- Домой поедешь? Гневко, ты не против, если нас будет двое? - поинтересовался я.
Конь кивнул, соглашаясь, а рыжий громила почти без разбега метнулся вверх и оказался за мной, умудрившись не попасть когтистыми лапами в спину копытного друга. Хорошенько обмяв местечко, Китц боднул меня лбом: "Поехали!"
Я ехал по городу и смотрел, как он постепенно оправляется от тягот осады. Конечно, за три дня (минус два, потраченные на пьянку) сложно все привести в порядок. Но все лишние камни, заваливавшие улицы, сложены в аккуратные кучи - пригодятся, когда понадобится заваливать дыру в земле, куда уходила вода. Гильдия каменщиков уже развернула работы, чтобы возвести на месте рухнувшей Речной башню новую…
Больше всего работы оказалось у гробовщиков. По общим подсчетам погибло не меньше двухсот человек. На кладбище, вынесенном за городские стены, добавилась целая аллея…
Изначально тела солдат герцога, насчитывавшие более двух тысяч, хоронить не хотели. Бургомистры, вкупе с членами Городского Совета, считали, что собаке - собачья смерть. Мне, уже сложившему свои полномочия (хотя никто пока не рискнул сообщить, что наемникам нет места на заседании…), пришлось долго уговаривать, что так делать нельзя. Не знаю, сумел бы я убедить бюргеров (хоронить за счет города разбухшие трупы!), но на мою сторону встал патер, пригрозивший гневом Божьим…
Около одного из домов суетился невысокий старик, казавшийся еще меньше из-за горба. Судя по платью - не простой ремесленник, но и не купец. Что-то я его раньше не видел?
- Здравствуйте, господин Артакс, - приветливо поздоровался горбун, пытавшийся убрать с мостовой осколки разбитого стекла.
- Последствия осады? - усмехнулся я.
- Скорее, последствия последствий! - отозвался горбун. - Наши славные горожане так радостно праздновали окончание осады, что разнесли вдребезги мои стекла. Правда, - заметил старик, - они же все и поправили. Оконное стекло, слава Богу, в Ульбурге не переводится. Плохо, что не убрали осколки. Школяров пока нет, приходится самому, - пожаловался он.
Работать одновременно метлой и совком ему было неудобно. Не удержавшись, я спешился. Что это на меня нашло, не знаю.
- Давайте вместе, - предложил я, забирая у горбуна длинный совок.
- Благодарю вас, - смущенно поблагодарил меня старик, орудуя метлой. Вдвоем мы очень скоро закончили работу, и горбун с удовлетворением сказал: - Ну вот, господин Кауфман может быть спокойным - все в порядке. Наш третий бургомистр уже был у меня, пригрозил, что, если мусор не будет убран, он закроет школу, - пояснил он. - А мы и так из-за этой войны серьезно отстали от расписания.
- Вы учитель? - поинтересовался я, хотя это было очевидно.
- Конрад фон Штумпф, директор Высшей школы вольного города Ульбурга, - представился горбун, а потом с легкой гордостью добавил: - Магистр истории…
- Юджин Артакс, наемник, - не менее любезно представился я и, не удержавшись, добавил: - Бакалавр философии. Обычно просто - Артакс.
- Вот как? - с удивлением вытаращился на меня магистр истории. - Бакалавр философии - наемник? Позвольте, разве может ученый заниматься такой ерундой, как война?
- А вам, господин фон (выделил я) Штумпф, родственники не говорили, что вы занимаетесь такой ерундой, как наука?
- Ну, со мной - особый случай, - усмехнулся магистр, скосив глаза на горб: - Для меня очень трудно выковать латы. Может быть, пройдем в аудиторию? На улице разговаривать не очень удобно.
Почему нет? Решив, что добраться домой я мог бы и пешком, поинтересовался у гнедого:
- Домой не хотите?
