- Не смей говорить со мной в таком тоне, ты, сраный выскочка! - проквакал Штурм. В комнате повисло гробовое молчание, и все взгляды устремились на них. - Я старший генерал Вольпонского Королевского! Я старший уполномоченный офицер в улье Вервун! Ты подчинишься мне! Ты будешь меня уважать!
- Что тут уважать? - Гаунт обошел Штурма, с любопытством оглянувшись на лица наблюдавших. Никто почему-то и не думал бросаться на защиту генерала. - Ты бежал с Сондарских врат. Ты бежал из Главного хребта к реке. Ты предал весь улей Вервун.
- Я старший офицер!
Грубым рывком Гаунт сорвал погоны с кителя Штурма.
- Уже нет. Ты позорище. Трус и убийца. Ты прекрасно знаешь, что это твои распоряжения погубили пять сотен моих танитцев на Вольтеманде. Ты убил их потому, что они справились с тем, чего не смогли твои Аристократы, - Гаунт смотрел прямо в глаза Штурму, а тот часто мигал. - Не возьму в толк, как ты вообще пробился в генералы.
Штурм, похоже, скис.
- Оружие… - слабо сказал он.
- Что?
Штурм поднял горящий взгляд.
- Дай мне гребаное оружие, комиссар-полковник! Меня не будет отчитывать безродное дерьмо вроде тебя! Или казнить! Дай мне оружие и дай, ради всего святого, упокоить себя собственноручно!
Гаунт пожал плечами. Он вытащил свой болт-пистолет из кобуры и протянул, рукояткой вперед, генералу.
- Последнее желание исполнено. Офицеры готовы засвидетельствовать, что генерал Штурм вызвался самостоятельно привести свой приговор в исполнение. - Он снова посмотрел на Штурма. - Ты никогда не нравился мне, Ночес. Совсем. Дай мне право поминать тебя хорошо. Давай без глупостей.
Штурм взял протянутый пистолет.
- Офицеры также засвидетельствуют, - прошипел Штурм, - что Ибрам Гаунт отказался сигнализировать эвакуацию. Он обрек всех вас на смерть в огне. Буду рад избежать вашей участи.
Он зарядил оружие и поднес ко рту.
Гаунт повернулся спиной.
Пауза.
- Гаунт! - закричал капитан Даур.
Гаунт крутнулся, держа силовой меч наготове, уже светящийся. Он отсек запястье Штурма раньше, чем вольпонский генерал успел выстрелить из болт-пистолета, нацеленного в голову Гаунту.
Штурм повалился набок на плиты баптистерия, вереща, а кровь хлестала из обрубка руки. Отрубленная кисть непроизвольно нажала на спуск, и болт-пистолет выстрелил и вышиб дыру в узорчатых алтарных вратах за спиной Гаунта.
Гаунт с минуту глядел на корчащегося генерала. Затем шагнул, забрав болт-пистолет из отрубленной руки.
- Уберите его с глаз моих, - велел он ожидающим солдатам, небрежно махнув на Штурма. - Не хочу больше видеть этого вероломного ублюдка.
К полудню судьбоносного тридцать пятого дня все возможные действия по координации сопротивления были выполнены. Гаунт из нового командного штаба связался и дал распоряжения по тактическому развертыванию почти двум третям доступных военных в улье. Его работа, целеустремленность и эффективность потрясли и выживших офицеров Администратума, и персонал кабинета стратегического планирования Вервунского Главного. Экстраординарность была еще и в том, что Гаунт руководил работой практически единолично. После инцидента со Штурмом он работал с целеустремленной остервенелостью. Позднее, когда стала очевидна стройность его плана, он смог передать разработку деталей стратегам, но основа плана обороны была разработана лично им.
Бан Даур вышел из баптистерия вскоре после полудня, чтобы проветрить голову и раздобыть воды. С минуту он стоял под почерневшей аркой в конце коридора, в пустые оконные рамы наблюдая сражение, бурлящее на запруженных улицах улья.
Капитан Петро, один из стратегов, вышел из баптистерия и стал рядом с Дауром - старый друг по академии.
