1 октября я отзвонился Слободкину, сказав, что смогу приехать, но только один. Так что Паулсу со знакомством с автором слов к его песне придётся обождать, но выразил надежду, что рано или поздно рандеву всё же состоится. Договорились, что в пятницу вечером я выезжаю, а в субботу утром Павел встречает меня на Казанском вокзале. Обратно выезжаю в понедельник вечером. Согласовав все мелочи, вечером назначенного дня я садился в уже ставший почти родным поезд "Сура", а субботним утром был на Казанском вокзале.
Глава 28
На этот раз письма Щёлокову и Ивашутину с именами очередных маньяков и предателей пришлось бросать в ближайший почтовый ящик у Казанского вокзала. Думаю, тому же начальнику ГРУ будет интересно узнать, например, об Аркадии Шевченко – чиновнике МИДа самого высокого ранга, заместителе Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН, который уже вовсю делится с западными партнёрами секретной информацией. Если ничего не предпринять, то в 1978-м он просто переметнётся на Запад, наплевав и на жену, которая покончит с собой, и на сына. Оба письма я заканчивал просьбой вывесить новые плакаты, посвящённые теперь уже решениям XXV съезда Коммунистической партии Советского Союза.
Слободкин грозился подъехать и встретить прямо у поезда, поэтому пришлось идти на хитрость, покидать "Суру" через другой вагон и бежать к ближайшему почтовому ящику. Содрав с пальцев пластырь и возвращаясь к вокзалу, увидел, что худрук "Весёлых ребят" стоит возле своей "Волги" и растерянно озирается. Ну, теперь-то уже можно не прятаться, дело, как говорится, сделано.
– О, привет, я-то думал, что ты не приехал, – искренне обрадовался моему появлению Слободкин. – Уже уезжать собрался, а тут ты… Какие-то планы у самого есть? В издательство не надо?
– В этот раз нет, ничего нового им не привёз, а гонорары уже получены.
– А может, песню новую придумал? – не без надежды поинтересовался Павел, выруливая с площади трёх вокзалов.
Вот ведь, всё мало человеку… Я ему прямо сейчас мог бы навскидку спеть десяток песен, которые здесь ещё никто не сочинил, но подумал, что надо бы и меру знать. Поэтому ограничился фразой, что нахожусь в процессе. Слободкин выразил надежду, что процесс надолго не затянется, и предложил, как и в прошлый раз, съездить на студию, где сейчас соберутся "Весёлые ребята" и до обеда ещё раз прогонят репертуар, с которым будут завтра выступать на Дне учителя. Поскольку делать мне было совершенно нечего, я принял предложение.
Коллектив ждал своего руководителя почти в полном составе. Буйнов что-то вполголоса напевал под тихо звучавший электроорган, Барыкин лениво перебирал струны акустической гитары, Пугачёва в уголке обрабатывала пилкой ногти. Музыкант восточной наружности – как позже мне объяснил Павел, это был Роберт Мушкарбарян – бархоточкой натирал свой саксофон. Сессионный басист, имя которого я тут же забыл, уставившись в ноты, тренькал на неподключённой бас-гитаре. Я пожал руку каждому, в том числе и Алле, протянувшей мне свою маленькую ладошку с наманикюренными пальчиками.
– Лерман и Малежик нас только что покинули, ищем замену, – негромко проинформировал меня Слободкин. – Ничего страшного, завтра можно и в таком усечённом составе выступить… Я не понял, а где Алёшин? Что значит приболел? Ещё и голос пропал? Ну твою же… – Слободкин схватился за свою шевелюру с такой силой, словно хотел себя оскальпировать. Со стоном выдохнул и грустно оглядел поредевшее воинство. – Саша, Барыкин, поёшь партии Алёшина. И сейчас, и завтра на концерте. Так, друзья мои, хватит бездельничать, собрались. Сначала "Арлекино", потом "Посидим-поокаем", третьей идёт "Потому что нельзя"… Что у нас четвёртое? Ах да, четвёртая песня "Позови меня с собой", а завершим выступление композицией "Миллион алых роз". Как бы дарим этой песней собравшимся учителям огромный букет. Я на барабанах. Всё, поехали!