Жеребец фыркнул: "Подождем", - а кот вообще ничего не ответил - он в это время подыскивал возвышение, чтобы оказаться на одном уровне с собеседником. Да и кто я такой, чтобы его сиятельство Китц удостоил меня ответом?
- Проходите, господин Артакс, - открыл передо мной дверь магистр, - тут у нас учебные аудитории. Лекционный зал, библиотека.
Аудитории, зал… Пышные названия, но я увидел две полутемные комнаты. В лекционном зале стояла длинная скамейка, а к стене прикреплена аспидная доска. Библиотека - она же жилая комната: два высоких шкафа, забитых книгами и свитками, отгораживали местечко, где стояли топчан, накрытый одеялом, и огромный письменный стол, заваленный пергаментами и бумагами.
- Присаживайтесь, - радушно предложил хозяин, указывая на топчан.
Для себя он принес из "лекционного" зала "кафедру" - крепкий, но очень уродливый табурет.
- Жилище не очень большое, но мне нравится. Правда, - извиняющимся тоном сказал Штумпф, - кроме воды и сыра, у меня ничего нет.
- Жилище у вас отличное, - сказал я, не кривя душой. - У меня - вообще нет никакого жилища - и ничего! Есть я не хочу.
- Кстати, ваше имя… Оно настоящее? - задумчиво спросил магистр.
- Почти.
- Я так и думал, - удовлетворенно сказал Штумпф, пытаясь откинуться на спинку, но, вспомнив, что у табурета ее нет, подобрался. - Я много лет занимался генеалогией… Особенно родословными правящих семейств. Отметить такую странность, как исчезновение одной персоны, было несложно. А не заметить сходство вашего имени с именем этой персоны было бы недостойно исследователя.
Двадцать лет назад
В первые две недели меня хватало только на то, чтобы добрести до казармы и плюхнуться на койку, забываясь тяжелым сном без сновидений. Но постепенно стал втягиваться. Перестали пугать ранние подъемы, обливание холодной водой и утренняя пробежка в две мили "для улучшения аппетита". Пятичасовые занятия до обеда, двухчасовой перерыв и новые занятия до самого вечера… Через месяц я не удивлялся "старичкам", которые после утомительных занятий не спешили уходить в душное помещение, а оставались поболтать и выпить легкого пива.
Кое-кто из ветеранов уже стал отвечать на мои приветствия, а некоторые не брезговали делиться "хитростями" нашего ремесла. Сержант, заметив, что я умею владеть мечом, похлопотал о нашивках капрала. Забавно, но капральством я гордился не меньше, чем степенью бакалавра философии, которая была мне присвоена по протекции родни. А глядя на двойные нашивки сержанта, понимал, что стать магистром теологии было бы проще, нежели достичь подобных высот…
Через два месяца перестали спешить в казарму и мои сопризывники. Я к тому времени уже стал помощником полкового мастера-мечника. Никто не спрашивал, почему я выигрываю две схватки из пяти у мастера, три из пяти - у сержанта и пять из пяти у любого из солдат-ветеранов. Сопризывники могли противостоять мне только вдвоем-втроем. Ну а - самое странное - никто этому не завидовал. Напротив, даже ветераны из первой роты, проиграв учебный бой, одобрительно похлопывали меня по плечу.
Несколько хуже выходило с рукопашным боем. Мне претило, что можно бить кулаком в кадык, сминая его, а двумя пальцами проникать в мозг прямо через глаз…
Брр… Но после пары сломанных ребер (моих!), разбитого носа предубеждения стали исчезать сами собой, а на площадке оставался уже не бывший бакалавр, а безжалостный наемник, способный драться и убивать всем, что подвернулось под руку.
Во время тренировок различий между ветеранами первой роты, что уже отслужили четыре года, и нами, молодыми щенками из пятой, не было. И их, и нас гоняли одинаково. Но кое-какие привилегии у ветеранов были. Например, они имели два свободных дня в неделю, а мы только один. Старослужащие могли ходить в город хоть каждую ночь (главное, чтобы по тревоге был в строю!), а мы - только раз в месяц.
