- Вот и у нас в Твери эдакой глупости не водилось. А здесь я уж насмотрелся. На базар пойдешь - так там половина вот таких, и балакают вроде по-русски, а ничего не разберешь. Ну чисто в другую страну попал. Хорошо, хоть не в дерьмовый Китай.
- А что? - напрягся Равиль, вдруг сообразив, чего по дороге не видел ни разу. - Мечетей в Харбине вообще нет?
- Почему нет! - рассудительно сказал извозчик, понукая лошадь двигаться дальше. - Есть. В Нахаловке есть, на Пристани и в Старом городе. Еще на русском кладбище в пригороде. Хуаншан называется, прости меня Аллах за это непотребство. По-китайски значит "Желтые горы". Там раньше фанза была - так и осталось название. Всего, значит, четыре. А больше нет совсем. Кроме Старого города еще пригородные поселки имеются. Тоже Харбин считается. Есть Модягоу, там богатые купцы живут, Славянский городок, Алексеевка, Госпитальный городок, Корпусной городок, Саманный городок, Московские казармы, Сунгарийский городок и Затон. Это вообще уже нищета. Так ни одного честного не то что саклавита, даже суннитов нет. Церкви стоят, синагоги. Много, да кому надо их считать. - Он опять недовольно плюнул.
Да уж, сюрприз удался, думал Равиль, разглядывая прохожих и дома под продолжающийся рассказ про застройку города по утвержденным планам и наглое заселение Нахаловки и Затона приезжими из Руси и китайскими нелегалами. С открытием регулярного движения по железной дороге Харбин стал привлекать внимание дельцов самого разного толка, кинувшихся "делать деньги" на девственных просторах Маньчжурии.
Со всех концов страны набежали коммерсанты, подрядчики, биржевики, спекулянты, а также и простой люд - рабочие, ремесленники, лавочники, прислуга и т. п. Особенно быстро богатели люди, занимавшиеся подрядами на строительстве дороги и работавшие в лесообрабатывающей промышленности, торговле. Не всегда это кончалось хорошо. Нередки были случаи, когда зарвавшиеся деляги так же быстро теряли состояние, как и нажили. И над всей этой сворой постоянно нависали сразу несколько инстанций, стремящихся наложить тяжелую лапу на доходы.
- И тогда он написал донос, - увлеченно излагал извозчик перипетии местных интриг, - самому шейху аль-ислами в столицу, что навродя ему лесопилку открыть не дают, потому что правоверный, а здешние жители ненавидят его за исполнение святой обязанности пять раз в день молиться. А хазаки - тоже не дураки, сразу сообразили, чем пахнет. Не успело письмо дойти, как отгрохали за счет казны войскового атамана мечеть в Нахаловке и доложили по инстанции о своей замечательной заботе о духовных нуждах населения, без различия доходов и веры. - Фразу он произнес без запинки, как выученную наизусть. - Во Владимире подумали и отписали, что Вольное войско вправе распоряжаться своими угодьями, если не будет мешать честным саклавитам. Ну не дословно, но что-то вроде.
Так после этого сказано атаманом было: "Кто сор из избы выносит да напраслину возводит, тому нечего делать ни в Харбине, ни в Маньчжурии. Чтоб никто не смел покупать у ябеды ничего. А то и покупателю кисло станет". Бойкот называется. И не покупали, пока не разорился. А как сел в поезд, так уже под Читой зашли в поезд желтолампасники и, под гогот сибирских хазаков, что порядок охранять должны, разложили прямо на перроне и выпороли, у всего поезда на глазах. Потом жалуйся не жалуйся, никого не найдут. Все прекрасно поняли и в столицу больше не пишут. Лучше уж к Муравьеву с жалобой.
Аллея, по которой они ехали, была засажена яблонями. Во дворах обязательно много зелени и деревья множества пород. В палисадниках росли ягодные кусты и целые клумбы цветов. Астры, георгины, бальзамины, левкои, сирень. Были улицы березок, отдельно тополей, ореха и других. Тот, кто это планировал, имел вкус и старался ничего не делать по одному шаблону.
