получилось. За столом меня уже ждали. Началась неспешная беседа - как там, у шведов, какие порядки?
Наконец пришёл черёд чая. Маша внесла самовар, сахарная голова и сушки уже стояли на столе. Ну какой же русский ограничится одной чашкой? Мы откалывали щипчиками от сахарной головы по кусочку и пили чай, что называется, "вприкуску". Треск за столом от хруста сахара и баранок да сушек на зубах стоял изрядный - как будто сухие макароны ломали. Мне стало смешно.
- Вот, Юра уже заулыбался - отошёл, значит. Ну, теперь герою и отдохнуть пора. Постель уж давно готова.
Я поднялся в свою комнату, сбросил войлочные чуни, что дали мне после бани, и рухнул в постель. Отрубился сразу. И снились мне ласковые женские руки и сладостные поцелуи на губах.
Стоп, да это же не сон… Я наяву ощутил, как женские руки глядят мою кожу, волосы. Я протянул руку и ощутил тёплое женское бедро под тонкой сорочкой.
Ну Машка, чертовка, ну проказница! Не взяла своё в бане, так решила продолжить… Хоть бы выспаться дала, шалунья.
Я притянул женщину к себе, впился своими губами в её дрожащие губы, провёл другой рукою по вздымающейся от волнения груди. Да это же не Маша, у той грудь поменьше. "Дарья!" - пронеслось в голове. Я отпрянул. Дарья - а это была именно она, - обиженно прошептала:
- Не люба я тебе разве, по что отвергаешь меня - брезгуешь?
- Ты что, и в мыслях такого не было. Просто не решался, Илья же внизу, услышать может.
- И пусть услышит, лишь бы ты от себя не гнал, у сердца приголубил.
Ну что ты будешь с ними обеими делать? Не гнать же!
Я приобнял Дарью, повалил на постель. Под рубашкой у женщины ничего не было, я стащил сорочку и начал ласкать груди. И очень скоро убедился - Дарья оказалась женщиной знойной, темпераментной, но - абсолютно неумелой. Я не торопился - всё‑таки Маша разрядила, да и соответствовать облику защитника и освободителя надо, не ударить в грязь лицом, вернее - чреслами.
Дарья начала постанывать, я чувствовал, что она недалеко от точки закипания, и медленно вошёл. Затем ускорил темп и остановился, стал покрывать шею и ушки поцелуями, перешёл на соски, слегка покусывая. Дарья обхватила меня руками, сжала. Я продолжал движение, и вскоре Дарья громко застонала, изогнулась и крикнула. Я застыл в изумлении.
- Дарьюшка, тихо, батюшка услышит.
- Да и пусть слышит. Так хорошо мне ни с кем не было, - шептала она, тяжело дыша. - У мужчины и женщины так всегда бывает?
- Не всегда.
- Муж у меня был, думала - люблю, а он отвернулся от меня, даже спал со мной редко, а уж ласкал ли - и не помню. Да ещё и этот, во дворе, которому ты отомстил за меня. Вот и весь мой опыт.
- Я думаю, у тебя сегодня опыта прибавилось. - Я ласково укусил её за ушко.
- Ты тать и разбойник, никогда не думала, представить себе не могла, что вот так сама к мужчине приду. А мы ещё продолжим?
- Даш, сил нету после мытарств. Глаза закрываются. Я ведь не собираюсь вас покидать, и у нас ещё впереди много сладостных ночей.
- Ладно, шкодник, спи.
Дарья нашла свою рубашку, но надевать не стала - так и ушла обнажённой, унося рубашку в руке.
Я мгновенно отрубился. Слишком много событий и впечатлений за один день и две ночи.
Встал я поздно, чуть ли не в полдень. Илья спозаранку ушёл по делам, но я и не слышал утренней суеты - женщины меня оберегали, и в доме была полная тишина.
Зато какой роскошный завтрак меня ждал по пробуждении! Накрытый стол меня изумил - и когда только Маша успела всего наготовить - ума не приложу, но завтрак был разнообразен и вкусен, как никогда.
Через час заявился Илья, и завтрак плавно перешёл в обед. Сегодня я уже пил не пиво, а вино.
- Цены на зерно растут, год выдался неурожайный, - пожаловался Илья.
Обед продолжался часа два, Илья пересказал все городские новости. Потом зевнул.
- Что‑то спать охота, пойду вздремну немного. Ночью кошмары снились, - кричал вроде кто‑то.