- Он пугает… - промолвил Петро.
- Гаунт?
Петро кивнул.
- Его ум, его собранность… он как кодификатор. Сама напористость, сама целеустремленность.
Даур глотнул воды.
- Как Слайдо, - сказал он.
Петро насмешливо приподнял бровь.
- Помнишь, мы изучали карьеру военмейстера? Краеугольным камнем всегда было единство стремлений Слайдо - он смотрел на арену и планировал все в голове, держал в уме всю картину целиком. Это был военный гений. Я думаю, что мы сейчас наблюдаем такой же.
- Он ведь служил у Слайдо, верно?
- Да. Его досье говорит само за себя.
- Но в пехоте, - нахмурился Петро. - Полномочия Гаунта никогда не простирались на полномасштабное командование всей битвой, не в таком размахе.
- Думаю, ему просто до сих пор не представлялось шанса показать себя в этом - комиссар, командующий войсками, всегда выполняет распоряжения старших по званию. У него не было возможности, подобной этой. И потом… ему сейчас есть что доказывать.
- Какого феса ты имеешь в виду, Бан?
- Высшее руководство истреблено… или, как Штурм, опозорено. Судьба и его собственные действия поставили Гаунта во главе - и, я думаю, он захочет сделать все, чтобы доказать, что оказался на своем месте.
На перекрестке фг/567, в самом сердце восточных трущоб, пехота Балвера была близка к поражению. У них не осталось противотанковых гранат, и зойканские танки клином вошли во врата Кроу, превращая гектары жилых кварталов в пустыри.
Балвер и его Севгруппская армия продвигались к югу от перекрестка, разбираясь с зойканскими солдатами в рокритовом лабиринте, который когда-то был жилым кварталом. Танковые снаряды свистели над ними, вышибая куски стен и дороги, вздымая столбы щебня и пыли.
Внутри станции фуникулера, среди резных мраморных колонн и старинных бронзовых скамеек, они вступили в ближний бой с фалангой зойканцев. Все новые и новые солдаты прибывали через турникеты или взбирались через развороченные остатки поезда, сделавшего последнюю остановку на станции. Повсюду лежали погибшие штатские.
Балвер возглавлял атаку, ломая могучим силовым когтем броню и отстреливаясь из автогана. Вокруг него падали замертво бессчетные солдаты. Лаззаряд задел его плечо, и его отбросило.
Когда он поднялся, что-то изменилось. На станцию выдвинулась новая боевая сила и врезалась в зойканцев с фланга. Это не были Севгруппы, Вервунский Главный или даже Гвардия. Это были рабочие, местные, вооруженные подобранным оружием, кирками - всем, что нашли. Балвер узнал в них одну из многочисленных очистных групп, неофициально собранных из добровольцев-рабочих, чтобы поддержать оборону. Он уже неоднократно слышал о рабочих, которые выскакивали из развалин и помогали Гвардейцам, но - так много хорошо организованных людей… Их ярость поражала.
Ожесточенное сражение продлилось около восьми минут. За это время взвод Балвера и рабочие убили на станции всех до единого зойканцев.
Раздались радостные крики и свист, и солдаты Севгрупп обнимали вервунцев, словно новообретенных братьев.
Невысокий плотный рабочий с одним глазом, перемазанный грязью и кровью, прохромал к Балверу и салютовал.
- Кто вы? - спросил Балвер.
- Сорик, командующий Литейной Нерегулярной, сэр!
Балвер не удержался от улыбки. У главаря рабочих к куртке были пришиты генеральские погоны, сделанные из бутылочных крышек.
- Благодарю Императора, что послал вас, генерал Сорик.
Сорик умолк и застенчиво покосился на свои знаки отличия.
- Простите, сэр. Просто шутка, чтобы повеселить своих. Я просто начальник производства…
- Который сражается, как магистр войны. Сколько вас?
- Сотен семь, сэр, - рабочие, трущобные, да кто угодно. Мы пытались помогать улью с самого начала, а когда пал Щит - все, кто не сбежал, сражаются.
