Вместо ответа графиня выхватила из-под подушки кинжал и, болезненно оскалившись, двинулась на Дьёрдя. Он и не подумал испугаться. Стоял, сложив руки на груди, улыбался снисходительно, словно наблюдал за игрой ребенка. И больше не было беззащитности в его глазах.
Это еще сильнее обозлило Эржебету.
- Будь проклят, предатель! - Она прыгнула вперед, целя в грудь ненавистного Турзо.
Он легко вырвал кинжал, отшвырнул, прижал графиню к себе:
- И это все, на что ты способна? А еще говорят, ведьма, лидерка… Нет, ты просто слабая женщина. И тебе нужна защита.
Дьёрдь толкнул Эржебету на кровать, навалился сверху.
- Все равно моя будешь! - сатанея от желания, рвал остатки траурного платья. - Это тебе надо? Знаю, бывал с другом Ференцем в походах, видел, как он с бабами обращается!
Эржебета не шевелилась, не сопротивлялась, лежала как мертвая. Турзо взглянул в ее лицо и отшатнулся, такое на нем было написано омерзение. Страсти как не бывало. Дьёрдь молча отпустил графиню, встал, направился к двери. Эржебета наблюдала, как Черный человек, пропуская Турзо, насмешливо поклонился.
У порога Дьёрдь остановился:
- В последний раз предупреждаю, графиня. Оставь девок в покое. Слишком многие в Вене на тебя зуб точат. Ну а я… - Он сделал многозначительную паузу, потом продолжил: - Я не могу допустить, чтобы твои поступки порочили евангелистов. Слишком многое поставлено на карту. - Уже открыв дверь, бросил небрежно: - И подумай над моим предложением. Пока оно еще в силе…
Дьёрдь ушел, а Эржебета еще долго лежала, бездумно глядя на голубой бархат балдахина. Здесь, под этим бархатом, она проводила с любимым горячие бессонные ночи. Здесь были зачаты их дети. Здесь они были рождены. И здесь ее только что чуть не изнасиловал чужой, постылый человек.
А она чуть не поддалась… мерзость, какая мерзость… хотелось отмыться в семи водах, оттереться песком, чтобы соскрести с себя его поцелуи и прикосновения. Эржебета сползла с кровати, на подгибающихся ногах подошла к окну. Уехал ведь? Должен был уехать.
Но нет. Никто не выводит его коня, не слыхать топота копыт. Вон и слуга его у галереи любезничает с дворовой девкой.
Дьёрдь остался в Чахтице. Как ни в чем не бывало. Как будто он тут был хозяином, а не Эржебета. Впервые она остро почувствовала собственную беззащитность. Умер Черный бей - нет у нее больше опоры в жизни.
Графиня завыла - сначала тихо, потом все громче. Упала на четвереньки, поползла куда-то - встрепанная, страшная, в изорванном платье, которое уже ничего не могло скрыть.
Такой ее и нашли дочери. Крикнули слуг, уложили в постель, позвали Дарволию, которая принесла зелье.
- Не плачь, мама. - Нежная Анна сама заливалась слезами.
- Прочь, прочь! - задыхалась графиня.
- Да куда же мы пойдем? - плакала Анна. - Теперь уж мы с тобою останемся, пока не поправишься…
Зелье не помогло: до вечера Эржебета билась в припадке.
Наутро она встала, как будто и не было болезни.
А на следующий день в замке пропала девушка.
Амалька была совсем юной - не больше четырнадцати. Она отличалась от других девок, широкоплечих, толстомясых. Эта была тоненькая, гибкая, обладала грацией дикого животного. В ее руках спорилась всякая работа. Челядь любила ее, цыгане заглядывались, когда Амалька шла по двору.
Через три дня Амальку нашли с перерезанным горлом, закопанной в сугроб под стеною замка. Все тело девушки было изуродовано укусами.
- Похоронить, - едва взглянув, приказала Эржебета. - А взамен другую привести.
Молча поклонившись, Фицко отправился исполнять распоряжение. Графиня удалилась в спальню, долго сидела перед зеркалом, придирчиво разглядывая свое отражение. И даже когда наступил вечер, все любовалась собою, поставив на столик свечи.
