- Нет, - покачал головой Турани. - Мне довелось воевать в Месопотамии, на Синае, потом в Сирии. Я лично знаком с генералом Мустафой Кемалем. Именно беседы с этим незаурядным человеком окончательно сформировали меня как личность, хотя я разделяю не все его взгляды.
Скитаясь по миру, я думал о том, как сделать народ Туркестана счастливым. И понял главное: создать полностью независимое государство при таких соседях, которые есть у Туркестана, не удастся. Уйдут русские – придут англичане, персы или китайцы, которые сейчас слабы, но их много, и будущее за ними. Одно время я склонялся к союзу с Турцией, но им теперь со своими бы проблемами разобраться. А хочется ведь построить государство европейского типа, но с туркестанским менталитетом!
- Это как? - не удержался я от вопроса.
- Точно пока не знаю, - признался Турани. - Хочется, чтобы было красиво, чтобы жизнь шла в ногу со временем. Чтобы народ был образованный. Хочется, чтобы не было неравенства. Хочется быть хозяином на своей земле! Но не хочется, чтобы на благословенной земле Туркестана расцвели все те пороки, которыми так богата западная цивилизация. Потому я и говорю: государство должно быть светским, но с опорой на исламские ценности!
Ну-ну, мечтать не вредно! Это я подумал, а спросил, разумеется, про другое:
- Так кого вы определили в союзники Туркестану на пути в это светлое будущее?
- А я разве не сказал? - удивился Турани. - Россию, конечно!
- Почему, если не секрет?
- Во-первых, потому что вы и так уже в Туркестане, - начал перечислять Турани. - И добровольно оттуда не уйдёте, ведь так?
- Так! - подтвердил я.
- Сменить вас, по нынешним временам, можно разве что на англичан, раз турки нам пока не в помощь, - продолжил Турани. - Но на англичан я насмотрелся, они колонизаторы до мозга костей! А вы не улыбайтесь, - посмотрел на меня имам. - Вы тоже колонизаторы, правда, иного рода.
- Вот так так, - опешил я. - Мы-то вам чем не угодили? Веру вашу не трогаем. Людей в рабство не забираем. Ишачим на своей работе, может, ещё и почище вашего!
- Ну это вопрос спорный, - не согласился Турани. - Что-то я вашего брата на хлопковых полях не наблюдал. Так что насчёт того, кто больше ишачит… - Тут он осёкся. - Впрочем, согласен: русские работать умеют, и других вместо себя это делать не принуждают. Но ведь живёте-то вы в Туркестане, а работаете исключительно на себя. Какая от вас польза моей Родине?
- Стоп! - воскликнул я. - Вы, товарищ, часом ведомства не попутали? Здесь не ГПУ, а штаб Центрального военного округа!
- Но ведь я на ваш вопрос отвечаю? - возмутился Турани и тут же остыл. - Впрочем, вы правы. Тем более всё, о чём я тут говорил, осталось в прошлом, верно? Теперь политика России в Туркестане станет иная, и заживём мы в мире и согласии, вот только порядок у себя наведём, и вы нам в этом поможете!
Чёрт, а Макарыч, похоже, прав! Если к власти в Туркестане допустить таких ребят, как Турани, то, пожалуй, жить с такими соседями будет приятно, или, на худой конец, терпимо.
- И ваши первые шаги в этом направлении, - продолжил Турани, - мы считаем правильными. Я имею в виду формировании Туркестанской народной армии. Только такую армию народ примет и не станет вести против неё партизанскую войну. Теперь позвольте высказать несколько конкретных соображений?
- Сделайте милость, - я был сама любезность.
НИКОЛАЙ
Заседание "большой тройки" – я, Васич, Шеф – проходило на квартире Абрамовых. Ольга, когда по просьбе Васича объявляла по телефону большой сбор, добавила от себя:
- И где вы этого "духа" откопали? Мне Васич про него все уши прожужжал.