- Вы пристыдили нас.
Сорик нахмурился.
- Если уж мы не защитим собственный гребаный улей, сэр, то я даже и не знаю, кто защитит.
Инструкции требовали, чтобы командование всех частей информировало Штаб в Хребте о масштабах и расположении всех встреченных групп, чтобы их можно было снабдить кодом и вписать в структуру обороны. Балвер подозвал воксиста и продиктовал информацию о Сориковой Нерегулярной. Он посмотрел на Сорика.
- Нужно скоординироваться, генерал. Хвала Императору за таких, как вы, но мы сможем победить, только если военные силы и гражданские ополчения будут работать как одно целое. Собирайте своих и передавайте информацию. Ополченцы должны пытаться выйти на связь с Имперскими силами, чтобы брать вас в расчет. И вам тоже придется выполнять приказы.
Сорик кивнул и подозвал своих "офицеров", чтобы ввести в курс дела.
- Боюсь, впрочем, вы не можете быть генералом, - сказал Балвер. Сорик уже и так снимал импровизированные погоны.
- Вы получаете временное внеочередное звание, Сорик. Повышение в обстоятельствах чрезвычайного положения. Вы теперь сержант, подотчетный мне. Назначьте капралов на каждых два десятка и установите иерархию подчинения. Вам их назначать, вы их лучше знаете.
Сорик снова кивнул, не находя слов от гордости.
Взрывы прогремели по всей станции, швырнув некоторых наземь. Один из свободных бойцов Сорика закричал:
- Вражьи танки! Танки!
Балвер и Сорик прокрались к восточному входу, чтобы посмотреть. Могучие штурмовые танки, с длинными корпусами, тяжело вооруженные, катились к станции и окрестным трущобам. Другие, в том числе подвижные легкие танки и приземистые, сверхтяжелые огнеметные самоходки, в обход продвигались к магистралям, ведущим в Коммерцию, к Колонне Щита.
- У нас есть карьерная взрывчатка, сэр, - сообщил Сорик, на всякий случай снова салютуя. - Мы подобрали ее на складах за плавильнями.
- Статичные заряды, без средств метания… против танков?
- Ну, мы так до сих пор и справлялись, сэр: человек берет связку зарядов, бежит с ней, привязывает к корпусу танка…
- Самоубийство!
Сорик нахмурился.
- Долг, сэр. А что прикажете делать?
- И сколько танков вы убрали таким способом?
- Двадцать четыре, кажется.
- Скольких людей это стоило вам?
Сорик пожал плечами.
- Двадцати четырех, разумеется.
Балвер вытер рот тыльной стороной перчатки. Невероятно. Преданность, целеустремленность. Самопожертвование. Рабочие улья Вервун, построившие этот улей собственным потом, теперь выкупали его своей кровью. Это был показательный урок верности и преданности, которыми не зазорно было восхищаться даже лучшим из Имперской Гвардии.
Танки уже приближались, грохоча по станции, выбивая куски стен. По вокзалу заметались вспышки пламени.
- Трон Златой! - выдохнул Сорик, указывая пальцем.
Горчичного цвета танки во весь опор мчались по щебенке с запада, некоторые шли напролом, сваливая стены. Они обстреливали противника исключительно метко, поддерживая такую плотность обстрела, что зойканская бронетехника, разворачивающаяся им навстречу, не могла наладить ответный прицельный огонь.
Ни Балвер, ни Сорик еще никогда не видели танковых войск подобной мощи, ни один из них еще не сталкивался с имперским танковым дивизионом класса нармянского. Они благоговейно разинули рты, отовсюду доносились крики восторга.
