Ник не сходил с места и даже не двигался. Появилось странное ощущение - он растет, поднимается выше и выше и сливается с чем-то огромным и могущественным. У него миллион рук, ног и глаз, он счастлив. Счастье переполняет его. Он - восходящее солнце. Лучи скользят по камням, деревьям, красят золотом скалы. Он хочет поделиться теплом с каждым. Раньше он был маленьким и жалким, страдал неврозом и мигренями, ему ни на что не хватало времени и сил. Теперь - хватит.
Вдох - выдох. Успокоиться. Ник видел - у него есть будущее, он верил в него и знал, что так и будет, он обойдет все "попытки нейтрализации", и наступит время, когда Опа и подобные ей бездари уже не смогут давить свободу своими задами.
Нику хотелось, чтобы всем, как и ему, в этот момент было радостно, а в первую очередь - грустной девушке с заплаканным лицом. Задыхаясь, он шагнул навстречу ей, и наваждение схлынуло, Ник снова стал маленьким, жалким и ничтожным.
Он очнулся, встряхнул головой, недоумевая, что это на него нашло. Будто кто-то дергал за веревочку марионетку-Ника, заставляя прыгать выше, еще выше, над декорациями. А теперь отпустил. И ничто не напоминает о леске и руке в черной перчатке там, наверху.
Что может один человек? Провести ладонью по Машиным волосам, уронить: "Не расстраивайся", - мелко, никакое сочувствие не притупит ее боль.
- Здесь есть прослушка или камеры? - спросил Ник одними губами.
- Нет, конечно же!
- Понял. - Он потупился. - На сегодня мой рабочий день закончен? Или все-таки введешь меня в курс дела?
- Вообще ты у нас еще не числишься. Но раз ты здесь, можно попробовать.
"Почему я, Маша? Почему ты сделала так, чтобы я прочитал свое досье? Что это дало тебе? Там нет ничего, что заставило бы меня мстить за твоего погибшего друга".
- Не будем пробовать. - Он кивнул на дверь Тимура Аркадьевича. - И поздно уже, и я не в штате. - Ник понял, что его несет, подошел к конторке и сказал: - Маша, если понадобится помощь, можешь на меня рассчитывать.
- Спасибо. Я подумаю.
В дверь постучали, и, промокнув глаза платком, Маша крикнула:
- Войдите!
Ник освободил место худющей носатой женщине, похожей на Бабу-ягу в молодости. Женщина сунула под мышку папки с личными делами, расписалась в журнале и, окинув Ника цепким, оценивающим взглядом, зашагала к выходу.
Успел! А ведь мог бы не подойти к конторке, не сесть за стол… Тогда папки "случайно" попались бы ему в другой раз.
- Иди домой, Никита, - проговорила Маша. - Я в порядке. Ты просто меня еще в раздрае не видел. Я правда в порядке.
Покидая приемную, Ник не мог отделаться от ощущения, будто он что-то забыл. Тренькнул телефон, отчитавшись о сообщении. Вызвав лифт, Ник глянул на экран мобильного: пять непринятых от мамы. Значит, в приемной глушатся сигналы.
На улице, подняв воротник и повернувшись спиной к пронизывающему ветру, он перезвонил маме. Трубку она взяла тотчас и прокричала:
- Никита? Почему не отвечаешь? - Приглушенный голос сделался резким, истеричным, и Никита понял - беда. - Лешка в больнице, Никита… Как же мы упустили, проглядели, что он у нас наркоман, а? Чуть не умер, еле откачали. - Она судорожно всхлипнула. - Я только у него была - стыдно ему, отворачивается, как больной воробей, нахохлился. Съезди, а? А то на работе проверка серьезная, не отпускают. - Снова всхлипнула.
- Какой наркоман, мама, ты что?! Он все время за компом, как его угораздило? Попробовал, наверное, неудачно. Не волнуйся, я уже освободился, еду. Что-нибудь надо купить? В какой он больнице?
- В нашей, пятьдесят седьмой, терапия, пятая палата… Господи, да за что ж мне такое наказание?..
