Мусульманская Русь - Марик Лернер 38 стр.


* * *

- Браво, браво, - приветствовали меня бурными аплодисментами. Все уже сидели на работе в полном составе. Машинистка Мария, из русских немцев, совмещающая заодно обязанности секретарши, телефонистки и уборщицы. Зарплату, впрочем, получала не за четыре должности, а гораздо меньше. У нас штатное расписание, утвержденное аж в столице Руси, и совместительство не приветствуется. Поэтому здешний начальник, прекрасно зная невозможность найти на ее место работницу за эти деньги, всячески старался облегчить жизнь. Премии, подарки, физическая помощь и регулярное проведение оздоровительных сексуальных процедур. Несложно было догадаться по поведению. Да я и не осуждаю. Видел я ее мужа. Худая и противная глиста, не способная сказать двух слов без бумажки. Очень ценный работник в посольстве. Там такие крайне востребованы, без собственного мнения.

Работа - для посольских страшная проблема. В местные фирмы устраиваться на работу не одобряется во избежание неизвестно чего. Не приходилось слышать про желающих получить политическое убежище в Германии. Здесь так паршиво, что дураков нема. А прожить рядовым сотрудникам на жалованье достаточно сложно. А тут еще и валюты хочется подкопить к возвращению. Вот и держатся за место: не так много возможностей деньги зарабатывать. На все, даже самые маленькие, денежные должности вроде продавщицы в буфете или учительницы при посольской школе давно очередь имеется. Остается сплетничать и пить. Что и происходит с большим размахом. Главное, не в Берлине, а внутри. За забором.

Еще имелся хозяин здешнего бардака под названием корпункт. Вечно выпивший, но никогда не пьяный Руслан Зайцев. Очень жирный, но страшно трудолюбивый. Умудрившийся продержаться в Германии двенадцать лет и совсем не собирающийся возвращаться домой. Ему и тут было неплохо. Вечно куда-то бегает, что-то выстукивает на машинке и куда-то телефонирует, договариваясь о встречах или уточняя подробности.

Есть у меня подозрение, что он еще регулярно строчит не только в газеты заметки, но еще и в большое здание во Владимире, где следят за политической бдительностью. То есть, положа руку на сердце, когда тебя просят написать на конкретную тему, нема гордых отказываться. За границей больше не побываешь. Но одно дело, когда вежливо спрашивают о подробностях жизни в той стране, и совсем по-другому смотрится - когда на соседа и добровольно.

Третий в этой развеселой компании я. До поры до времени имеющий разрешение не отчитываться ни перед посольством, ни перед Зайцем. Моя деньга идет от "Красной звезды", а не из посольства, и мне живется замечательно. Сам себе начальник. В известности есть определенные преимущества. Единственное, что корреспонденцию отправлять отсюда удобнее, чем по почте. И звонить можно домой, на Русь, не из своего кармана.

- Вы это о чем? - настораживаюсь, прикидывая, откуда наша братия про Любку успела узнать. Моментально пойдут звонить по всей русской колонии, и мне потом долго оправдываться.

- Ты ж у нас свидетель, - пояснила Мария. - Я всерьез завидую. Ничего делать не надо, туда пошел - война началась. Сюда пришел - труп на дороге валяется. Не жизнь, а малина. Стучи себе по клавишам, рассказывая о впечатлениях.

- Встречать надо возвращающихся из командировки великих журналистов, - мысленно облегченно вздохнув, возражаю. - На меня покойники так и кидаются из кустов. Потом до вечера допросы, интересные мужчины в полицейской форме. Давно так весело не проводил время. А это тебе, - вручая ей опус, обрадовал. - Требуется обрадовать редактора многозначительными текстами. Начинай трудиться. Телетайп еще не загнулся?

- Это все?

- Ага.

Говорить про американцев я здесь не собираюсь. Белов знает и одобряет, а остальных это не касается.

- Да! Откуда известно, что без меня не обошлось? В вечерней газете не было!