Лишь к середине ночи забылась тревожным сном. Проснулась резко, словно от толчка. Свет, лившийся в окошко, лишал покоя. Полнолуние…
Она встала, взяла со столика свечу, обошла задремавшую Дарволию - старуха не услыхала. Сама не зная, зачем, Эржебета вышла в коридор и побрела по нему как призрак. Вдруг вдалеке послышались шаги. Кто-то двигался навстречу графине.
Она опять действовала по наитию: спряталась в одной из многочисленных ниш, прикрытых дубовыми дверьми, потушила свечу, затаилась, почти не дыша, глядела в щелку.
По коридору плыл Черный человек. Неужели опять к детям подбирается, проклятый?..
Вдруг Эржебета поняла: тот, кто идет по коридору - не ее демон. Он совсем другой, и в капюшоне нет пустоты, там лицо спрятано. Да и зачем демону свеча?
Это явно был живой человек. Вор? Наушник церковный? Или просто цыган к девкам пробирается? Подойти бы к нему, схватить, крикнуть гайдуков и слуг… Но графиня, измученная нервным припадком, вдруг ощутила дикий страх. Переждав, пока другой Черный человек скроется за поворотом, она едва добрела до своих покоев и до утра дрожала в кровати, закутавшись в одеяло.
Наутро, когда Катерина с Анной пришли проведать ее, Эржебета потребовала:
- Уезжайте из Чахтице.
- Мама, мы обещали остаться, пока ты не поправишься, - возразила Анна.
- Уезжайте! Прокляну! - Графиня снова забилась в истерике.
- Ступайте, ступайте, чтоб ей хуже не стало. - Дарволия замахала на девушек руками.
Огорченные дочери вышли прочь. Эржебета вскочила, заметалась по комнате, словно зверь по логову.
- Позволь сказать, госпожа. - Мольфарка низко склонила голову в знак покорности. - Не сердись, но ты неблагоразумна. Прекрати все это, госпожа.
- Как? Как, Дарволия? Что я могу против крови? Это наказание мне, наказание…
- Все в твоей власти, госпожа. Это слишком опасно, недаром Турзо в замке остался. Он как паук - вьет паутину, караулит тебя. Одно неверное движение - и нет больше графини Надашди-Батори…
- Оставь, Дарволия… я не могу… лучше скажи мне: что там, за порогом смерти? Мне страшно, Дарволия. Ведь сорок четыре уже минуло. Кто знает, сколько жить осталось? Думала, уйду за Ференцем, и хорошо… Нет, жутко…
- Ты будешь жить долго, госпожа. Но только если прекратишь это…
- Нет! - Эржебета говорила быстро, словно бредила. - Послушай, послушай, Дарволия! А как мне жить, когда я постарею? Ведь это невозможно. Я не хочу жить старой, и не хочу умирать молодой… - Графиня закинула голову и звонко расхохоталась. - Это смешно, правда?
Колдунья подошла к Эржебете, обняла ее, принялась гладить по черным волосам, в которых не было ни единой нити седины:
- Успокойся, успокойся, моя добрая госпожа. Ты будешь жить долго-долго, юная и прекрасная. Только прекрати это. И выпей крови. Тебе снова надо лечиться…
- Опять дьявол стал ходить к хозяйке, - говорила Агнешка.
- А может, это сам граф? - Пирошка таращила глаза. - Вылезает из склепа да идет к женушке.
Черного человека хоть по разу видали уже почти все слуги. Только никто не решался подойти к нему. Поговаривали, что это любовник Кровавой графини - Сатана.
Одна за другой в Чахтице пропадали девушки. Теперь распоясавшаяся убийца даже не ждала полнолуния.
И по-прежнему в замке жил Турзо - то ли гость, то ли наблюдатель, то ли молчаливый страж.
- Где сейчас те бедняжки? - вздыхала Пирошка, услышав весть об исчезновении очередной служанки.
- Известно где, - фыркала Агнешка. - В сугробах да ямах. А кровь их на графинину молодость ушла.
Неугомонные бабы недавно опять подобрались к заветному подвальному окошку и увидели, что Эржебета вновь принимает кровавые ванны.
И точно: вскоре девушек нашли, сразу шестерых. Кто-то скинул несчастных с отвесной замковой стены - там, где начинался обрыв. Тела не долетели до дна, лежали у края. С великим трудом гайдуки достали трупы.
