- Продолжай, - сказал Боамунд, заинтригованный. - Чем занимаешься ты?
- Я… Я страховой агент, - пробубнил Бедевер себе в бороду. - На самом деле это очень интересная работа, - быстро добавил он. - Ты даже не представляешь себе, какой широкий разрез общества…
- Страховой агент, - сказал Боамунд.
- Э-э, - промямлил Бедевер. - Кстати, ты, случаем, не хотел бы?..
- Понимаю, - Боамунд нахмурился. На его широком, простом, открытом, честном и - да что там! - глупом лице медленно проявлялось холодное выражение недовольства, как лед, накапливающийся в голосе телефонистки на занятой линии коммутатора. - Ты знаешь, Беддерс, как мы называли тебя в колледже в старые добрые времена?
- Хм-м, нет, - сказал Бедевер. В действительности он имел об этом некоторое представление, и всегда негодовал по этому поводу. По его мнению, нельзя винить человека за то, что он родился со слишком большими ушами.
- "Li chevalier li plus prest a succeder" - сурово сказал Боамунд. - Дважды был первым в сражении на копьях, как я припоминаю. Почетная грамота за соколиную охоту. Флирт с отличием. Капитан учтивости три года подряд. И вот теперь, - он вздохнул, - ты страховой агент. Понимаю.
- Это не совсем так, - пробурчал Бедевер несчастным голосом. - Времена меняются, знаешь ли, и…
- Я помню, - не обращая на него внимания, продолжал Боамунд, - я помню, как твой отец, да упокоится его душа с миром, как-то приехал к нам в День Состязаний, когда ты бился на турнире за Золотой Поднос Дешамп-Морнея. Он так гордился тобой!
Бедевер засопел.
- Послушай, - сказал он, - теперь больше не бьются на турнирах. Нынче у нас есть только снукер по телевизору и американский футбол…
- А когда он узнал, что тебя выбрали участвовать в матче между Стариками, - безжалостно продолжал Боамунд, - знаешь, я никогда не говорил тебе этого раньше, Беддерс, но…
- Послушай! - в голосе Бедевера слышались слезы. - Все не так просто. Мы старались как могли, честное слово. Мы обыскали все вокруг в поисках этой треклятой штуковины. Мы побывали даже, - рыцарь содрогнулся, - в Уэльсе. Но у нас не было ни малейшего представления о том, что конкретно мы ищем. Рыцарство не готовит к таким вещам, Бо. Рыцарство - это значит отыскать кого-нибудь большого и сильного и нехорошего, сидящего на здоровенном черном жеребце, и молотить его по голове, пока он не вырубится. Рыцари всегда оставляют все планирование и обдумывание на кого-нибудь другого. Мы появляемся только тогда, когда подходит пиковый момент, когда надо измочалить кого-нибудь, чтобы вывести его из игры. Мы не могли справиться с этим делом сами, Бо, когда никого не было рядом, чтобы подсказать нам, что надо делать. В современном мире нет места рыцарям, понимаешь? Мы оказались… - он поискал подходящее определение. - Думаю, можно сказать, что мы оказались гипер-квалифицированными. Слишком тренированными. Узкоспециализированными. Понимаешь, что я имею в виду?
- Ты имеешь в виду - бесполезными.
- Да, - согласился Бедевер. - Просто дело в том, что больше не осталось драконов. А также девиц, которых нужно спасать. Малыш Туркин попробовал тут как-то… спасти одну девицу. Там было что-то вроде вечеринки, а он доставлял пиццу. Открывает это он дверь, а там эта ужасная варварская музыка, и все эти мужланы таскают дам за руки и крутят их как хотят, и… В общем, он прыгнул в круг, как истинный рыцарь, и начал разбираться с ними как полагается. И тут эта девица бьет ему коленом прямо по…
- Да, я понимаю.