- А в утренней есть! - кидая в меня сразу двумя, сообщил Зайцев. - Инкогнито сохранить не удалось. Полиция течет, как наш водопровод. Кстати, а кто была сопровождающая тебя девица? Раньше рядом никого не наблюдалось.

И что у нас тут? - игнорируя вопрос, начал изучать конкурентное печатное слово. Известный русский журналист Т. выслан из Австрии за острые заметки о происходящем в Империи… Несложно было дотумкать. А вот девушка именуется… Никак не именуется. Просто девушка. Уже хорошо, но никакой гарантии. Ой, пойдет скоро сплетня гулять. Надо Араму протелефонировать, пока он чего не подумал.

Чем дальше я читал, тем меньше мне все это нравилось. Вчера, собственно, ничего конкретного не было. Нашли труп. Страшно подозрительно, что русский мимо проезжал.

У них манера такая - чуть что, бюргеров резать, это все знают еще с войны. Никто не видел, но двоюродный брат лично знал человека, которому рассказывал свидетель. Что в Германии наши части не стояли ни во время, ни после Австрийской - никого не вразумляет. В Венгрии были? А там такой страх и ужас творился! В газетах писали про злобных мусульман, сжигающих костелы и массово отлавливающих невинных девиц в похотливых целях. Честно сказать, последнее не совсем вранье, было такое, хотя и не в огромных количествах. Ничего удивительного. В многомиллионной армии всякие экземпляры попадаются. Но как парочку особо не умеющих себя вести показательно повесили - никаких эксцессов. Тишь и благодать.

Сегодня и газета народников, с огромным возмущением, и газета социалистов, с неменьшей радостью, излагали подробности происшествия.

Социалисты подробно разоблачали тайные контакты Грехова с олигархами, не приводя ни одного доказательства, и ясно намекали, что перед выборами он стал лишним свидетелем. Бред. Есть способы устранения гораздо лучше, и я готов поспорить, что проделано все было в сильной спешке. Способ, место и даже фотопленки, которые мы обнаружили.

Народники были еще более занимательны. Машина некоего господина X был замечена у дома, где проживал замечательный во всех отношениях господин Грехов. Вообще-то таинственный X была в ресторане, но вполне мог бы успеть приехать оттуда вовремя, чтобы подстеречь возле входа невинную жертву. Его ухода с вечеринки никто не видел. Поиски этого самого X успеха не дали. Он прячется, а значит, вина доказана. Все это ужасно воняло. Откуда время убийства, если даже предположительно - час туда, час сюда? Очень смахивает, что обвинение уже вынесено заочно и в доказательствах совершенно не нуждается. Намеки были настолько толстые, что никаких сомнений: имя и портрет злоумышленника появятся в вечернем экстренном выпуске. Было в этом что-то странное. Не показался мне Груббер таким простым и моментально бегущим к газетчикам. Меня предупредил о молчании в интересах следствия, а тут такой откровенный слив в прессу, да еще и очень странный. Я и то увидел, что если не убийц, то тащивших тело не меньше трех должно быть.

- Ну как? - спросил Руслан.

- Чушь. И мне не нравится слишком большая информированность народников. Они пока еще указаний полиции не отдают и отчетов оттуда не получают. Я здесь очень мало, но такое бывает?

- Только если уже задержали, - помотал он отрицательно головой. - Но тогда было бы имя. А… - Он хотел сплюнуть, но оглянулся на Марию, со страшной скоростью барабанящую по клавишам, и не посмел. Она не постесняется и веником за гнусное поругание недавно наведенной чистоты. - Здесь вообще политика. Кому интересен виновник? Ищут крайнего и удобного для определенных обвинений. Все это сверху идет, и перед выборами полиция тоже не горит желанием ссориться с народниками. Я бы на твоем месте сбегал побеседовать с высокопоставленными людьми.

- А на своем не хочешь?

- А я так высоко не летаю. Перебиваюсь мелкими информационными сообщениями.

