- Он мой! - заорал юноша, набирая скорость.
Но Жаклин и не думала сдаваться, шаг за шагом нагоняя соперника. А затем будто случайно опустила свою дубинку и сунула ему между ног.
Скай споткнулся, упал и, ударившись о твердую землю, скатился в заросли колючего кустарника. Да, бабушка оказалась права - было больно. Но сильнее всего пострадала гордость.
- Эй! - крикнул Скай.
Он в одно мгновение вскочил на ноги и кинулся следом. Жаклин опережала его на два десятка ярдов. Тропа, по которой они бежали, то ныряла вниз, то шла вверх, а затем резко вильнула влево. Через двадцать шагов она вывела на открытое пространство, окруженное густыми зарослями маки. В дальнем конце поляны возвышалась отвесная гранитная стена. К ней прижался кабан; тяжело дыша, он смотрел на людей. Скай раньше видел этого зверя только на картинках и не представлял его истинных размеров. В холке животное достигало его бедер, щетина на спине встала дыбом, два огромных изогнутых клыка топорщились на розовой волосатой морде.
Жаки остановилась за поворотом, и Скай едва не врезался в нее.
- Он мой, - произнесла девушка, отбросив в сторону дубинку и вытаскивая из-за пояса кинжал с длинным клинком.
- Нет! - крикнул Скай, занося оружие. - Мой!
Они яростно уставились друг на друга, не видя ничего вокруг, тем временем кто-то проскочил мимо с высоко поднятым топором. Лезвие опустилось трижды. Первый же удар оглушил пронзительно завизжавшего зверя, второй перерубил ему позвоночник, третий раздробил череп. Кровь хлынула на гранитную стену, на сухую землю, забрызгала щеки Ская.
Он поднял руку, провел по лицу и некоторое время рассматривал густую жидкость на своих пальцах, затем взглянул вперед: фигура в черном опустилась возле умирающего животного.
- Что там происходит?
- Разве лысая не рассказывала тебе, мальчик из Англии? - Жаклин присела на землю. - Ради этого все и затевается - погоня, убийство, все! Ради этого момента. Смотри!
Она указала кинжалом вперед. Закутанная в черное фигура повернула голову кабана. Скай не отрываясь наблюдал за происходящим, одновременно слушая Жаклин.
- Когда животное умирает, маццери смотрит ему в глаза, прислушивается к его последнему крику. И тогда мы видим глаза, слышим голос кого-то, кого мы знаем. - Она обратила к Скаю пылающий взор и закончила: - Того, кто теперь помечен смертью.
Сомнений не оставалось - маццери пытался взглянуть в глаза убитого зверя! Кабан дернулся в последний раз, взбрыкнул передними копытцами, сдергивая капюшон, прикрывавший лицо охотника. Скай увидел стянутые в тугую косу седые волосы и узнал Эмилию Фарсезе.
- Но она же слепая, - пробормотал он.
- Не здесь, - ответила девушка.
Ее бабка подняла голову к ночному небу и выкрикнула имя. Скай не разобрал его - похоже на "Франческа". И в этот миг он понял, что в прошлый раз она выкрикнула "Люсьен Беллаги".
Эмилия обернулась к молодым людям. Лицо ее было в крови, руки сжимали голову убитого зверя. Дикий восторг светился в абсолютно здоровых глазах. В следующее мгновение старуха узнала его.
- Маркагги, - прошипела она.
Но не ненависть, прозвучавшая в голосе, обеспокоила Ская. Здесь он не ощущал угрозы. Не ужаснулся он и тому, свидетелем чего стал. Единственное, что напугало, и то лишь на короткое время, - это его собственное желание повторить ритуал.
Он поднял голову и прислушался. Псы по-прежнему гнали зверя по долине. Охота продолжалась, и этот кабан мог быть не последней жертвой.