В город хотелось страшно! Из-за военного лагеря в городишко съехались курвы со всего королевства! Нам же из-за тощего кошелька (новобранцы получали в десять раз меньше ветеранов) приходилось брать одну девку на двоих, а то и на троих. Кое-кто из шлюх сами забредали в казармы, не опасаясь, что их затрахают насмерть, - сами были способны "пропустить" через себя целую роту и остаться довольными!
Но в город нас отпускали только раз в месяц. В остальные выходные предполагалось отдыхать не отходя от казармы. Мои сослуживцы тратили это время на сон, на посиделки с кувшином вина, на бесконечные разговоры о том, что они будут делать после службы…
Мне в выходные было тоскливо. Спал не больше, чем в остальные дни. Бегал по утрам, хотя никто не заставлял. А пить вино или пиво я в последнее время не мог…
Библиотека в казарме была не предусмотрена, потому что его величество, создавая сказочные условия для жизни и тренировки наемников, как-то упустил ее из виду. Поэтому мне ничего не оставалось, как продолжать занятия.
Я метал ножи в многострадальное бревно, пытаясь сделать ступеньки, когда подошел дежурный сержант:
- Кисть держи свободней, - посоветовал он. - Слишком напрягаешься…
- Так? - поинтересовался я, отправляя очередной нож в цель.
- Так лучше, - кивнул сержант. - Еще немного, и будет отлично. А теперь собирайся, там за тобой какой-то хлыщ приехал.
- Что за хлыщ? - спросил я, недовольный тем, что меня отрывают от занятий.
- А хрен его знает… - пожал сержант плечами: - Хлыщ как хлыщ. Карета с гербами. Он, как приехал, сразу к командиру полка пошел… После этого наш кэп приказал, чтобы ты брал манатки, а казенное добро сдал в каптерку.
Все мои личные вещи уместились в куцый мешок, да еще и место осталось. Дежурный проследил, чтобы я отнес в оружейку деревянный щит, обитый потрескавшейся кожей, щербатый меч и неказистые доспехи - все, чем снабжает король наемника-новобранца. Каптерщик ухватил мое добро и скрылся с ним в глубине кладовой, как крыса в норе.
- Ну пошли, - тронул меня за плечо сержант.
- Подождите, господин сержант, мне бы еще расписку на оружие забрать, - почтительно, но твердо заявил я.
- Зачем тебе расписка? - удивился дежурный.
- А как я все обратно получу? Он же потом заявит, что знать ничего не знает. Будут за этот хлам из жалованья высчитывать.
Сержант пожал плечами и уселся на табурет, показывая своим видом, что долго ждать он не намерен…
- Господин каптерщик! - заорал я, пытаясь докричаться до самого дна норы. - Расписку давай!
Будь я один, оружейник послал бы подальше первогодка, пусть и с капральской нашивкой, но в присутствии сержанта-свидетеля он не осмелился заявить "что знать ничего не знает!", поэтому приковылял обратно и бросил мне кусок пергамента со своими закорючками…
Около ворот, на которых дежурили старые и увечные наемники, негодные для настоящих сражений (но связываться с этими калеками - ей-ей…), стоял ротный командир.
- Стало быть, вон ты кто… - протянул ротный, посмотрев на меня так, будто бы в первый раз увидел. - А я-то, дурак, голову ломал - почему на мечах бьешься словно от рождения этому учился.
- А меня никто и не спрашивал, кто я такой. Да и не рассчитывал, что обо мне вспомнят.
На самом деле я ждал этого дня полгода, с того момента, когда обнаружил, что бороться с похмельем мне придется не в собственной спальне, а в казарме новобранцев…
Человек, сведущий в геральдике, сразу определил бы, что карета, дверцы которой украшал герб - атакующий ястреб, увенчанный короной, принадлежала одному из самых знатных семейств королевства. Возле дверцы застыли два ливрейных лакея, а чуть поодаль прохаживался мужчина лет тридцати, одетый в простое дорожное платье, с коротким мечом на боку. Мои крепкие штаны и кожаная куртка (она же - подкольчужница), которые служили предметом зависти у сослуживцев (накопили бы сами, если бы пили поменьше!), казались жалким тряпьем в сравнении с его простым камзолом и грубым плащом.