- Потом они позвали полицию, - продолжал Бедевер. - Хорошо еще, что рядом случились мы с Галахадом, так что мы вытащили его оттуда, прежде чем он успел нанести кому-нибудь серьезные повреждения, но…
- И тем не менее, - сказал Боамунд. Если бы его лицо предложили высечь в скале Рашмор рядом с ликами четырех президентов, оно было бы отвергнуто из-за чрезмерной серьезности. - Мне кажется, что я пришел как раз вовремя, чтобы взять командование на себя, как ты думаешь? Один разносит пиццу! Другой - страховой агент! Да старик Саграмор перевернулся бы в своей могиле, если бы узнал!
Бедевер, вспомнив их старого почтенного наставника, в сердце своем согласился и понадеялся вдобавок, что при этом он наткнется на что-нибудь острое.
- Но… - начал он.
- Я хотел сказать вот что, - продолжал Боамунд. - Я был пробужден от тысячепятисотлетнего сна, чтобы взять на себя командование этим Орденом, и, во имя Бога всевышнего, командование это я на себя возьму!!
Как раз в этот момент дверь общей комнаты распахнулась, и внутрь вбежал высокий плотный человек с красным лицом, держа в одной руке мобильный телефон, а в другой большую пачку плоских пенополистироловых коробок.
- Беддерс, - вскричал он, - там какой-то карлик на нашей кухне! Я вошел, чтобы разогреть свои пиццы, а этот проклятый маленький мерзавец залил весь пол водой. Я, разумеется, засунул его в мусорное ведро, но ущерб был уже нанесен. Сколько раз я говорил тебе не оставлять заднюю дверь нараспаш…
Он застыл на месте, глядя во все глаза. Коробки с пиццами выпали из его рук и начали медленно кружиться по комнате подобно украшенным анчоусами цирковым обручам.
- Разрази меня гром! - сказал он наконец. - Это же Сопливчик Боамунд!
- Привет, Тур, - ответил Боамунд с холодком.
Сэр Туркин стал еще краснее, чем был, если это возможно.
- Клянусь адом, Беддерс, шутка есть шутка, но какого черта ты этим хочешь сказать? Только на днях я говорил о том, что хотя дела нынче идут хуже некуда, так по крайней мере нам больше не приходится терпеть этого маленького лицемерного головастика с его непрестанными всхлипываниями насчет идеалов рыцарства. И ты согласился со мной, как я припоминаю! Ты сказал…
- Э-э, Тур, - сказал сэр Бедевер. - Я…
- А теперь, - негодовал сэр Туркин, - ты наряжаешь какого-то молодчика и надеваешь ему маску, или что ты там с ним сделал, только для того, чтобы испугать меня до потери сознания! Посмотри на мои пиццы, ты, придурок, они же теперь все в пыли!
- Это я, Тур, - прошептал Боамунд таким голосом, от которого заледенел бы и гелий. - Как ты поживаешь?
На этот раз Туркин выронил также и свой мобильник.
- Боже мой, - сказал он. - Это ты! Но зачем, во имя всего?..
Бедевер с трудом сглотнул, поднялся с места и как мог кратко изложил ситуацию. Двое других рыцарей обменивались взглядами, какие пристали бы двум саблезубым тиграм, повизгивающим от радости и отращивающим себе толстую зимнюю шубу.
- Ерунда, - сказал наконец сэр Туркин. - У него нет полномочий. Если бы у него были полномочия, у него была бы при себе доверенность или что-нибудь такое, с печатью этого ублюдка Мерлина. Он просто морочит нам голову.
Не говоря ни слова, Боамунд полез во внутренний карман своей куртки и извлек толстый сложенный кусок пергамента со свисающей с него печатью. Печать была какой-то странной - она светилась сама по себе ярким голубым светом.
Сэр Туркин, во рту у которого внезапно стало совсем сухо, взял пергамент и развернул его. Он с минуту молчал, воззрившись на него, а затем сказал - его голос напоминал вибрирующее рычание:
- Чепуха. Здесь какая-то тарабарщина. Он написал это сам.
- Сообщи сэру Турки ну, - сказал спокойно Боамунд, - что он держит пергамент вверх ногами.
