– Бых! Центаврос – идти – быстро! Центаврос… – он оглядел их непонимающие лица, бегом вернулся в столовую, выскочил с ножом в руках и присел на корточки. Начертив на земле круг, воткнул нож в центре. Обвел круг рукой, ткнул пальцем в небо.
– Эгидос!
– Эгидос – это купол на лингвейке, – пояснил Яков.
– Эгидос, от? – Явсен снова показал на круг, а после коснулся торчащей вверх рукояти ножа. – Центаврос – от! Эгидос – от! Центаврос – от!
Он замолчал, вопросительно глядя на обступивших его людей. Из здания показался Юриан, встал рядом.
– Кирюха говорил, все началось в Подольске, – задумчиво произнес Яков. – А Явсен имеет в виду, что эта штука, Центаврос, находится в центре под куполом. В Подольске, стало быть? Может, они так ту установку называют, ну, генератор, который поддерживает купол? Центаврос ахатон эгидос? – спросил он у Явсена.
– Эгидос! – Пеон выпрямился, взяв нож. – Центаврос нет-ахатон. Центаврос – гармада… – дальше последовала куча непонятных слов.
Яков пожевал губами.
– "Гармада" – это на лингвейке, насколько я понимаю, что-то такое большое, большая постройка, но особого назначения, военная. У них есть "града", а есть "гармада", первое – "жилой дом", а второе – "военный дом". То есть даже не дом, а скорее башня. По-моему, так.
– Из Терианы им сейчас приказали ехать в Подольск, под центр купола, – я правильно понял? – уточнил Сотник.
– Тут уж нет сомнений, Игорек, именно таки и приказали.
– А почему они раньше не связались с Терианой? – спросил Лабус. – Они на Земле уже сколько?
– Явсен сказал: три дня.
– Ну вот, и передатчик у них с самого начала. Так в чем же дело?
Яков вздохнул.
– Я этот вопрос, Костик, одним из первых Юриану задал, но ответ непонятный какой-то. Что-то про… – он помахал рукой, – какие-то, короче говоря, завихрения. Между Терианой и Землей.
– Помехи, что ли?
– Может, и так. Флуктуации. Разберусь лучше в лингвейке – переведу.
Юриан, повернувшись к Сотнику, обвел рукой его спутников, посмотрел Игорю в глаза и задал вопрос. Яков даже не стал переводить – и так ясно было, о чем спрашивает командир отряда. А вот когда заговорила подошедшая Вета, Яков перевел:
– Проводница умерла. Заражение…
Лабус покосился на Курортника – напарник так крепко сжал челюсти, что на скулах выступили желваки. Учительница на столе в беседке была похожа на его мать: Виктория Петровна такая же сухопарая, со строгим лицом и носила всегда брючные костюмы. Ясно, что Леха сейчас вспоминает ее и отца с сестрой.
Молчание затягивалось, и наконец Игорь ответил на вопрос Юриана:
– Да, мы поедем с вами в Подольск. Но я хочу четко знать: что там находится, и что нам надо будет делать.
* * *
Хорьку становилось скучно – давно никого не надо было спасать и защищать. К тому же снова хотелось в туалет, и как быть, если вокруг столько народу? Разве что отползти в конец автобуса да крышу окропить – но это ведь смотря как за дело взяться, ежели всерьез, так оно потечет вниз по стенке, могут заметить.
Люди вокруг начали собираться. Двух быков запрягли в повозку, откуда-то выкатили вторую, прицепили к машине с фарой-полумесяцем. Иностранцы стали рассаживаться, но вдруг из большого здания, откуда пахло едой, выскочил Курортник. Его окликнули командир с Лабусом, они заспорили. Курортник развернулся и ушел в одну из беседок. Появился, неся на руках какую-то тетку в брюках и пиджаке, с замотанной ногой. Положив на траву, свернул за кухню и вернулся с лопатой. И стал копать яму на газоне в тени беседки.
Иностранцы с повозок, Сотник и Лабус глядели на него. Потом Лабус плюнул и тоже ушел за кухню, чтобы возвратиться с лопатой. Он стал помогать Курортнику, вскоре к ним присоединился молодой парень по имени Веня, которого командир позвал из автобуса, а после и трое иностранцев, включая высокую девушку – к ней все обращались 'Вета'. А Сотник принялся сколачивать крест из досок.
