…В отряд, назначенный для вылазки, поставили тех, кого было не жалко: латников городской стражи, драбантов и десятка два дворян, желавших получить рыцарские шпоры. Без особых хлопот мы сбросили таран в ров и устремились на соединение с войском короля. Напрасно. Оказалось, мы рванулись навстречу одному из отрядов герцога Жуанли…
Получив пару ран, я уже собрался умереть, но мне повезло - конь сумел вытащить меня из боя.
Вдогонку нам летели стрелы. Я получил одну в оч-чень деликатное место (если мне кто-нибудь скажет, что видел гладкую задницу у старого наемника, - плюну в глаза!), а конь - две…
Коню я вырыл могилу. Наверное, со стороны это казалось глупостью, но бросить боевого друга я не мог.
То, что случилось с Ванхельмом, я узнал через год - герцог Жуанли, не сумев взять город "на копье", взял его в осаду. Через две недели город стал испытывать нехватку продовольствия, а через месяц там начался голод. Еще через месяц солдаты герцога Жуанли были вынуждены объезжать трупы горожан, лежащие прямо на грязных улицах. Маркитанты отказывались брать серебряные чаши и шелковые ткани, потому что от них исходил такой запах, что его было не избыть никакими щелочами…
Возвращался в гостиницу выбирая самый длинный путь. Хотелось немного побыть одному. Отчего-то думалось, сегодня покушений уже не будет. Напрасно…
- Стоять! - окликнули меня сзади.
Если окликают - никогда не оборачивайся сразу, а сделай шаг вперед и отступи влево. Азбука!
Окликнувший эту азбуку знал. Но я шагнул вправо, одновременно атакуя… Не стоило рассчитывать, что убийца будет один. Просто он немного поспешил, оторвавшись от собратьев по ремеслу. Несогласованность дала мне выигрыш во времени, потому я успел подранить первого и прижаться спиной к стене.
Все трое были наемники, как и я. "Псы войны", не имевшие гербов на щите и успевшие повоевать не менее пяти, а то и десяти лет. Не исключено, что нам приходилось стоять с ними в одном строю или, напротив, драться по разные стороны!
Троица развернулась во фронт, занимая узкую улочку. Тот, кого я подранил, встал справа. Что же, именно с него я и начал. Раненый не мог драться в полную силу, поэтому пропустил удар в живот. Стряхивая тело с меча, толкнул его на второго наемника, а сам атаковал третьего. Он был хорош - сумел парировать несколько ударов, но не заметил, как я вытащил из-за спины кистень, и пропустил удар в висок. Оставшийся в живых попытался убежать, но его догнал мой меч, превратившийся в копье.
Я подошел к единственному уцелевшему, силившемуся уползти, оставляя за собой темный след. В сумерках кровь кажется черной.
- Кто вас нанял? - поинтересовался я, поднимая свое оружие.
Запираться, изображая героя, смысла не было…
- Заказ брал не я, - простонал раненый. - Мне просто предложили.
- Вы знали, кто я?
- Знали, поэтому и запросили вдвое…
- А сколько? - искренне заинтересовался я. Вдруг - пригодится.
- Сто талеров. Двадцать - аванс. Остальные, когда принесем твою голову.
Больше наемник не сказал ничего, потому что потерял сознание. Я пожалел, что не взял факела, - надо бы внимательней рассмотреть несостоявшихся убийц и их карманы. Хотя карманы я мог осмотреть на ощупь. Только начал, как из-за поворота показались огни, раздались голоса. Ну конечно, стража является тогда, когда уже не нужна…
Увидев тела, они воинственно склонили алебарды, но потом узнали своего начальника.
- Господин Артакс! - воскликнул командир патруля. - С вами все в порядке?
- Где же вы раньше были? - в сердцах сказал я латникам и, не слушая оправданий, приказал: - Посветите…
Лица убитых и раненого были незнакомы.
- Соберите оружие и все, что найдете, - велел я латникам.
С убитых сняли три меча, три кинжала, штук семь метательных ножей. Командир патруля протянул еще и три кошелька.
