Скорее всего, земляне использовали это помещение как зал для собраний. Примерно треть его занимал помост от стены до стены, покрытый гладкими лакированными досками, а в другой части, где оказался Максар, под широким окном были свалены сбитые длинными рядами стулья с откидными сидения.
Этому зданию скоро предстояло исчезнуть, и Коста не стал устраиваться всерьез, развешивать по стенам бронзовые портреты предков и ритуальное оружие. Но на помосте появилась большая кровать, где подушки и одеяла образовывали пологую грязновато-белую гору, а посреди второй части зала – стол. Он был уставлен посудой всевозможных форм и размеров, притащенной из городских лавок. На тарелках и мисках валялись вскрытые упаковки земной пищи, посреди стола высилась широкая ваза, доверху наполненная сахаром.
Перед сидящим в кресле Костой красовалось круглое блюдо с местным яством, состоящим в основном из бисквита, залитого красным и черным кремом. В зале приторно пахло сладким. Комендант держал в руке железную лопатку и слизывал с нее крем. Эта кровать, этот стол… Коста не скрывал своих привычек, ведь он был родным братом вождя клана Махов, главенствовавшего теперь в Ставке.
Максар ждал долгого разговора, но все вышло иначе. Как только он вошел, Коста пролаял:
– Ты дал пеону осквернить себя!
Мастер-командер молча встал перед столом. Он не собирался оправдываться.
– Тебя ранил потомок Проклятых! – повысил голос комендант, явно ожидавший возражений. – Как после этого ты можешь командовать охраной нового Центавроса?
Едва заметно левый, не скрытый повязкой уголок рта Максара дернулся книзу. Так вот в чем дело! Жирный сластолюбец решил использовать эту ситуацию, чтобы…
– Осквернен пеоном! – изо рта Косты полетели бисквитные крошки. – И к тому же позволил выкрасть машину экстра-связи из шатра, в котором спал!
Они оба знали, что сказанное – ложь, Максар находился в соседнем шатре, но доказывать это не имело смысла.
– Отдал ценную машину аборигенам! – комендант стукнул кулаком по столу.
Сзади скрипнула дверь. Максару не надо было оглядываться, чтобы понять – один из крюкеров заглянул в зал. Краем глаза командер видел Виху, стоящего у окна. Наверняка ординарец очень рад происходящему.
Коста сделал небрежный жест, и дверь с тихим стуком закрылась. Комендант вонзил лопатку в яство перед собой, откромсал большой кусок, поднял, но тот упал обратно на блюдо. Тогда Коста схватил его, запихал в рот и принялся жевать. Проглотив, вытер губы рукавом.
– Наконец, ты не прибыл в срок, когда я приказал.
Последнее обвинение было просто смешным: даже рядовой берсер-боец, если он уважает себя, не побежит, спотыкаясь, на призыв своего командира, но подойдет – быстро, однако с достоинством. Ну а Максара в городе задержали важные дела, появление отряда местных воинов, нападение на Красный лагерь… Коста прекрасно знал это, и все же присовокупил к двум первым "грехам" командера третий.
Одна полоска, подумал Максар бер'Грон.
Его упорное молчание вконец вывело Косту из себя. Он провел пятерней по стоящему перед ним сладкому блюду, вскочил и, обойдя стол, встал перед Максаром. Бер'Мах был на голову ниже его и значительно шире. Подняв руку, измазанную черным, он дважды мазнул пальцами по предплечью командера. Тот скосил глаза. Две красные полоски из четырех на его кителе потемнели.
Две – не одна! Максару показалось, что голова его стала колоколом, который громко гудит и раскачивается. Мир дрогнул, но он сцепил зубы и не шевельнулся, не издал ни звука.
– Я вызвал сюда Любера бер'Маха, – сказал Коста. – Он будет командовать охраной Центавроса. Теперь уходи, капитан Максар.
* * *
Эйзикил встретил его вопросом:
– Знаешь, почему берсеры не терпят прямого взгляда в лицо от низших?