- Ты про Турани? - уточнил я. - Так это, Оленька, не ко мне. Этого кадра Шеф где-то надыбал.
- И кто бы сомневался! - Сарказма в голосе Ольги было хоть отбавляй. А потом она положила трубку.
Положить-то положила, но тема её чем-то зацепила. Потому, накрыв нам в кабинете, она против обыкновения не ушла, а села скромненько в сторонке и приготовилась слушать.
Шеф, когда узнал какие "обвинения" против него выдвигаются, сразу ушёл в отказ.
- Да вы что, братцы? Я с Турани только третьего дня познакомился. А до того слыхом о нём не слыхивал!
- А тебе не кажется это странным? - спросил Васич. - Я имею в виду, что ты, уроженец Туркестана, и ничего не слышал о таком выдающемся земляке?
- Сам диву даюсь, - признался Шеф. - Видно в ТОМ времени судьба Турани сложилась как-то иначе. Скорее всего, он тогда до этих дней не дожил, погиб в каком-нибудь сражении.
- Всё равно не сходится, - покачал головой Васич. - Не мог человек – тем более имам со звучным прозвищем Турани – сгинуть, не оставив следа в истории.
- Имам Турани не мог, - согласился я. - А вот какой-то полковник по имени Рашид, а может и не Рашид, он ведь на турецкой службе мог взять себе и какое-то другое имя, верно? - такой полковник вполне мог сгинуть безвестным. Так что я в этом вопросе полностью на стороне Шефа.
Вы думаете, Шеф обрадовался моей поддержке? Как бы не так! Вперил в меня проницательный взгляд, и проговорил, как изобличил:
- Сдаётся мне, Ёрш, ты про этого тюрка знаешь поболе любого из нас.
- А вот в этом вопросе уже я на стороне Макарыча! - воскликнул Васич. - Давай, Ёрш, исповедуйся.
- Облегчи душу, Коленька, чистосердечным признанием, - посоветовала Ольга. Голос её звучал ласково, а в глазах плясали весёлые чертенята.
- Ну не настолько и много я против вашего знаю, - предупредил я. - Но коли вы того хотите – слушайте. Началась эта история прошлым летом, во времена третьего Временного правительства. Правда, узнал я об этом с неделю назад, и совершенно, скажу вам, случайно. Бокий был в нашем ведомстве по каким-то своим делам, ну и заглянул на огонёк. И вот тогда он поведал мне начало истории появления на свет имама Турани. Было это, как я уже говорил, прошлым летом. Объявился на территории Туркестана турецкий эмиссар, в задачу которого, по разумению нашей контрразведки, входило прощупать почву на предмет грандиозного восстания, или, на худой конец, какой иной заварушки. С арестом турка решили не спешить, а попытаться взять его на чём-нибудь "горячем", заодно и связи выявить. Потаскал фигурант за собой "топтунов" с месячишко, а потом возьми да и исчезни. И было ему в этом исчезновении единственное на тот момент утешение, поскольку в миссии своей он не преуспел. Встречи с лидерами националистических группировок желаемого результата не принесли. Кто-то, как Чокаев, ратовал за автономию исключительно в составе России, кто-то был не прочь и отделиться в самостоятельное государство – но воевать с Россией не пожелал ни один. Ещё круче обошлись с турецким эмиссаром при Бухарском и Хорезмском дворах: там он не удостоился даже высочайшей аудиенции. После исчезновения, эмиссара объявили во всероссийский розыск, а дело его кочевало по кабинетам, пока не легло на стол Бокию. Тот поморщился очередному "висяку", но с розыска фигуранта снимать не стал. Каково же было его удивление, когда буквально в канун нашей с ним встречи ему доложили, что фигурант объявился в Петрограде. А ещё через пару дней получаю я вызов в ГПУ к Дзержинскому. Явился. Доложился. Попросили подождать. Сижу, жду. Через некоторое время выглядывает из кабинета Феликс: что-то ему там надо было с секретарём перетереть. Увидел меня, спрашивает:
- Ты чего тут сидишь?