- Посчитай и подели на всех, - приказал, я к вящей радости латников, пряча собственное неудовольствие. Ну да ладно, пусть парни порадуются. - Оружие сдадите капитану Густаву, - приказал я парням. - А этих… Ну оттащите куда-нибудь. Куда стаскивают трупы?
- С утра приедет телега, увезет на кладбище, в часовню. Если отыщется родня, то заберет труп. Если нет, похоронят во рву, за счет города, - пояснил латник. - А вот того, кто жив еще, ежели до утра протянет, отвезут в лечебницу при монастыре. И вот еще что, - замялся он: - Куда одежду девать? Куртки у них хорошие, сапоги крепкие… Все равно к утру разденут и разуют.
- Можете себе взять, можете выбросить, - разрешил я, чувствуя, что смертельно устал сегодня. - Скажите лучше, как пройти к моей гостинице самым коротким путем?
Трое из пятерки остались, а двое вызвались указать короткую дорогу.
Оказалось, что до гостиницы - пять минут! В иное время сказал бы - "всего", а сейчас - "целых"! Мне хотелось упасть и заснуть, не слушая попреков фрау Уты, у которой опять пропал ужин…
Вставать с утра не хотелось. Можно бы устроить себе выходной, но сегодня был важный день - оружейники должны были представить на наш суд арбалеты. Члены Совета, участвующие в приемке, делали умный вид и задавали дурацкие вопросы, чтобы показаться сведущими.
Арбалеты получились неказистыми, но надежными. Так и просились в руку! Старшине бондарей "загорелось" опробовать оружие. Лихо орудуя воротом, он натянул тетиву, вложил в желоб болт и прицелился. Но спусковой рычаг, которому следовало отойти назад, застрял. Ничего страшного. У новых арбалетов это случается. Нужно было разрядить оружие и смазать механизм - и все.
Думается - плохих намерений у бюргера не было. Но хорошо, что я успел направить арбалет вверх, а выстрел в небо безопасней, нежели в толпу! Отделались малой кровью - моей подраненной рукой, которую болт успел "пропахать", и разбитым носом неудачливого стрелка.
Нос ему разбил не я, а кто-то из соседей. Мне даже пришлось призывать к порядку рассерженных горожан, ринувшихся бить бедолагу.
Похвалив оружейников, я решил сегодня уйти пораньше, потому что рука требовала более обстоятельной перевязки, нежели чужой шейный платок, завязанный поверх рукава. Не я ли утром мечтал об отдыхе? Вот и получил…
Фрау Ута не стала охать и причитать, а сразу же принесла тазик с теплой водой, чистое полотно и склянку.
- Сейчас, господин Артакс, будет немножко больно… Потерпите, - нежно ворковала она, помогая снимать куртку и рубашку.
Мне было смешно. Стоило ли говорить, что на подобные "раны" у нашего брата было не принято обращать внимания?
- Господин Артакс, - хлопотала хозяйка, промывая мою царапину и приглядываясь к шрамам - старым и новым. - Сестры говорили о ваших шрамах, но я не думала, что они такие страшные! Почему вас так неаккуратно лечили?
- Как умели. Когда ранят, то лекарей, как водится, не бывает рядом.
- Что же тогда делать? - удивилась она, откупоривая склянку.
Фу, ну и запах! Не знаю, из чего было приготовлено снадобье, но тухлые яйца там точно были! Когда хозяйка стала мазать меня этой дрянью, ранку немилосердно защипало.
- Потерпите, потерпите… - приговаривала моя целительница. - Немного пощиплет, но к вечеру - как рукой снимет. Все-таки - как вы лечили раны? На вашем плече такой след, будто ударили раскаленной кочергой.
- Почему кочергой? - обиделся я. - По плечу меня ударили мечом. Ну а потом, чтобы быстрее зажило, стянули разрубленные части и прижгли.
- Как - прижгли? - опешила фрау Ута, переставая мазать.