Старик, так и не снявший темные одежды, лишь сбросивший сапоги, устроился, поджав ноги, на полосатом матраце, что лежал прямо на земле внутри шатра. Его для темника поставили на краю лагеря, разбитого бойцами неподалеку от фундамента будущего Центавроса. Посреди шатра, имевшего круглое отверстие по центру купола, в большом тазу горел костер, а еще здесь стоял обитый кожей сундук с плоской крышкой. На сундуке и сидел Максар.
– Когда-то в нашем мире водились существа – гантары, – продолжал Эйзикил. – Они напоминали ящеров ростом с человека и ходили на задних ногах. Считается, что они были в какой-то мере разумными – основные конкуренты наших далеких предков. Мы с гантарами воевали, и это длилось долго, много поколений. У ящеров были огромные гипнотические глаза, они имели привычку перед атакой смотреть противнику в лицо, завораживая его. Так и возник этот, если хочешь, рефлекс берсера: при взгляде в лицо, означающем скорую атаку, сразу атаковать самому.
– Нелепая и глупая легенда, – сказал Максар.
Старик улыбнулся, и бывший командер снова подумал, что Эйзикил напоминает ящера. Но не гантара-воина, чьи изображения бер'Грон видел на фресках Каменного храма, а тощего сайдонского трупоеда.
– Возможно. Но суть ее далеко не глупа. Берсеры отвечают на удар – причем зачастую когда удар противника еще только намечен, но не нанесен. Берсеры не медлят никогда.
– Откуда ты знаешь, что мне нанесли удар? – спросил Максар. Он покинул здание, где расположился бер'Мах, совсем недавно, и почти сразу направился к темнику, лишь ненадолго заглянул в свой шатер, чтобы бросить испачканный черным кремом китель и надеть обычную куртку.
– Я все знаю. Хотя это еще не удар, мастер-командер… ты позволишь по-прежнему называть тебя так? Вернее, удар – но слабый, направленный только в тебя, лишь часть большой продуманной атаки. И я хочу, чтобы ты понял: атака направлена на весь твой клан. Ведь не думаешь же ты, что Коста решает и действует самостоятельно? Он лишь жалкий моллюск. Махи и Гроны – основные противники в Ставке. У Махов больше людей, к тому же в их командование входит сын Бер-Хана. А сам Бер-Хан стар и болен. Его старший сын погиб на Сайдоне, на у младшие… ты знаешь, командер.
Два младших сына повелителя Орды были близнецами, которые ненавидели друг друга с самого детства. Один, Верда, давно ушел в Гильдию, о нем теперь мало что было известно, другой же, Ратован, стал кровным побратимом вождя клана Махов, и теперь Махи ждут, что Ратован займет место Бер-Хана после его смерти. Которую, судя по слухам из Ставки, ждать недолго.
А для Гильдии окончательное воцарение Махов в Ставке будет означать изгнание из нее.
– К чему ты клонишь? – спросил Максар. После встречи с Костой болела голова, ему не хотелось вникать в околичности и метафоры, которыми любил изъясняться Эйзикил.
Спустив ноги с кровати, темник протянул руки к костру, потер ладони.
– Ты можешь стать комендантом нового Центавроса, Максар.
– Я осквернен, ты помнишь? И не воином – пеоном. Полурабом.
Старик покачал головой.
– Ты не знаешь, что этот пеон на самом деле – воин, высокостатусный разведчик терианцев. Он маскировался. Гильдия заявит об этом. Нет стыда в том, что тебя ранил тренированный терианский берсер.
Максар тронул пальцами повязку, размышляя.
– И когда Гильдия узнала об этом?
– Гильдия, в моем лице, поняла это недавно, по дороге сюда.
– На основании чего сделан такой вывод?
– На основании моих умозаключений.
Согрев руки, темник сложил их на груди.
– Итак, пеон Явсен – один из самых умелых воинов Терианы. Чудовище, свирепый боец, ловкий разведчик, фанатик-еретик, быстрый, как валосская змея, сильный, как ураган в пустыне Гиперии, опасный, как отточенный сигур. И все же, получив рану от этого монстра, позже ты сумел выследить и лично убить его, смыв кровью врага нанесенное оскорбление. Тело мы предоставим.