Тетку похоронили быстро, Курортник с Лабусом немного постояли над могилой. После все снова расселись, и отряд поехал: иностранная машина впереди, за ней повозки, автобус последним. Когда выкатили на Каширское шоссе, между брошенными автомобилями показалась стая горбатых гиен, да большая, штук двадцать. Что тут началось! Стрельба, крики, вой… Несколько тварей запрыгнули на повозки, кого-то там покусали, другие безуспешно пытались ухватить за бока и ноги быков, но не могли совладать с их шкурами. В пулемете Калашникова закончились патроны, часть гиен иностранцы облили какой-то вонючей гадостью и подожгли – живыми визжащими факелами те рванули прочь от шоссе. Хорек очень болел за происходящее, подскакивал на крыше автобуса, бил кулаком по ладони, перенервничав, сам не заметил, как съел целую шоколадку, несколько раз порывался схватить ружье и задать тварям электрожару – но сдерживался. Гиены – это все же не демоны, от них друзей в автобусе спасать не надо, сами справятся, а что до нескольких покусанных иностранцев, так их Хорек защищать и не подписывался. Хотя тоже защитит, если опасность будет посерьезней, раз уж они теперь все заодно.
Остатки стаи убрались восвояси. Машины и повозки ехали дальше, иностранные быки бежали на удивление резво, и вскоре показалась эстакада, где шоссе пересекало МКАД. После шоколадки захотелось пить, а после 'пепси' мочевой пузырь настойчиво напомнил о себе, и Хорек переполз на заднюю часть автобуса. Встав на колени, расстегнул штаны – и тут далеко позади снова мелькнули две пятнистые тачанки. На сером полотне Каширское шоссе они были едва заметны.III
– Интересно, сколько рабов они угробили, чтобы это построить? – спросил Кирилл.
Было еще темно, лодка быстро плыла по течению вместе с небольшими льдинами. Вдоль левого берега тянулись развалины, вдоль правого – городские кварталы. Над ними гигантской трехъярусной пирамидой высился озаренный огнями Центаврос. На строительство его пошли части домов, стены и перекрытия, бетонные плиты и каменные блоки. Не очень-то продуманно они строят, решил Кир: одна стена пирамиды круче другой, средний ярус слева выше, чем справа, да и площадка на вершине какая-то скошенная.
Каждый ярус заканчивался открытой галереей с цепочкой огней, в свете которых двигались крошечные человеческие фигурки. Над пирамидой торчала решетчатая мачта с гроздью прожекторов.
– Посмотри в ту сторону, – сидящий рядом на корме Денис показал левее. – Видишь, на стене?
– Ага, ползет.
Вдоль обращенной к берегу стены Центавроса тянулась пара штанг или рельс – отсюда они казались двумя стальными проволоками, – по которым к галерее среднего яруса медленно поднимался контейнер размером с железнодорожный вагон.
– Окна в стенах вижу, – сказал Кир. – Мелкие совсем. А на галереях пушки, кажется, стоят. Интересно, как они фундамент сделали, чтоб такую дуру выдержало?
– Горлагос имцентаврос багила терзиаяса, – сказала Мариэна, сидящая на лавке гребца с веслом на коленях. – Модо лагос.
Денис забормотал:
– Гарлагос? Почему 'гар'? 'Лагос' – это на лингвейке 'портал', а точнее – 'око', так они называют порталы. Варханы оккупировали Аргелу давно и насаждают здесь свой язык. Их и аргельский похожи примерно в такой же степени, как русский и украинский, хотя поменьше все же…
– Так что она сказала? – перебил Кирилл.
– 'Гар-портал' находится внутри Центавроса. 'Гар'… а, ну да – главный. Не совсем, но примерно так: главный портал. А 'модо' значит большой.
Лодка плыла дальше. Пирамида, основание которой было скрыто за городскими домами, медленно уползала назад. Кварталы тянулись и тянулись – Аргелис занимал длинную полосу земли между рекой и горным кряжем.