Скай повернулся и помчался назад по тропе, быстро оставив позади крики Жаклин и проклятия Эмилии. Свернул налево, потом направо, ориентируясь на едва различимые следы. Инстинкты вели его. И почти сразу же на тропе впереди он увидел пока еще неясную тень. Он думал, что только что убитый зверь был крупным, но по сравнению с этим животным он показался бы сущим карликом. Клыки штыками сверкали по обе стороны огромной морды. Вепрь развернулся и помчался прочь. Вперед, и только вперед, хотя к тропе, по которой они неслись, примыкали и другие. Преследуя добычу, Скай краем глаза замечал, что по соседним дорожкам бегут охотники, чувствовал, как дрожит земля, сотрясаемая топотом их ног. Теперь уже целая толпа маццери гналась за одним кабаном.
Тропа расширилась, выводя в конец долины через такое же ущелье, что и в начале. Скай, несмотря на то что легкие работали на пределе, нашел в себе силы совершить рывок. Вот он уже почти вплотную подобрался к преследуемому зверю; тот свернул в сторону, чтобы не врезаться в кусты, и в этот момент Скай обрушил дубинку на заднюю ногу, вложив в удар всю свою силу. С ужасным воплем, больше похожим на человеческий, вепрь споткнулся, упал и по инерции перевернулся несколько раз, пока на полной скорости не врезался в дерево. Он попытался подняться, но, тяжело дыша, снова рухнул на землю.
Звуки погони, доносившиеся все это время, смолкли. Только хриплое дыхание охотника и его жертвы нарушало тишину, воцарившуюся в долине. Затем сзади послышалось шарканье. Скай обернулся и увидел, что небольшую прогалину заполнила дюжина или больше безликих силуэтов в капюшонах. Все были одеты в черное, и Скай смог опознать только Жаки по облегающему платью и старуху Фарсезе по заляпанным кровью рукам. Еще одна фигура выступила вперед, и из-под накидки послышался знакомый голос:
- Сделай это, внучек. Ради крови Маркагги, что струится и в твоих жилах. Ради маццери, учеником которых ты теперь стал. Сделай это. Убей!
Со всех сторон эхом раздался шепот:
- Убей. Убей. Убей.
Скай обернулся к умирающему зверю. Бока его еще вздымались и опадали, из горла доносилось тихое поскуливание. Скай шагнул вперед.
- Убей. Убей. Убей.
Это же так просто. Не надо даже сильно замахиваться - сила тяготения и вес дубинки сделают свое дело. Обхватив ее двумя руками, он поднял оружие предков высоко над головой.
Убей.
Кабан начал поворачиваться к своему преследователю, поднимая голову с клыками; им двигал инстинкт, и он не хотел умирать без боя. Но в тот момент, когда лунный свет отразился в темном зрачке зверя, пальцы Ская выпустили дубинку, и она со стуком упала на землю позади него. Охотник наклонился и сжал голову жертвы. Животное резко дернулось, пропоров острым клыком правую руку юноши. Но Скай не ослабил хватку, он не мог сделать этого сейчас, когда морда зверя была прямо перед ним, и до того, как пришла боль, посмотрел ему в глаза.
За короткое время пребывания на Корсике Скай повстречал всего нескольких человек: водителя автобуса, девушку, слепую старуху, свою двоюродную бабушку. Никто из них не глядел на него. На него глядел кузен Жаклин.
- Джанкарло, - прошептал Скай, но не настолько тихо, чтобы его не услышали.
Он понял это, когда услышал позади рыдания.
ГЛАВА 8
ЦЕНА
Сколь трудным для его фюльгии всегда был выход из тела, столь же легким оказывалось возвращение. Словно существовало какое-то ограничение на путешествия вне плоти. Не во времени, нет - как обнаружил Скай, время в тех случаях, когда двойник обретал свободу, не имело значения: час в одной жизни мог равняться целой неделе в другой, - но в целях. Он чему-то обучался, чего-то достигал - убивал кого-то! - и затем переносился назад. Слияние с собственным телом происходило в то самое "одно спокойное мгновение", как назвала его бабушка.
Покинуть плоть было нелегко - за решением этой проблемы Скай и приехал на Корсику. Вернуться же не составляло труда.
До сего момента.
- Чего ты ждешь, Скай? - поинтересовалась Паскалин. - Маццери охотятся ночью. Близится утро. Ты должен воссоединиться с плотью.
Он посмотрел в окно. Светало.
- Поверь, я бы с радостью.
