Масштабы бедствия ужасали. Вдоль дорог расположились беженцы, кое–где виднелись натянутые шатры. Тысячи людей брели к окрестным деревням, в поисках воды и пищи.
Нам бы на ушкуй ещё два–три рукастых мужика, и тогда можно смело идти дальше. Только как определить, кто рукастый и умелый, а кто нет? Многие сейчас в шоке, и отойдут через день–два.
Меня тронули за рукав. Я повернул голову. Рядом стоял довольно крепкий мужик лет сорока.
- Помоги полог натянуть.
Я пошёл за мужиком. К двум веткам дерева был привязан за верёвки парусиновый полог. Мы взялись за другие две верёвки, растянули полог, обмотали концы вокруг деревьев.
- Вот спасибочко. - Мужик постоял минуту: - Теперь вроде как дома. Только вместо старой избы новую пятистенку поставил - и всё прахом. Да дом - ладно, дело наживное - жена и детки в огне сгинули, так что и хоронить нечего, одни головёшки. Татары‑то где ныне - не слыхал?
- Не знаю. Сам ходил в город - узнать, да кроме пепла и угольев - ничего. Зачем полог большой натянул, коли одинёшенёк остался?
- Какой нашёл, такой и повесил. А что мне одному велик - так вон беженцев сколько, пусть пользуются - всё какое–никакое укрытие.
Мне понравилось его высказывание.
- Чем на жизнь зарабатывал?
- Лоточник я - тем и кормился.
- Кроме торговли, что ещё можешь?
- Да всё. Дом вон своими руками сладил, печь - врать не буду - брательник клал. Злой он до каменной работы.
- На корабле плавал ли когда?
- Как не плавать? Найди торгового гостя, что на корабле не плавал. Мыслю я - нет таких.
- Пойдёшь ко мне в команду? Людей после пожара не осталось, а мне во Псков надо.
- Почему не пойти? С превеликим удовольствием. Всё равно - ни семьи, ни дома, ни денег - ничего нет. На Москву нынешнюю смотреть - одни слёзы, лучше уж в другие места податься. А сколь платить будешь?
- Как всем - полушка в день, харчи за мой счёт.
- Согласный я, меня Егором кличут.
- Тогда пошли, Егор, со мной. Кораблик наш далековато, версты две отсюда.
- Да разве это далече?
Мы пошли по дороге и вскоре добрались до Яузы. Навстречу медленно опускался по течению наш ушкуй, парусов на нём не было. На носу стоял Фрол и поглядывал на берег. Завидев меня, он махнул рукой Акакию, и ушкуй мягко ткнулся носом в песок.
С борта на берег сбросили сходни, причём сходни новые. Я удивился - мы же, из Москвы убегая, сходни бросили. Фрол похвалился:
- Мужики, что ты прислал, сиднем не сидели. Посетовали они, что на борт карабкались - неудобно, дескать, вот новые сходни и срубили.
- Молодцы рязанцы.
- А то! Это ещё кто с тобой?
- Нового человека в команду привёл, Егором звать. С нами пойдёт. Покушать осталось ли чего?
- А как же, оставили тебе - каша ещё не остыла. На двоих маловато будет, так не знали мы.
Мы с Егором по–братски разделили трапезу.
Все собрались на корме.
- Акакий! Ты в Псков дорогу знаешь?
- А то как же, ходил не единожды.
- Отлично. Кто оружием владеет?
Вновь прибывшие члены команды лишь руками развели. М–да, в случае чего рассчитывать придётся на себя и на Фрола.
Мы прочли молитву, перекрестились.
- Ну, что, Акакий! Командуй!
Мы убрали сходни, вшестером подняли большой парус и направились по Яузе вниз по течению.
Акакий стоял на своём месте у рулевого весла, мы же мрачно смотрели на сгоревший город. На стрелке Яузы и Москвы–реки повернули направо.
К вечеру удалось добраться до Волока Ламского, где и заночевали.
Утром команда проснулась от стука в борт.
- Эй, на судне, вас волочить, али просто ночуете здесь?
Я свесил голову с борта. На берегу стоял дюжий молодец.
- Волочить.