Гризмунд назвал это операцией "Дерций". Он отправил разведывательные части и "Часовых" вперед, к вратам Кроу, а сам собрал свой танковый дивизион у Коммерции. "Часовые" не могли задержать продвижение зойканской бронеколонны, но могли оценить их силы и направление движения. Гризмунд сверил данные и повел основную колонну сначала на юг в трущобы, а потом повернул на восток и во весь опор понесся наперерез врагу, подбираясь к нему с фланга. Гризмунд хорошо понимал силу бронированных машин, не только физическую мощь, но и психологическую составляющую. Танк вообще вещь угрожающая, а танк, движущийся быстро и стреляющий метко и непрерывно, - просто кошмар. Танковый удар был его коронным номером, и он принимал в ряды водителей нармянских танков лишь тех, кто был способен управиться с тридцатью с лишним тоннами брони, несущимися на огромной скорости, а в ряды стрелков - лишь тех, кто мог стрелять метко, быстро и результативно.
В командном кресле "Милости Трона" Гризмунд наблюдал, как изображение на ауспексе мигало и вспыхивало, отмечая руны пораженных целей. Внутри танк был небольшой комнатой, залитой красноватым светом, оглашаемой лепетанием вокса и лаконичными переговорами стрелков. Свежие снаряды в латунных гильзах клацали в замасленных ящиках, складированных над задними колесами, а загружающий заряжал их и передавал наводчику, уставившемуся в сияющий зеленым скоп. Каждые несколько секунд заряжающий отскакивал от дула и главное орудие выстреливало с такой отдачей, что сотрясался весь танк, башня тут же заполнялась пороховыми газами, которые, впрочем, быстро затягивались в зарешеченные отдушины.
Водитель Гризмунда Уолш был одним из лучших, так что они палили, не сбавляя ходу. У него был глаз-алмаз, он словно заранее знал, где катить напролом, а где объезжать, что проще раздавить, а что обогнуть. Нармяне шутили, что Уолш чуял мины за километр.
Операция "Дерций" бросила сорок тяжелых, шедших на полном ходу нармянских танков на фг/567, и они буквально вцепились в горло зойканской бронеколонны. Силы Гризмунда уничтожили или обезвредили семьдесят две вражеские машины, прежде чем те успели развернуться, и ушли в сторону, атакуя оставшихся зойканцев с фланга. К тому моменту вражеские танки метались в растерянности.
А теперь пришло время для настоящего шедевра, маневра, который Гризмунд прозвал "ножницами". Пока его танки разворачивались для фланговой атаки, еще пятьдесят под командованием бригадира Начина врезались в противника с другой стороны, оттуда, откуда начал атаку сам Гризмунд. Это было бы элементарной ошибкой в исполнении неопытных командующих, но сейчас силы Гризмунда уже выставили вокс-маячки, чтобы различить своих и врагов, а силы Начина им отвечали. Правило простое: все, что было между их группами и не транслировало верный код, было мишенью. Гризмунд использовал эту тактику девять раз, и еще ни один свой танк не погиб от дружественного огня.
Хорошая традиция не была нарушена и сегодня в улье Вервун. Словно челюсти исполинского зверя, нармянские танковые группы врезались в противника навстречу друг другу, сминая и уничтожая все, что было между ними. Несущиеся танки Гризмунда и Начина промчались друг мимо друга, некоторые машины умудрялись пронестись, разминувшись на какую-то пядь.
И это было только начало. В течение тридцать пятого дня нармянские дивизионы провели еще три ювелирно точных маневра, налетая друг на друга и медленно отсекая голову, шею и плечи огромному зойканскому бронепотоку.
К четырем часам зойканцы потеряли почти две сотни танков и бронированных боевых машин. Нармяне потеряли две.
К сумеркам они отбросили вражескую колонну обратно в трущобы, в десяти километрах от врат Кроу, и отсекли часть клина, продвигавшегося от Онтаби. Теперь, когда дороги за ними оставались расчищенными, попытки добыть продовольствие для имперских наземных сил больше не были самоубийственными. Трудовые армии Администратума, грузовые гильдии и Вервунский Главный выделяли конвои и присылали свежие боеприпасы и пищу окопавшимся пехотинцам. Многие, подобно Балверу, теперь были обеспечены ракетами, минометами, гранатами - и отправились вдогонку нармянскому броску, к огромным восточным воротам, уничтожая каждый зойканский танк, который упустили Гвардейские танки.
