Глава восьмая
Лес стоял впереди сплошной стеной, в которой, даже просвета видно не было. А Збышек вел группу так уверенно, словно шел не бездорожной глухоманью, а утоптанной сотней ног дорожкой городского парка. При этом, как Малышев не приглядывался - понять, почему этот дуб старик обошел с левой стороны, а у следующего свернул уже правее, так и не смог. Не было для капитана ни на земле, ни на стволах деревьев никаких явных примет и тем более - указателей. Тем не менее, проводник напевал себе что-то негромко, время от времени легонько постукивал посохом по древесным стволам, и топал дальше. За все время пути ни разу не замедлив шаг.
- О чем поете? - Андрей попытался прислушаться к словам песни.
- А обо всем, что на ум взбредет, пан капитан… - охотно ответил тот. - Чего в голове запаслось за прожитие годы, то и бормочу. Важно не о чем, а как…
- Не понял?
- Я лесу даю понять, что мы мимо идем, по своим делам, и тревожить его не будем. Вот и он нам не препятствует, пропускает без задержки.
- Вы серьезно?
- А то… Или пан капитан считает, что мы не достаточно ходко идем?
- Идем хорошо, - признал Малышев. - Спору нет. Хоть и петляем, ровно зайцы. Вот только что опять свернули.
- В лесу, пан капитан, не тот путь короче, что прямее, а где ногам проворно.
- Согласен. Только я не пан… Лучше уж по имени зовите. Андреем.
- Хорошо, пан Анджей. Можно и по имени…
- Опять пан? Нет у нас панов, отец, повывелись все. Теперь люди друг другу товарищи и братья.
- Э, нет! - отмахнулся поляк. - Пусть пан Анджей не обижается на старика, но это неправильная придумка… Родных у меня никого не осталось еще с Германской войны. Так что как ни зови, а ни братья, ни сестры уже не отзовутся и ни на помощь, ни в гости не придут. Только если я сам к ним наконец-то соберусь… А товарищами всех звать - слишком много чести. Вспомнить хотя бы, Кривого Ендруся, пусть земля ему пухом будет… хоть и в болоте утоп. Ну, какой он мне товарищ? Не принято так покойников поминать, но - пустой был человек. Можно сказать: совсем негодящий. Правда, лес, сучий сын, знал лучше собственной хибары… Это я и на Страшном Суде подтвержу… если спросят, конечно.
- А панами, значит, можно всех к ряду звать?
- Обязательно, - вполне серьезно кивнул старик. - Ведь как сказано в Святом писании? Спросится с каждого, за деяния его! Вот…
- Ну, положим, я Библию не читал, но даже если и так, что из этого следует? - убежденность поляка заинтересовала Андрея.
- А то, пан Анджей, что если бы люди не были хозяевами своей судьбы, то за что перед Небесным Судьей ответ держать? Разве с раба спрашивают? Нет. Вот и выходит, что каждый человек - пан над собственной жизнью! И никто, кроме Господа, не властен над ним. А чтоб не забывали люди об этом и не обвиняли в своих бедах других, дозволено нам панами себя величать.
- Да, отец, умеешь ты зубы заговаривать. В замполиты тебя определить - точно самая сознательная часть была бы… - рассмеялся Малышев. - Но, кое-что не сходиться. Почему тогда верующие сами себя рабами Божьими называют. Сколько раз слышал, особенно на свадьбах да похоронах.
- Слаб человек, - ничуть не обескураживаясь, кивнул Збышек. - Подвержен соблазнам не только телесным, но и духовным. И дабы не уподобился он, в своем желании возвеличиться, Лучезарному ангелу, впоследствии низвергнутому с небес и нареченному Сатаной - ксендз напоминает нам о важности смирения…
- Ладно, - видя, что старика все равно не переубедить, Малышев сменил тему. - Об этом мы еще побеседуем, при случае. Скажи лучше, отец, ты действительно хорошо знаешь те места, куда мы идем? Извини, что переспрашиваю, но…
- Не надо извиняться, пан Анджей. Разве ж я не понимаю. Ты командир. У тебя задание, тебе - жизни других доверены. То нелегкая ноша. Отсюда и тревога гложет… Да только не сомневайся. Наш род уж и не упомнить сколько поколений за лесом графов Соколовских глядит. Еще когда француз там гостил, мой прапрадед Матеуш им для охоты зверье с лежек поднимал.