В течение следующего часа я наслаждался бесплатным концертом, где солировали Пугачёва и Барыкин. Каждую песню прогнали по два раза, после чего Слободкин разрешил всем разбежаться, но в воскресенье в 3 часа дня как штык собраться у служебного входа Дома союзов.
– Надеюсь, не нужно объяснять, где служебный вход? – обвёл он своих музыкантов строгим взглядом. – Тогда всё, до завтра.
Когда мы остались вдвоём, Павел предложил съездить отобедать. На этот раз не в "Прагу", а в заведение чуть попроще, под названием "Узбекистан". Я отказываться не стал, тем более что завтрак сегодня пропустил, а под ложечкой уже ощутимо посасывало.
В "Узбекистане" нас ждали блюда восточной кухни, включая изумительно вкусный плов и шашлык на углях. Наелся так, что казалось, не смогу встать из-за стола.
– Всё думал, какую тебе устроить культурную программу на этот вечер. – Слободкин вытер жирные губы салфеткой. – Как смотришь на то, чтобы потусить в одной приятной компании?
– В приятной? В приятной можно. А что за компания?
– Салон у Ники Щербаковой. Не слышал о такой? О-о, это Женщина с большой буквы! Соберутся известные личности. Вася Аксёнов должен быть, Игорь Холин, Генрих Сапгир, Илья Глазунов… Говорят, даже Высоцкий может подъехать.
– Серьёзно?
– Ну а что, Володя человек такой, никогда не знаешь, когда может появиться. Иной раз клятвенно обещает приехать, все его ждут, а он так и не добирается до места. А в другой раз без всякого приглашения заявляется, то один, а то и с Маринкой.
– Это которая Влади?
– Ну да, она, других Маринок у него нет… Честно сказать, недолюбливают её в наших кругах. Высокомерная, пудрит Володьке голову, да и потакает его слабостям. Говорят, Высоцкому водки уже мало, на наркоту подсел… Ладно, это между нами. Если начнут всякую ахинею нести о политическом строе – не влезай. Там половина как минимум "стучат" в Комитет, я даже знаю некоторых, кто точно это делает. Затевают беседы с таким уклоном, запоминают, кто чего сказал, а потом бегут отчитываться. И это тоже между нами… Официант, счёт, пожалуйста!
Около шести вечера мы подъехали к шикарному дому на Садовом кольце, около Малой Бронной. Большая квартира Ники Щербаковой находилась на последнем этаже и, как объяснил Слободкин, имела даже выход на крышу.
Дверь нам открыла сама хозяйка – яркая женщина в возрасте под сорок.
– О, Павел, привет! – обняла она Слободкина. – Ты сегодня не один…
– Знакомься, Ника, это Сергей Губернский, тот самый – писатель, поэт и композитор. Сергей, это Ника – роковая женщина, сгубившая не одно мужское сердце.
– Да ладно уж, скажешь тоже, – рассмеялась Ника низким грудным смехом, не забывая при этом окинуть меня оценивающим взглядом. – Как же, слышала ваши песни, особенно эта нравится… о любови… А, вспомнила – "Потому что нельзя".
– Спасибо за комплимент, – ответил я, касаясь губами её руки.
Я сделал попытку разуться, но моё движение тут же было пресечено фразой, что в салоне у Ники разуваться не принято. Достаточно как следует вытереть обувь о коврик. Я пожал плечами и проделал необходимую процедуру. Дело хозяйское, как говорится.
Квартира была шикарной, выделяясь как размерами и планировкой, так и обстановкой. Стены увешаны картинами, шкафы полны книг, дверные арки из резного дерева… Одна только люстра в просторной гостиной, куда нас провели из прихожей, тянула, не иначе, на годовую зарплату грузчика, и это по самым моим скромным прикидкам. Кем, интересно, она работает, эта Ника Щербакова? Или тоже на полном довольствии у КГБ? Так и там, думается, таких зарплат не платят.
В гостиной уже находилось человек семь-восемь. Пара – молодая женщина и мужчина средних лет с бакенбардами и в очках – сидела на диване. На тахте в углу другой мужчина лениво перелистывал альбом с цветными репродукциями фламандских живописцев.
– Проходите, располагайтесь, – предложила Ника. – Сейчас стол накроем, а пока можете познакомиться с моей библиотекой или музыку послушать. – Она кивнула в сторону стенки, где рядом стояли проигрыватель пластинок и катушечный магнитофон.