- Два рубля серебром, и деньги вперёд.
Я отсчитал деньги и бросил парню.
Парень сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Вскоре из леса вышли ещё несколько человек, зацепили за нос судна канат и стали крутить лебёдку. Ушкуй медленно выполз на берег, точно встав на густо смазанный салом жёлоб из дерева.
Подогнали коней–тяжеловозов - крупных, с толстыми, мохнатыми ногами. Не иначе - специально отбирали для волока. Лошади медленно потянули судно.
- Эй, на судне! Чего это кораблей на волок уже третий день нету? Всё время очередь стояла, а сейчас как отрезало.
- Ты что, нешто не знаешь? - свесился с борта Фрол. - Москва давеча сгорела!
- Как сгорела?
- Татары напали - весь город сожгли, осталось одно пепелище. Людей погибло - ужасть!
Парень от удивления аж рот разинул.
- То‑то ж чуяли мы - гарью тянет. Не знали мы - ты первый сказал. А царь? Царь‑то где?
- Да что же он - мне докладывает?
Парень почесал затылок и побежал вперёд поделиться новостью с артельщиками.
На следующий день мы уже качались на волнах Волги. Конечно, попасть на Волгу можно было и другими путями - например, спустившись по Москве–реке до Оки, а потом, у Нижнего - на Волгу. Но это означало долгий путь, к тому же - по земле, где бесчинствовали крымчаки.
До Твери мы добрались спокойно и быстро - помогали течение и попутный ветер. В Твери встали у городской пристани на ночёвку. В городе было тихо - чинно торговали купцы, жители степенно прогуливались по улицам - как будто мы попали в другой мир.
Я спросил у мытаря на пристани - знает ли он о пожаре в Москве. Зевнув, мытарь ответствовал:
- Ну и что - пожар. Эка невидаль! В Твери тоже, бывает, дома горят, а то и целые улицы. Москва - город богатый, отстроятся.
Я так понял, что люди ещё не осознали масштабов постигшей Москву катастрофы.
Переночевав у городской пристани, мы позавтракали и уже собирались отплыть, когда на ушкуй завалилась толпа пьяных с утра кромешников. Наглые, упиваясь своей властью и безнаказанностью, опричники заявили, что им надо в Углич, на службу к государю. На слова Акакия, что мы плывём в другую сторону, они только посмеялись, а самый наглый ударил кормчего в зубы.
- Ты в ноги поклонись, не то с борта выкинем - вас и так на посудине много.
Я, стиснув зубы, придержал Фрола, схватившегося за поясной нож.
- Хорошо, в Углич - так в Углич.
И подмигнул Акакию.
Мы подняли паруса и отвалили от пирса. Пьяная компания побуянила намного, попела песни да и разбрелась по кораблю, уснув в самых неожиданных местах. Видно, пили и гуляли всю ночь - перетрудились на государевой службе. Лишь один опричник проявил ненужное любопытство - открыл трюмный люк и полез проверять - что там находится. Пьяно осклабившись, пошутил:
- Коли вино везёшь, считай, что не повезло - всё до Углича выпьем.
Когда он спустился в трюм, я захлопнул люк и задвинул запор. Да что ж мне так не везёт с этими кромешниками? Или их уж очень много на многострадальной Руси?
Я подошёл к Акакию.
- Ты что, в самом деле к Угличу путь держишь?
- Как бы не так - я уж с Волги на Тверцу повернул, только эти пьяные ироды не заметили.
Я подошёл к Фролу.
- Что делать будем с незваными гостями? Очухаются вскоре - прикажут в Углич везти.
- За борт их всех - натерпелся я ужо от них. А там - ничего не видели, не знаем.
- Я не против, только что рязанцы и Егор скажут? Не продадут ли в ближайшем городе?
- Не должны.
Мы с Фролом подошли к лежащим опричникам. Взяв за руки за ноги первого, вышвырнули его за борт. По–моему, эта пьянь даже проснуться не успела.
За первым последовал второй, третий… Акакий с удовольствием наблюдал, как очищается палуба, и поглядывал назад.
- Ни один к берегу не выплыл - все утопли, - с видимым удовольствием сообщил он.