Темник негромко хлопнул в лодоши.
– И вот – препятствий нет! Ты становишься комендантом, это дает твоему клану власть на Земле. А потом… У Бер-Хана два сына. Один – наш враг. Второй – друг, один из нас, то есть темник, который не может стать Бер-Ханом. Но им сможешь стать ты… при поддержке всех темников Мегалона.
Так в Гильдии называли совокупность миров. И власть над нею – то есть над всеми бесчисленными землями и населяющими их существами – предлагал сейчас Максару старик.
Бер'Грон сжал кулаки, а левый глаз его загорелся тусклым мрачным огнем. Эйзикил исподлобья наблюдал за ним.
– Но я лишь капитан, – напомнил Максар. – И настоящий комендант Центавроса…
Темник молчал – очень многозначительно.
– Так ты хочешь… – Максар запнулся и наконец заключил: – Я должен подумать.
– Иди и подумай, но помни, что я сказал: берсеры не медлят. Когда здесь появится Любера бер'Мах, будет поздно, а значит, все должно решиться этой ночью.
Максар встал. Откинув шкуру, шагнул из шатра – и едва успел вжать голову в плечи и присесть, иначе изогнутое лезвие сигура врубилось бы ему в лоб.
Оно спороло кожу с бритой макушки бер'Грона. Громкий выдох раздался возле уха.
Кинжал был уже у него в руках. Не глядя, он махнул наотмашь, потом ударил ногой. Клинок вонзился в плечо Анги, сапог врезал ей по коленям. Ноги вестницы подкосились, она упала.
На шум из шатра выглянул Эйзикил. Максар cхватил смуглое запястье, вывернул и поставил сапог на голову вестницы, вдавил ее скулой в мягкую землю. Анга задергалась, он вывернул руку сильнее – в плече у нее хрустнуло.
– Не шевелись! – приказал Максар. – Сломаю!
Она замерла. По его лбу текла кровь, повязка на лице быстро темнела. Бер'Грон повернул голову к темнику, который с легким удивлением наблюдал за происходящим.
– Это та самая женщина, – понял наконец старик.
Неожиданная мысль пришла к Максару, и он спросил:
– Какие отношения у вестниц и Махов?
Эйзикил ненадолго задумался.
– Они дружат.
Максар схватил Ангу за волосы, не выпуская руку из захвата, поставил ее на колени. Кровь из раны на голове потекла сильнее, он ощутил ее вкус на губах.
– Вслед за умозаключением по поводу пеона Явсена, оказавшегося безжалостным воином-еретиком, – медленно заговорил Максар, – не пришло ли тебе, темник Эйзикил, в голову еще одно умозаключение. Мысль о том, что Кирта бер'Вог решила начать свою игру? Я слышал, она хотела стать комендантом земного Центавроса, но уступила это место Косте… что, если Кирта теперь передумала? Что, если она все еще претендует и начала действовать?
Темник молчал, что доставило Максару небольшую радость: впервые он видел растерянность на лице старика.
Он добавил:
– Гильдия ведь не любит вестниц?
И тогда Эйзикил широко улыбнулся.
* * *
– Для меня ты все еще мастер-командер, и я выполню любой твой приказ, – сказал капитан Сафон.
Перевалило за полночь, в лагере было тихо, хотя со стройки доносился шум, голоса, лязг и стук – работы не прекращались не на мгновение. Шатер, где они находились, стоял под стеной здания, на крыше которого дежурила охрана с пулеметами. На досках посреди шатра был расстелен большой лист с планом этажей того дома, где обосновался Коста бер'Мах.
План этот Сафон добыл с помощью одного из мастеров, руководящих бригадами манкуратов и рабов, а тот отыскал его в комнате с архивами на нижних этажах дома. Склонившись над планом, Максар сказал:
– Сейчас я не приказываю. Но знай: если получится – будешь моим первым помощником, комендантом охраны Центавроса. Если нет – умрешь, как и я.