- Это ты сейчас о Наполеоне сказал? - недоверчиво уточнил капитан.
- Чего? - переспросил Збышек. - Не, я о прапрадеде своем говорил. Матеушем его звали.
- А француза? Того, для которого охота…
- Откуда мне знать? - пожал плечами Збышек. - Меня там не было. Да и на кой ляд он мне сдался? Мало ли на нашей земле всяких заброд побывало? Кто по-доброму, как гость. А кто - и непрошенный… Вон, когда те швабы, что сейчас в графском замке живут, уберутся к чертовой матери, думаешь: вспомнит их имена хоть кто-то лет через сто?
- Сомнительно… - согласился с проводником Малышев. - А ты что же так далеко от дома оказался?
- Так пан граф с семьей еще в тридцать девятом году в Англию сбежал. Вот я и решил, пока никто не держит, край наш поглядеть. Ну и силы покуда еще остались. Так и бродил. Для войска стар я, так что подсоблял людям по-своему, чем мог… Война всем дел и забот прибавила. Особенно, где бабы да детишки безвинно осиротели. Кому хату подправить, кому с харчами… Зверье пуганное стало, без сноровки ни почем не взять… А то и отряд из окружения вывести.
- И многих вывел? - эта тема была Малышеву ближе и важнее.
- Многих, пан Анджей. Многих… Больше, чем хотелось бы… - нахмурился Збышек. - И вот что дюже интересует меня все это время: куда панове офицеры подевались? Верите, я на балу у пана графа много больше их видел, чем среди тех жолнеров, что от немцев уводил.
- Не знаю… Так ты, отец, ценный кадр… - и желая отвлечь старика от тягостных мыслей, Малышев спросил, как бы шутя. - Случись что, можешь к фрицам в тыл целую армию провести?
- Армию не смогу, - совершенно серьезно ответил тот. - А один-два батальона, если без танков и артиллерии, можно.
- Не шутишь? - продолжал веселиться капитан. - И что, прямиком до Берлина потопаем?
- Нет, я тамошних лесов не знаю, - по-прежнему без тени улыбки, ответил поляк. - А до Варшавы или, к примеру, Кракова - если польза от того Отчизне будет - проведу.
- Смотри, отец… - теперь посерьезнел и Малышев. - Я ведь запомню твои слова. Чтоб не отнекивался потом.
- А я, пан капитан, не девка, чтобы с утра подмигивать, а вечером отпрыгивать… - вроде даже как обиделся старик. - Сказал, значит сделаю. Теперь - командуй привал. Люди твои, как кони, топать начинают, стало быть - притомились. Да и мои ноги не казенные…
- Не рановато? - Малышев вслед за проводником поглядел на небо. - Солнце еще и в зените не встало.
- В сам раз. Мили три прошли, если не больше* (* 1 польская миля = 8 верст = 8534 метра). Переть дальше - плестись начнем. Все медленнее и медленнее. Устанем, а пройдем даже меньше. В бою сам командуй, а в лесу меня слушай, пан Анджей. Знаю, что говорю. Сейчас мы на отдых один час потерям - зато потом, в пути два, а то и все три нагоним. Не сомневайся. Будем на месте в срок…
* * *
Сообразуясь с какими-то своими мыслями и планами, следующий привал проводник объявил чуть больше чем через четыре часа. В шестнадцать тридцать.
Как и в прошлый раз, поглядел на небо, прислушался к отяжелевшему звуку шагов разведчиков и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:
- Ну и хватит с вас. Хорошего понемногу. Это мазурку можно танцевать до упада, а дальний путь уважать следует…
- Отец, как же так? Белый день на дворе, - попытался урезонить его Малышев. - Мы же не на воскресной прогулке, в самом деле. Ты на бойцов глянь!.. Они даже не вспотели толком.