- Как прижигают? - удивился я непонятливости женщины. - Берется что-то железное. Нож, например. Его раскаляют в костре и - прижигают. Вот и все. А ежели, скажем, отрублена рука или нога, то лучше облить рану смолой и взять факел.
- Господи… - пролепетала фрау. - Но это же варварство! Как же лекарь…
- Конечно, варварство, - согласился я. - Но что делать? Если ждать лекаря, то за это время можно и кровью истечь.
Фрау Ута принялась оглаживать мою спину, останавливаясь чуть ли не на каждой отметине.
- Вот это что такое? Круглое, с зубчиками? Ой, а тут - еще одна, похожая…
- Это? - Взял я ее руку в свою, пытаясь определить - что там она нашла. - Это, милая фрау, след от стрелы. Она в меня вошла, но не вышла. Вот, потрогайте, от нее только одна дырка… А вот вторая, от болта, - насквозь прошла. Потрогай! - перешел я на "ты".
Ручка фрау Уты задрожала, но она добросовестно потрогала шрам на спине и выходное отверстие на груди. "Господи…" - только и шептала она.
- Ничего! - сказал я делано небрежно, словно юнец, охмуряющий фрейлейн. - У нас, у наемников, много своих хитростей. Сквозную рану, если чистая, вначале лучше совсем не лечить, а промывать холодной водой. А мелкие мы лечим паутиной.
Я хотел добавить, что можно прикладывать мох, жеваный лопух, измельченные цветочки-ноготки, но фрау меня перебила…
- Паутиной? - брезгливо передернулась она. - Но там же - пауки. Брр. Я так боюсь этих тварей. У них много лап, и они противные…
При упоминании "противных и страшных пауков" дамочка придвинулась ко мне, будто искала защиты. Я же не преминул этим воспользоваться и, осторожно обняв женщину, тихонько, пока она не опомнилась, усадил к себе на колени…
Пока фрау раздумывала - вырываться или нет, начал целовать ее лоб, щеки, а потом перешел на губы. Моя хозяюшка вначале чуть замерла, но потом ее губки зашевелились, она стала отвечать на поцелуи. Жаль, платье не имело выреза, а шнуровка доходила до самого горла… Очень неудобная шнуровка! Обнимать одной рукой, а второй распутывать узелочки - крайне неудобно. Но все-таки я справился, и вскоре моя рука уже гладила ее по спинке… Потом настал черед пояса, что был подвязан под самой грудью. Когда же пояс вместе с передником упал на пол, то настала очередь и самого платья. Снять сорочку фрау не разрешила, но мне удалось задрать подол так высоко, что обнажилась почти безупречная грудь…
Когда все кончилось, Ута прижалась ко мне как нежный и испуганный зверек. Она рассеянно теребила мои волосы и о чем-то думала. Я не мешал, ожидая, что она сейчас заснет. Но ей захотелось поговорить.
- Знаешь, сегодня все как-то не так… - проговорила она.
- Как не так? Тебе было плохо? - обеспокоился я.
- Что ты! - Еще крепче прижалась она. - Прости, может быть, мужчине это будет неприятно, но, когда это (выделила она) было у нас с мужем, все обстояло просто… Каждое пятнадцатое число я должна была ложиться в постель, задрать подол до пояса и раздвинуть ноги… Приходил муж, делал свое дело и засыпал. Я же всегда ждала чего-то такого… Сегодня… Кажется, только сегодня поняла, чего я ждала. Я никак не думала, что, когда ласкают там - это приятно…
- Ну, так это и должно быть приятно… - не понял я ее недоумения.
- Патер говорит, что получать удовольствие от соития - это грех! Тем более что мы с вами не муж с женой. Значит, я совершила двойной грех…
Хозяйка уткнулась носом в мой бок и заплакала. Я принялся осторожно поглаживать ее по спине, давая выплакаться. Чтобы успокоить женщину, сказал:
- Любой грех можно искупить. Мы с тобой сделаем жертву на благо церкви и получим индульгенцию. Верно? Завтра возьмешь талер и сходишь на исповедь…
- Талер? - мгновенно перестала плакать фрау. - Вам не жаль целого талера?