М-да, тут одних дисков только сотни две, не меньше. И советских практически нет, всё сплошь иностранные.
Мы пожали руки присутствующим мужчинам, причём один из них оказался Олегом Далем. Я не сразу узнал его из-за отпущенных усов, и сейчас внутри меня даже ёкнуло. Ещё одна легенда, увиденная мной живьём. Когда его не станет? Году в 81-м? И тоже ведь, как и Высоцкий, сопьётся…
– Я пить не буду, сам понимаешь, за рулём, – шепнул мне Слободкин, когда мы отошли в сторону. – В крайнем случае только вид сделаю… Ты, конечно, можешь расслабиться, но не переусердствуй. Во-первых, завтра у нас мероприятие. А во-вторых, сегодня о тебе здесь составят мнение. Если хочешь быть вхожим в это "бархатное подполье", веди себя соответствующе. В разговоры особо не лезь, насчёт этого я тебя уже предупреждал. Пей умеренно, в общем, на первый раз не высовывайся, а там если сложится… Хотя ты же в Пензе живёшь, так что особо на такого рода тусовки не наездишься. Но, во всяком случае, хоть визуально, а всё равно тебя запомнят.
Тем временем хозяйка понемногу выставляла на стол выпивку и закуски. Едва увидев бутылку "Арагви", хмурый до этого Даль тут же оживился и налил себе рюмку. Махнул, не закусывая. Через пару минут наполнил вторую. Эх, что ж вас, гениев, так на спиртное тянет? В хмельном тумане ищете забвенья, убегая от совковой действительности?
А квартира Ники между тем наполнялась гостями, среди которых то и дело мелькали знакомые лица. Да и среди незнакомых встречались известные имена. Например, я не признал того же Аксёнова, автора романа "Остров Крым", да и поэта Евгения Евтушенко – в той жизни я видел его на фото только в преклонном возрасте.
– Сегодня что-то особенно много знаковых фигур, – констатировал Павел, усевшись рядом со мной на диване с тарелочкой, на которой высилась горка маленьких бутербродов. Парочка с ветчиной, парочка с бужениной, три штучки с красной икрой и маслом… В другой руке он держал бокал, наполненный соком, тогда как я потягивал белое вино.
– И в чём суть таких сборищ? – негромко поинтересовался я, прислушиваясь к голосам. В одной стороне Евтушенко, похоже, декламировал что-то из недавно сочинённого.
– Нажраться и напиться, но самое главное – напомнить о себе любимом. Иногда они мне напоминают павлинов… Хм, гляди, даже Тарковский появился, а он вообще не любитель таких тусовок. Приветствую, Андрей Арсеньевич! Смотрел вашу картину "Зеркало", впечатлило. Над чем сейчас работаете? Взяли паузу? Надеюсь, недолгую, удачи вам!
Проводив взглядом утёкшего в сторону туалетной комнаты знаменитого режиссёра, Слободкин продолжил:
– Не все, конечно, из когорты тех самых павлинов, но в основном таких большинство. Вон, видишь, толстячок, прыгает от одного гостя к другому? – кивнул в сторону широкого дверного проёма, рядом с которым сейчас маячил какой-то коротышка. – Издал сборник стихов, совершенно, скажу тебе, никчёмных. Но Вознесенский взял и похвалил почему-то. Не иначе, выпимши был. Так теперь этот, с позволения сказать, поэт ни одной тусовки не пропускает. А для тебя это, как ты не называй, сборище важно тем, что можешь обзавестись полезными знакомствами. Вон тот пожилой товарищ – из правления Союза писателей. А тот, поджарый, – известный хоккеист, за ЦСКА играет. Может достать контрамарки на хоккей, если что.
– А ты?
– Что я?
– Ну, сам-то с какой целью посещаешь такие мероприятия?
– Да всё с той же, Сергей, всё с той же. Я ничем не лучше других, и каждый прекрасно знает, что о нём думают остальные. Пойми, есть какие-то законы шоу-бизнеса, и приходится их придерживаться, нравится тебе это или нет. Иначе ты быстро окажешься на обочине. Лучше пожертвовать малым, засветиться раз в месяц на такой тусовке, чем из-за глупых принципов оставаться изгоем.