- В лесу похоронить, без отпевания, - равнодушно бросила графиня. - Нанять новых девок.
Но все меньше находилось желающих служить в Чахтице. Теперь крестьяне запирали дочерей, когда в деревне появлялись прихвостни Эржебеты. Служанок в замке не хватало, нанимателям приходилось ездить все дальше и дальше - в места, до которых не дошли слухи о чахтицкой госпоже…
Эржебета же так и не оправилась до конца после смерти мужа. Все время была раздражена, напряжена. В каждом движении, в каждом взгляде сквозила тревога и даже страх. Но красота ее цвела по-прежнему.
- Уезжайте. - Она то умоляла дочерей, то грозила им проклятием, то кричала как безумная. - Уезжайте!
- Мы не можем, мама, - объясняла терпеливая Анна. - Мы должны дождаться, пока тебе станет лучше. Пожалуйста, не кричи…
Вопли Эржебеты, ее угрозы слышала вся челядь.
- То ли не хочет убивать при дочерях, то ли боится кого из них убить, - говорила Агнешка. - Совсем одурела графиня наша…
Эти слова оказались пророческими: одним холодным январским утром исчезла Урсула.
- Знать, графиня наша собственную дочь убила, - шептала заезжим торговцам Агнешка. - Пропала девка-то…
Эржебета словно закаменела. Не говорила ни слова, ходила, стиснув зубы. Но приказала разыскивать дочь. Круглые сутки гайдуки и цыгане обшаривали окрестности. Фицко со своими псами бродил вокруг замка и по нему. Горбун и нашел Урсулу. Тело девушки оставили в самом замке. Туго скрученное веревкой, окоченевшее, оно стояло в нише, где недавно Эржебета пряталась от Черного человека.
Фицко снял веревки, принес Урсулу в комнату графини, положил на кровать, молча вышел. Горло девушки было перегрызено, как будто на нее напал волк, а тело изуродовано бесчисленными укусами.
Словно вымер замок. Слуги не осмеливались громко говорить, все попрятались по комнатам и углам. Никто не решался потревожить графиню, сидевшую над своею мертвой дочерью.
Горе не старило Эржебету - она была все так же молода и красива. Ни слезинки не пролилось из черных глаз, ни стона не вырвалось из груди. Может, и не было его, горя?..
Наступила ночь. Дорка внесла свечи и тут же вышла. Графиня продолжала смотреть на Урсулу. Как вдруг что-то словно надорвалось в душе.
- Девочка моя, доченька, прости…
Обняла покойницу, баюкала, пела колыбельные. Гладила русые, слипшиеся от крови волосы.
- Погоди, моя милая, их надо расчесать. Чтобы мамино солнышко было красивым…
Разбирала покрытые ржавчиной пряди, отирала пятна с лица, плакала, глядя на изорванную девичью шею.
- Больно, доченька? Сейчас мама прикроет, и больше не будет больно.
Ринулась к шкатулкам с драгоценностями, торопливо расшвыряла украшения, достала тяжелое, широкое ожерелье - под горло, словно ошейник.
- Вот так. Так не больно, правда?
Доставала из шкафов лучшие свои одежды, наряжала Урсулу, кутала в шелка и бархат, словно с куклою играла. Натерла покрытые укусами щеки румянами, подвела глаза сурьмою.
- Моя красавица…
- Мама? - В комнату вошла Анна, печальная, бледное лицо залито слезами.
Она застыла на пороге, увидев, что делает Эржебета.
При появлении старшей дочери тихое безумие графини сменилось буйством. Она вскочила и, скрючив пальцы, бросилась на Анну, желая задушить ее. В глазах горела жажда убийства.
В комнату вбежал Турзо, схватил Эржебету, оттащил от дочери:
- Вам мало гибели одного ребенка?
- Не троньте маму, мама не в себе, - заплакала Анна.
Графиня бесновалась, пока Анна не вышла. Потом затихла, снова склонилась над Урсулой.