Эйфория и восторг охоты мигом улетучились, едва Скай взглянул в глаза кабана. Сейчас очень хотелось поспать. И поспать осознанно, а не как та фигура, что сидела, сгорбившись, у стола.
Если бы только он не задержался! Бабушка появилась в хижине раньше. Охотница и бывшая учительница слились в одно мгновение, и теперь единственная Паскалин стояла и нетерпеливо смотрела на двух Скаев.
Вот оно!
- Кажется, я знаю, в чем проблема, - сказал он. - Вы. Здесь…
Скай не договорил, внезапно смутившись.
- Ты застенчивый, внучек? - усмехнулась бабушка.
Странно, особенно принимая во внимание, что она видела все, что Скай делал ночью. Но причина была именно в ее присутствии! В долине за ним наблюдала не бабушка, а ее двойник. А теперь ситуация примерно такая же, как накануне вечером в ее квартире, когда Скай готовился к охоте. Он переодевался в другой комнате, не на ее глазах! И он не хотел, чтобы она видела его сейчас.
- Если бы вы, ну, вы понимаете, оставили меня на мгновение.
Паскалин не смогла сдержать улыбку.
- Да, конечно, - сказала она и вышла на улицу.
Скаю сразу стало легче, но он ощутил безмерную усталость. Охотник шагнул вперед и дотронулся до своего плеча, нет - до плеча другого себя.
Одно спокойное мгновение. Все, что ему нужно.
Скай вышел на крыльцо и увидел, что бабушка уже сидит за рулем.
- Все в порядке? - спросила Паскалин.
Он кивнул и забрался на сиденье. Машина тут же тронулась с места.
Возвращались в Сартен молча. Скай прислонился головой к стеклу. Все тело ныло - очевидно, следствие действия наркотика, который дала ему бабушка, а также результат падения в долине и раны, нанесенной острым клыком разъяренного кабана. Рука была практически не повреждена, однако по ней тянулась пульсирующая болью багрово-красная линия, напоминая об ощущениях после ударов мечом или копьем, полученных Скаем в теле Бьорна.
Когда машина въезжала в город, рассвет уже позолотил горные вершины. Паскалин припарковалась возле дома, и трое охотников - пожилая женщина, старый пес и обессиленный юноша - поковыляли по лестнице. Оказавшись в квартире, Паскалин сменила черную одежду на домашнюю, затем прошла на кухню и сварила кофе. Скай пил, держа кружку обеими руками, и наслаждался больше исходящим от нее теплом, чем вкусом. Еще в долине он начал дрожать от холода и сейчас завидовал Амлету, распростершемуся ничком на коврике у камина, где Паскалин развела жаркий огонь. Несмотря на жуткую усталость, Скай чувствовал, что ни за что не сможет уснуть. По крайней мере, сейчас.
- Не понимаю, - произнес он первые за последний час слова.
- Чего не понимаешь, внучек?
Он посмотрел на бабушку. В фиолетовой блузке, накинутой поверх нее шали, брюках, узорчатом шарфе на голове она казалась самой обычной пожилой женщиной. А всего несколькими часами раньше…
- Ничего не понимаю. Зачем это?
- Охота?
Скай кивнул, и бабушка нахмурилась.
- Что за вопросы? Сегодня ночью ты сделал первый шаг к обретению себя такого, каким был всегда.
- Но мне не нужен такой я! - Мгновенное воспоминание о грудной клетке Олава, разрубленной топором Сигурда, заставило Ская содрогнуться. - У меня в семье уже и так достаточно убийц, так что благодарю покорно!
- Убийц? - переспросила Паскалин, опускаясь в кресло. - Маццери не убивают, они…
- Я видел, - прервал ее Скай, - и Жаклин Фарсезе мне все объяснила. Ее бабушка зарубила кабана, посмотрела в его глаза, узнала кого-то, кто теперь тоже умрет.
Он стукнул кружкой об стол, расплескав кофе.
- Если это не убийство, тогда не знаю, как еще это назвать!
- Нет. Послушай меня.