- Жду, когда примешь, - отвечаю.
Феликс метнул на секретаря недобрый взгляд, а мне говорит:
- Заходи!
Проходим в кабинет. Там за столом двое сидят: Бокий и незнакомый мне тюрок.
Спрашиваю у Глеба:
- Тот самый?
Он кивает.
- Сам, - говорит, - пришёл!
Вот так я познакомился с Турани, кстати, он это прозвище взял себе только накануне. А к нам пришёл и вроде как с повинной, и, одновременно, с предложением. Повинился Турани в том, что служил в турецкой армии, хотя против русских и не воевал. А единственная его вина в отношении России заключается в том, что тайно посещал прошлым летом Туркестан в качестве турецкого эмиссара. Как он сказал: "Тогда у меня глаза окончательно открылись. Ни с кем Туркестан не обретёт большую независимость, как в союзе с Россией. Потому решил я покинуть турецкую службу и предложить услуги новому российскому правительству: свои и созданной мной боевой организации "Красный ислам". Вот, собственно и всё.
- И Дзержинский сразу решил сделать его комиссаром ТуНАра, - как бы рассуждая, произнёс Васич.
- Не сразу, и не он один, - со значением произнёс Шеф, явно намекая на свою причастность. - Но долго, действительно, не думали. Услугами таких людей, согласитесь, грех манкировать.
- Соглашусь, - кивнул Васич, потом обратился ко мне. - Так этот Турани, выходит, из турецкой армии дезертировал?
- Ты знаешь, говорит, что нет, - ответил я. - Говорит, Мустафа Кемаль подписал ему рапорт об отставке.
- Во время боевых действий? - усомнился Васич. - Ну-ну…
ОЛЬГА
- И нафига вам это надо?
Такой вопрос я задала мужу, когда он объявил мне, что Асламбек Буриханов на несколько месяцев поступает под моё командование, поскольку зачислен в группу разведчиков-диверсантов возглавляемых мной курсов. Воспользовавшись тем, что Васич по своему обыкновению не спешил с ответом, я продолжила развивать мысль:
- Нет, но я действительно не понимаю, какого рожна будущему командарму учиться на диверсанта? Ты бы его лучше в Генеральный штаб определил.
- Я его в свой штаб определю, - сказал Васич. - Хочу лично проследить за его подготовкой. Но это после. А пока пусть пару месяцев с твоими ребятами лиха похлебает. Во-первых, это полезно командиру любого ранга. Во-вторых, это его личное пожелание.
- Да ну… - не поверила я. - Шутишь?
- Ничуть. - Муж стоял ко мне спиной, и выражение его лица я не видела. - После того, как ты его победила, он себе места не находит. Хочу, говорит, научиться всему, что умеет эта женщина, иначе не будет мне покоя!
Я с подозрением посмотрела на мужнину спину. Ёрничает определённо, но так и врёт, небось? Потом сама себе возразила: скорее привирает слегка. В любом случае чего-то обиделась, потому сорвалась на грубость:
- Ладно, коли ему так неймётся. Конечно, за пару месяцев он всего не освоит, но жрать за собой дерьмо мы его научим!
Перво-наперво я приняла все меры к тому, чтобы у курсанта Буриханова не было доступа к боевому оружию, кроме как на занятиях. Никаких личных ножей, не говоря о пистолетах. Естественно, этот запрет я распространила на всю группу. А командира группы предупредила особо:
- Проследи, чтобы Буриханова никто не задирал, может плохо кончится!
Не помогло. Нашёлся шутник, хорошо – отделался лёгким сотрясением мозга. Отчислять я в этот раз никого не стала. Заменила командира группы. Шутника навестила в лазарете и сделала последнее серьёзное предупреждение, отнюдь не китайское. Потом вызвала в кабинет Буриханова.