– Моя рана, – начал Денис. – Э… Мариэна – сига. Сига заточа.
Терианка достала из сумки на поясе бинты и несколько склянок. 'Королем Джунглей' Кир надрезал штанину возле раны, и девушка промыла ее жидкостью из склянки. Денис тихо постанывал. Мариэна помазала рану бруском, похожим на волокнистое мыло, достала пинцет и вытащила пулю, застрявшую неглубоко, под самой кожей. Крови было порядочно, но рана вряд ли опасна для жизни. Мариэна залепила ее веществом, похожим на воск, которое быстро схватилось, стянуло кожу, замотала бедро ученого бинтом и, ни слова не говоря, ушла в носовую часть лодки.
Денис лежал на боку, уткнувшись лбом в борт, и не шевелился. Кирилл дважды окликал Мариэну, когда она оглядывалась, брал в руки весло, показывал на берег – мол, надо пристать, но терианка лишь молча отворачивалась.
Домов на правом берегу стало меньше, а слева по-прежнему тянулись однообразные руины, перемежаемые пустырями. Небо черное, вода тоже, льдины светлыми пятнами плывут по ней. Редкие бледные огни на берегу. Мрачный, молчаливый мир…
Денис тихо застонал, трогая бедро. Мариэна встала и подошла к нему, сунула ученому какое-то снадобье из своей сумки. Денис пофыркал, покривился, но выпил. Закашлялся, лицо порозовело, взгляд прояснился. Кир припомнил бодрящую настойку, которой в варханском лазарете его напоил Явсен, – наверное, снадобье Мариэны того же рода.
Когда девушка выпрямилась, он собрался повторить, что надо причаливать, коснулся ее руки – и терианка дернулась, словно ее током ударило. Лодка качнулась, Мариэна присела, схватившись за борт. Помолчала, уставившись в дно, и произнесла несколько слов.
– Переведи, – сказал Кирилл.
Денис, все еще держась за бедро, ответил:
– Кажется, говорит, что неправа. Нет, 'ингейт-ко', 'ко' – прошедшее время… Была неправа.
– Значит, простила меня за то, что я не спас мир, то есть миры?
– Наверное, да. Хотя я предпочитаю слово "реальности". "Миры" – слишком фантастично звучит. Кстати, ты знаешь, что в языке варханов слово для 'мира' и 'власти' одно – 'валд'? Интересно, если задуматься.
Мариэна направилась к носу, и Кир окликнул:
– Стой! Я хочу причалить!
Он поднял весла и выпрямился, чтобы пройти к лавке для гребца. Мариэна, развернувшись, сказала несколько слов.
– Приказывает не делать этого, – перевел Денис.
– Пусть приказывает рыбам в реке, – буркнул Кир. – Я гребу к берегу.
Когда он шагнул вперед, терианка нацелила на него черный револьвер, из которого недавно стреляла по варханам на полосатых катерах.
Криво улыбнувшись, Кир перешагнул через лавку. Сел. Мариэна подалась вперед, ствол уставился ему в лицо. Кирилл принялся вставлять весла в уключины. Она в упор глядела на него, Денис испуганно молчал.
Наконец Мариэна заговорила, и ученый поспешно перевел:
– Она утверждает: нельзя к берегу. Кирилл, слышишь? Нельзя!
– Почему нельзя? – Кир вставил второе весло. – Пусть объяснит, тогда я решу, что делать.
Денис задал вопрос, терианка выпалил в ответ длинную тираду, потом глубоко вдохнула и заговорила спокойнее, медленнее и тише. Кирилл ждал – не греб, но и весла из уключин не вытаскивал.
– Говорит, в городе 'кулаг', то есть 'баркулаг'… 'Бар' – это приставка, которая означает 'много'. У них такой счет: ун, ак, мак, кри, пен, сун, эллен… Если хочешь указать количество предметов, цифра присоединяется к слову как приставка: 'пенграда' – пять домов, 'элскорч' – семь ружей. А 'бар' – много.
– А 'кулаг'?