– Я с тобой, – просто ответил Сафон.
Максар внимательно изучал план, водя по нему пальцем. Сафон сопровождал его с самого начала службы в Орде. Капитан всегда был сдержан, дисциплинирован, неулыбчив, в меру инициативен… и лишен каких-либо выпуклых черт. Трудолюбивый молодой служака, неяркая личность, но исполнителен и неглуп. Такие помощники всегда в цене, а особенно если они отличаюстя верностью.
Максар нашел большой прямоугольник, не глядя, протянул в сторону руку – Сафон вложил в нее светильник. Тряхнув его, чтобы разгорелся поярче, Максар поставил светильник на край бумажного листа.
– Ты нашел помещение? – спросил Сафон, встав на колени рядом.
– Вот оно. Та дверь, через которую я вошел… а вот еще две. Одна ведет в небольшую комнату, похожую на кладовую, вторая… – Максар прикрыл глаза, вспоминая, – по-моему, она была заколочена.
– А окна?
– Стекла целы, если через окна – их придется разбивать. Будет шум, это сразу услышат крюкеры. Видишь, из кладовой в коридор ведет еще одна дверь? Сможем пройти тем путем.
Приняв решение, Максар выпрямился и повесил на ремень один из сигуров Анги. Он был уверен: не столько избиение на дороге, сколько то, что он забрал сигур у вестницы, стало причиной для этого отчаянного поступка – попытки убить его.
Сафон тоже встал.
– Их двое? – спросил он. – Двое крюкеров… Я видел: хорошие бойцы.
Рану на голове бер'Грона темник замазал воском, а еще предложил наконец обезболивающее, но Максар отказался: снадобье туманило рассудок. Он взглянул на того, с кем был теперь в одном звании. Капитан не проявлял страха. Молодой воин из Аксалотов – клана, который находился в опале с тех пор, как в Ставке набрали силу Махи. Ему не светило ничего выше капитанского звания, если в Ангулеме все останется как сейчас. То, что предложил ему Максар, было для Сафона единственным шансом возвыситься.
Также это было очень неплохим шансом погибнуть еще до утра.
– Оружие, отмычки… ты готов?
Сафон похлопал себя по бокам, под курткой его тихо звякнуло.
– Все при мне.
Выходя вслед за капитаном наружу, Максар перекинул через голову ремешок земного автомата. В Орде такого компактного скорострельного оружия пока не было – только громоздкие пулеметы с вращающимися от ручного или электрического привода стволами, слишком тяжелые, чтобы носить их в руках.
– Где она?
– Иди за мной. – Сафон через пролом на месте двери вошел в здание, возле которого стоял шатер. По лестнице спустился в подвал, сдвинул засов на двери. Из-под воротников они достали висящие на цепочках шарики, которые замерцали тусклым синим светом, после того как их встряхнули.
В подвале на коленях, нагнувшись вперед, стояла Анга, на которой остались только кожаные бриджи и сандалии. Руки скручены за спиной, от них ремешок идет вверх, к трубе. Кляп вдавлен в рот плотной повязкой, стянутой узлом на затылке вестницы. От узла тугой шнурок протянулся к веревке на руках, из-за этого спина ее была выгнута, а голова откинута назад.
Анга замычала, качая головой из стороны в сторону. На ее плечах и груди темнели засохшие дорожки крови.
Коварство было одним служителей Власти, и Максар не чурался его. Когда Сафон, перерезав идущий к трубе ремешок, поднял Ангу на ноги, бывший командер сказал ей:
– Ты можешь выжить и в будущем отомстить мне, если сейчас тихо пойдешь, куда тебя поведут. А станешь сопротивляться, – он вытащил из ножен сигур, который забрал у Анги после нападения, и показал ей. – Этим распорю тебе живот. Ты поняла? Слушаешься – и живешь дальше, чтобы мстить мне, не слушаешься – мучительно умираешь прямо сейчас.