- Вы хотели научиться тому, чем владею я? Так вот, начните с того, что учитесь держать себя в руках в любых жизненных обстоятельствах. Хладнокровие – очень сильное оружие диверсанта!
Что-то у него в тот момент в глазах промелькнуло, надеюсь, что понимание. Так или иначе, но с дисциплиной с той поры у курсанта Буриханова был полный порядок.
До того момента я его никогда живьём не видела, а как увидела – поняла: этому у меня учится нечему. Тогда зачем пришёл? Скажу честно: из его соплеменников у меня друзей было крайне мало, зато те, кого я к таковым причисляла, были настоящими мужиками. Вот и Турани был из таких, настоящих. Это я поняла с того же первого взгляда. И ещё у меня тогда мелькнула шальная мысль: он же свой! Господи, неужели ещё один попаданец? Уже потом, когда я поделилась с ребятами этой мыслью, они только заулыбались, а Мишка, как самый умный, разъяснил:
- Понимаешь, Оленька, есть люди, которые рождаются как бы раньше своего времени. Турани как раз из таких. Ему, по-доброму, следовало появиться на свет чуть позже, где-то вместе с нами. Вот тебе и почудилось. Ты ведь у нас имеешь самую тонкую душевную организацию.
Умеет Мишка мягко стелить, этого у него не отнять.
Но это было потом, а тогда я просто поинтересовалась у Турани о цели визита.
- Хочу, с вашего позволения, посмотреть на курсанта Буриханова, - с мягкой улыбкой ответил бородач.
- Отчего нет? - голосом радушной хозяйки ответила я. - И посмотреть можно, и пообщаться…
- Извините, Ольга Владимировна, - остановил мои словоизлияния Турани, - но общаться мне с Бурихановым или нет, я решу после того, как его увижу. Если вы, конечно, не против…
- Я не против, - стараясь скрыть раздражение, ответила я. - У их группы сейчас занятия по рукопашному бою. Пойдёмте, посмотрим?
Надо сказать, Буриханов успевал по многим предметам, в том числе и по этой дисциплине. Вот и сейчас он побеждал в одном спарринге за другим. Закончив последнюю схватку, Асламбек замер посреди ковра с улыбкой на лице. Инструктор хотел объявить об окончании занятий, когда вперёд выступил Турани.
- Можно мне выступить против вашего чемпиона? - попросил он, и добавил: – Если уважаемый Асламбек не очень устал.
А тот впился в лицо соплеменника цепким взглядом. Улыбка постепенно стала сходить с его – чего уж там таить? - красивого лица.
Это был один из самых опасных бойцов, - я имею в виду Турани – которых я встречала за свою жизнь. Может быть, даже самый опасный. На ковре он играл с Бурихановым, как кошка с мышкой. Наблюдавшие за схваткой курсанты притихли, а инструктор то и дело покачивал головой. Буриханов прекрасно понимал всю обречённость своего положения, но хладнокровия – молодец! - не терял и упорно искал свой шанс на победу. И нашёл-таки! Турани, делая шаг назад, неожиданно оступился, стал терять равновесие и на миг ослабил концентрацию. Асламбек этим тут же воспользовался и под одобрительные крики товарищей провёл блестящий приём. Интересно, кроме меня кто-нибудь заметил, что Турани оступился нарочно? Отдав победу на ковре, он выиграл в главном: заручился дружбой своего будущего командира. Стратег, Ёшкин каравай!
Потом они, с моего разрешения, уединились и проговорили без малого три часа.