- Мама, тише. Я уже еду. Что купить?
- Ничего, сын… ничего. Я все сделала. Как же он так?.. Он же погибает у нас на глазах, а мы не обращаем внимания…
- Мама. Успокойся. Захожу в метро, тут связь плохая. Перезвоню.
У входа в метро на Ника нахлынули воспоминания: стон, крик, грохот, черный дым и терпковато-сладкий запах крови. Теперь он знает, как пахнет бойня. И знает, что не всех людей готов спасать.
Сглотнув соленый комок, Ник толкнул дверь.
Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы воспоминания выветрились и обесцветились? Неделя, месяц, год?
К эскалатору тянулась очередь, Ник скрипнул зубами - так всегда, если куда-то спешишь.
Впечатления перемешались, и он впал в прострацию. Странные картинки проносились в голове: выжженная взрывами земля, пирамиды из вражьих черепов - апофеозом войны до самого неба; люди, море людей со знаменами, их глаза сияют, губы шевелятся, тысячи молодых, красивых лиц; тощий, бледный Лешка с воспаленными глазами шепчет: "Только маме не говори, ладно?"; озябший воробей нахохлился, поджал лапку, спрятав в перьях.
Чтобы попасть в палату брата, пришлось долго уговаривать постовую медсестру. Тетка попалась толстая, упрямая и бесчувственная. Ник уже начал терять терпение, но его спасла молоденькая санитарка. Побледнев, она ухватила толстуху за руку, потянулась и принялась эмоционально шептать ей на ухо. Медсестра приоткрыла рот, колыхнула брылями и буркнула:
- Идем за мной, только быстро…
Больницу Ник покидал раздерганный. Братишка оклемался, но выглядел как восставший из мертвых: бледный до синевы, с потускневшим взором. Завидев старшего брата, он скукожился, ожидая нотаций, но поняв, что ему ничего не грозит, рассказал, кто предложил ему попробовать "второй раз - бесплатно" - Глебушка из соседнего подъезда, подросток из состоятельной семьи, "серебряная" молодежь.
Ник разозлился внезапно и сильно. На жадных до взяток санитарок и медсестер, на задерганных врачей, воняющих дешевым табаком, на систему, год за годом выживающую из профессии лучших, чтобы освободить место посредственностям. А следом - на наркоторговцев.
Их не должно быть. И Ник решил сделать так, чтобы их не было. Вместе с решением приятное умиротворение окутало его.
Зазвонил телефон, незнакомый номер. Ник рявкнул в трубку:
- Слушаю!
- Никита Викторович, - проговорили приглушенным голосом рафинированного интеллигента. - Это Стас Кониченко, я… В общем, вы зря уволились, вы говорили, что, если мы захотим вас увидеть…
Надо же. Конь.
- Стас, сейчас не самое лучшее время. У меня брат в больнице - это раз. Два - новая работа, три - надо наказать уродов, которые сажают детей на иглу.
- Наказать? Так это мы с радостью! Куда подъезжать?
Ник улыбнулся правой половиной рта, представив, как Конь рвется в бой и бьет копытом.
- Так куда подъезжать?
- Стас, драки, скорее всего, не будет.
- Но ведь вероятность есть? - с надеждой уточнил Конь.
Ник мысленно прикинул, сколько ему добираться домой, и назначил ребятам время и место.
* * *
От метро "Парк Победы" Ник шел вдоль Кутузовского проспекта к Панораме.
Ползли в несколько рядов автомобили, горели фонари, мерцала реклама. В морозном воздухе удушливым облаком висел смог. Плитка, которой несколько лет назад выложили тротуар, обледенела, и ее еще отполировали снегоуборочной машиной. Ник шел осторожно, боясь поскользнуться.
Давно стемнело, сыпала мелкая крупа, он нарочно не надевал шапку - надеялся остыть. В сквере у Бородинской панорамы на лавочках сидела стайка ребят, над ними возвышался Конь. Бродил взад-вперед и разминал суставы, предчувствуя скорую драку.