Паскалин встала, взяла тряпку, проковыляла к софе и, вздохнув, села рядом с внуком. Ночная охотница уступила место уставшей пожилой женщине. Вытирая разлитый кофе, она говорила:
- Скай, мы не убийцы. Животное, которое мы преследуем, и человек, которого оно олицетворяет, уже помечены. Мы не выбираем жертв. Все, что нам остается, - это засвидетельствовать смерть.
Ошеломленный, Скай уставился на нее.
- Но почему?
- Почему? И ты еще спрашиваешь, хотя сам сегодня ощутил силу маццери?! - Она удивилась не меньше Ская. - Ты охотишься, потому что должен. Как и я, как и все мы, ты вынужден охотиться.
Глаза Паскалин светились почти так же страстно, как и ночью.
- Потому что никогда не чувствуешь себя более живым, чем в тот момент, когда случается предсказанная смерть.
Скай покачал головой.
- Не "почему мы охотимся?". Я сам все почувствовал, поверьте. Я просто не понимаю смысла.
- Это из-за того, что ты думаешь своими английскими мозгами, а не корсиканским сердцем. - Она дотронулась до его лба, затем рука коснулась его груди. - Мы здесь, на острове, рождаемся и сразу же видим перед собой могилу. День, когда мы сойдем в нее, известен заранее. Некоторые из нас - очень немногие - избраны свидетелями. Свидетелями смерти. Мы - маццери, призрачные охотники смерти.
Паскалин говорила так же громко, как тогда, когда пела погребальную песнь. Вопрос Ская прозвучал совсем тихо:
- И как долго они еще живут?
- Всегда по-разному. Но обязательно нечетное число дней. Некоторые умирают почти сразу, другие живут какое-то время. Но никогда больше года.
- Вы сообщаете жертве?
Бабушка пожала плечами.
- Нет. Но они узнают. Если маццери проходит мимо на улице, он осеняет себя крестом. Люди толкуют промеж себя. В конце концов Скуадра д’Ароцца начинает собираться у дверей приговоренного, они бормочут его имя, несут гроб. Охотники могут слышать и видеть их.
- И те, кто… Кто убил, кто распознал приговоренного, всегда приходят посмотреть, как за ним явится Скуадра?
- Нет! - с отвращением воскликнула Паскалин. - Так поступает только Эмилия. Только эти Фарсезе упиваются смертью.
"А как же Жаки?" - подумал Скай, но вслух произнес:
- Но почему же не оставить несчастного в покое? - Его гнев нарастал вместе со смятением. - Я думаю, если сказать человеку, что он умрет, и он поверит в это, то так и случится.
- Верно. Но не потому, что ему сказали, а потому, что он был избран.
- Но как же вы можете жить, зная, когда умрете?
Бабушка придвинулась и взяла руки Ская в свои.
- Но мы все знаем это. Каждый рождается, чтобы умереть, и наше имя уже при рождении выбито на могильном камне. По крайней мере, в этом случае у человека есть время подготовиться.
- Так для этого все делается? Предупредить человека, чтобы он готовился?
В этом Скай углядел хоть мало-мальский смысл, но Паскалин покачала головой.
- Нет. Мы охотимся и убиваем не для того, чтобы предупредить. Мы оказываемся там, дабы засвидетельствовать неизбежность смерти. Конечно, если кто-то захочет предупредить… - Она нахмурилась. - Но ты должен помнить, Скай, что большинство людей на Корсике, да и во всем мире, верят в то, что эта жизнь - лишь этап на долгом-долгом пути. Они всегда должны быть готовы к следующему этапу, и неважно, зовут их маццери или как-то иначе.
Скаю по-прежнему очень многое оставалось неясным.
- Значит, если бы я убил того кабана…
- Ты не убил.
- Я мог бы…
- Нет, внучек. - Она сжала его руки. - Я ведь говорила тебе: это не наш выбор. Если бы Джанкарло Орсини был помечен смертью, ты бы убил его. В этом же случае он будет ранен или, быть может, заболеет. Но не умрет.
Голова у Ская шла кругом от всего, что он услышал, от всего, что сделал.
- Я видел, как убивала Эмилия Фарсезе. Я смотрел в ее глаза и понимал, что она, если бы только могла, прикончила бы меня быстрее, чем несчастного кабана.