– 'Баркулаг вархан' – слышал, как она сказала? 'Кулаг' – это отряд или патруль. 'Баркулаг' – много патрулей. 'Баркулаг вархан имморграда' – 'много варханских патрулей в городе'. У последнего слова интересная конструкция: 'им' – то есть 'в' или 'среди', тоже прибавляется к слову, получается как бы новое существительное 'вгород' или 'внутригородье'. Город на лингвейке – 'морграда'. Мы плывем вдоль 'морграда Аргелис'. 'Града' – дом, а 'мор' – это когда чего-то очень много. Есть приставка 'бар' – десятки или сотни, а 'мор' – тысячи, десятки тысяч. 'Баркулаг вархан' – десятки или сотни варханских патрулей. 'Морграда' – тысячи домов, грубо говоря, 'тысячедомье', то есть 'город'. Ну а 'им-мор-града' – соответственно, 'в-внутри-города', но, в отличие от русского, у них все три части соединяются вместе: "им-мор-града" – "среди-множества-домов"… то есть "в городе".
– Значит, "Баркугал вархан имморграда" – "много варханских патрулей внутри города"?
– Ну да, именно так. А еще любопытно, как у них передаются наши падежи…
Мариэна прервала их филологические изыскания – теперь она говорила совсем спокойно. Присела, убрав револьвер, положила руку на весло.
– Не надо к берегу, – повторил Денис. – Позже. Впереди… Ку пата 'пикаграда'?
– Пикаграда имнекира маления иксачи диброва масси, – ответила Мариэна.
– Что значит 'пикаграда'? – забормотал Денис. – 'Града' – дом, 'гармада' – армейский дом, а 'пика'… Вообще-то это значит "энергия" или "сила"… Кирилл, слышишь? Не стоит плыть к берегу, там много варханских патрулей. Впереди эта пикаграда, какая-то постройка, у Мариэны там "маления", то есть друзья. Мы должны плыть к ним, они помогут.
Терианка все еще держалась за весло, холодные пальцы касались руки Кирилла.
– Друзья – то есть другие повстанцы? – спросил он. – В пикаграде их вторая база?
Вопрос Денис перевести не успел – справа донеслось жужжание. Над крышами со стороны Центавроса летели две искры, они быстро приближались.
– Гранчи! – Мариэна вырвала весло из руки Кира. – Хонназадор!
– Ложись на дно, – перевел Денис. – А точнее "Стань легшим-на-дно-мужчиной".
Искры разгорелись, каждая распались на три – и стало видно, что это самолеты с сигнальными огнями на фюзеляже и крыльях. Рокоча винтами, машины начали снижаться, одна взяла в сторону от лодки, другая помчалась прямо к ней.
Они упали на дно, Мариэна снова достала револьвер.
У машины был длинный узкий фюзеляж, похожий на торпеду, над кабиной вперед торчал штырь – может, оружейный ствол, а может, что-то другое. Под крыльями висели бочонки, тускло поблескивающие железными боками. Рокот накатил волной – и опал, когда самолет пронесся в сторону заброшенной части Аргелиса. Снизу корпус был украшен гербом: череп с торчащими по бокам лезвия секир.
Наступила тишина. Денис остался лежать, а Мариэна с Киром сели. Терианка махнула рукой вперед, сказала: 'Пикаграда ама' – и пошла к носу. Встала там, приложив ладонь козырьком ко лбу, с беспокойством глядя в сторону, куда улетели самолеты.
– Спроси, далеко ли плыть, – велел Кир. – И как долго?
Денис спросил, Мариэна ответила и повернулась к городу. На лице ее была тревога.
– Недалеко и недолго. Хотя мне никак не удается соотнести их время и наше.
– Еще спроси: много у варханов самолетов? – не отставал Кирилл. – И куда эти два полетели?
Денис снова принялся задавать вопросы, Мариэна нехотя отвечала – односложно, скупо, но Кирилл все равно продолжал спрашивать. Выяснилось, что за Центавросом есть аэродром – "гранчапада", то есть "самолетоместо". Там около трех десятков машин, "гранчей", как называла их Мариэна. В бочонках под крыльями яд, и пилоты сейчас распыляют его над заброшенной частью города, чтобы потравить магулов, а заодно и прячущихся там терианцев. Такие рейды происходят периодически, обычно повстанцы узнают о них заранее, но сейчас самолеты появились неожиданно.
