"Ну ничего, - мысленно хмыкнул Николай. - Еще одно-два успешных наступления, и эту простую истину поймут даже рядовые…"
* * *
Мотоциклист немец, в коляску к которому усадили "пленного", уверенно въехал на главную и, что вполне возможно, единственную площадь, сделал по ней небольшой круг почета и подкатил к парадному административного двухэтажного здания, расположенного в самом центре городка, аккурат напротив костела. Фасад особняка украшала пара фашистских флагов, намокших от грозы и свисающих тяжелыми тряпками, а так же - довольно скромный транспарант с надписью "Комендатура".
Молодой, подтянутый офицер, нетерпеливо вышагивающий перед дверью здания, выжидающе повернулся на звук моторов, но разглядев форму и знаки различия людей, приехавших на втором мотоцикле, тут же заторопился навстречу. На ходу оправляя и без того безукоризненно сидящий мундир.
- Хайль Гитлер!
Не часто в своей не столь длинной офицерской жизни обер-лейтенанту Кринке доводилось лично приветствовать столь высокого гостя. Капитаны и майоры - вот уровень вышестоящего начальства, с которым в основном сводила его служба. Да и то не… Не того значения объект вверен его опеке. Нормальную рыбалку или охоту и ту не организовать.
В этой Богом забытой глуши, куда обер-лейтенанта Оскара Кринке забросила судьба, пусть и на комендантскую должность, не нашлось даже ни одного мало-мальски приличного предприятия. Пилорама со столярной мастерской, где можно заказать кое-какую мебель, дверь, окно, колыбель и… гроб. Мельница с пекарней, да пивоварня с баром. Вот, практически, полный список стратегически важных объектов провинциального польского местечка. Если не считать глиняные копи на берегу реки и печь для обжига изразцов.
Кому это нужно и интересно? Ни русским диверсантам, ни своему командованию. Ни даже так называемому Сопротивлению. За два года пара листовок, призывающая не признавать власть немецких оккупантов, да бело-красный флаг на Пасху, вывешенный какими-то сопляками на крыше мельницы - вот и весь улов. Посовещавшись с Гансом Лемке, начальником местного отделения гестапо, они даже рапорт о происшествиях отправлять не стали, чтоб не смешить начальство. Обошлись показательной поркой двух десятков случайных прохожих, специально задержанных для этого в один из воскресных дней.
Да что там партизаны, или диверсанты?! Офицеры тылового обеспечения и те почти не заглядывали, как только выяснили, что никакого гешефта здесь не организовать.
А тут - оберштурмбанфюрер СС! Да еще и не обычный подполковник четвертой канцелярии. Тем адъютанты не положены… Это птица высокого полета. Вот только, почему на одном из мотоциклов комендантской роты? Неужели, наконец, что-то действительно важное случилось и на его участке. Помимо пары-тройки парашютистов, спрыгнувших из того самолета?
- Хайль!
Оберштурмбанфюрер даже из коляски сумел выбраться так вальяжно, словно вышел из кабриолета. На обер-лейтенанта тем не менее посмотрел доброжелательно и даже руку протянул.
- Вот уж не думал, что даже в такой глуши воюют… - бросил то ли в шутку, то ли с досадой.
- Разве это война, - не сдержал вздоха комендант.
- Бросьте скромничать, Оскар… - адъютант подполковника взял обер-лейтенанта под руку. - Вы позволите так вас называть?
То что адъютант оберштурмбанфюрера знает его имя, сказало Кринке куда больше, чем любые бумаги и предписания. Значит, не случайно, завернули. Он еще не знал истинной цели их приезда, но то что со старшими офицерами, особенно из штабов, лучше дружить - обер-лейтенант успел понять давно.
- Окажите честь.
- Так вот, Оскар, можете не скромничать, мы все видели собственными глазами. Сбить самолет в такую погоду может только настоящий снайпер! Господин оберштурмбанфюрер так и сказал мне: "Генрих…". Генрих Клюге… - Корнеев энергично потряс руку немцу. Вообще-то в документах Николая значилась приставка фон перед фамилией, но он решил, что не стоит оставлять лишний след. - "Генрих! - сказал он. - Первым делом узнай фамилию зенитчика и его командира. Такое мастерство достойно награды"…
- Но, мы не…
- Да, да… Вы правы, отличный результат - это не столько личное умение, сколько слаженность в действиях всего подразделения. Но… старина, вы же понимаете: наградить всех можно только добрым словом и дополнительной порцией шнапса. Поэтому, я думаю, общую награду, по праву следует вручить командиру подразделения. И это не только мое мнение… - Корнеев красноречиво оглянулся на Штейнглица. - Вы согласны со мной?