Ника заметили, знакомые и незнакомые студенты повернулись, чтобы поприветствовать героя.
- Привет, - уронил он и принялся пожимать руки.
Семеро парней, включая Коня. "Волк и семеро козлят", - сыронизировал Ник и сунул в зубы сигарету. Он злился сам на себя: зачем мальчишек вызвал? Они тут совершенно ни при чем.
- Ну, чё, идем? - спросил Конь, хрустнув шеей.
- Ребята, вмешиваться в крайнем случае, - предупредил Ник и, все еще злой на себя, зашагал по парку к дому.
Студенты рассуждали о том, как много на Кутузовском памятников коням, и подкалывали Кониченко: смотри, мол, не геройствуй, а то поляжешь и тебя в бронзе отольют.
"Моя армия. Вершители истории, - сердито подумал Ник. - На пять лет младше, а такие дети. Вот они, люди будущего. А если призвать их к оружию - поднимутся? Или разбегутся по своим норкам, будут дрожать и надеяться, что их не заденет шальным осколком? А Македонский в их возрасте Азию завоевывал".
На скамейке возле второго подъезда заседал мелкий вэдэвэшник Гришка. Завидев знаменитого соседа, он вскочил и чуть ли не поклонился:
- О, привет, кореш! - Потряс руку Ника, с ребятами поздоровался и с ужасом посмотрел на Коня.
Ник выдержал паузу, выдохнул облако дыма и, глядя соседу в глаза, загасил сигарету о лавочку.
- Не в курсе, кто тут дурь продает?
Гришка затравленно огляделся, вытянул шейку и замотал головой:
- Наши - не, это точно. Баклан из соседнего дома приносит сюда в восемь вечера. А кстати! - Он перешел на шепот: - Глебушка, кореш твоего мелкого, употребляет. Смотри, как бы, глядя на авторитета, не того…
- Так уже полвосьмого! - радостно воскликнул Конь. - Мы его сейчас порвем!
Ник вскинул руку:
- Нет. Бить не надо. Надо вызвать наряд, а вы будете следить, чтобы дилер не скинул дурь. Ситуация ясна?
Конь разочарованно вздохнул. Парни переглянулись. Какие же они еще дети! А ведь только на пару лет младше Ника. Играют в "поймай бандита", им это в новинку. Один из студентов - Ник его не знал - вынул фотоаппарат, выставил режим видео и прошептал:
- Повторите, Никита Викторович!
Ник криво усмехнулся и сказал:
- Итак, никакого рукоприкладства. Сейчас я вызову наряд, потому что здесь продают наркотики детям. Это факт, всем известный, местный житель подтвердил. Сейчас мы у него спросим, его зовут Григорий, живет он в сорок третьей квартире. Оператор, ты не меня, ты Григория снимай!
Студент переключил внимание на Гришку. Тот ошалел, налился кровью, раздулся и произнес:
- Зуб даю, продают, каждый день в восемь вечера приходит этот… баклан, как звать, не знаю.
Дилер явился вовремя. Неприметный сутулый парень лет восемнадцати, с растрескавшимися в кровь губами и обветренным худым лицом. Глазенки бегают, руки трясутся, да и весь дергается под порывами ветра. Ник с ребятами сидел на детской площадке. Они как раз закончили обсуждать "партийные" дела.
"Не бить, - напомнил себе Ник, - нельзя его бить. Скоро приедет полиция". То же самое он повторил Коню. Но руки чесались, требовали крови.
Ник медленно выдохнул и подошел к барыге. Пока что - один. Наркоман дернулся, хотел сбросить дурь, но Ник перехватил его, вывернул локоть, с присвистом прошептал:
- Что, гад? Допрыгался?
Наркоман заныл неразборчиво, попробовал лягнуть Ника. Подоспели "щитовцы" и примкнувший к ним Гриша.
- Может, сунуть ему? - спросил Конь.
- Никаких "сунуть". Возьми мой телефон, набери "ноль два". А ты, дружок, давай рассказывай, как дошел до жизни такой, кто тебя сюда отправил и где этот "кто-то" живет.