Я чуть не подавился куском пирога, взглянул на Илью. Нет, говорит на полном серьёзе, без издёвки. Интересно, он догадался или нет? Всё же неудобно как‑то, я же обеих его женщин обиходил. Ладно, Маша - служанка всё же. Раньше в русских банях мужчины и женщины вообще мылись вместе и ничего срамного в этом не находили. Потереть в бане спину противоположному полу - в порядке вещей, но Дарья?
Я бросил на неё взгляд. Сидит с невинным видом, вроде как ночные крики её не касаются. Тоже мне - Мата Хари. А глазки‑то блестят, явно понравились ночные похождения. Пойду‑ка и я чуток посплю. Чую я, предстоящую ночь спать не придётся.
И точно, я как в воду глядел. Как только дом затих, и домочадцы отошли ко сну, тихонько отворилась дверь, и ящерицей ко мне под одеяло юркнула Даша… И так меня опустошила, что утром ушла на подгибающихся ногах, а я потом проспал до обеда.
Пожалуй, хватит так развлекаться, Илья быстро вычислит причины чёрных кругов под глазами у дочери и у меня, или Маша доложит. А может - он и сам хочет, чтобы мы побыстрее сблизились? Годы берут своё, хочется успеть увидеть внука–наследника.
Но всё же не стоит гнать лошадей, коль дорога не готова, я в этом доме - примак. Мужчина должен иметь свой дом. Деньги у меня на дом теперь были, хватило бы и тех, что лежат в моей комнате - даже с лихвой. А если учесть, что у меня притоплены в ручье сокровища, то я просто Крез.
А на следующий день Илья меня огорошил:
- Купечество схотело ватажку собрать, да на Урал–горы послать. Как думаешь, стоит ли пай вкладывать?
- А чего вам на Урале делать?
- Да вот пермяки у нас были, с Чердыни, что за Хлыновым. Бают, каменья самоцветные в тех горах есть.
- Илья, был я в тех местах. Есть каменья, только они за горами, с другой стороны хребта, а там Сибирское ханство, Кучум там правит. Как ты думаешь, понравится ли ему, если кто‑то без его ведома будет самоцветы добывать? То‑то. Откажись, пустое.
- Дельный совет - я уж было деньги пересчитывать стал, прикидывать хватит или не хватит. Гляди‑ка, во многих землях ты побывал, а говоришь - к торговле немощен.
- Нет, Илья, не моё это.
- Тогда присоветуешь что?
- Думаю, производство надо налаживать.
- Это как?
- Ну, вот ты торгуешь; в одном месте дешевле купил, в другом дороже продал. Разница между ценой и есть твой навар, твой доход, с которого ты живёшь.
- Правда твоя, только все купцы так живут. За копейку купил, за две продал.
- Для этого ездить надо в другие земли, и знать - где какие цены.
- А как без этого? На том и стоим. И ещё удача быть должна, без неё - никак.
- Будущее не за торговлей, а за производством. Поставь фабрику - выпускай ткани, никуда ездить не будешь, головой рисковать - у тебя другие купцы товар покупать будут, коли качество хорошее обеспечишь.
- Так тканей на Торжище полно.
- Конечно, шёлк, как в Китае, ты не сделаешь - так лён можно на Вологодчине покупать.
- Зачем на Вологодчине - у нас растёт.
- Купи землю с деревней, чтобы рабочая сила была, изо льна сделай ткань - у тебя её купят.
- Не понял пока, в чём выгода.
- В дешевизне. Сделать самому на местном сырье дешевле, чем покупать за тридевять земель, да ещё и в Псков везти. Иностранцы опять же купят. Управляющего честного найди - присматривать за производством, да и стриги купоны.
- Чего стричь?
- Это я так - к слову. Конечно, вначале вложиться надо - избу большую поставить, станки ткацкие закупить, людей обучить. Но всё же окупится - это не за Урал ехать.
Илья задумался, потом взял перо, бумагу и начал считать.
- Это ты где такое видел?
- В чужих землях - во Франции, в Венеции. Не хочешь ткани делать, можешь олово лить - ну, ложки, пуговицы, миски–кружки.
- Гляди–ко, а я сам не додумался.
- Думай. Нужно будет - подскажу, как лучше сделать.
- А торговля?
- Торгуй и дальше, кто тебе запрещает? Вот только кто первый встал - того и тапки.
- А это ещё что?
- Это такие удобные мягкие чуни на ноги, подошва войлочная, верх - из ткани.
- Не видал. И что - покупать будут?