Он вздохнул.
- Мне повезло, что она только вестник, да? Что она не может выбрать меня, убить меня в том мире?
- Нет, не может. - Паскалин выпустила его руки и отвернулась. - Ну… Обычно не может.
У Ская похолодело внутри. Рука, которую задел клык кабана, запульсировала болью.
- Что вы имеете в виду - "обычно не может"?
Паскалин поднялась, подошла к камину и взяла с полки фотографию своего брата. Черная креповая ткань, укрывавшая портрет, сползла на пол.
- Теперь, Скай, когда ты стал учеником маццери, я расскажу тебе, как именно умер твой дедушка.
Молодой человек вспомнил вчерашнюю беседу.
- Да. Вы говорили, что семью Эмилии предостерегли от возобновления вендетты и что она тогда нашла другой способ.
- Верно. - Паскалин вернула снимок на место и уставилась в зеркало. - Это была очень старая часть обряда пути маццери. На памяти живущих никто ее не исполнял. Но Эмилия помнила, что каждый год в одну-единственную ночь все законы, которые нами управляют, перестают действовать. Это ночь, когда ученик может стать полноправными маццери, если учитель решит посвятить его. И тогда он получит способность покидать тело и охотиться, когда захочет…
Она замолчала, и Скай задержал дыхание. По тону бабушки, по всему ее виду было понятно, что она готовится рассказать что-то важное. Она снова заговорила:
- Это также единственная ночь, когда жертвой не обязательно должны быть звери из долины. Ночь, когда мы можем выслеживать других призрачных охотников.
Скай подался вперед.
- Что?
Она кивнула.
- Да, внучек. Она известна как Битва маццери. Только в эту ночь мы можем выбрать себе жертву. И точно так же, как с животными, если мы убьем кого-либо там, он умрет здесь, в этом мире.
Во рту у Ская пересохло.
- Что это за ночь?
- Здесь мы называем ее Jour des Morts. День мертвых. Кажется, в Англии это День всех душ. Тогда корсиканцы чтят своих покойников.
- И когда она? - хрипло спросил Скай.
Он хотел сплюнуть, но во рту было абсолютно сухо.
- Второго ноября. Через полтора месяца.
- Напомните, чтобы я в ту ночь не ходил на охоту.
Паскалин покачала головой.
- Может статься, у тебя не будет выбора. Как не было у твоего дедушки.
"Еще как будет, потому что я, черт возьми, здесь не задержусь!" - подумал Скай, но затем вспомнил слова бабушки.
Это также ночь посвящения. Единственная ночь, когда он может научиться управлять своим двойником.
Раздираемый противоречивыми мыслями, юноша пробормотал:
- Продолжайте.
- Рассказать осталось немногое. У Эмилии было двое братьев, оба маццери. Они дождались заветной ночи и вышли на охоту. Лука позабыл старую традицию. Или же не верил, что у Фарсезе достаточно сил и желания справиться с ним. - Паскалин вздохнула. - Он ошибался. Они напали из засады в тот самый момент, когда он сам только-только убил зверя и переворачивал его, чтобы узнать, кого пометила смерть. И увидел! Ее голос упал до шепота.
- Увидел самого себя! Свое собственное лицо в морде дикого кабана как раз тогда, когда лезвия топоров вошли ему в спину.
Ошеломленный, Скай выпалил:
- Вы не могли остановить их?
- Меня там не было, - холодно произнесла Паскалин. - Я тогда жила в Париже. Он написал мне о случившемся. И о том, что собирается сделать.
- И что же? - Ужас прозвучал в его голосе, потому что Скай уже знал ответ на вопрос.
- Все, что мог. Он не знал, сколько времени у него осталось. Знал только, что уже мертв. Поэтому Лука отвез жену и ребенка в Англию и спрятал их там под другой фамилией…
- Марч.
- Да. Затем вернулся на Корсику и отомстил за собственную смерть. Прикончил обоих братьев - не на призрачной охоте, а в реальном мире, в маки. Застрелил из дробовика. Его арестовали, когда он направлялся к дому Фарсезе, чтобы расправиться с Эмилией.