Позади зажужжало, они оглянулись. Еще четыре искры летели к реке со стороны Центавроса. Две, круто свернув, понеслись над водой, и Мариэна с Кириллом упали на дно лодки. Самолеты промчались совсем низко, их обдало волной воздуха. Мариэна произнесла несколько слов, Денис перевел: "Не вставать, гранчи вернутся".
Лодка плыла дальше, рокот винтов то нарастал, то стихал. Раздался вздох, и Кир скосил глаза на Дениса.
– Что, плохо тебе?
Кирилл и Мариэна лежали лицом кверху, а ученый – книзу, уткнувшись носом в забранные кожей доски.
– Не переживай, рана не очень серьезная, – сказал Кир. – Леша с Яковом говорили, что в варханских пистолетах бывает ядовитая дробь, но в тебя-то пуля попала. И застряла неглубоко, кожу порвала, мясо немного, и все. Болезненно, наверное?
– Я очень мучаюсь от боли, – произнес Денис, не поднимая головы. – Хотя осознаю, что она не такая уж сильная.
– Так чего ж мучаешься? Терпи.
Денис повел плечами.
– А ты не боишься, Кирилл?
– Чего? – удивился тот.
– Всего этого. Всего, что происходит. Кажешься спокойным, даже флегматичным.
– Боюсь, конечно. Просто я вообще не очень-то эмоционально на окружающее реагирую.
Денис помолчал и объявил:
– Я умный.
Кирилл приподнял бровь.
– Ну, в целом, я тоже. Только вот пока что меня мой ум сюда привел. Не очень-то он мне много в жизни дал.
– Я умный, – повторил Денис, не слушая, – и я слабак.
Кир не слишком хорошо знал ученого, чтобы соглашаться с этим заявлением или опровергать его, хотя на подземной базе повстанцев, когда убегали от внезапно напавших варханов, Денис растерялся и вел себя не лучшим образом.
– Ботан, – продолжал спутник. – Ботаник. Помнишь, как нас этот…
– …Жлоб обозвал?
Низко над лодкой вновь пронесся самолет, и когда рокот винтов стих, съежившийся Денис сказал:
– Так вот он – не трус.
– Тупой, поэтому и не трус. Умный человек всегда найдет, чего бояться.
– Он сильный. Сильный духом, я так думаю. И те люди, с которыми ты пришел в 'Старбайт'. Ты сам… не знаю, кажется, тоже. А я слабак. Наверное, это издержки ума. Я ведь действительно умный. По сути, это я создал установку, которой мы поймали сигналы терианцев. Не шеф лаборатории, которую содержал Айзенбах, нет, идея принадлежала мне, да и техническое воплощение по большей части тоже. И я единственный, кто более-менее изучил их язык. У меня айкью за сто шестьдесят… хотя тесты эти условны, конечно. Умный – и слабак. Ботан. Повышенная чувствительность к боли, пугливость… Ничего не могу с этим поделать, трушу, это несознательное, невозможно контролировать. Я тебе завидую, – добавил Денис, поворачиваясь на бок. – Ты, наверное, тоже боишься, но хотя бы не так панически, как я.
Со стороны города донеслись приглушенные выстрелы. Мариэна приподнялась, жестом показав землянам, чтобы они не следовали ее примеру. Лицо ее было растерянным. Выстрелы не смолкали, но вскоре их начал заглушать шум моторов, которые то звучали тише, то яростно взревывали и хрипели – словно пара десятков машин наперегонки гоняли по берегу.
Денис, зябко кутаясь в куртку, продолжил сеанс ботанических самокопаний:
– Все-таки ты лучше себя ведешь во всей этой ситуации, хотя вроде такой же ботан. Я думал, все интеллигенты, вернее, люди интеллектуальной деятельности трусливы. Ведь это логично: дурак бросается головой вперед, ни о чем не думая, а умный пытается все понять, просчитать варианты, обдумать, что ему может угрожать, как, насколько – и поэтому боится.