Кир схватился за катану, когда из круглого отверстия, низко пригнувшись, вышли Мариэна и мужчина в рабочем комбинезоне с газовой лампой в руках. На терианке тоже был комбез, новая куртка и черные ботинки на ногах. Ссадину на виске она замазала желтой мазью.
Ступив вслед за ней на бетонную полку, незнакомец поднял лампу, оглядел двух землян и заговорил с девушкой. Она поманила их. Привставший Денис задал вопрос, девушка ответила. Кирилл услышал знакомое слово "зурно" – "быстро", шагнул к терианцам, и тут Денис сказал:
– Нет, подожди. Кто это? – он кивнул на мужчину с лампой.
Тот, низко пригнувшись, уже полез обратно. Мариэна, снова сделав призывный жест, направилась следом.
– Пошли, – сказал Кирилл. – Это она кого-то из своих повстанцев привела. Командира их, мне кажется.
– Он может быть агентом варханов, – возразил Денис.
– Идем, идем, Штирлиц.
Потом были несколько труб, глухих коридоров и узкая, сваренная из железных прутьев галерея, протянувшаяся вдоль бетонной стены высоко над озером.
Кирилл, шагая вслед за терианцами к правому берегу, подумал о том, что ему нравится в другом мире больше, чем на Земле. Здесь ему интересно. Главное, почти исчезла обычная его флегма и равнодушие к людям. Киру был любопытен этот мужчина с лампой, его привлекала Мариэна, хотелось узнать, о чем думают терианцы, какие у них заботы… даже Денис со своим щитом сдержанности, которым он прикрывал от окружающих уязвимость, щитом, давшим в последнее время трещину, был интересен. Кир хотел больше узнать про Териану, изучить их столицу и окружающие земли, пограничье и дикие территории вокруг. И не только Териану – Сайдон, Ангулем… и другие миры. Ведь они наверняка есть, не может же во всем мультиверсуме существовать всего четыре реальности. Неужели в нем проснулся исследователь? Исследователь-путешественник… До того ведь ему ничего, кроме Сети, нужно не было.
– Эй! – позвал он через плечо. – Как этого мужика звать, спроси. Нет, лучше переведи для меня, я сам спрошу: "Как тебя зовут?"
– "Вит хоннома?" – сказал Денис слабым голосом. Судя по нему, ученого, в отличие от Кира, на галерее мутило.
– А почему только два слова?
– "Хон-нома"… "Хен" на лингвейке женщина, "хон" – мужчина…
– А "хан"?
– "Хан" – это военный. Не в том смысле, что штатный армейский, а скорее "воин" – "человек-воин".
– Ну хорошо, как ты сказал… "хонома"?
– "Нома" значит "имя", а "хоннома", скажем так, "человекоимя". Вернее "мужеимя". А "вит" – "какое" или "как". То есть вопрос переводится примерно "Как (твое) мужеимя?"
– Вит хеннома? – громко спросил Кирилл.
Девушка удивленно оглянулась и сказала:
– Маре-Эна.
– А я – Кир-Ил. А вот его? – Он показал на провожатого. – Вит хоннома?
– Готан.
– Готан? – хмыкнул Кир. – Ему подходит.
Мужчина кинул взгляд через плечо, поднял лампу выше и зашагал быстрее.
Галерея закончилась железной дверью, которую Готан отпер ключом из связки. Дальше он двигался гораздо осторожнее, с оглядкой. Плотина примыкала к высокому зданию, куда они и вошли, аккуратно ступая по потертым ковровым дорожкам с геометрическими узорами. Несмотря на позднюю ночь, в коридорах горел тусклый свет, из некоторых комнат доносились голоса.
Готан жестом показал, что теперь надо вести себя очень тихо. Когда прошли коридор, сверху раздались шаги, и они вслед за проводником нырнули под лестницу.
Лампа погасла. В просвете между лестничными пролетами Кирилл увидел спускающихся людей: двое в расстегнутых плащах, под которыми было что-то полувоенное, с помповиками-скорчами и длинными тесаками на ремнях, шли позади высокого парня в рабочем комбинезоне и с разбитым в кровь лицом. Руки он держал за спиной.