"Об этом не должны знать при дворе", - думал, уходя, Дьёрдь. Слишком удобный случай очернить евангелистов Венгрии. В глубине души Турзо признавался себе: это не главная причина, по которой он готов покрывать Эржебету. Их было много, и не поймешь, какая важнее: память о старой дружбе, чувство вины перед покойным Ференцем, любовь к Эржебете или что-то еще? И все же он еще не был уверен, что убивает именно графиня. Вернее, изо всех сил не хотел верить…
Сразу после похорон Урсулы обе старшие дочери с мужьями и челядью покинули Чахтице. Следом уехал и Дьёрдь. Замок погрузился в уныние и траур.
ГЛАВА 9
Владивосток, май 2012 года
- Куда теперь? - спросил Чонг, когда мы сели в машину.
- В психушку, наверное.
- Решил добровольно сдаться? - сочувственно взглянул китаец. - Молодец, давно пора.
Я не видел никакого смысла в переругивании с бесноватым, поэтому молча взялся за айфон. Чонг немного подождал, не получив реакции, высунул голову из окна и принялся ловить языком капли дождя.
Дозвонившись до Катыниной, я узнал, в какой клинике лечат ее мужа, и попросил, чтобы Александра Вениаминовна договорилась о допуске для нас. Женщина, видимо, испытывала к нам безмерную благодарность за поимку блудного супруга и избавление ее от страхов. Она попросила дать ей пятнадцать минут. Перезвонила еще раньше и сообщила, что нас ждут.
- Я уговорила главного врача ответить на ваши вопросы. Может, вы сумеете выяснить, что произошло с Денисом. Кто-то же его похитил. - Катынина разительно переменилась, стала на удивление здравомыслящей особой. Как будто и не устраивала в моем офисе истерики, и не отпаивалась коньяком. - Кстати, деньги за услуги переведены на счет, - добавила она. - Ваш секретарь предоставила мне реквизиты. Спасибо огромное!
- Нормальная такая баба оказалась, - проговорил я, распрощавшись с нею. - А ты ее сожрать хотел.
- Не сожрать. Только попробовать, - поправил Чонг из-за окна.
"Паджерик" тронулся с места. Азиат продолжал торчать наружу, вывалив язык, словно собака.
- Засунь голову обратно, - приказал я.
Не то чтобы меня волновала сохранность упыриной башки - даже лучше, если бы ее снесло встречной машиной. Хуже, если бы эту красоту заметили гибэдэдэшники.
- Я знал, знал, что ты за меня переживаешь, Ванюська, - умиленно произнес Чонг, возвращаясь в салон. - Так зачем мы едем в психушку?
- Это не совсем психушка, это частная клиника для лечения пациентов с нервными расстройствами. Богатых пациентов, конечно.
- Как ни назови, смысл один - психушка, - отмахнулся китаец.
Тут я был с ним согласен. Если есть деньги, можно сколь угодно долго лечиться в таких вот клиниках. Пока не убьешь кого-нибудь, к примеру. Лишь тогда государство обратит на тебя внимание и упечет в настоящий дурдом. Хотя тоже не факт.
Клиника находилась за городом, в санаторно-курортной зоне: пара десятков окруженных забором аккуратных коттеджей посреди соснового леса, в ста метрах берег моря.
- Шикарно живут психи, - присвистнул Чонг, закуривая. - Чувствуешь, воздух какой? Это ж лучше всяких заграниц! Как закончим дело, приеду сюда отдыхать.
- Тут тебе самое место.
У ворот я назвал подошедшему охраннику фамилию, получил пропуск и въехал на территорию лечебницы.
Нас встретил главврач - респектабельного вида пожилой мужик, представился Сергеем Сергеевичем.
- Александра Вениаминовна, тэк скээть, предупреждала о вашем визите, - сказал он. - И просила дать любую информацию, которая вам понадобится. Я понимаю, розыск и все такое. Но хочу предупредить, тэк скээть: только в рамках того, что допускает медицинская этика. Информацию, которая разглашает врачебную тайну, придется получать через законную процедуру.
- Да мы многого не просим. Просто хотели узнать диагноз и повидаться с пациентом. Это можно?