- Не все - есть ещё один, вино в трюме ищет.
Рязанцы, доселе наблюдавшие за экзекуцией со стороны, побежали к трюму, откинули люк и выволокли на палубу упиравшегося опричника.
- Эй, братья! Измена! - заорал он. Увидев пустынную палубу, заткнулся, глянул на нас затравленно. - Вы что с ними сделали?
- Так они освежиться после пьянки захотели - не удерживать же их.
- Я плавать не умею! - заканючил он.
- Вот и учись! - Егор врезал ему в ухо здоровенным кулачищем. Кромешник свалился на палубу. Рязанцы схватили его и бросили за борт. Опричник заорал, стал молотить по воде руками, но вскоре ушёл под воду, пустив на прощание пузырь.
- Не всё вам людей топить, как в Новгороде, - пробасил Егор.
Но вот и славно, на корабле вроде дышать легче стало. И новые члены команды не подвели, показали себя с лучшей стороны - не ошибся я, отбирая людей на корабль. Пожалуй, во избежание инцидентов, лучше ночевать у берега. В городах, у пристани, конечно, спокойней. Но так казалось до сегодняшнего дня.
Мы миновали Вышний Волочек и заночевали у берега. Пришлось по очереди дежурить, но это всё же лучше, чем терпеть издевательства опричников.
Выбрались на Мету, и по ней - до озера Ильмень. Немного поспорили - заходить ли в Великий Новгород, что стоял на его северном берегу. Решили - не стоит рисковать. Город после расправы с ним Ивана Грозного опустел, торговли нет, опричников полно. Лучше пройти мимо. Так и сделали.
По Волхову вышли в Ладогу. Громадное озеро не уступало по размерам иному морю - только вода была пресной, но волны катились по Ладоге вполне серьёзные. Ушкуй раскачивало, и у рязанцев чуть ли не приключилась морская болезнь. Слава богу, плавание по Ладожскому озеру оказалось непродолжительным, и мы вошли в Неву. Я с интересом поглядывал на пустынные берега - через полтора столетия Пётр Великий заложит и поднимет здесь город. А сейчас - низкие, местами болотистые берега, поросшие чахлым лесом.
Перед впадением Невы в Финский залив мы остановились на ночёвку, хотя до вечера ещё было далеко.
- Лучше здесь переночевать, чтобы завтра за день до Нарвы добраться. Отмелей здесь много, не приведи господь, задует ветер, тогда - пиши пропало, - сказал кормчий.
Мы устроили себе отдых. Фрол сходил с луком в лес, и вскоре принёс зайца и утку. Все оживились - давненько не ели свежей убоины. По такому случаю я не пожалел большого кувшина вина. За разговорами засиделись допоздна.
В залив вышли рано - лишь только рассвело. Шли в видимости берега, и к исходу дня вошли в реку Нарву. Справа на берегу был ливонский город Нарва, напротив его - русский Ивангород. Останавливаться мы не стали, и по реке Нарве прошли в Чудское озеро, где и заночевали. Близился конец нашего долгого путешествия. Завтра мы уже должны прибыть во Псков.
Я с удовольствием про себя отметил, что команда в пути сплотилась, даже рязанцы, которые держались вначале особняком, землячеством - и те стали дружны с остальными. Как ни крути, нас объединяла общая работа, общий котёл. И вот теперь - конец пути не за горами. Продадим товар - куда подадутся рязанцы и Егор?
Фрол с Акакием высказывали раньше намерения вернуться в Муром, но в последнее время всё больше молчали. И самое главное для меня - что делать дальше? Чем ближе Псков, тем сильнее меня беспокоила эта мысль.
Следующим днём мы пересекли Чудское озеро, через перешеек прошли Псковское озеро, показались вдали луковицы куполов псковских церквей.
Команда оживилась. Все собрались вокруг Акакия, который бывал в этих местах и сейчас рассказывал, какой богатый торг во Пскове, да какие величественные церкви. Собравшиеся слушали с открытыми ртами.
Ошвартовались мы уже в сумерках. Посоветовавшись с Акакием, я решил команду не распускать - кто его знает, как пойдут дела во Пскове?