Периодически мы совершали какие-то телодвижения, Павел знакомил меня то с одним гостем, то с другим. Периодически где-то возникал спор, люди обсуждали какие-то животрепещущие для них темы.
Время близилось к девяти вечера, когда хозяйка квартиры позвала Слободкина к телефону. Вернулся он через минуту обескураженным.
– Вот незадача…
– Что-то стряслось?
– Да Сашка Барыкин на своём жигулёнке в дерево въехал. В Склиф отвезли, с ногой ерунда какая-то. Еду к нему, дай Бог, чтобы всё было несерьёзно. У нас же концерт завтра, а тут… Сколько раз говорил ему: "Саша, не гоняй, рискуешь". Да где там! Ладно, тебя оставляю здесь, надеюсь, быстро обернусь, а такие посиделки обычно заканчиваются под утро. Помни, что я тебе говорил, главное – много не пей.
Так я остался один. Послушал, как молодой Хазанов травит анекдоты, смешно изображая Брежнева, прислушался к спору, в котором выясняли, насколько хорош президент США Джеральд Форд… Затем на меня обратила внимание Ника. Взяв под руку, она принялась водить меня по квартире, представляя то одним, то другим гостям. Я снова пожимал руки, кивал в ответ на слова похвалы, да и сам то и дело бормотал:
– Как же, читали, читали… Отличные стихи!
Или:
– Ну да, в этой роли вы были бесподобны.
Со стороны я казался себе участником какого-то паноптикума. Уже не чаял, когда наконец вернётся Слободкин, который должен был увезти меня к себе домой на ночлег.
Стрелки на каминных часах приблизились к цифре "10", когда гостиная приняла в себя ещё партию гостей.
– Володя, привет! Почему так долго?
– Спектакль играли, только освободились, вот с Мариной и Севой сразу к тебе рванули. Голодный как волк. Ника, чем сегодня угощаешь?
Мать моя женщина! Да это ж Владимир Семёнович с Влади! А третий… Лицо знакомое, он, кажется, трусливого мента сыграет в картине "Место встречи изменить нельзя"… Ну точно, Всеволод Абдулов.
Вокруг этой троицы, а вернее, Высоцкого сразу образовалась небольшая толпа. Каждый почитал своим долгом подойти и что-то сказать актёру и барду. Сам я не был большим поклонником его творчества, мог сбацать под гитару разве что две-три песни, но не более того. Сейчас я предпочитал находиться чуть в стороне, стараясь при этом запомнить каждое мгновение для истории. Глядишь, когда-нибудь расщедрюсь на мемуары, упомяну, как бы между прочим, как тусил вместе с Высоцким.
Эх, сейчас бы ещё фото со знаменитостью на память сделать… Вон, какой-то предприимчивый товарищ уже с фотокамерой бегает, щёлкает всех подряд.
Когда толпа вокруг вновь прибывших немного рассосалась, Ника решила и меня представить этой троице. Пожимая руку барда, невольно отметил огрубевшую кожу на подушечках его пальцев. И это только на правой руке, что уж говорить о пальцах левой, которыми он зажимает на грифе струны.
– Вы писатель? А что написали? – поинтересовалась у меня Марина Влади с лёгким акцентом.
– Да вряд ли вы читали… Меня пока публикуют в журналах "Юность" и "Вокруг света", один роман в издательстве "Молодая гвардия" готовится к печати весной. Вышла ещё у нас в Пензе историческая повесть, за вторую вот взялся. Между делом песни сочиняю, кое-что из моего "Весёлые ребята" поют.
– В том числе "Миллион алых роз", – встряла Ника.
– Ну, там автор текста вообще-то моя жена, а музыка Паулса, – поправил я хозяйку. – А вот в "Потому что нельзя" я и стихи, и музыку сочинил. А в "Позови меня с собой" моя жена стихи написала, а я музыку.
– Вы почти как Пахмутова с Добронравовым, – улыбнулся Высоцкий. – Так, говорите, из Пензы вы? И как, нормально в Пензе живётся на скромные гонорары?
– Да не такие уж и скромные, за песни достаточно получается. К тому же и работаем мы с женой, какую-никакую зарплату, а платят.