- Отдыхайте, пан Анджей, отдыхайте… - старик бесцеремонно уселся и стал стаскивать сапоги. - Тут место хорошее. Никто не потревожит. Вода, опять-таки вкусная. полезная. Пусть люди умоются. Можно разуться… Дальше все больше мочары да топи. Не то что разлечься - присесть негде будет. Вот тогда без остановок и пойдем… До поздней ночи. А когда часов семь к ряду по щиколотки в грязи плюхать будете, каждую минуту, что сейчас зря потраченной считаете, с благодарностью вспомните.
- Не знаю, что там впереди, командир, но почва влажнее становится, факт… - подтвердил Телегин. - Решать тебе, но я бы прислушался к совету проводника.
- Ладно, старики-разбойники, пусть по-вашему будет. Группа, привал. Можно помыться и оправиться. Стоянка - один час. Хватит? - Малышев повернулся к поляку.
- Нет, не управиться мне, пан капитан… - помотал головою Збышек, неторопливо перематывая портянки.
- Ты о чем это?
- Хочу, пока вы отдыхать будете, к куму наведаться. У него тут хутор неподалеку. Полчаса ходьбы. Обратно, значится, столько же топать. Ну и хоть парой словечек перемолвиться. Года три мы, почитай, не виделись… А я его сынка к кресту носил. Не чужой человек. Кто знает, выпадет ли еще случай… Мне давно за шестьдесят, да и Куба Залевский не вчера родился… Это, если о военной доле не вспоминать.
- Темнишь, ты что-то, отец? - Малышев глядел прищурившись. - Если хутор неподалеку, почему нас туда не ведешь?
- Не по пути он нам. Обратно возвращаться придется… - спокойно объяснил Збышек. - И потом, пан Анджей, это мне полчаса пути, а ваши люди и за час не управятся. Чего попусту силы и время тратить? Отдыхайте.
- Правду говоришь?
- Как на духу, - перекрестился тот, как и полагается католикам слева направо. - Вообще-то, - прибавил задумчиво, - лукавить не стану, кум мой, Кубусь русских недолюбливает… Но тех, кого я приведу, принял бы. А если сомневаешься, могу пана Михала с собою взять, - поляк кивнул на старшину Телегина. - Сибиряк мне в обузу не встанет.
- Хорошо, не возражаю… Идите вместе с Кузьмичом, - сразу же согласился капитан. - Не обижайся, отец, что недоверие выказываю, но так всем спокойнее будет. А то нам, случись что, хоть обратно возвращайся. Ты так петлял, что я уже и не знаю, где мы сейчас находимся.
- То дело поправимое, пан капитан. Карту дай… - хмыкнул проводник.
Взял планшет, пригляделся и уверенно ткнул пальцем на северный край обширного болота.
- Вот тут мы. А вот здесь, - палец переместился восточнее, - кумов хутор.
Андрей посмотрел и недоуменно помотал головой.
- Погоди, отец. Ты ничего не путаешь?
Тот даже отвечать не стал, а только еще раз ткнул пальцем в планшет.
- Блин горелый, что-то я опять ничего не понимаю!.. - дернул себя за мочку уха Малышев. - Если по карте, то получается, что мы за десять часов больше шестидесяти километров прошли. Лесом! Ни разу не переходя на бег!.. Как такое возможно?
- Зря я что ли просил его нам не препятствовать? Лешие, они тоже разумение имеют… - пожал плечами старик. - А вот с болотником так запросто не договоришься. Вредный он, подношение любит. Вот потому я и хочу у кума курицу взять… Чтобы кикимор с их старостой задобрить.
На такие речи Малышев даже не нашелся, что ответить. Промолчал.