- Ну раз такое дело… - благодушно сказал я, - то чего же жалеть!
- Если вы готовы пожертвовать талер… - задумчиво проговорила Ута. - За такую монету патер отпустит грехи. А мы пока можем еще немножко погрешить…
Мы еще "немножко" погрешили, а потом заснули в одной постели, словно муж и жена.
После этой ночи у меня стало налаживаться что-то вроде семейной жизни. Я не вскакивал с постели ни свет ни заря, как крестьянин на дойку коров или монашек, спешивший на чтение matatinum. Поднимался не спеша, как бюргер на primo. И не сказал бы, что мне такая жизнь не нравилась, - была какая-то прелесть получить завтрак, а потом уйти на службу. В двенадцать пополудни, оставив дела на "после обеда", вернуться в уютный дом, где тебя накормят овощной похлебкой на мясном бульоне и рагу с мясом! В постные дни - форель, запеченная с горохом, или отварной карп с белым чесночным соусом!
Ученики и подмастерья, выделенные гильдиями для чистки рва, отказывались лезть в зловонную жижу. Они считали, что черпанием нечистот должны заниматься исключительно золотари. Вначале я хотел их "поуговаривать", но передумал. Пришлось показать пример и собственноручно вытащить ведро бурой, липкой и неароматной грязи, больше напоминающей дерьмо. Не поленившись, оттащил содержимое ведра за вал. Когда выливал, в глаза бросилось что-то блестящее…
- Эй, парни, - окликнул я работников, которые нехотя заполняли длинным черпаком ведра. - Ну-ка, гляньте сюда!
Вытащив из жижи блестящий предмет и оттерев его, я продемонстрировал старинную золотую монету!
- Можно потрогать? - робко попросил один из ремесленников.
Вокруг меня столпился народ, а монета пошла по рукам. Золотой оглядывали, ощупывали и даже пробовали на зуб. Налюбовавшись, горожане бросились черпать зловонную грязь так ретиво, что теперь не требовались ни пинки, ни ругань. Пришлось контролировать, чтобы они вначале уносили наполненные ведра и тележки за вал, а уже потом начинали рыться в… грязи.
Были обнаружены семь человеческих скелетов, с дюжину разложившихся трупов (один был в рыцарских доспехах - откуда и взялся?), множество неопределенных костей, десятки ржавых топоров и ножей. Нашлось еще с сотню медных и серебряных монет.
На следующий день на работу пришли не только отряженные гильдиями подмастерья, но и другой люд. Ладно, если бы это были подопечные старшины нищих, но зловонную жижу черпали и солидные бюргеры… К вечеру ров был полностью вычерпан, хотя я считал, что, в лучшем случае, справятся за неделю! Более того, дно было углублено не меньше, чем на два ярда.
За золотарями-золотоискателями пришли наблюдать и главные люди города. Герр Лабстерман, наблюдая, как ретиво горожане копаются в зловониях, изрек:
- Жаль, нет закона, по которому клады отходят в собственность города.
- А есть шанс найти клад? - усмехнулся я.
- Ну вы же нашли, - уверенно заявил первый бургомистр и внимательно посмотрел на меня: - Был бы закон, вы отдали бы золото в городскую казну. Ну на крайний случай - половину! - мечтательно вздохнул он.
- И много я нашел? - полюбопытствовал я, сдерживая хохот.
- Кто говорит - сто золотых монет, а кто - тысячу. Но мне думается, слухи преувеличенны, и вы нашли не больше десяти, - авторитетно изрек Лабстерман.