- Приехали, господин инженер, - сказал извозчик, останавливая пролетку. - Вот ваша будущая квартира.
Откуда он знает, что инженер? - удивился Равиль, вручая честно заработанный за поездку и озвучивание сплетен дирхем. Хотя да. Пристань. Здесь только из Управления селят, не далее как четверть часа назад он же и рассказывал.
- Премного благодарен, - воскликнул извозчик и поволок чемоданы в дом.
И это тоже Русь, оглядевшись по сторонам, подумал Равиль.
Из палисадника дома напротив выглядывали две девицы, причем одеты были совсем не по-русски. В цветастых блузках и без косынок на голове. Что местные хазачки вели себя достаточно свободно, не оглядываясь на грозные предписания из Владимира о чинном поведении лиц женского полу, он уже понял.
- Сосед новый, - не особо понижая голоса, сказала та, что повыше, и обе рассмеялись. Интересно будет потом познакомиться.
Март 1932 г.
Самолет плюхнулся на землю не самым лучшим образом. Вроде это называется "дать козла". Внутренности в очередной раз екнули и попытались вылезти наружу. Кто бы там ни сидел за штурвалом, лучше ему пройти курсы повышения квалификации. После страшной тряски от этой самой… турбулентности, выдуманной летчиками, чтобы оправдать свое неумение, еще и это. Я не выдал наружу все, чего еще не переварил, по одной простой причине - нечего. Нормально поесть не дали. Пришли добрые молодцы с усталыми глазами и в черных костюмах, показали бумагу о высылке из самого свободолюбивого и свободного на свете государства - Австрийской империи.
Кто они такие - спрашивать не стоило, в любой стране лица в подобных организациях одинаковые. Зашиваются, бедняги, защищая закон и порядок от разнообразнейших зловредных типов вроде меня. В другой обстановке они бы мне, обязательно под пиво, рассказали о своей тяжкой доле, и как дома почти не бывают. Вечно приходится отлавливать недовольных. Ты их ловишь, ловишь, а они, как плесень, снова и снова на пустом месте заводятся.
Я не особо удивился - чего-то в этом роде ожидал еще неделю назад, сразу после публикации статьи и красивых фотографий. Странно было, что сначала со мной еще беседы проводили на тему правильного освещения событий. Ага. Разбежался я предъявлять свои писания в пресс-службу. Где это видано? Пусть в своих газетах вычеркивают, что им не нравится, а мне голову не морочат. Обязательно теперь поплачусь читателям даже в США, как зажимают прессу и лишают мир честной информации.
Занимательно, что еще и в нашем посольстве намеки делали и изображали большие глаза по поводу обиды канцлера и его окружения на русских. При чем тут вообще русские? Или не делайте открыто гадостей, или не обижайтесь, когда о них сообщают. Вот, положа руку на сердце, про меня в свое время могли нечто подобное написать? Еще как! И между прочим, и писали англичане, хотя и не лично про меня, а про работу Ярославской добровольческой бригады в ущелье между Чечней и Грузией… Ой, мама дорогая, уже забыл, как оно называлось. Короче, плевать хотели мы в тот момент на всяких писак, считая себя правыми, но фотографироваться на фоне сожженного аула - это ненормально. Таким не гордятся, и потомкам любоваться на трупы ни к чему.
Немцы - что дети. Оторвут лапки у муравья или крылья у бабочки и с интересом смотрят. И северные, и южные. Жестокие, беззастенчивые и любят поиграть в войнушку. Спокойно жить не могут. Я успел скататься перед Австрией на местные маневры и полюбоваться на замечательное зрелище единства народа и армии.
На представление собралось не меньше трехсот тысяч зрителей, жаждущих понюхать вонь от артиллерийских орудий и потных носков. Масса энтузиазма и приветственных криков. И казалось бы, жители трех сотен мелких государств, не считая крошечных графств, епископств и вольных городов, должны вести себя по-разному, но все дружно заходились от счастья при звуках маршировки. Это что-то труднообъяснимое, но характер у народов все-таки существует. Анекдоты про типичное поведение не на пустом месте рождаются.