– Кем, если не секрет?
– Валя моя – заведующая овощным магазином, а я в этом же магазине грузчик.
У всех стоявших рядом, включая Нику, брови поползли вверх. Разве что Владимир Семёнович не так явно выказал свои чувства.
– Серьёзно? – спросил он.
– Да куда уж серьёзней. Работа нравится, у меня полно свободного времени, сижу на крылечке, очередную книжку в общую тетрадь пишу. Да и вообще наш городок тихий, спокойный, всё располагает к творчеству. А девушки наши самые красивые… Нет, зря улыбаетесь, там такая редкая помесь мордвы, чувашей, татар и русских, что девицы – просто загляденье!
– Верю, верю, – кивнул Высоцкий и тут же поморщился от фотовспышки. – А я ведь ни разу в Пензе не был. Почему-то она всё время мимо моего гастрольного графика пролетает.
– Так организуем концерт, какие вопросы! – самонадеянно заявил я.
– Ника, ручка с листочком имеется? Ага, спасибо… Вот номер телефона моего администратора. Если действительно что-то наметится, звоните ему, решим вопрос с гастролями.
Я спрятал заветный клочок бумаги в карман и направился к фотографу, решившему перекусить. Познакомились, оказалось, что Валерьян Павлович – давний знакомый Ники, не раз устраивал ей фотосессии, провёл в Москве уже две выставки своих фоторабот. Когда я поинтересовался, сфотографировал он меня с Высоцким или нет, Валерьян Павлович кивнул с набитым ртом:
– Угу… Должны хорошо получиться на фото. Я фотографии потом Нике отдам, созвонитесь с ней… Или лучше: вот моя визитная карточка. Я вам могу на заказ хоть плакат с вами и Владимиром Семёновичем напечатать.
– И почём?
– Да не дороже денег! Валерьян Вержбовский серьёзный фотограф, моё имя – гарантия качества, так что звоните, сделаем всё в лучшем виде.
А тут между делом уже Высоцкому подсунули гитару, попросив что-нибудь исполнить. Тот поинтересовался, нет ли семиструнной, затем обречённо кивнул и провёл пальцами по струнам.
– Тогда давайте из свежего… Да хотя бы вот эту: "Когда вода всемирного потопа…", я её написал к фильму "Стрелы Робин Гуда".
Эту песню я слышал, но только, естественно, в записи. Пожалел, что нет видеокамеры, даже нет моего мобильного телефона, чтобы заснять живое выступление. Эх…
После этой песни Высоцкого попросили спеть ещё одну, затем ещё… В ответ на очередную просьбу он стал отнекиваться:
– Товарищи, уже в горле пересохло… Спасибо, а что это? Водка? Хм… Ну ладно… А ничего, приличная… Марина, это первая за вечер, не смотри так на меня, любимая. Опять вам спеть? Ребята, вон композитор сидит скромно в уголке, пусть он что-нибудь споёт.
Я увидел, как все обернулись в мою сторону, и непроизвольно вздрогнул.
– Давай, давай, – уже обращаясь на "ты", подбодрил меня бард. – Вот, держи инструмент. Можешь ведь спеть из репертуара "Весёлых ребят", что сам сочинил.
– Дык… Там песни такие, эстрадные. Мне кажется, тут что-то другое нужно исполнять.
– А у тебя больше ничего нет?
Мне показалось, что в голосе Высоцкого промелькнула нотка разочарования, и я, взбодрённый энным количеством выпитого, нагло заявил, вспомнив крылатую фразу из фильма "Интервенция", как раз с Высоцким:
– Ну почему же, имеется кое-что. "Вы просите песен? Их есть у меня!"
Быстро подстроил гитару под себя и, стараясь не глядеть на собравшихся, затянул одну из моих любимых из репертуара "ЧайФа":
А не спеши ты нас хоронить,
А у нас ещё здесь дела,
У нас дома детей мал-мала,
Да и просто хотелось пожить…
Песня мне нравилась не только тем, что реально брала за душу, но и своей нарочитой простотой. Пресловутые три аккорда, не нужны никакие голосовые экзерсисы, и вообще подходит для хорового исполнения, особенно в компании поддатых слушателей. Неудивительно, что вскоре гости начали подпевать мне в припевах.