Зато много, подумал я, а курочка по зернышку клюет и в результате не меньше моего имеет. И трудов особых не стоит. "По сообщению Телеграфного агентства Руси". Утруждаться особо не приходится - читай местную прессу и творчески обрабатывай.

- Я покопаюсь в картотеке? - скорее утвердительно, чем вопросительно говорю и, не дожидаясь разрешения, направляюсь к старательно собираемым Зайцевым досье. Вот чего у него не отнимешь, так старательности. За годы своей работы он на каждого упоминающегося в газетах немецкого политического деятеля изготовил отдельную справку. Постоянно дописывал его последними достижениями. Очень удобно для статей и некрологов. Открываешь выдвижной ящичек - между прочим, сделаны его собственными руками, чем он гордится и не забывает похвастаться, - и смотришь на соответствующую букву. Родился, учился и все прочее, включая, из какой газеты и какого числа взяты сведения. Многие газеты так делают, но чтобы на всех подряд?!

Придется держать отдельного человека в редакции, а он сам прекрасно справляется. Архивист.

- С тебя причитается! - пискнул Руслан за моей спиной.

- Конечно, - не оборачиваясь, соглашаюсь. - Когда это я не поставил?

Списочек на три десятка имен, упоминающихся в тех самых квитанциях и расписках, у меня имеется. Торопиться особо некуда…

Так, ну этого я и без картотеки помню, но любопытно. На фронте с самого начала - солдат, командир взвода, командир роты. Мое зеркальное отображение. Четырнадцать раз ранен, в том числе сквозное ранение головы (лоб - затылок). Раньше не подозревал. У него если и были мозги, что очень сомнительно при таком ранении и сохранении полного сознания, то очень специфические. Хвала Аллаху, я этого счастья не удостоился! У меня с головой все в полном порядке. Как перепьешь, так о себе напоминает непременно. В остальное время я в нее старательно ем.

Офицер рейхсвера, подготовка нового устава пехоты. Уволился на вольные хлеба. Книги пишет, откуда его и знаю. Певец милитаризма и героизма. "Солдат метнул гранату с криком: "За Германию!" - и воткнул штык в живот выскочившего из окопа с дикими глазами грязного русского".

Про грязного - это не в том смысле. Немец тоже страшно извозюканный в грязи. Дожди идут, и это подробно описано на предыдущих трех страницах. Не захочешь - вымажешься, но получается такая интересная двусмысленность.

Статьи строчит. Ну честное слово, брат-близнец! Сотрудник Volkischer Beobachter. Склепал очень известную "Revolution und Idee", в которой проповедует революционный национализм и необходимость диктатуры. Жена, дети. Что-то не поделил с Мерцем и удостоил его крайне прозрачной критики в очередной книге. Все. Негусто. И как понимать его имя в денежных переводах с изрядными ноликами? Ой, тяжко мне без экономического образования, и спросить некого. Ладно, идем дальше…

- Что-что? - переспросил я, неожиданно поймав краем уха конец фразы.

- Кто бы ни был виноват, - повторил с удовольствием Руслан, - обязательно назначат Мерца крайним. Этот самый X непременно окажется его приближенным. Цель ясная, как… только что промытое стекло. Убрать единственного соперника, который так раздражает и может вызвать раскол в партии. 13 октябре выборы. Требуется единство и сплоченность. "Тот, кто восстанавливает мир между людьми даже путем измышления какой-нибудь доброй неправды, не является лжецом", - процитировал он с наслаждением. - Повесят всех собак и поснимают с должностей. Травля уже началась. На что спорим, кто во всем виноват?

- Тогда реально Трехова убили люди Леманна. Логично?

- А вот этого я не говорил! Бывают и удачные совпадения. Так спорим, что виновник - лучший друг Мерца? Давай на бутылку нормальной "Столичной". Здешний шнапс уже обрыд до невозможности.

- С таким знатоком немецкой политики я не желаю иметь дела, - отказываюсь.