Так что я вежливо выслушал нотации, не проявляя недовольства, а ведь вполне могу послать всех по известному адресу, хотя, как вежливый человек, проделал это не вслух, а мысленно. Я вообще не в Австрии аккредитован, и меньше всего волнует недовольство дипломатических чиновников. "Красная звезда" как раз все целиком напечатала, и пока оттуда не раздалось грозного рычания главного редактора, накрученного из Кремля, мне как-то фиолетовы чьи-то расклады. Я достаточно пожил и повидал, чтобы не реагировать на значительные слова о благе государства Русского или какого еще. Тут они свои шкурные интересы пробивают. Наши чиновники из МИДа давно уже не смеют вякать самостоятельно и, получая указания из Владимира, совсем другим тоном разговаривают.
Пассажиры оживились при виде длинного здания аэропорта и начали вставать. Компания подобралась замечательная. Почти все с легкой печатью интеллекта на челе. Глупые сейчас бегут к границе ножками, в надежде на хороший прием. Выкидывать назад их не будут, что да, то да, но проигравшие никому не интересны. А вот эти типы почти наверняка из среднего эшелона АНП (Австрийская Народная партия). Те, что сами не стреляют, но сидеть на месте опасаются, во избежание санкций от обидевшегося имперского правительства. Слишком жареным запахло. Стрелять перестали, но аресты продолжаются. Военное положение позволяет задержать любого без предъявления обвинений. Пьер сказал, что уже под Инсбруком целый лагерь для перевоспитания имеется, но туда нас даже близко не подпустили.
Будут теперь продавать соратникам с германской стороны границы связи и знакомства, пополам с интересной информацией. Ничего особо хорошего им не светит, но на хлебушек хватит. По мне, самые противные - других подстрекают, а сами в жизни ничего делать не будут. Теоретики как правильно построить общество, не утруждая ручек. И совесть у них спит как здоровый младенец. Всю грязную работу делают другие. Даже семьи не взяли, их дома все равно трогать не будут. Они ж европейцы, про круговую поруку и кровную месть вспоминают, только когда инородцев касается.
Я бодро прошел мимо дисциплинированной очереди с напряженными лицами, но ни один не посмел возмутиться.
Скандал новым эмигрантам сейчас ни к чему, да и любому понятно: раз иду, значит, имею право. А право вещь такая - сколько возьмешь, столько и будет. На Востоке в таких случаях принято громко орать, демонстрируя свое более высокое положение, а здесь сойдет и простая целеустремленность. Им и в голову взбрести не может, что я сам себе что-то разрешил.
Дождавшись, пока очередного приезжего проверят, помахал паспортом под носом таможенника. Все равно всех вещей - один чемодан, я ж не на всю жизнь ездил, а осмотреться. Давно уже научился быть готовым ко всему и держать в прихожей тревожный чемоданчик. Как говорят на Руси: "От тюрьмы и сумы не зарекайся", - так я готов всегда к любому повороту событий. И к срочной командировке, и что отправлюсь за решетку. Были прецеденты. Не везде столь гуманны, чтобы высылать сразу. Пара смен одежды, зубная щетка, бритва и еще кой-чего по мелочи. Веса немного, но на первый случай хватает.
А эти пусть стоят и стерегут достояние семьи и бабушкины цацки. Замотанный пограничник глянул на штампик в паспорте и махнул, разрешая пройти. Глаза у бедняги красные, как у упыря, небось всю ночь проверяет чемоданы у многочисленных беженцев. Четыре рейса за сегодня - это я точно знаю. А кроме Вены есть еще и другие самолеты. Из Венгрии с Италией прибывают. Бегут народники, как крысы с тонущего корабля, и австрийцы их легко выпускают.