Конвоиры не были похожи на варханов – лица не такие узкие и скуластые, волосы без стального отлива. Полицаи, стало быть. Прианы. Троица свернула в коридор, шаги стали удаляться, и Готан прошептал несколько слов. Денис перевел:
– Здесь много охраны, потому что пикаграда очень важный объект.
– Это мы уже поняли, – сказал Кирилл.
– У них постоянно ищут… "слангач" – предателей, то есть повстанцев. И делают "барварта". Точно значения этого слова я не знаю, наверное, "варта" означает "арест". Много арестов, значит.
Они стали подниматься по лестнице, и когда достигли второго этажа, Кир спросил:
– А в их религии ты пытался разобраться? Варханы называют повстанцев еретиками – почему?
– А-а… – протянул Денис. – С религией у них необычная ситуация. На Земле в обществах такого уровня, как у варханов, религия более продвинутая. А тут Мировой Змей и так далее… язычество. Исходя из основных постулатов своей религии, они и начали захватывать реальности. А тех, кто противится, их жрецы объявляют еретиками. Причем жрецы одновременно являются учеными, это я понял уже на базе, когда общался с Луканом.
Лестница закончилась железной дверью, Готан отпер ее, осторожно приоткрыл – сразу стало прохладней. Присев, терианец показал вперед.
Просторная бетонная площадка соединяла третий этаж здания с горным склоном. От площадки в две стороны шла дорога, плавно изгибающаяся вниз, слева она вела к полям возле озера, а справа – к берегу реки.
Прожектор освещал пять стоящих в ряд грузовых машин, похожих на земные многотонники-дальнобойщики, но более угловатые, громоздкие и неповоротливые с виду. Кабины всех были обращены к берегу.
Под заросшим кустарником склоном на другой стороне площадки лежали тюки, больше десятка босоногих людей в робах и ошейниках грузили их в машины. За рабами наблюдали несколько вооруженные скорчами и тесаками прианов.
Готан показал рукой влево, и Кирилл заглянул в щель между стеной и краем приоткрытой двери. В той стороне на площадке стояла приземистая башенка с пулеметом на крыше, за ним маячили два силуэта.
Погрузка подходила к концу – выбравшиеся из кабин сначала одного, а потом другого грузовика водители принялись закрывать кузова.
– А ведь это манкураты, – пробормотал Кир, ни к кому не обращаясь, но Денис услышал.
– Кто? О ком ты?
– Люди с прочищенными мозгами, я их хорошо разглядел в варханском лагере на Земле. Наверняка тоже технология предтечей. Водители – обычные, а грузчики видишь как двигаются? Механически, будто роботы. Наверное, манкураты только самые простые операции могут выполнять. Мне интересно: после такой прочистки мозг способен восстановиться или нет?
– Сильный инсульт тоже очищает мозг, – сказал Денис. – Стирает массу информации, иногда вплоть до корневых программ: простые движения, моторика… Некоторые люди не восстанавливаются, а некоторые потом начинают функционировать почти на том же уровне, что и раньше.
Еще двое водителей стали закрывать свои грузовики – теперь манкураты грузили тюки в последнюю, стоящую ближе всех к двери машину.
– И что дальше? – спросил Кир.
Готан поглядел на него, на держащегося позади Дениса, и произнес несколько слов.
– Говорит: чтобы помочь нам, они пошли на большие… жертвы, наверное, так. Или усилия. "Магнера" – не знаю этого слова. Он надеется, что мы стоим их.
– На какие усилия? – спросил Кирилл.
Мариэна прижала к губам сдвинутые вместе указательный и большой палец – терианский знак "тихо". Готан, отступив назад, поднял лампу выше и помахал ею.
Увидеть это могли лишь несколько манкуратов, водитель крайнего грузовика, чей силуэт виднелся через боковое окно кабины, да еще кто-то со склона напротив двери. Мариэна произнесла одно длинное слово, которое Денис перевел, как "Приготовьтесь бежать".