С утра Акакий ушёл на торг искать оптового покупателя и вскоре вернулся сразу с двумя купцами. Оба полезли в трюм, долго осматривали товар, сразу делая записи на дощечки. Когда вылезли, начали сразу делить товар между собой и чуть не подрались. Каждый хотел забрать самые лакомые куски. Наконец они договорились между собой, ушли и вскоре вернулись с подводами.
Весь день команда перетаскивала товар на причал, и Акакий долго пересчитывал полученные деньги, поскольку купцы рассчитались мелкой монетой.
К вечеру трюмы нашего корабля были пусты, и все уселись у мачты. Согласно договору, я отсчитал из вырученных денег заработок рязанцам, Егору, Фролу, Акакию, и только потом - себе. Не забыл и о семьях погибших купцов.
- Есть недовольные заработком?
- Нет, всё по–честному, как и договаривались.
- Всё, мужики, я вам больше не указ - свободны. Фрол с Акакием обратной дорогой в Муром пойдут; хотите - договаривайтесь с ними на обратный путь, а сочтёт Акакий нужным, так и на постоянную работу возьмёт.
- Возьму - чего же не взять? Люди работящие, опыта набрались на судне. Опять же думаю - в Пскове прикупить товар надо, а в Твери али Рязани - продать, чтобы вхолостую до Мурома не плыть. Глядишь - и себе деньгу заработаем, и в купеческие семьи доля весомее будет.
- Верно мыслишь, кормчий. Напоследок переночую на судне, если не возражаешь, да с утра в город подамся.
- А ночуй - места много: пока товар нужный найдём, пока погрузимся, мыслю - не один день простоим.
По случаю получения денег устроили небольшой пир. Рязанцы разошлись - хотели на берег сбегать, в ближайший трактир - за дополнительной выпивкой, но Акакий сдвинул брови:
- После работы можно и отдохнуть и выпить, однако пьяниц на судне не потерплю. Завтра груз таскать придётся, а какие с вас работники будут? Да и деньги целее будут - домой больше привезёте, близких подарками порадуете.
Рязанцы виновато переглянулись и стали укладываться спать. Улёгся и я.
Не спалось. Вся команда уже храпела, только я ворочался с боку на бок. Одолевали вопросы: "С чего начать жизнь во Пскове? Где жить? Купить дом или снимать угол?" Деньги на покупку дома и безбедное житьё на год–два у меня были, но деньги имеют свойство быстро заканчиваться, сколько бы их не было.
Решил я для начала остановиться на постоялом дворе, поговорить с людьми, узнать новости. Коли и здесь лютуют кромешники, так лучше и не обрастать корнями, а искать другой город.
Последний раз переночевав на ушкуе, я утром, после завтрака попрощался с командой. Собрал свои скудные пожитки, в основном - оружие да деньги, причём собралось их изрядно - медяки за охрану судна, серебряные акче за лекарскую работу с Джафаром в Стамбуле и мешочек с золотыми дирхемами от визиря, по весу - около четырёх с лишним килограммов набралось.
Окинув с берега прощальным взглядом ушкуй, я мысленно пожелал команде удачи и направился в город.
Псков произвёл на первый взгляд вполне благоприятное впечатление - на улицах было много народа, на торгу кипела бойкая торговля, звонили колокола церквей. Сравнение с полувымершим Новгородом - явно в пользу Пскова.
Я устроился на постоялом дворе, где снял большую комнату о двух окнах, с широкой постелью. Сложив деньги и пожитки в сундук с замком, я отправился на торги - здесь быстрее всего можно было завести знакомства и узнать последние городские новости. Правил в городе умный князь Юрий Токмаков. После расправы над Великим Новгородом, когда пришёл черёд Пскова, князь так ласково и обходительно сумел принять Ивана Грозного, что город избежал массовых казней и больших грабежей. По совету князя на всех улицах города тогда стояли столы с яствами и такая неожиданная покорность умилосердила гнев царя. А после посещения кельи старца Николы Иван и вовсе покинул город, дозволив грабить только имения богатых людей и не трогать иноков и священников.