- Вы угадали, слухи изрядно преувеличенны. Я нашел-то всего один золотой цехин. Извольте…
Бургомистр не удержался от искушения. Внимательно осмотрел цехин, изучая герб и портрет узурпатора Венедской республики. По глазам было заметно, что Лабстерман переводит стоимость золота в серебро. Налюбовавшись, со вздохом вернул золотой мне:
- Почему-то чужакам везет. Наши олухи не нашли ничего стоящего…
- Кстати, господин бургомистр, - сообщил я старику идею, которая пришла мне в голову. - Если будете вводить закон о кладах, следует ограничиться не более чем десятью процентами. Если городская казна будет требовать половину…
- О кладе никто и никогда не узнает… - понял мою мысль Лабстерман. - Да, господин Артакс, вы правы. Народ у нас жадный.
Я хотел было рассказать бургомистру одну историю, которую слышал еще в детстве. В кратком пересказе она звучит так: у деревенского богача было трое жадных и ленивых сыновей. Весной, когда пришла пора сеять репу, дети не хотели идти в поле. Старик внезапно почувствовал себя больным, лег на постель и принялся стонать: "Умираю, детушки дорогие!" Немного поохав, подозвал к себе сыновей и поведал им, что, закопал все сокровища, нажитые за длинную жизнь, в поле… Надо ли говорить, что поле под репу было перекопано, а старик благополучно выздоровел?
Подумав хорошенько, я не стал рассказывать бургомистру эту историю… Мало ли, а вдруг эта затея мне еще пригодится?
В те дни, что я возвращался с работ по "обустройству" рва, фрау Ута заставляла меня снимать одежду у входа, а на кухне всегда стоял "дежурный" котел с горячей водой. Правда, приходилось мыться одному. Эльза и Гертруда под бдительным присмотром сестрицы лишь приносили воду, забирали грязную одежду и немедленно уходили. Мне, кстати, пришлось обзавестись сменным гардеробом, потому что одежда, в которой я ходил днем, постоянно требовала стирки. Она пачкалась не только грязью из рва, а была вывожена в известке или цементе, испачкана маслом или еще невесть чем. Забавно, но, несмотря на то что наши отношения с хозяйкой уже перестали быть строго официальными, обращались мы друг к другу исключительно на "вы".
- Знаете, господин Артакс, - сказала мне фрау, когда мы лежали с ней рядышком на мягкой и широкой перине: - Господин патер принял ваш талер, отпустил мне грехи, но сказал, что и вам бы следовало сходить на исповедь. А еще лучше - если бы мы поженились.
- Конечно, лучше… - покладисто согласился я, поглаживая Уту по спинке и размышляя - удастся ли снять с нее сорочку, чтобы увидеть ее тело полностью…
- Пожениться? - оживилась она.
- Именно. Я с удовольствием женился бы на тебе.
Я нисколько не кривил душой. Такую хозяйственную и обстоятельную супругу нужно поискать. И, кроме того, фрау Ута была далеко не глупа.
- Вы, господин Артакс, сказали "женился бы", - тщательно взвешивая слова, проговорила она. - Что означает, подразумевали - не могу или не хочу жениться. Так?
- Вы - умная женщина, - вздохнул я.
- Мне почему-то казалось, что я вам не совсем противна… - заплакала фрау, как обиженный ребенок или девушка, которую только что лишили девственности.
- Что ты… - принялся утешать я Уту, от нежности перейдя на "ты". - Ты можешь составить счастье любого мужчины. Ну на что тебе нужен старый наемник?
- Дурак ты, - всхлипнула фрау, тоже переходя на "ты". - Когда я выходила замуж, мне было шестнадцать, а жених был старше на тридцать лет. Сейчас мне тридцать четыре. Тебе не больше пятидесяти… Если тебя не убьют, то ты доживешь хотя бы лет до семидесяти.
М-да. Что-то я раньше не задумывался, на сколько лет я выгляжу. А тут даже как-то и задело…
- Мне меньше пятидесяти, - ответил я, не уточняя, что до этой цифры мне еще семь лет…
- Еще лучше. Если мы поженимся, у нас могут быть дети. Если будет на то Божья воля, - поспешно уточнила Ута, осеняя себя крестом: - Я еще не так стара. А мне бы хотелось, чтобы мой ребенок имел отца до тех пор, пока не станет совершеннолетним, - со швабсонской педантичностью объяснила фрау.