– Куда бежать? – спросил Кир.
Она ответила: "Имбаллон" – и показала на кузов грузовика
– 'Внутрикузовье', что ли? Но водитель… Или он из ваших?
В глубоких тенях на склоне мелькнул огонек. Покачался из стороны в сторону, исчез.
– Видели? – прошептал Денис взволнованно. – Это ответный сигнал!
Через несколько секунд от нижней части склона протянулась гудящая струя огня, красным веером прошлась над бетоном, превратив двух прианов в факелы. Один сразу упал, второй с воем бросился прочь, не разбирая дороги, опрокинул нескольких манкуратов, перевалился через ограждение и свалился с площадки.
Охранники начали стрелять, в ответ на склоне замелькали вспышки. Человек с большим ранцем на спине и патрубком огнемета в руках выступил из кустов на площадку.
Замершие манкураты пустыми глазами наблюдали за происходящим. Водители побежали назад к кабинам, один грузовик поехал, тяжело набирая ход. Тронулась с места вторая машина.
Застучал пулемет на крыше сторожевой башенки. Огнеметчик сделал еще несколько шагов, поливая площадку пламенем, и завалился вперед, выставив ногу, пытаясь удержать равновесие. Загорелся третий приан, остальные плашмя лежали на бетоне или бежали к башне. Вспышки на склоне не прекращались, между горой и зданием металось эхо. Огнеметчик упал лицом вниз. Пули попали в ранец, и он взорвался – клуб огня взмыл над площадкой, набух, лопнул клочьями пламени, которые разлетелись вокруг, будто поднятая смерчем палая листва.
Пулемет стегал очередями по склону, с которого сыпались потоки земли и вырванные с корнем кусты. Несколько человеческих тел скатились вниз.
Загудев, поехал третий, потом четвертый грузовик – водители спешили покинуть место боя. Машина, стоящая ближе всех к зданию, тоже тронулась с места.
– Атана! – крикнула Мариэна, выпрямляясь.
– Приготовиться! – перевел Денис. – Только у меня опять нога очень болит!
Небольшой округлый предмет, шипя и плюясь искрами, по длинной дуге перелетел от склона к башенке – и взорвался на крыше. Пулемет захлебнулся, вниз полетел отброшенный взрывом стрелок.
Створка в задней части кузова была призывно распахнута. Мариэна бросилась вперед, Готан толкнул Кирилла в спину и гаркнул что-то повелительное.
Кир побежал. Нижний край кузова находился на высоте его груди. Забравшаяся внутрь терианка протянула руку, Кир схватился за нее, поджал ноги и перевалился через край. Лицо девушки оказалось прямо перед его глазами. Сдунув с лица темную прядь, она кивнула ему и вскочила. Грузовик набирал ход, снаружи стреляли и кричали. Мариэна потянула за идущий от створки ремень, закрывая ее, а Кирилл повернулся. За машиной бежал Денис. Он сильно хромал, и выражение его лица как-то очень не соответствовало происходящему – оно было отрешенным и сосредоточенным, будто ученый решал в уме сложную математическую задачу.
– Давай! – заорал Кир, встав на колени.
Денис упал. Машина качнулась, пол накренился – площадка закончилась, теперь они ехали по наклонной части эстакады, приближаясь к речному берегу. Ученый вскочил, снова побежал. Лицо его вдруг просияло, словно он понял что-то очень важное.
Мариэна почти закрыла створку, но Кир, выставив руку, толкнул ее обратно.
– Что ты делаешь?! Подожди его!
Девушка продолжала тянуть за ремень. Денис догнал грузовик, и Кир лег животом на край кузова, свесился вниз. Они с ученым вцепились друг в друга, Мариэна обхватила Кирилла за пояс. Потянула, он рванул на себя Дениса, тот подпрыгнул – и оказался в кузове.
Выпрямившись, девушка снова схватилась за ремешок и захлопнула створку. Лязгнул, опустившись в пазы, засов, и стало темно.