Мужчина, перестав прохаживаться, обернулся ко мне, раскрыв объятия:
- Здравствуй, братишка!
- Здравствуйте, брат, - ответил я на объятия, стараясь не испачкать его шикарный наряд.
Слегка отстранившись и осматривая меня с ног до головы, а потом обратно - с головы до ног, мой старший брат Вольдемар одобрительно заметил:
- Выглядишь замечательно! Повзрослел. В плечах раздался. И, судя по галуну, граф Юджин дослужился до звания капрала тяжелой пехоты! Блеск!
- Благодарю вас, ваше сиятельство, - почтительно поблагодарил я.
- Ну-ну, братишка, брось церемонии, - хохотнул Вольдемар. - Пора возвращаться домой. Думаю, воспитание беспутного бакалавра завершено!
- Наверное, - дипломатично согласился я.
- Да ты никак дуешься? - удивился брат. - Брось. Все было сделано для твоего же блага. Вспомни, сколько раз тебя приносили пьяного, окровавленного? А сколько раз приходилось спасать тебя от тюрьмы? Будь это кто-то другой, давным-давно гнил бы где-нибудь на руднике или махал бы веслом на галерах!
- Я очень вам признателен за доброту, - поклонился я.
- Ну полно, братишка, - продолжал улыбаться брат. - Теперь ты осознал - какова она, изнанка жизни? И ты предназначен для других дел, нежели пьяные кутежи да дуэли. Прыгай в карету, поедем домой. Там тебя ждет ванна, хороший ужин, старое доброе вино…
- Простите, сударь, - покачал я головой, - к большому сожалению, вернуться не могу. Я должен служить его величеству в течение пяти лет, из коих у меня прошло только полгода…
- Ой, не смеши меня, - скривился Вольдемар. - Какие там клятвы… Ну, чтобы не задеть твою честь нарушением договора, можно попросить кузена, чтобы он лично отменил соглашение. Капрал… - фыркнул брат. - Я дам тебе любой полк, который приглянется. Хочешь, будешь командовать тяжелой пехотой?
- Благодарю вас, ваша светлость, - улыбнулся я. - Хотя ваше предложение лестно для меня, но принять его не могу. Я взял королевский талер, что означает - я должен служить пять лет.
Мой старший брат - герцог Вольдемар де ля Кен, второй принц крови (первым был наш отец - младший брат бездетного короля Рудольфа), смотрел на меня, третьего принца крови, с брезгливым недоумением:
- Думаешь, отец будет рад, узнав, что граф Юджин-Эндрю д'Арто стал наемником? - спросил Вольдемар.
- А разве он не знает, кто я сейчас? Или отправить меня в наемники - ваша задумка?
- Видите ли, дражайший граф, - с раздражением выделил Вольдемар мой титул, - вряд ли отец будет объяснять вам, мне или кому-нибудь еще, за исключением короля, свои поступки и решения. Но даже король не помешает отцу лишить вас титула.
- Думаю, он будет прав.
- Кто будет прав? - недоуменно нахмурился брат.
- Его величество Рудольф Второй будет прав, что не станет запрещать герцогу де ля Кен-старшему лишать меня титула, - пояснил я. - Титулованный наемник… Смешно! Щиты, как вам известно, у нас без гербов. Так что, простите, брат, что оторвал вас от дел. И - прощайте, ваша светлость, мне пора.
- Постой, дорогой братец, - разозлился герцог. - Хватит валять дурака! Что за ребячество? Если не хочешь вернуться добровольно, повезем насильно… Эй! - подозвал он лакеев и насмешливо приказал: - Хватайте его сиятельство и тащите в карету.
Мой старший брат всегда отбирал для себя слуг, которые при необходимости могли быть и телохранителями.