А мысль интересная. Надо проследить за вечерними газетами. Так… кто у меня в списке на очереди следующий? Эбелинг. Еще один идеолог партии, с простреленными мозгами…

* * *

- Садись, - приказал здоровенный жлоб поперек себя шире, с красной ряхой не то перепившего, не то с высоким давлением. Он был в длинном черном пальто, скрывающем руку, тыкающую мне в бок дулом пистолета. Прямо напротив нас резко затормозил черный "трабант", гостеприимно распахнув дверь. На улице уже темнело - засиделся я в трудах и заботах, выписывая особо занимательные факты биографий, а подозрительные личности, получается, заждались.

Вот такая здесь, оказывается, развеселая жизнь, в Берлине. Последний раз меня пытались украсть в Пуштуностане, и пришлось крайне невежливо объяснять всю глубину их ошибки прямо на улице. Но там мне никто бы не стал предъявлять претензий. Все было быстро, жестко и без игры накачанной мускулатурой. Местная власть очень любила русских из-за присутствия в стране кавалерийской дивизии, гоняющей местных любителей свергать короля, и крайне опасалась, что добровольные помощники из Республики не прочь попутно отхватить еще кусок территории. Север страны мы в свое время присоединили, и правильно сделали. Узбеки с прочими таджиками должны проживать не разделенными со своими сородичами. А пуштуны пусть сами выясняют отношения между собой и служат Руси буфером с английской Индией. Русским военным не понравилось бы, если меня, воспевающего их подвиги в центральной печати, грубо обидели.

А еще королевская власть крупно недолюбливала слишком борзых похитителей, забывших с нею поделиться. Набежали так называемые полицейские, отличающиеся от бандитов только наличием дубинок, и долго со вкусом били придурков. Единственный выживший потом долго каялся и плакал. Мне даже предлагали заняться лично его воспитанием, но я не садист и не получаю удовольствия от чужих унижений.

Я старательно вздрогнул и послушно пошел вперед, готовый лезть в машину. Это было даже интересно, чего от меня хотят эти странные люди. Это в Кабуле я был весь из себя богатый иностранец, а эти чего желают?

Жлоб совершенно успокоился, когда я, не поднимая крика, проследовал в указанном направлении. Типичный обделавшийся лох, в его скудном понимании. В машине на переднем сиденье сидел еще один тип, несколько более субтильного вида, но пальто они приобретали на одной распродаже. Когда рядом со мной втиснулся похититель, места сзади стало совсем немного.

- Где? - спросил восседающий за баранкой, не поворачивая головы.

- Что "где"?

- Бумаги где? - нетерпеливо спросил он.

Жлоб гытыкнул и поделился наблюдением:

- Ему тоже жить надоело.

Для лучшего впечатления он двинул меня кулаком в бок, и я невольно согнулся от боли, заодно доставая из ботинка выкидуху. Хороший такой, проверенный ножичек с душевной надписью "Gott sei Dank!", снятый больше двадцати лет назад с хладного трупа австрийского офицера. Я без него никуда не хожу, а современные брюки замечательно закрывают от посторонних взглядов. Мода такая - широкие и поверх. Очень удобная вещь - мой ножичек. Лезвие двенадцать сантиметров, из лучшей немецкой стали. Давно по прямому назначению не использовал.

Похоже, если мне хочется сохранить здоровье, не стоит особо стесняться. Особенно мне не понравилось слово "тоже". Звать полицию как-то не тянуло. Как бы она меня самого не утрамбовала. Чай, не дикие пуштуны, а цивилизованные немцы. Где кончаются пределы самообороны и начинается прокуратура, мне очень сложно сказать без присутствия адвоката. Приходится решать в меру собственного разумения.

- Все равно ведь скажешь, - небрежно заявил водитель. - Просто сначала из тебя сделаем отбивную, а девку порвем у тебя на глазах.

Ну, вот и все ясно сказано. Церемониться они не собираются, а мне с чего?