Во мраке раздался голос Дениса:
– Я понял, откуда эти несоответствия в развитии колоний! Все сообщения от терианцев запаздывали, как будто им постоянно требовалось много времени на обработку сигналов – в пять, в семь, восемь раз больше, чем нам. Объяснение простое: темпоральные потоки в реальностях неодинаковые! Кирилл, ты понимаешь? Время на Земле идет быстрее!
IV
После дороги Максар не успел ни поесть, ни даже помыться – сразу отправился к коменданту будущего Центавроса. Темник Эйзикил остался в лагере вместе с машинами, но прежде, чем командер ушел, старик заставил его снять повязку и долго колдовал над поврежденной частью лица, мазал противоядием, пинцетом вытаскивал из кожи остатки картечи, зашивал рваные раны, заклеивал медицинским воском… Он не использовал обезболивающее – и Максар знал почему. Это была проверка. Немного оскорбительно, хотя командера и самого интересовало, сможет ли он выдержать всю процедуру без вскрика, без стона, поэтому он простил Эйзикилю.
Правый глаз еще видел, хотя если прикрыть левый, мир затягивали зыбкие тени. Эйзикил не ответил на вопрос о том, восстановится ли поврежденный глаз, но Максар решил, что этого никогда не будет – наоборот, скорее всего, тот через некоторое время окончательно умрет.
Старик наложил новую повязку. Максар сменил китель и пошел к коменданту.
Помещение, где разместился Коста бер'Мах, охраняли двое бойцов из клана крюкеров, основанного в незапамятные времена легендарным 'безумным воином' – Батангой бер'Крюком. Он был знаменит тем, что двумя своими секирами с лезвиями в форме расправленного крыла летучей мыши в битве за Висячий город убил двести двадцать два Проклятых, а после, обессиленный, заснул прямо на поле боя и захлебнулся в крови лежащих вокруг врагов. Почти все легенды варханов про героев прошлого, живших в славное время до Веков Тени, были простыми и кровавыми.
Двое крюкеров носили доспехи из прессованной кожи, покрытые слоем высохших силикатов, добытых в опасных горных районах Терианы, 'мягкого железа', как его называли темники. А еще – шлемы в виде головы ящера, с решетчатой пастью-забралом и узкими глазницами. Вооружены они были разрядниками, на стволах – лезвия, как у секир.
Максара внутрь сразу не пустили, заставили ждать в коридоре, и он подошел к окну.
Трехэтажному зданию, под крышей которого находился командер, предстояло стать частью конструкции Центавроса. В округе оно оставалось единственным, пока еще не разрушенным. На подземном его этаже работал купольный генератор, запитанный от автономных дизелей – вскоре вокруг Центравроса завращается множество ветряков, которые станут поставлять энергию не только генератору, но и Святой Машине.
Здание стояло в центре бетонного квадрата, занимающего не меньше полутора местных кварталов, по которому сновали сотни рабов, манкуратов, мастеров и надсмотрщиков. Работали машины; гул голосов, лязг, рев моторов, гудение и стук сливались в гимн Центравросу, гимн самой Орде, мерно идущей по Великому Пути – гимн, который пел покоренный народ нового мира.
Впрочем, Максар не верил ни в Великий Путь, ни в Бузбароса… времена, когда берсеры, составляющие костяк Орды, веровали истово и безоглядно, остались в прошлом. Хотя Гильдия до сих пор следила за соблюдением ритуалов в отрядах, но теперь – командер был в этом уверен – лишь потому, что на вере, которую еще сохранили большинство простых бойцов, зиждилась власть темников. На вере и на их научных знаниях.
Сам Максар верил в другое: в силу и ум, в смелость и настойчивость, а еще – в гнев, ярость и жажду крови. И во ВЛАСТЬ. Она была Богом, она лежала в основе мировых порядков, и она же, если понадобится, могла низвергать народы, да что там народы – целые миры в бездну небытия. Добиться ее, объединиться с Богом, мог только тот, кто обладал четырьмя качествами, которые почитал коммандер, – ведь Ум, Сила, Смелость и Настойчивость были главными служителями, демиургами Власти, – и лишь тот, кто умел контролировать трех главных демонов, Ярость, Гнев и Кровожадность, держать их в узде, выпускать на свободу только по своей воле, чтобы использовать в своих целях.