Сэр Туркин беспомощно кинул на него сердитый взгляд и перевернул пергамент, так что печать теперь свешивалась с его нижнего конца. Боамунд хмыкнул - Туркин помнил это его чертово презрительное хмыканье, как если бы это было не далее, чем вчера. Он опустил взгляд на рукопись.
- Хотя, - продолжал Боамунд, - как я припоминаю, сэр Туркин никогда не был особенно выдающимся чтецом. Стоит вспомнить, как, в то время как весь остальной класс уже прошел до середины "Roman de la Rose", сэр Туркин все еще сидел на задней парте и твердил: "У попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее…"
- Ну, вот что, - вскричал сэр Туркин, - доверенность там или не доверенность, а я его сейчас прикончу!
Сэр Бедевер торопливо положил Туркину руку на грудь как раз в тот момент, когда Боамунд закончил: "…убил", не спеша опустился в кресло и положил в рот оливку. Туркин в последний раз яростно фыркнул, швырнул доверенность на пол и начал топтать ее ногами. Поскольку пергамент был, естественно, зачарован, то он добился лишь того, что у него порвались шнурки.
Боамунд улыбнулся - той самой самодовольной улыбкой, которая доводила всех до зубовного скрежета в те времена, когда он был Старшим Шлемом в шестом классе - и сделал легкий жест левой рукой. Туркин, с пылающим лицом, фыркая как боевой конь, преклонил колена и простер вперед свои руки со сложенными ладонями. Боамунд, глядя свысока, как архиепископ, сделал шаг вперед и приложил свои ладони к тыльным частям рук Туркина, стараясь сделать это как можно легче; тем самым он удостоверял, что принимает его присягу на верность. Ярость Туркина ничуть не умерилась, когда он обнаружил, что стоит коленом в собственной пицце.
- Восстань, сэр Туркин, добрый и верный рыцарь, - сказал Боамунд, откровенно наслаждаясь каждым моментом. Туркин кинул на него взгляд, на котором можно было жарить цыпленка, издал неопределенный звук и, поднявшись, весьма развлек зрителей попытками отчистить моццареллу от своего правого колена. Боамунд повернулся к сэру Бедеверу и воспроизвел тот же жест.
Сэр Бедевер заколебался, потом пробормотал: "Э, ну ладно" - и повторил ту же нехитрую церемонию.
- А теперь, сэр Туркин, - сказал Боамунд, - я буду весьма тебе обязан, если ты вытащишь моего карлика оттуда, куда ты его запихнул.
- Я должен был догадаться, что это твой карлик, - проворчал Туркин, пробираясь к кухне. - Забавно - даже тогда, когда мы учились в школе, некоторые из нас всегда имели при себе карлика, в то время как остальные сами полировали себе доспех. Разумеется, все благодаря тому, что у некоторых всегда была богатая мягкосердечная маменька, которая не могла вынести, чтобы ее маленький сыночек ранил свои нежные ручки о противную железную…
Дверь кухни с грохотом закрылась за ним, и Боамунд вздохнул.
- Он всегда был немного нытиком, - прокомментировал он, и Бедевер, никогда не бывший человеком, склонным к ностальгии, внезапно обнаружил, что вспоминает дни счастливой юности, когда он с радостью отдал бы все карманные деньги за целую неделю вперед, если бы ему только дали шанс учинить Сопливчику какую-нибудь гадость.
Но затем ему пришло в голову, что хотя Боамунд и был как раз таким самодовольным зубрилой, каких всегда неизменно делают префектами, тем не менее существовала на свете какая-то угрюмая справедливость, благодаря которой он рано или поздно оказывался в дерьме по самое оплечье, даже когда (как чаще всего и обстояло дело) он фактически и не был виноват.
Бедевер, предварительно удостоверившись, что Боамунд не смотрит, злобно ухмыльнулся. Скажем так: хоть мельницы Господни действительно мелют не слишком быстро, но они смелют тебя в порошок, когда придет время.