- Вообще-то…
- Кстати. А где летчик из сбитого самолета? Его уже поймали?
- Еще нет, но…
- У тебя просто талант возражать, - деланно восхитился Корнеев. - Оскар, послушай дружеского совета. Хочешь сделать карьеру, чаще соглашайся и давай утвердительные ответы. Мы с тобою почти ровесники, так что со мною руби правду, а с господином Штейнглицем будь осторожнее. Впрочем, если рвешься на фронт…
- Летчик успел закрыться в доме. Мы его окружили, но еще не взяли.
- Так что же ты молчишь! С этого следовало начинать. Великолепно!
- Не понял…
Корнеев еще раз посмотрел на озирающегося со скучающим видом оберштурмбанфюрера, взял коменданта под руку и потащил в сторону.
- Оскар, дружище. Как на духу, но только между нами. Максимилиан Штейглиц уже держит в личном сейфе петлицы и погоны штандартенфюрера! Для подписания приказа не хватает всего лишь небольшого штриха. Его дядя… - разведчик закатил глаза под лоб. - В общем, семья не желает слухов о протекции. Понимаешь? И вот такой уникальный случай отличиться! Ликвидировать отряд русских диверсантов. Успешная операция такого уровня мгновенно сдвинет все с места.
- Отряд?
- Конечно… Сбит транспортный самолет. А это значит - не меньше двух десятков парашютистов. Настоящих сибирских волков, вооруженных до зубов.
- Но мы его не сбивали… - наконец-то произнес до конца обер-лейтенант.
- Не понял? - удивился Корнеев. - Русский пилот сам себя подорвал?
- Я не знаю, - пожал плечами комендант. - Может, молния? Я слышал, такое бывает.
- Я тоже, - согласился "адъютант". - Но как ты себе представляешь наш рапорт об этой операции? Хочешь доложить, что самолет противника сбил Господь?
Корнеев немного помолчал, давая немцу осознать всю нелепость этой фразы.
- Нет, в штабе, конечно же обрадуются подтверждению того, что Бог сражается на нашей стороне, но наградить Его никак не смогут. Так почему нам не получить эту, ничью, награду, а потом - отстоять благодарственный молебен. Думаешь, Господь, станет возражать?
Оскар помотал головой. Оберштурмфюрер умел убеждать.
- Вот и славно. А теперь - пошли брать летчика. Он нам живой нужен.
- Зачем?
- Простая арифметика боя, - пожал плечами Корнеев. - Чем больше захвачено в плен живых врагов - тем больше к ним можно приписать мертвых. Один у нас уже есть. Еще двоих ловит охрана господина Штейнглица. А четвертого - мы сами возьмем. Четверо живых и шестнадцать мертвых. Более правдоподобно, чем один пленный и девятнадцать трупов, которых, кстати даже предъявить нельзя… Согласен?
- Да.
- Тогда, вперед. Пока твои орлы не забросали русского гранатами.
Корнеев повернулся к Штейнглицу.
- Разрешите, господин оберштурмбанфюрер?
- Валяй, - небрежно махнул тот снятой с руки перчаткой. - Развлекайся…
- Спасибо… - щелкнул каблуками "адъютант".
- Что значит "развлекайся"? - переспросил Корнеева комендант, когда они уже немного отошли в сторону.
- Я службу в егерях начинал, - объяснил тот. - В адъютанты потом попал, после контузии. Господин Штейнглиц, он тогда еще майором в Абвере служил, заприметил меня на одной из операций… Позвал к себе… - Корнеев помолчал. - Да ну, длинная история… Вечерком, если все удачно сложится и оберштурмбанфюрер разрешит расслабиться, поговорим. Судя по тому, что я вижу перед собой задницы и спины солдат, мы уже на месте?..
* * *
- Хайль Гитлер!
Гестаповский офицер с лицом хитрого хорька и петлицами лейтенанта приветствовал старшего по званию по всей форме. Вот только взгляд у штурмфюрера чересчур напряженный, внимательный. И кобура расстегнутая.
- Хайль.
- Прошу прощения, господин оберштурмбанфюрер, что не встретил вас лично. Но меня не предупредили о вашем приезде…
- И не удивительно, - ответил Штейнглиц. - Много ли проку в проверке, если о ней предупреждать заранее? Или вы иначе считаете?