Сергей Сергеевич задумался, снял очки, тщательно протер стекла, водрузил обратно на нос. Чувствовалось, что он взвешивает каждое слово:
- Денис Иванович официально не признан недееспособным. Он, тэк скээть, просто находится на лечении по поводу невроза. Это частое явление среди людей, занимающихся, тэк скээть, большим бизнесом. Стрессы, умственное напряжение, неправильный режим - все это подрывает нервишки, тэк скээть. Ну ничего, мы Дениса Ивановича поправим, подлечим, быстро на ноги поставим…
- То есть я правильно понимаю: никакого психического заболевания нет?
- Молодой человек, - снисходительно процедил Сергей Сергеевич, - ведь вы не специалист в нашей области, так? Вы, тэк скээть, в другой сфере специализируетесь. Ну так поверьте профессионалу: все именно так, как я говорю. Я же не ставлю под сомнение вашу способность… тэк скээть… что вы там делаете? Допустим, вашу способность драться.
Главврач явно что-то недоговаривал. Вернее, он вообще не сказал ни слова правды. Это было понятно: Александра Вениаминовна, конечно, платила за содержание мужа, но главным-то в семье оставался Денис. Тем более что он продолжал считаться дееспособным. А вдруг и вправду завтра в себя придет? Что он сделает с милейшим Сергеем Сергеевичем за разглашение диагноза?
- Хорошо. В таком случае, можно нам его увидеть?
- Понимаете, - затуманился доктор, - ему, тэк скээть, предписан покой. Денис Иванович отдыхает после процедуры.
- Что ж за дуры ваши процедуры? - вмешался вдруг Чонг, который до этого стоял рядом и спокойно слушал словоизлияния Сергея Сергеевича.
Его нелепое высказывание до того удивило главврача, что тот снова принялся протирать очки:
- Что, простите?..
- Слышь, ты, инженер человеческих душ! - продолжал вдохновенно хамить китаец. - Фрейд, мля, недорезанный! Ты кому баки затираешь? На кого, тэк скээть, батон крошишь, убогий?
Он двинулся на главврача, который попятился и испуганно попросил меня:
- Пожалуйста, успокойте своего друга!
- Не могу, - мстительно ответил я. - Мой друг страдает тяжелой формой невроза. Можно сказать, прибыл по адресу. Профессионалу виднее, как с ним справиться.
- Стрессы, умственное напряжение, неправильный режим, - визжал Чонг, наступая. - Нервишки ни к хренам собачьим, тэк скээть. Скажите, доктор, может, мне норсульфазолу с пирамидоном попринимать, а? Видите, видите, как зрачки расширены? - В зрачках китайца вспыхнули желтые огни. Он навис над невысоким Сергеем Сергеевичем: - Стоять! Смирно! В глаза смотреть!
Некоторое время Чонг гипнотизировал несчастного врача взглядом. Тот пребывал в оцепенении, словно кролик перед удавом. Наконец азиат спросил:
- Так какой диагноз у Катынина?
- Активный психоз, - проблеял доктор, - галлюцинации, параноидный бред. Шизофрения, безусловно…
- Как лечение?
- Ни один нейролептик не улучшает состояния, психотерапия тоже не действует. Так что можно сказать, лечение пока не подобрали.
- Ладно, - кивнул Чонг. - Веди к нему.
Сергей Сергеевич послушно затрусил впереди, мы пошли следом. Нельзя не признать, иногда упыриные способности оказываются полезны в расследовании, думал я.
Главврач привел нас к одному из коттеджей, возле дверей которого стоял охранник. Кивнул ему:
- Все в порядке, это со мной.
Мы вошли в дом. Внутри нас встретила симпатичная медсестричка.
- Ирочка, проводите гостей к господину Катынину, - сказал Сергей Сергеевич.
- А тебе пора, - тихо подсказал Чонг.
- А мне пора, - покладисто согласился доктор и вышел.
Девушка повела нас по коридору, в который выходило несколько комнат, самых обычных. Насколько я смог рассмотреть в приоткрытые двери - там были гостиная, спальня, бильярдная, столовая. Коридор заканчивался еще одним помещением, очень напоминающим то, где Чжан держал Джанджи. Такая же непробиваемая пластиковая стена, внутри - никакой мебели, кроме белоснежного тюфяка и нескольких подушек, на стенах мягкая обивка, чтобы больной не смог навредить себе.
Я поискал глазами пациента, не нашел и спросил:
- Где Катынин?