Ничего не понимаю, вот они - враги, прямо толпами лезут через границу, но не трогают. Договор у них, что ли, с немцами? Если в Германии начнут бить социал-демократов, будет встречный поток, и заранее готовятся. Мы вас не трогаем, вы - нас. Такая занимательная разновидность политики.
На улице было холодно и промозгло. Солнце еле грело, и имелся натуральный гололед, когда слегка подтаявший снег покрывал замерзший ночью лед. Тут надо ходить осторожно - очень хорошие шансы переломать ноги. Прямо у здания дорожки расчистили, как принято у аккуратных немцев, но ближе к стоянке такси руки не дошли или просто не успели, слишком рано.
Проживая в последние годы в теплых краях, я успел подзабыть, какое это удовольствие - встать пораньше и общаться с машиной, не желающей ни в какую заводиться на морозе. Самая приятная история была, когда меня срочно вызвали в редакцию приблизительно в такую же замечательную погоду. Запрыгнув в машину, всю ночь простоявшую на улице, я радостно поехал в центр города и на первом же перекрестке обнаружил, что колеса не поворачиваются налево. Направо сколько угодно, а налево что-то мешает.
Это было тем удобнее, что случилось прямо на перекрестке, и я попытался протаранить ближайший столб с фонарем. Вдумчивое исследование показало, что просто снег, под вечер раскисший и мокрый, прилип с внутренней стороны и ночью замерз. Отколупывать его руками, сжимая мерзнущими пальцами саперную лопатку из багажника, потом пришлось два часа - уж очень хорошо примерз, и в крайне неудобном месте, а в тот момент я призвал на помощь исконную русскую смекалку и, выехав задом на дорогу, проложил маршрут так, чтобы поворот всегда был направо. Такой получился интересный рейс - вкруговую, как в лабиринте. Прямо и направо. Что удивительно, почти не опоздал. С тех пор с сильным подозрением отношусь к перепадам температуры и не ленюсь заглядывать под колеса. Снег - это замечательно в детстве, но не взрослому дяде на дорогом автомобиле.
Неожиданно замигал фарами "форд", стоявший на обочине, и, явно привлекая мое внимание, загудел клаксоном. Из американской машинки вылезла женщина в уже знакомой меховой куртке, на этот раз застегнутой, и меховой шапке а-ля хазак молодой, последний писк моды, и замахала приветственно рукой. Какого шайтана она здесь делает ранним утром. Неужели за мной примчалась в такую рань? Так мы перед отъездом успели поцапаться еще раз, на почве принесенной мной бутылки. Надо было с Арамом поделиться новостями по поводу его химии и отметить заинтересованность соответствующих лиц. Я все-таки подергал старые знакомства, и вполне удачно. К сожалению, нарвался не на Арама, а на его дочку. Так что особо приятных воспоминаний не осталось, и встречать меня она могла примчаться исключительно по веской причине.
- Что-то случилось? - настороженно спрашиваю у Любки.
- Нет, просто я вас дожидаюсь. Папа просил встретить, он о чем-то хочет поговорить.
М-да, подумал я. Или Арам спятил, или это действительно так срочно.
- У него день рождения, и он потребовал, чтобы я непременно доставила на праздник.
Сбрендил, догадываюсь. Так я не врач, чтобы прописывать лекарства.
- В семь утра это действие начинается, или я могу сначала съездить домой, помыться, поесть и выспаться?
- Вас же невозможно поймать, - с искренним негодованием воскликнула она. - Вы даже на работу не изволите являться. Там начальство аж кипит и плавится!
- У меня нет начальства, - закидывая чемодан на заднее сиденье и захлопывая дверцу, доверительно говорю. - Вернее, есть, но очень далеко - во Владимире. А эти типы из корпункта меня могут только о чем-то просить, но не указания давать.
Я залез в машину, где приятно гнала тепло в салон печка, и широко развел руками:
- Но если надо, какие вопросы! Поехали. Все лучше, чем платить из собственного кармана таксисту.
- Вы еще и жадный? - с интересом спросила Любка, заводя двигатель.