- Ты много чего ещё не видел, Илья, хоть и во многих землях бывал. Только вот дальше торга ты не ходил.
- Твоя правда. Я ведь товар приезжаю покупать, а не смотреть, как его делают.
И такие разговоры у нас теперь были каждый день за обедом. Я чувствовал, что Илья всерьёз заинтересовался моими предложениями.
- Хорошо это всё, что ты говоришь, только денег требует сразу много, а отдача - не скоро.
- Если всерьёз возьмёшься, могу занять.
У Ильи округлились глаза.
- У тебя что - такие деньги есть?
- А сколько надо?
- Не считал точно, но думаю, много - рублей сто. Серебряных, - уточнил он.
- Надо - так будут.
- Гляди–ко, что - хирургия твоя такие барыши тебе приносит?
- В обычной жизни - немного, но если не сидеть сложа руки, можно прилично заработать. Вот оперировал я как‑то дочку венецианского дожа, Джульетту, так кучу золотых монет получил.
- Золотых? - охнул Илья.
- Ага, целых пятьсот дукатов.
- Не может быть, покажи.
- Нет у меня сейчас этого золота. А другое есть, и серебро тоже.
Я взял Илью под ручку, провёл в свою комнату, развязал мешок и высыпал его содержимое на постель.
Илья осмотрел каждое изделие, чуть на зуб не попробовал.
- Да, этот мешок дорогого стоит. Верю, что можешь в долг дать. А почему сам за производство не возьмёшься? Меня уговариваешь, а сам?
- Илья, если я займусь производством, кто будет лечить? Мне нравится моё дело, тебе - твоё.
- Какая разница, лишь бы деньги были.
- Э, нет, ошибаешься. Можно быть удачливым купцом, умелым строителем, но если ты не будешь любить своё ремесло, то никогда не достигнешь в нём высот. Вот подумай сам - мог ли каменщик построить Троицкий собор, что в кремле, без любви и таланта?
- Так то собор - его строителями, может, сам Господь руководил. А в долю войдешь?
- Нет уж, Илья. Купец ты знатный, а производством не занимался - опыта нет. Прогоришь ты - плакали мои денежки.
- А говоришь - склонности торговать нету. Ты поперёд меня все риски просчитываешь.
- Коли хочешь попробовать, Илья, начни с малого - создай артель человек на десять работного люда. Денег больших для начала не потребуется. Может - своими обойдёшься, а нет - так мой мешок к твоим услугам.
Мы ударили по рукам.
ГЛАВА VII
Наступила дождливая осень, небо затянуло низкими серыми тучами, из которых на землю лил и лил занудный дождик. Ещё ходили по рекам и озёрам баркасы и ушкуи. Купцы спешили наполнить торговые лабазы товаром.
Дороги уже развезло, они стали непроезжими и почти непроходимыми. Ещё две–три недели, ударят первые морозы, и тогда сообщение между городами прервётся на месяц, пока не окрепнет лёд на реках и землю не покроет снег. Тогда уж только потянутся санные обозы, оживится торговля. А сейчас - почти мёртвый сезон. Горожане сидят по домам, жизнь теплится лишь в мастерских, где кузнецы, гончары, шорники, плотники и прочий мастеровой люд продолжает трудиться так же, как и их отцы и деды.
На такой период прекращаются все и всякие военные действия. Просто невозможно их вести, когда не только пушку нельзя провезти на телеге, а и сами кони увязают по брюхо в грязи.
Вот и мы сидели в уютном доме Ильи. Сам хозяин ненадолго выбирался по своим делам, ко мне ходили пациенты. По вечерам мы устраивали долгие чаепития - под баранки да неспешную беседу. В роли главного рассказчика выступал я, повествуя о странах, где был, и о том, каковы там нравы. Вспоминал интересные истории, иногда рассказывал сказки и легенды. Слушали все с большим интересом - более благодарных слушателей я не встречал. И то - газет, радио и телевидения не было, падёт корова у соседа - на два дня разговоров.
Я всё раздумывал - что делать с ценностями, затопленными в ручье. Достать их и пустить в оборот? В конце концов решил - пусть пока лежат, вода хорошо хранит тайны. Денег на безбедное житьё хватало.
Женскими ласками я тоже не был обделён. Дарья посещала меня почти каждую ночь, а иногда я ухитрялся получить "доппаёк" и с Машей. Даже скорее она с меня - в бане или других непредвиденных местах. И так - вроде жизнь вошла в спокойную колею.