Сообщество карликов отличается жесткой организацией и стабильностью, доходящей до упертости, и нормальный карлик обычно знает свое место с точностью до 0,06 микрона. В результате любое неожиданное повышение является для карлика вещью, с которой он не в состоянии легко примириться.
Ноготь не был исключением. Только что он был на побегушках у скромного отшельника и вдруг, одним ударом, возвысился до положения Главного Фактотума целого рыцарского ордена. Единственным карликом, упоминавшимся в легендах этого народа, когда-либо достигшим такого возвышения, был лорд Панариций Герольдмейстер, который заведовал домашним хозяйством у короля Лота Оркнейского во времена короля Утера. Это была большая честь.
С другой стороны, Ноготь не мог отделаться от ощущения, что у лорда Панариция скорее всего были под началом несколько младших карликов, с помощью которых он справлялся с затруднениями, или по меньшей мере пылесос. И хотя он не мог говорить об этом с уверенностью, поскольку устные предания могут быть немного туманны, когда дело доходит до деталей, но у него было такое чувство, что лорду Панарицию, возможно, еще и платили.
Боамунд был парень что надо, разумеется, насколько это можно сказать о рыцаре, - а Ноготь быстро становился настоящим знатоком по части рыцарей. Новый Великий Магистр не только заплатил ему за бензин и за ущерб, причиненный заднему крылу его мотоцикла, как только Ноготь отыскал и притащил ему старый чайник, игравший роль орденской казны, - он категорически запретил сэру Туркину и сэру Пертелопу (который был почти так же плох) засовывать его без разрешения в мусорное ведро, под угрозой быть обесчещенными. Ноготь не очень хорошо себе представлял, что означает быть обесчещенным в терминологии Ордена, но догадывался, что это имеет какое-то отношение к запрету использовать фургончик по выходным. Учитывая те занятия, которые избрали себе Туркин и Пертелоп, это несомненно было чрезвычайно жестокой санкцией.
Разумеется, на Ногте теперь лежала обязанность чистить фургон каждое утро (что означало отскребание засохшего томатного соуса от заднего сиденья и, время от времени, перетаскивание коробок с венгерскими кроссовками, которые Ламорак покупал где-то по дешевке и каким-то образом каждый раз забывал разгрузить самостоятельно), но это само по себе было честью, если перевести это на язык Древних Времен. Только карлик самого высокого ранга может занимать одновременно пост Главного Конюшего и Лорда-колесничего.
В целом, первые две недели при новом порядке прошли, насколько мог судить Ноготь, вполне благополучно. Было несколько скользких моментов: Туркин, Ламорак и Галахад Высокий Принц, сговорившись, устроили на Боамунда засаду, когда тот возвращался из газетного киоска, с тем чтобы заковать его в цепи и бросить его в чулан для садовых инструментов, но Бедевер (вопреки здравому смыслу, по мнению Ногтя) раскрыл их заговор, в результате чего Боамунд сорвал их планы, сев на автобус номер шесть вместо номера пятнадцать-а. Он имел с ними после чая очень жесткий разговор в Общей Комнате, после которого Туркин, шатаясь, вышел из комнаты и его на глазах у всех стошнило в кухонную раковину. Однако, если не считать этого, все шло по заведенному распорядку. Обычно это означало, что пятеро младших рыцарей шли на работу, а Боамунд устраивался в Общей Комнате, задрав ноги на софу, и смотрел снукер по телевизору. Боамунд, как заметил Ноготь, очень быстро пристрастился к снукеру и частенько говорил о том, что неплохо бы установить стол у них в гараже, что означало, что Ламораку придется искать новое пристанище для семисот пар попорченных водой китайских джинсов, пятидесяти будильников с одной стрелкой и всего остального запаса своих товаров.
Ноготь вздохнул и окунул тряпку в банку с жидкостью для полировки металла. До сих пор единственным шагом, сделанным Боамундом в направлении возобновления поисков Грааля, был отданный ему приказ вытащить все доспехи и оружие из погреба и отполировать их до турнирных стандартов.