"А интересно, что подумали бы в штабе, получив радиограмму примерно такого содержания: "Базе от Призрака. Благодаря личному знакомству партизанского проводника с лешим, группа прошла за день больше шестидесяти километров. Чтоб не терять темп передвижения, проводник отправился к куму за подарком для водяного и кикимор". Сочли бы сумасшедшим, или решили, что я использую неустановленные позывные? Хорошо, хоть связь до прибытия на место запрещена".
- Бред…
Капитан покрутил пальцем у виска, потом посмотрел на часы.
- Крайний срок - девятнадцать часов по Москве. Потом… - Андрей посмотрел на старшину Телегина и не стал продолжать. Махнул рукой и пошел к ручью. Остальные разведчики не заморачивались проблемами командира. Радуясь передышке, все с удовольствием плескались в ручье. Даже Ольга. Отойдя чуть дальше, девушка белела сквозь кусты то ли телом, то ли исподней рубахой.
- И не стыдно, старый? - Кузьмич укоризненно покачал головой. - Чего над командиром подтруниваешь? У него на личном счету пленных фрицев больше чем…
- А что я ему должен был сказать? - нахмурился поляк. - Что у кума первач знатный и мне не терпится пробу снять?
- Правду, пан Збышек. В нашем деле она самое верное средство, если хочешь чтоб тебе доверяли.
- Ты-то, пан Михал, знаешь ее? - исподлобья взглянул на Телегина проводник.
- Три года… - произнес старшина веско. - Сам сказал…
- Да, - кивнул Збышек, даже не притворяясь, что не понял. - За это время горы с места сдвигаются, а тут - живое болото… Парочка хороших ливней - и все по-другому. Но, как признаться командиру, что не уверен я в старых гатях? Думаешь - это прибавило бы духу твоим товарищам?
- Вряд ли, - вынужденно согласился Кузьмич.
- Вот и я не хочу преждевременно людей баламутить. Спрошу у кума. Понадобиться - помощи попрошу. Авось, и не придется пана капитана тревожить… Ну, пойдем? А то время бежит… Командир потом спросит…
- Пошли… - Телегин двинулся следом, спрашивая уже глядя в спину проводнику. - А там, у замка? Ты тоже еще какого-то кума или куму искать будешь?
- Не, пан Михал. Там мне помощь не нужна. Там я каждое деревцо, каждый кустик в лицо знаю. Там они сами мне все расскажут и покажут. У себя я не оплошаю и окно с сервантом не перепутаю…
- Не понял, причем тут посудный шкаф?
- А это с Кубусем однажды случай такой приключился, - охотно объяснил поляк. - Аккурат на крестинах его первого сына, Томаша. Моего крестника. Мы тогда крепко погуляли…
- Угу, значит, самогон у кума, все же, хороший? - уточнил старшина. - И не отпирайся, проговорился.
- Зачем языком попусту молоть… - Збышек шагал, будто не седьмой десяток разменял, а самое большее - третий. - Придем, попробуешь - оценишь. Так вот… Ночью душно куму стало, решил он окно открыть. Дергал, дергал, а оно ни в какую. Кум осерчал да и вышиб кулаком стекло. Вдохнул свежего воздуха и опять спать улегся.
- И в чем юмор?
- Кума утром крик подняла, что ночью какая-то пьяная зараза в серванте стекло разбила. Хорошо, хоть посуду праздничную не переколотила. Кум-то, спросонья да похмелья, сервант с окном перепутал, - хохотнул поляк.
- Забавная история, - Телегин, припомнил свое катание на спине уссурийского тигра, случившееся с ним в сходных условиях, и смеяться не стал.
Збышек посмотрел на старшину и, видимо, догадался, что у того тоже имеется подобный опыт, потому как ткнул разведчика дружески кулаком в бок и рассмеялся еще громче.
- Кажется, пан Михал, у наших народов общего много больше, чем пара добрососедских войн?
- Это, как водится, - согласился сибиряк. - Тут народ теснее живет, вот и собачится по пустякам. А в тайге иной попутчик бывает дороже родни. Пусть и самой близкой по крови, но - живущей за сотни верст. И случись в чем надобность - добраться к ним не будет никакой возможности.