ГЛЕБ
В своё время Николай II взял да и лишил коренных жителей Туркестана избирательного права. А тут война. В армию лишенца не призовёшь, не положено-с! А вот привлечь к разнообразным тыловым работам – это можно, это запросто! Что и было сделано, притом со всей российской дурью. Туземцы возмущались, даже бунтовали, но государственную бюрократическую машину это, понятно, не остановило. Так появилась в ближнем тылу наших войск армия тюрок, вооружённая не винтовками, а шанцевым инструментом. Потом власть переменилась, но трудовую армию никто распускать не спешил. И только в начале 1918 года СНК издал одновременно два декрета: один об отмене царского оргнабора на тыловые работы, другой о формировании Туркестанской народной армии, небезызвестной вам ТуНАр. Туземцы, прознав про первый декрет, скоренько собирали пожитки и бежали к воротам, где попадали в руки вербовщиков, действующих во исполнение декрета второго. Представители "Красного ислама", надо отдать им должное, в качестве вербовщиков в новую армию преуспели пуще остальных. Благодаря их усилиям контингент для учебных центров набрать худо-бедно удалось. Другой разговор, что это был за контингент…
В крупный фильтрационный лагерь, который острословы при моём штабе окрестили "Чистилище", я прибыл в сопровождении Турани.
Промозглое весеннее утро, пустынный плац, унылые бараки, из которых то и дело доносились невнятные звуки, издаваемые одновременно сотнями мужских глоток.
- Что тут у вас происходит? - спросил я у коменданта лагеря после того, как принял рапорт.
- Утренний намаз, товарищ командующий! - доложил тот.
Я кинул взгляд на Турани, тот оставался невозмутим. Ну-ну…
Уже к середине дня мне страшно захотелось отсюда уехать. И дело совсем не в том, что в лагере творились какие-то безобразия. Нет. Распорядок дня соблюдался строго в соответствии со мною же утверждённым планом. Просто вид дикой причудливо одетой орды отвращал от любой мысли о возможности создания на её основе полноценного воинского подразделения.
Осмотр лагеря закончили кухней. Оценили уровень приготавливаемой пищи – вполне сносно, - но предложение остаться отобедать отклонили категорически. Если быть более точным – отклонил я, сославшись на нехватку времени.
Уже за воротами лагеря Турани, сидевший рядом со мной на заднем сидении, спросил:
- Ты разве ожидал увидеть что-то иное?
К сведению: мы давно перешли на "ты".
- С чего ты взял? - сделал я неуклюжую попытку соскочить с неприятной для меня темы.
- Когда б ты мог видеть себя со стороны, то не задал бы сейчас этого вопроса, - ответил Турани.
Чёрт! Неужели моё недовольство было выражено столь явно? А я ведь старался не подавать виду.
- Не волнуйся, - как бы прочитал мои мысли Турани. - Тебе вполне удалось остаться в рамках. Ведь никакого разноса ты никому не учинил. Что до кислого вида, так он вполне приличествует твоему положению. Так что будь спокоен: твоё разочарование было очевидно только мне!
- Спасибо, утешил! - буркнул я и отвернулся от соседа, надеясь, что он от меня отстанет. Не тут-то было!
- Ещё нет. - Эта непонятая мной фраза заставила меня повернуть голову в сторону Турани. Он лукаво улыбался. - Я имею в виду, что утешение для тебя ещё не наступило. Но я постараюсь это исправить. Если я, конечно, правильно понял, что тебя встревожило. Ты увидел толпу, орду, дикую и непонятную в плане её армейской будущности, так?
Я не ответил. Сидел, поджав губы и глядя прямо перед собой.
- А я, - продолжил Турани, - видел соплеменников, растерянных и напуганных новыми для себя обстоятельствами. И что же мы имеем? Верхи готовы командовать, но не знают, кем и как. Низы – раз согласились служить добровольно – готовы подчиняться, но тоже не знают, как. Возникает извечный русский вопрос: что делать?
Я невольно хмыкнул, и Турани сразу откликнулся:
- Верно! Верхам можно использовать старый проверенный метод: начать вбивать в головы низов непонятную им военную науку. Рано или поздно, но результат будет! Скажу больше, так бы оно и было, не окажись между двумя сторонами конфликта мы (в данном случае я имею в виду не только "Красный ислам", но и остальных посредников).
Ишь ты, посредники! Второй раз слышу это непривычное для офицерского уха слово (оба раза от Турани) и пока не могу привыкнуть.