Морда одного из лакеев показалась знакомой. Где-то я ее уже видел… Но где именно? То, что не в замке у братца, это точно. Потом дошло - это тот самый верзила, что пил вместе со мной и лысым рекрутером… Точно - тот самый! И улыбается так же паскудно. Ну, урод!
С полгода назад лакеи скрутили бы меня, не поморщившись, и забросили в карету как старую тряпку. Теперь от моего удара один из холуев резко выпустил воздух, выпучил глаза и упал на мостовую, усыпанную конскими яблоками. Второй (тот самый!) пропустил удар в челюсть и врезался головой в подножку кареты, едва не сбив с ног остолбеневшего брата. Оставив первого лежать, я подошел к тому, с кем у меня были старые счеты, и слегка добавил ногой по почкам.
- Да, дорогой брат, - задумчиво сказал герцог де ля Кен, наблюдая за моими действиями. - Думаю, вы действительно стали наемником…
С этими словами брат крикнул кучеру: "Трогай!" - и запрыгнул в карету, не обращая внимания на валявшихся без чувств лакеев. Я развернулся и пошел обратно в казарму…
- Дурак ты, господин граф! - в сердцах сказал мне мой капитан, наблюдавший за этой сценой. - Ехал бы себе домой, в замок…
- Сам знаю, что дурак, - кивнул я. - Только ничего не могу с собой поделать.
- Вы не жалеете, что стали наемником? - поинтересовался магистр и поспешно добавил: - Понимаю, что этот вопрос вам уже надоел, но мне любопытно как историку. Вообще, забавно… Человек, имеющий право на королевскую корону, разгуливает по дорогам, как простой наемник.
- Обычно я отвечаю: "А я и есть простой наемник!"
- Интересно, как складываются судьбы. А если бы… - задумался магистр.
- Судьбы, как и история, не имеют сослагательного наклонения… - усмехнулся я и процитировал любимую фразу моего профессора истории: - "Нельзя рассуждать о том, что бы было, если бы было…"
- Вот потому я до сих пор магистр истории, а не доктор, - грустно заметил фон Штумпф и пояснил: - Я попытался защитить диссертацию, в которой доказывал, что историю необходимо изучать всесторонне, не ограничиваясь лишь констатацией фактов и их осмыслением. Представляете, что бы было, если бы республиканцам удалось подавить восстание Спартака?
- А разве у римлян был шанс победить Спартака? - поинтересовался я, пытаясь уклониться от ученого диспута.
- Увы, такого шанса не было, - горестно вздохнул магистр. - Слишком неравны были силы. Ведь восстание гладиаторов поддержали все племена и народы, мнившие Рим своим поработителем. А бывший наемник стал императором.
- Наемник? - удивился я. - Разве император Спартак был наемником? Кажется, до того как попасть в плен, он был сыном фракийского короля. А потом - рабом-гладиатором.
- А… вы не знаете самых свежих данных? - с интересом посмотрел на меня Штумпф. - Доказано, что гладиаторы - это люди, продающие свой меч. Они сражаются, чтобы принести друг друга в жертву темным богам. Именно они создавали империю. Но, подумайте сами, какую империю могут создать люди, поклонявшиеся темным богам? К тому же продававшие меч за деньги? Господин комендант, - поспешно заметил магистр, - я не имел вас в виду. У вас - абсолютно противоположный случай…
- Но в конечном итоге единая империя рухнула и распалась на множество карликовых королевств и пару-тройку империй, - заметил я, пропуская мимо ушей намек…
Слушать магистра было одно удовольствие. Но втайне я понимал, что его идеи насчет "альтер-истории" - глупость… Что толку сейчас гадать, кем бы стал полупьяный бакалавр, не избери он путь наемника? Очень даже может быть, что меня уже и в живых-то давно не было. Зарезали в пьяной драке, утонул в речке, в конце концов - упился до белой горячки и выбросился в окно. Или же все-таки в горностаях и короне?