Это, казалось, несколько успокоило остальных пятерых, которые, как он знал, совсем не рвались бросать свои устоявшиеся, хотя и не приносившие прибыли, занятия только для того, чтобы пускаться на поиски этой чертовой штуковины; но у Ногтя, обладавшего изрядной долей проницательности, нередкой среди карликов, было сильное подозрение, что положение дел может резко измениться, когда закончится чемпионат мира по снукеру. "Можете называть это астрологическим предсказанием", - думал Ноготь про себя.
Он подышал на сияющую латную рукавицу, протер ее собственной штаниной и кинул в общую кучу. Здесь было достаточно доспехов, чтобы снарядить целую армию, а ведь он еще и не принимался за конскую сбрую. Заметьте, что он совершенно не мог себе представить, чтобы на эту груду металла был какой-нибудь спрос. Разве что прикрепить пару листов железа к бокам фургона - вряд ли она бы сгодилась на что-то большее.
До него донеслись раздраженные выкрики со стороны Общей Комнаты, и его гены подсказали ему, что это Лорды собрались на Высокий Совет.
У карликов очень крепка расовая память. Положив свою тряпку, он на цыпочках подошел к бельевой корзине, приподнял крышку и запрыгнул внутрь.
- Нет, - сказал Туркин.
Боамунд злобно глянул на него и шарахнул по столу крокетным молотком, который использовал вместо председательского колокольчика. Ламорак, у которого в заначке хранилось еще сорок два, тяжело вздохнул. Он подозревал, что они все же не были целиком сделаны из тика.
- Это мятеж, - хмуро сказал Боамунд.
Туркин ухмыльнулся.
- Понял, надо же! - воскликнул он. - Ты быстро все схватываешь, малыш Сопливчик.
- Мятеж, - продолжал Боамунд, - и измена. Если сэр Туркин немедленно не выразит раскаяния в своих словах, у меня не останется другого выбора, кроме как объявить его обесчещенным.
- Только попробуй, - отвечал Туркин, - и посмотрим, чем это для тебя кончится. Потому что, - добавил он, уверенный в своих силах, - мне больше не нужен этот старый потрепанный фургон, которому место на помойке. Посмотри-ка! - и он величественным жестом кинул на стол связку ключей. - Они настолько довольны мной, - сказал он, - что позволили мне ездить на фургоне фирмы. И, между прочим, - добавил он торжествующе, - это "рено". Так что свою честь можешь засунуть себе…
Выражение лица Боамунда не изменилось. Он просто наклонился над столом, взял ключи и положил их к себе в карман.
Туркин чуть не упал.
- Эй, послушай, - сказал он, - ты не можешь, это же не мои…
- Согласен, - ответил Боамунд. - Они переходят теперь в собственность ордена. А вы, сэр Туркин, объявляетесь обесчещенным. Итак, продолжим…
Несколько минут в комнате царил ужасный шум - сэр Туркин пытался объяснить, что так поступать нельзя, а сэр Ламорак и сэр Пертелоп в один голос выясняли, не могут ли они взять этот фургон на выходные. Боамунд утихомирил их, хрястнув по столу молотком; головка молотка отлетела и закатилась под софу.
- Поскольку сэр Туркин лишился права говорить, - сказал Боамунд, - есть ли еще кто-нибудь, кто хотел бы высказать свое мнение?
Последовала долгая пауза, затем Галахад Высокий Принц довольно неуклюже поднялся с места и посмотрел вокруг.
- Слушай, Бо, - сказал он, - ты же знаешь, в принципе я полностью согласен насчет того, что Грааль нужно найти. В этом вопросе я с тобой на все сто. Я думаю так, что найти Грааль - это дело как раз по нам, так что надо просто сделать это, и все. Вот только… - он набрал в грудь побольше воздуха, - …в смысле времени - может, мы бы смогли как-нибудь утрясти свое расписание… тут мой агент как раз говорил мне на днях, что у него на подходе этот ролик с собачьим кормом…
Лицо Боамунда приобрело зловещее выражение, но Галахад, казалось, ничего не замечал.