Встав со своего места за импровизированным столом в баптистерии, Гаунт взял из рук Петро инфопланшет и слабо улыбнулся, прочтя отчеты о наступлении Гризмунда. Он чувствовал, что… оправдан. Оправдалась его вера в генерала, его борьба за него в тюрьме, оправдались его тактические планы по обороне улья.
Что до Сондарских и Вейвейрских врат - ситуация была не столь утешительной. Севгруппским танкистам недоставало гениального руководства и военного опыта нармян. Майор Клодел, командующий Севгруппскими частями, не придумал ничего лучшего, чем просто ввязаться в бой с зойканской бронеколонной, пробивающейся с юга. Он, конечно, остановил продвижение, удерживая их на окраине южных заводов, и этим заслужил одобрение Гаунта. Но сейчас яростная танковая перестрелка затянулась на южных окраинах, и не было никакой возможности отбросить захватчиков за ворота, чтобы затем запечатать их. К северу от Вейвейра Севгруппы теряли не меньше танков, чем уничтожали. Гаунт жалел, что не было еще одного Гризмунда, который возглавил бы их, но оттягивать нармян от восточной контратаки он не мог себе позволить. Приходилось довольствоваться тем, что есть.
А то, что было, - это разгромленный улей, отошедший от края, за которым - погибель, только к одиннадцати часам. Он не побеждал, но уже и не проигрывал. На востоке - он выпроваживал неприятеля. На юге и на западе - мертвой хваткой удерживал на месте. Еще оставалась надежда победить и разгромить Наследника Асфоделя и зойканских фанатиков.
Баптистерий деловито жужжал, и Гаунт побрел в боковую капеллу, где стратеги организовали ему гололитическую схему. Даур руководил работой штаба. "Достойный парень, - подумалось Гаунту, - отважно движущийся к тому, чтобы оставить свой след в имперской истории".
"А можно ли так же сказать обо мне?" - подумал он.
Боковая капелла - ризница, удивительно спокойная, мягко освещенная, особенно на фоне апокалипсиса, разворачивающегося за стенами Хребта, - словно бы обрадовалась ему. Он едва держался на ногах от усталости. Он провел целый день за столом с инфопланшетом в одной руке и рожком вокса в другой, однако это было величайшее и самое изматывающее сражение, в каком ему доводилось участвовать за всю его карьеру. Это было командование, настоящее безраздельное командование, развращающее абсолютной полнотой власти. Он вытащил из ножен недавно дарованный энергомеч и прислонил его к краю позолоченного алтаря, чтобы сесть. Сверху на него мрачно взирала огромная статуя Императора. В воздухе тихо звучала непрерывная песнь Экклезиархии.
Он не отдал почестей Императору. Слишком устал. Он уселся на скамью в крошечной капелле, снял фуражку и уткнулся лицом в руки.
Гаунт думал об Октаре, Дерции, Слайдо и отце, людях, которые вылепили его жизнь и привели его сюда, каждый по-своему вооружив его навыками, которые он сейчас использовал. Он тосковал по ним, по их уверенности и силе. Октар учил его, и Гаунт был рядом с ним, когда великий генерал-комиссар погиб, отравленный орочьим ядом на Гилате Дециме, лет двадцать назад. Слайдо, непревзойденный магистр войны - у его смертного ложа Гаунт тоже присутствовал, на Бальгауте, после величайшей из его побед. Отец Гаунта погиб вдали от него, когда Ибрам был еще ребенком. И Дерций - скверный старик Дядюшка Дерций; его Гаунт убил.
Но каждый из них по-своему создал его. Октар научил руководить и поддерживать дисциплину; Дерций - безжалостности и уверенности; Слайдо - доблести и самоотдаче. А отец? То, что вобрал он от отца, было сложнее всего понять. То, что оставляет отец ребенку, - это всегда самые необъяснимые качества.
- Милорд командующий?
Гаунт оторвался от размышлений. Мерити Часс, облаченная в безыскусный черный траурный наряд, стояла перед ним в дверях ризницы. Она держала что-то в руках.
Гаунт поднялся.
- Леди Часс?
- Мне нужно с вами поговорить, - начала она. - О моем отце.