- Да он тебя… - просипел барыга, - да я… Ничего не скажу.
- Значит, сядешь. Сядешь, сядешь, не лягайся. И будут тебя ломать. А потом ты научишься пить чефирь, зубы раскрошатся, выпадут, и станешь ты главным милашкой всего барака. Ну как? Молчишь? Конь, звони!
- Погоди. - Слышно было, как скрипят опилки в голове барыги. - Погоди, парень. Не вызывай. Блин, меня же уроют. Убьют же!
- Не успеют. Ты раньше сам сдохнешь от дури, - пообещал Ник. - Не ломайся, не девочка. Выкладывай.
Наверное, у барыги уже развилась энцефалопатия - по крайней мере его психологическое сопротивление Ник сломал безо всякого труда. Конь сунул кулак под нос дилеру, и тот раскололся.
Он рассказал все, что знал, честно выложил, где и когда встречается со следующим звеном цепи. Не с большой шишкой, а с продавцом дури, держащим микрорайон. Сдал и "коллег", работающих у окрестных школ. Передал Нику слухи о "бабке-дилерше" из девятого дома.
Конь записал все на диктофон.
- Отпусти, - ныл наркоман, - отпусти, обещал же!
- Стас, - Нику было все равно, что он обещал этой распадающейся личности, - звони в полицию. Сдадим клиента - может, он хоть жив останется.
Полицейские особого рвения не проявили. Ребята к моменту их прибытия скрылись в подъезде Ника, и тот передал дилера с рук на руки, продиктовав свои контакты. Информацию, полученную от барыги, оставил при себе: и ежу понятно, что менты куплены и в курсе происходящего. Без них придется разбираться.
Когда полицейские уехали, Ник устроил импровизированное совещание здесь же, на детской площадке. Гришку прогнать не удалось. Гопник с уважением косился на Коня и предлагал всем "дернуть по пиву". Ник смирился с его присутствием, как мирятся с назойливым тявканьем болонки.
Дальнейшие действия были просты и понятны: не полагаясь на ментов и не выжидая удобного случая, брать барыг. Обзвонить ребят из других районов, написать всем, вытащить на морозные улицы "щитовцев" и примкнувших (этим должны заниматься командиры ячеек). Проверить бабку-дилершу, завтра утром выставить у школ наблюдателей.
Шансов, что кого-то поймают, почти нет. Сегодня же все наркоманы округи будут в курсе, что барыгу схватили и он своих сдал.
Но распугать шушеру получится. И это будет только начало.
Информация ползла по Сети, командиры собирали своих бойцов, и Ник чувствовал, как тепло движения, радость творения, энергия бунта концентрируются на нем.
Глава 5
СРЕДИ ЧУЖИХ
По закону Нику полагалось еще две недели отработать в институте, но Опа не то чтобы навстречу пошла, а процедила сквозь зубы: "Не смею задерживать, господин лидер движения", - и швырнула на стол трудовую.
Ник шел знакомыми коридорами, заглядывал в аудитории - прощался. На кафедре философии сидел грустный Алексанян, олицетворяя тщету всего сущего.
- А-а, это ты, - протянул он, когда Ник открыл дверь, - а я думал, меня убивать пришли. В магазине в лицо шипят, студенты глаза отводят… А я даже не мусульманин! Впрочем, я всегда говорил: дальше будет хуже. Жди прихода фашистов к власти.
- Я две недели отрабатывать не буду, - сообщил Ник жертве национализма. - Все, трудовую забрал.
Алексанян поднял на него взгляд. Присмотрелся. Несколько раз моргнул. Ник заподозрил, что неприятности у него "на лице написаны".
- Что случилось? - Алексанян, до того сидевший на стуле, поднялся и положил руку на плечо Ника. - Что произошло, друг?
- Брат в больнице, - честно ответил Ник.
- Плохие шутки у тебя… Погоди, Лешка в больнице?! Ник, скажи, что ты шутишь! - Артур тряхнул его. - Скажи, что это неправда!