На торгу было много иноземцев: датчан, голландцев, немцев - встретились даже англичане. Купцы скупали меха, воск, пеньковые верёвки, большая часть которых шла на оснащение строящихся кораблей. Продавали же иноземцы медь в слитках и листах, железные крицы, пользовавшиеся большим спросом. Для открытия залежей железных руд под Курском и на Урале время еще не подошло, и местные умельцы добывали железо из болот - довольно скверного качества. Потому иноземное железо - шведское, немецкое - шло по высокой цене, но всё равно - раскупалось быстро.
А еще иноземцы продавали оружие, как холодное высокого качества - в частности, испанское и немецкое, так и огнестрельное. Тут выше котировались французские и английские пистолеты и мушкеты. После недолгих раздумий я приобрёл себе пистолет с запасом пороха и пуль.
Один из купцов–чужестранцев отважился даже продавать одежду европейского покроя - впрочем, без особого успеха.
Наслушавшись, сам того не желая, чужих разговоров, к концу своего похода на торг я уже знал цены на товары, последние городские и российские новости. Меня не могло не порадовать известие об уходе крымчаков в свои владения. Всех ужасали размеры разорения земель русских, а в Тавриду Девлет–Гирей угнал более ста тысяч пленников, угрожая повторением похода при отказе царя отдать Казань и Астрахань. Жители уже знали о жутком пожаре в Москве и о том, что Иван Грозный согнал крестьян из окрестных деревень для расчистки города, а также об указе царя собрать плотников и каменщиков для восстановления города. Ходили слухи об увеличении налогов для того, чтобы обеспечить строительство Москвы, а также о войне с ливонцами.
На постоялый двор я возвращался, обдумывая услышанные новости. До моего временного пристанища оставалось всего ничего - один квартал, когда из‑за высокого забора я услышал звуки ударов плёткой, мужской крик: "Изыди, сатана, чур меня, чур!" Внезапно крик оборвался, завизжала женщина.
Я уж было прошёл мимо, да любопытство заставило остановиться. На татей так не кричат - с ними дерутся.
Я подпрыгнул, ухватился руками за верхний край забора, подтянулся и забросил ногу на забор. За забором стоял двухэтажный деревянный дом - явно не из бедных. Во дворе лежал на земле мужик в окровавленной рубахе и штанах, прижимая руки к животу. Из‑под пальцев сочилась кровь. Буквально в двух шагах от него дюжий опричник держал молодую женщину за руки, а второй раздирал на ней платье. Платье с треском разорвалось, обнажив груди, и кромешник тут же за них ухватился.
От удара ногой резко распахнулась дверь, вылетела брошенная подушка, и вышел ещё один кромешник, таща за волосы ещё одну женщину, судя по одежде - служанку. Меня пока ещё не видели, а я сидел верхом на заборе и колебался - что делать. И что мне так "везёт" на кромешников? Лучше бы с татарами воевали, чем в городах бесчинствовать. Спрыгнуть обратно на улицу и отправиться на постоялый двор? Или вмешаться? Если вмешаюсь, добром для кромешников это не кончится, но и мне тогда хоть из Пскова беги. Однако и спокойно смотреть на это похабство сил нет.
Тем временем двое опричников уже подмяли женщину, и один из них взгромоздился на неё. Была не была! Меня ещё в городе никто не знает, поменяю одежду - может, и сойдёт с рук.
Я спрыгнул во двор и только тут понял, какую оплошность совершил. Сабля осталась на постоялом дворе - не ходят на торг с оружием. Купленный пистолет хоть и заткнут за пояс, но не заряжен.
Кромешник, тащивший служанку за волосы, удивился, увидев, что я перепрыгнул через забор, но волосы не отпустил. Сразу видно - не воин. Опытный вояка в такой ситуации бросил бы всё лишнее, освободил себе руки и выхватил саблю. Заминка стоила ему жизни - я выхватил свой поясной нож и сильным броском вогнал ему в сердце. В два прыжка подскочил к нему и из его ножен выхватил его же саблю. Она была в крови - вероятно, ею он ударил хозяина в живот. Я взмахнул саблей и срубил голову второму опричнику. Третий опричник, что увлёкся насилием, ещё ничего не понял, лишь пыхтел и пускал слюни.