- Никак нет, - подтянулся тот еще больше. - Значит, вы к нам с инспекцией?
- Не совсем… Планы пришлось изменить из-за этой проклятой грозы. Но, так даже лучше получилось. Очень вовремя появились русские… Будет о чем рассказать. А то у вас тут такая тишь, словно вся война, одни сплошные выдумки газетчиков. Будь моя воля, этих щелкоперов, я бы вешал на одном столбе с евреями. А то и впереди них…
- Совершенно с вами согласен. Незачем людям головы морочить. От газет и прочих прокламаций только вред. Другое дело - радио! Все что народу надлежит знать фюрер скажет лично, и каждый его услышит… Или доктор Геббельс перескажет.
- Очень точно подмечено, - Штейнглиц внимательнее посмотрел на гестаповца. - Я так понимаю, штурмфюрер, вы возглавляете службу безопасности?
- Так точно! - еще раз вскинул руку в приветствии тот. - Ганс Лемке… - потом понизил голос и извиняющимся тоном произнес: - В связи с этим, не позволите ли взглянуть на ваши документы и служебное предписание?
- Конечно. Какие тут могут быть церемонии? Вы же из любопытства спрашиваете…
Штейнглиц сунул руку в нагрудный карман и вынул несколько сложенных в четверо раз листков. Но проделал это так неловко, что из стопки выпала какая-то фотография и, подхваченная ветерком, медленно спланировала чуть в сторонке.
Младший по званию, да и по возрасту, Лемке быстро шагнул за ней, поднял с земли и даже не от любопытства, а чисто механически взглянул на снимок.
В следующую секунду штурмфюреру понадобилось все самообладание, чтобы не вытянуться по стойке "смирно". Добродушно улыбаясь, с фотографии на него глядел Штейнглиц, держащий на руках недовольно жмурящуюся в объектив кошку, и дружески обнимающий оберштурмбанфюрера за плечи - рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер!
- Спасибо, - поблагодарил гестаповца Штейнглиц. - Это моя Марта… Если бы вы знали, какой она недавно переполох устроила в Дубовицком монастыре. Уму непостижимо. Всю ночь не дала никому глаз сомкнуть. Кстати, вы любите кошек?
- Не очень, господин оберштурмбанфюрер. Говоря откровенно, предпочитаю собак.
- Тогда вам следовало идти не в гестапо, а в Люфтваффе… - улыбнулся Штейнглиц, намекая на всем известное пристрастие рейхсмаршала Германа Геринга к псовой охоте. - Хотя, я тоже терпеть не могу котов. Эти бестии сродни партизан, все время пытаются отстаивать свою свободу и при каждом случае обязательно демонстрируют независимость. Другое дело кошки - они почти как собаки. Никогда не забывают, кто их кормит.
За разговором, как-то само собой, Штейнглиц сунул документы вместе с фотографией обратно в карман, а у гестаповца не хватило духу потребовать предъявить их еще раз. Ганс, хоть и служил в самом настоящем захолустье, понимал не хуже любого штабного, что людей, которые близко знакомы с такими высокопоставленными личностями, по пустякам лучше не донимать. Себе дороже встанет…
- Простите, а куда ваш адъютант с нашим комендантом отправились? - решил сменить скользкую тему гестаповец. А то всякое случается. Сегодня твои слова воспринимаются как шутка, а завтра - ты уже изменник родины.
- Брать парашютиста.
- Лично? - удивился Лемке.
- Не волнуйтесь, старина, лучшего специалиста в этом деле, чем мой помощник, я уверен, не только в вашем гарнизоне не найдется, а и во всех частях этого района. Вы о Скорцени слышали?
- Мы, конечно же, провинция, господин оберштурмбанфюрер. Я бы даже сказал: настоящее задупье Генерал-губернаторства, но и радио слушаем, и вообще новостей не чураемся… - штурмфюрер Лемке оглянулся и, желая показать свою осведомленность, понизив голос, прибавил. - Операция "Эйхе", верно?..
- О, браво! - Штейнглиц изобразил аплодисменты. - А вы, Ганс, как я погляжу, не так просты, как кажетесь. Что-то ваше начальство не доглядело. Пора продвигаться дальше. Это, как вы изволили изящно выразиться, польское задупье - явно вам уже тесновато. Гм, похоже, нам всем очень повезло с этим русскими… Так вот, возвращаясь к Генриху… Он какое-то время служил вместе с Отто. Потом возглавил спецотряд "Призрак". Группа провела ряд блестящих операций во вражеском тылу, но в последнем деле, Генрих получил контузию и для диверсионной работы стал непригоден. Но, время от времени, я даю ему возможность размяться и "половить мышей". Чтоб не слишком зажирел, котяра… Ха-ха-ха.