- Правда, Артур, правда. - Ник заставил себя улыбнуться. - Я справлюсь. Брата вылечим, а тех, из-за кого… В общем, разобрались.
Это была не то чтобы ложь, однако и не совсем правда: разбираться только начали, но сейчас, на волне ненависти к "нерусским", не нужно было втягивать в это Алексаняна. За Лешку Ник почти не беспокоился - пацаненок шел на поправку, раскаивался и боялся братского гнева и маминых слез.
- Ник, всё, что могу, ты же знаешь, всё сделаю! У нашей семьи есть деньги. Если надо - обращайся. Врачи за бесплатно лечить не станут, за бесплатно они и не подойдут к больному.
- Ты преувеличиваешь, как всегда. Но я обращусь, если что… Ладно, Артур, жизнь продолжается. И мне нужно на новую работу. Созвонимся!
Артур с силой хлопнул Ника по плечу - проявил дружеские чувства и южный темперамент.
Прозвенел звонок, коридоры опустели, и Ник покинул институт, ни с кем больше не попрощавшись.
* * *
Пассажиры нервничали. Час пик кончился, на кольце народу было немного, но в воздухе висело напряжение, такое сильное, что волосы на руках вставали дыбом. В полупустой вагон зашла девчонка в хиджабе, заозиралась затравленно. Нику стало жаль эту восточную красавицу в синем платке, длиннополом пальто и с аккуратным чернобровым личиком. Девушка села на ближайшее к выходу место, поставила на колени дамскую сумку.
Пассажиры тут же начали отодвигаться. Пересела, бурча, бабка. Стайка студентов перебежала в другой конец вагона, оглядываясь на девушку. Старик, оторвавшись от газеты, отчетливо произнес:
- К стенке, к стенке таких надо! И на Соловки!
Логики в злобных словах не было - труп никуда не сошлешь, но Ник с ужасом понял: дед - vox populi. Интересно, сколько таких девушек, безмолвных, не приученных оказывать сопротивление, избили и унизили за прошедшие полтора дня? Сколько черноволосых мальчишек пострадало?
И кто прикрывает фашистов? Какой твари могло прийти в голову вытащить это зло наружу, выпустить голодного зомбака из могилы? Тимур Аркадьевич, такой вежливый, интеллигентный… "Гитлер тоже не был дураком, - напомнил себе Ник, - харизматиком он был. Не ведись на внешность".
Что ж, "Щит" еще не в полной силе. Но Ник добьется своего, поставит организацию вровень с "Фатумом", взрастит противника.
"Из положительных моментов режима Каверина: восстановлено производство, запускается множество социальных программ, снизился уровень преступности", - вспомнил Ник строки из своего досье. Чуть выше в нем, правда, говорилось о тысячах репрессированных и миллионах погибших, но…
Это общество уже не исправить. Его нужно разрушить - и отстроить заново.
Если у Ника появится такая возможность, он не остановится перед жертвами. Девяносто процентов населения недостойны жизни.
На следующей станции девушка в хиджабе, с трудом сдерживая слезы, выскочила из вагона.
* * *
Охранник "Фатума", многозначительно указав на часы над турникетами, заметил:
- Опаздываете. Время входа фиксируется, за опоздание премию могут урезать.
- Да я пока не в штате. - Ник приложил к считывающему устройству карточку временного пропуска и, толкнув перекладину турникета, направился к лифтам.
В начале рабочего дня коридоры пустовали, сотрудники сидели по кабинетам. Ник поднялся на "свой" этаж. Интересно, Маша после вчерашнего срыва вышла на работу?
Вышла. Сидела за столом - над конторкой только макушка видна, - что-то печатала. Вскинулась, когда Ник открыл дверь.
- Привет! Вот, трудовую принес.
- Привет. - Маша вымучила улыбку. - Хорошо, ага, подожди минутку, я Тимуру Аркадьевичу скажу.
Она поднялась, и Ник заметил, что девушка накрашена и тщательно причесана, словно пытается внешним видом противостоять трагедии.