- Только не бейте! - испуганно блею и, искательно улыбаясь, поворачиваюсь к жлобу. - Я все расскажу! - И без особых сожалений воткнул ему лезвие в глаз. На войне, как на войне. Спросили бы вежливо - могли и договориться. А пистолет меня слишком нервирует. Как и рукоприкладство. Он изумленно булькнул и нервно вздрогнул. Проверять состояние здоровья веселого соседа я не стал: оно ему уже без надобности. Быстро, пока до шофера не дошло произошедшее, наклонился вперед и взял его левой рукой за лоб, откидывая голову назад. Лезвие ножа прижал к горлу. Слегка надавил, чтобы кровь потекла и клиент осознал всю глубину своего заблуждения.

- Кто послал? - ласково спрашиваю.

- Кремер, - судорожно глотая, доложил тот.

- А кто такой Кремер и какие бумаги от меня требуются?

Он попробовал шевельнуться, и я еще сильней нажал, давая почувствовать холод стали.

- Не слышу ответа!

- Мой командир, - поспешно покаялся чернопальтошник. - Он заместитель у камрада Штениса. - Тут он всхлипнул и добавил: - По улаживанию разных неприятных дел. - Наверное, я опять непроизвольно надавил. Все-таки нервы играют - пройдет мимо кто-то и крик поднимет при виде неординарного зрелища. Нехорошее место для разговора.

А вот имя Штенис точно было в списке. Вождь берлинских народников, пытающийся усидеть меж двух стульев. И Мерцу, и Леманну поклон, а сам крутит что-то свое.

- Вы взяли документы, и надо их вернуть, - объяснил водитель.

- С чего Штенис взял, что я вообще что-то у кого-то взял?

- Девка эта русская спрашивать начала. Имена называла. Неоткуда ей знать, если не нашли.

"Выпорю Любку, - с бессильной злобой подумал я. - Обязательно и без промедления. Просил же до вечера подождать. Еще и на фотки глянула, пока я спал. Никаких фамилий я ей не называл".

- Сначала вы ее навестили? - утвердительно говорю.

- Цела она! Дома у нее ничего нет, и у вас тоже. Кремер сказал - сначала вас привезти, потом разбираться будем.

Так. У меня дома они все уже перевернули. Благодарность вам, господин Темиров, за проявленную смекалку. Правильно сделал, что ничего не оставил прямо на столе. Убирать квартиру заставлю Любку за ее дурость. Как нашли - не проблема. Даже если имен у них сразу не было, по номеру машины вычислить на раз-два. Если уж знают, кто свидетели, то и напарника найти несложно. Про фотопленки не в курсе - ищут бумажные документы, значит, не она болтала. И что теперь? Резать глотки - совсем не приятное занятие, да и дергаться начнет. Хуже - всего кровью заляпает, а мне по улицам бегать. А чего, собственно, я должен ножками, если транспорт имеется?

- Оружие есть?

- Да.

- Медленно, очень медленно вынимаешь и отдаешь мне, держа за дуло.

Он потянулся и достал из внутреннего кармана стандартный "вальтер". Протянул назад.

- Молодец, - принимая, похвалил я. - Теперь пальто распахни, чтобы я видел…

Вроде не врет. Больше ничего. Какой замечательно послушный, прямо как я был не так давно. Не нравится мне это. И успокоился. Плохо. Как бы чего не выкинул. Я уже не мальчик бегать за разными прыткими, если выскочит.

- Как тебя зовут?

- Хельмут.

- Ремень с брюк сними, Хельмут, и мне отдай.

Он начал поспешно выдергивать ремень из петель, стараясь не шевелить головой.

- Замечательно. Еще дверь запри. А теперь поехали!

- Куда?

- А девушка что, не дома?

- А, - с облегчением сказал он, заводя двигатель. - Там.

Он вел машину медленно и аккуратно. Попытался болтать, но выслушивать про его планы и трудности у меня не было ни малейшего желания. Пара дополнительных вопросов по обстановке - и я его заткнул без сожалений. Только утром вспоминал Радогора, а сам ничуть не лучше.

Назад Дальше