- Но вы же понимаете - русскому пилоту терять нечего. Как бы чего не случилось.
- Вы переоцениваете мужество русских, дружище, - отмахнулся Штейнглиц. - Было б нечего - не выпрыгивал бы из самолета. А прыгнул - значит, хочет жить. Только не как трус, а более героически… В том смысле, что добровольно в плен не пойдет. Вот Генрих и поможет ему сохранить самоуважение… На время. Знаете ли, это так забавно смотреть, когда они у стенки орут "Слава, Сталину!" или нечто подобное. Как будто их слышит кто-то еще, кроме расстрельной команды. Впрочем, вы же, наверняка, и сами подобное не единожды наблюдали?
- Увы, господин оберштурмбанфюрер, но вынужден признаться, что не имел такого удовольствия. Мои подопечные все больше плачут, клянутся в невиновности или безбожно ругаются.
- Ну, ничего. Думаю, после того, как я изложу в своем рапорте о проведенной нами совместной успешной операции по ликвидации русского десанта, ни вы, ни наш бравый комендант долго не задержитесь в этом городке.
- Десант?..
- Ах, да… чуть забыл. В том, подбитом вашими зенитчиками, самолете летела диверсионная группа. Двадцать человек. Полиция, солдаты гарнизона и моя охрана действовали умело и слажено. В результате - русские частью уничтожены, частью захвачены в плен. Сколько именно захвачено, мы узнаем после возвращения моей охраны. Но, в любом случае - один пленный у нас уже есть, а второго - зная возможности Генриха, я жду с минуты на минуту. Трупы остальных диверсантов, надеюсь, у вас найдутся? Впрочем, это не обязательно. Никто мои слова подвергать сомнению не станет. Так что все участники получат заслуженные награды.
- Благодарю, господин оберштурмбанфюрер. Можете полностью рассчитывать на меня. Что до тел диверсантов - не стоит беспокоиться. В подвале как раз сидит полтора десятка местных жителей. Заложники, на случай беспорядков. Отвезти их на речку и пустить в расход, не займет много времени. Правда, половина из них женщины. Но я слышал, что красные все чаще призывают в войска и их.
- Это не слухи, Ганс, - кивнул Штейнглиц. - Так оно и ест. Заканчиваются на Руси мужики. Кто весной и летом сорок первого не успел сдаться, тех наши доблестные войска в боях повыбили. Теперь советы сгоняют в армию крестьян из Сибири и Монголии. А что их там, в лесах да степях трудно поймать, то загребают и баб. Особенно молодых, которые по домам с маленькими детьми сидят и убежать не могут.
- Это хорошо. У меня как раз такие имеются на примете… - довольно потер руки гестаповец. - Если б не чистоплюйство коменданта, давно сидели бы в тюрьме. Но наш Оскар слишком интеллигентен и считает, что заложники не устрашают, а только зря озлобляют аборигенов. За год - ни одного расстрельного приговора!
- Обер-лейтенант вермахта указывает вам, офицеру СС, как надлежит наводить порядок на оккупированных территориях? - вздел бровь Штейнглиц.
- Нет, - Ганс понял, что наушничать сейчас не самое подходящее время. - Что вы. Мы с комендантом прекрасно ладим и всегда находим общий язык в любых вопросах. Но слишком уж он мягок. Я этого не одобряю, вот и пришлось к слову.
- Это великолепно. Там где армия и безопасность не занимаются перетягиванием одеяла а дружно впрягаются в лямку - всегда самые высокие результаты. Значит, мы друг друга поняли?
- Яволь, господин оберштурмбанфюрер… Вот только не могу понять, что диверсантам понадобилось в здешней дыре? Ведь на сто километров вокруг ни одного важного объекта. Поля, леса и села…
- Поля, говоришь? Соответственно и склад продовольствия имеется?
- Конечно… - в глазах гестаповца мелькнуло понимание. - Армейского подчинения. Собственно, только из-за него здесь комендантская рота и стоит. А то обошлись бы силами полиции.
- Вот! Именно его диверсанты и намеревались уничтожить.
- Ну, да. Как я сам не сообразил?
Штейнглиц красноречиво промолчал. Имея в виду, что на то он и полковник, чтобы быть умнее и сообразительнее лейтенанта. А если лейтенант хочет получить очередное звание, то должен понимать все с полуслова.