Анга в ответ завращала глазами.
– Думаю, мы поняли друг друга. Веди ее за мной, – сказал Максар, отворачиваясь.
Сафон накинул на плечи вестницы свою куртку и толкнул к двери.
Они прошли лагерь и вступили на бетонную основу будущего Центавроса. В железных чашах на треногах горел огонь, под наблюдением надсмотрщиков сновали полуголые рабы и манкураты с лопатами, кирками и ломами, некоторые тащили носилки, груженные обломками окрестных зданий.
Максар, Сафон и вестница подошли к трехэтажному дому в центре бетонного квадрата, но через переднюю дверь заходить не стали – обогнув, нырнули внутрь через заднюю. Миновав помещение, пол которого был усыпан битым стеклом и обломками мебели, стали подниматься по лестнице. Анга спотыкалась, Сафон поддерживал ее.
Максар остановился, прислушиваясь. Поврежденная половина его лица и правый глаз ощущали дрожь пространства. Но не такую, какую испускало любое Око, а более глубокую, низкую, тяжелую. Это работал генератор в подвале здания – невидимые потоки энергии расходились от него, питая то, что большинство варханов называли Эгидосом, то есть Куполом, но что в действительности, как однажды пояснил Максару один темник, в языке Проклятых носило имя Эгидорос – Сфера.
Максар повел Сафона и Ангу дальше. Лестница закончилась, свернув направо, они очутились в коротком коридоре.
Осторожно подвигав дверную ручку, бер'Грон шагнул в сторону и прошептал:
– Открой.
Сафон достал отмычки. Когда он отпустил Ангу, она покачнулась – из-за потери крови вестница плохо стояла на ногах. Хорошо, что она совсем слаба, решил Максар, сейчас это только на руку.
Он придержал Ангу. Сафон открыл дверь, они вошли в кладовую со стеллажом, заваленным всякой рухлядью. В стене напротив была вторая дверь, из-под нее в кладовую проникал едва заметный синий свет.
Максар прошептал на ухо Анги:
– Шевельнешься – умрешь.
Он стащил с нее куртку. Сафон достал из кармана масленку с тонким, как игла, кончиком, просунул его в дверные петли, подвигал там, налил масло и в замочную скважину. Затем, спрятав масленку, положил ладонь на дверную ручку, сжимая в другой руке отмычки, очень медленно стал опускать ее. Тихий щелчок – и дверь приоткрылась.
Капитан убрал отмычки. Стало светлее: в зале за дверью горели два синих светильника. Сафон оглянулся, Максар кивнул и одними губами бесшумно произнес:
– Готов.
Сафон стал медленно раскрывать дверь дальше, и тут Анга громко замычала. Нагнувшись, прыгнула вперед и головой врезалась в стеллаж.
Что-то с шумом посыпалось. Сафон распахнул дверь, они с Максаром вбежали в зал.
Нагое, заплывшее жиром тело Косты бер'Маха раскинулось среди простыней и подушек, рядом на кровати прикорнул Виха. Он поднял голову. Обежавший кровать Сафон вонзил нож ему в горло, но ординарец успел тонко вскрикнуть.
Коста зашевелился, глухо забормотал. Максар встал над ним, высоко занеся сигур с гербом клана вестниц на лезвии.
Комендант открыл мутные со сна глаза, и тогда Максар ударил. Сигур вонзился в лицо Косты, пробил лоб, переносицу, развалил его голову пополам и остался торчать кверху, словно киль корабля.
Скрипнула дальняя дверь.
Между Сафоном и Максаром воздух прошил алый разряд. Две тени метнулись к ним через зал.
– На пол! – крикнул Максар, вскидывая автомат.
Как бы ни были хороши крюкеры, они не знали этого оружия. Максар дал длинную очередь, перечеркнув пулями дальнюю сторону зала. Упавший за кроватью Сафон бросил гранату и сразу за ней – другую.
Патроны закончились, Максар низко пригнулся. Взрыв, второй… Он вскочил, подняв револьвер.