Максар бер'Грон полагал, что обладает первыми и повелевает вторыми. И чтобы не терять этой уверенности, часто подвергал себя испытанию. Например, избив вестницу Ангу, он дал волю ярости… сознательно, а не потому что демон взял контроль над ним. Иначе Максар убил бы вестницу. Но он перестал наносить удары, как только захотел этого, а не когда демон насытился и угас.
Вскоре ему предстояло еще одно серьезное испытание – разговор с бер'Махом. А пока что, встав спиной к охранникам, он смотрел в окно. Чтобы возвести Центаврос на Сайдоне, туда пришлось переправить строительную технику из Ангулема, однако на Териане и Земле использовали местную, для работы с которой разведка Орды с первых же дней оккупации выискивала земных строителей.
Максар никогда не вникал в особенности возведения Центавроса, но общую процедуру знал. С помощью особых винтов вырыли глубокие колодцы, в них опустили объемную решетку, сваренную из толстых, в запястье взрослого человека, железных брусьев, и залили раствором – получились сваи. В это время рабы и манкураты разрушили окрестные здания. Тридцать или сорок домов превратились в обломки, которыми наполнили большую квадратную яму пятиметровой глубины (из дна ее вниз и уходили сваи), и все это тоже залили раствором. Его поначалу хотели привезти из Терианы, но разведчики совместно с прибывшими темниками быстро разобрались в местных делах, и раствор стали поставлять два заводика, стоящие на краю города. Делать его там стали по особому рецепту Гильдии, оставшемуся со времен Проклятых, с добавлением укрепляющего глинистого порошка. Три грузовика с ним темники доставили в этот мир через Сайдон и Териану с самого Ангулема.
Солнце садилось, по огромному квадрату, серевшему посреди полуразрушенного города, протянулись тени. Из бетона торчали железные арки, на которые предстояло лечь несущим перекрытиям нижнего яруса. В стороне, на расчищенной от обломков площадке манкураты под надзором мастеров и надсмотрщиков возводили небольшую фабрику, отдельные узлы которой недавно доставили через Око. Там предстояло отливать блоки для стен Центавроса – варить арматурные кубы и заливать их бетоном.
Со скрипом открылись двери, Максар повернулся. В коридор выскочили двое землян: седой с носом-крючком и всклокоченным волосами и бородатый мужчина помоложе, прижимающий к разбитым в кровь губам полу замызганного белого халата. Шамкая, он возмущенно бубнил на местном языке, а седой отвечал ему тонким взвизгивающим голосом.
Крюкеры не шелохнулись. Земляне, не заметив Максара, выбежали на лестницу, и в коридор выглянул ординарец Виха: молодой, невысокого роста красавец, судя по светлой коже и кучерявым, почти белым волосам – уроженец Сайдона. У него был липкий, сладкий взгляд, но в лицо Максара он смотреть боялся, потому что однажды, сделав это, получил удар в челюсть и несколько следующих дней толком не мог говорить. После того случая Коста с Максаром окончательно невзлюбили друг друга: бер'Мах был привязан к своему ординарцу.
Виха, сделав приглашающий жест, попятился, но когда командер направился к двери, стоящий слева от нее крюкер преградил дорогу.
– Оружие, – донеслось из-под шлема.
– Ты не знаешь меня? – спросил командер.
– Оружие, – упрямо повторил охранник.
Второй подцепил ногой стоящий в стороне стул и передвинул его ближе. В глубине помещения за дверью Виха ухмылялся, наблюдая за этой сценой.
Поколебавшись, Максар положил на стул револьвер, полученный в дар от отца, и кинжал с набалдашником в виде герба Гронов – черепf с двумя лезвиями секир по бокам.
Командер зашагал дальше, прямо на крюкера, который отступил в сторону, пропуская его.