- Да вроде нет. Тут вопрос, на что тратить. На подарок не жалко, купить себе бездорожник - без проблем. Это мне по работе бывает необходимо. Здесь-то ничего, а на Востоке и дорог очень часто не бывает. Еду еще хорошую люблю, а вот шляться по приемам в специально пошитом смокинге - ненавижу. Дело даже не в самовлюбленных павианах, вечно толпящихся там и ссорящихся из-за места, как в последний раз в посольстве. Все выясняли, у кого ранг выше, как при местничестве в добагатурские времена князья. Иногда для работы посещать приемы необходимо. Просто я себя чувствую комфортно в старых брюках и застиранной до потери цвета рубашке, и никакого удовольствия от приобретения одежды, которая всем сообщает, что я весь из себя такой и эдакий. Кому надо - и так знает, а кому не требуется, я как-нибудь переживу без показного уважения. Вот, - я вытянул руку, показывая часы, полученные от родителей на тринадцать лет, - это память, и я ношу их очень давно. Наплевать, что приходилось чинить и сейчас есть более красивые и дорогие модели, меня не раздражает даже поцарапанное стекло. Привычная и удобная вещь.
- Вы сноб, только наоборот, - заявила Любка. - Желаете специально отличаться от общества.
Машину она вела уверенно и вполне по-мужски. Без особого лихачества, даже осторожно, на чистом автоматизме, совершенно не думая.
- Хе, - сказал я озадаченно. - Принципиально не желающий подражать принципам высшего света и подчеркивающий свою простонародность? Нет, я ничего такого специально не делаю, а просто поступаю, как мне удобнее. Если я правильно помню определение, снобизм еще подразумевает, что человек искренне считает себя интеллектуалом. - Я фыркнул от удовольствия. - Носителем истинны и "совестью нации". Браво! Такого про меня еще никто не говорил. Надо будет куда-то вставить и попутно оплевать таких умников. Со мной вообще опасно иметь дело - я очень часто ворую идеи откуда придется, за отсутствием развитой фантазии, и лезу во все дырки выяснять, что стоит за тем или другим вроде бы невинным замечанием. Обязательно бы пошел в полицию, если бы жизнь по-другому сложилась: они тоже вечно копаются в чужом грязном белье, а меня всегда мучило излишнее любопытство. Почему поступили так? А кто виноват в этом?
- И как, удается выяснить?
- Иногда да, а иногда этого никто не может. Люди вечно ищут заговоры и тяжелую руку спецслужб. В жизни все гораздо проще. Принимают новый замечательный закон - вроде бы умные люди, и совершенно не видят последствий. Потому что экономика - не наука, и просчитать ее нельзя, а что еще важнее, любая экономическая реформа задевает людей, и уж понять их реакцию и предсказать точно вообще ни один пророк не способен. Каждый рассматривает ситуацию в меру собственного ума, информированности и предвзятости. Ну вроде "наш народ верит в Пророка и любит Отчизну". Это ему с детства объяснили, и он всю жизнь в этом уверен. А народ предпочитает хорошо пожрать, выпить и на расчеты начальства совсем не похож. Ну это меня не туда понесло, но иногда вроде бы нормальные люди такое отчебучивают, что представить себе не могли даже ближайшие и прекрасно их знающие родственники.
А чего это я так разбушевался? Вредно мне рядом с ней сидеть. Хочется произвести впечатление. Попрыгать вокруг, расправляя перья и издавая красивое пение. Инстинкт самца. Так… надо с этим делом завязывать. Роль красавца-соблазнителя не для меня писана. Еще этих сложностей мне не хватает для замечательной жизни. Ничем хорошим не кончится.
- Когда я была в корпункте, - видимо поняв, что продолжения не будет, сказала Любка, - мне письмо для вас передали. В сумочке.
Я открыл вещь, без которой ни одна нормальная женщина из дома не выходит, и сразу обнаружил большой конверт с русскими марками. Адрес был незнакомый - просто почтовый ящик в Ялте. Фиг поймешь чей.