"Какие-то идиотские видения на почве эскапизма, - решил он. - Скорее, это рецидив каких-то болезненных наваждений, но отнюдь не светлые и невинные грезы истинного детства. Впрочем, он заслужил это.
Все - его собственная вина, а не злые намерения Чилдана или козни того ремесленника. А также - его собственная алчность. Истинного понимания не достичь насилием".
Он принялся считать вслух, а затем вскочил.
- Проклятая глупость! - завопил он.
"Вот только избавился ли он от этого помрачения?"
Он осмотрелся. Размытость окружающего как будто исчезла. Только сейчас он по достоинству оценил слова Святого Павла: "Ныне зрим сквозь зерцало".
"Это не метафора, а весьма своевременный призыв восстановить истинное зрительное восприятие. Ведь на самом деле все воспринимается нами астигматически: в самом общем виде наши пространство и время являются порождением нашей же психики и поэтому подвержены внезапным искажениям и расстройствам, подобно потере равновесия при нарушениях вестибулярного аппарата. А когда ощущение равновесия напрочь утеряно, мы шатаемся и падаем".
Тагоми уселся и спрятал серебряный кусочек в карман пиджака. Некоторое время он сидел неподвижно с портфелем на коленях. "Теперь нужно встать, - уговаривал он себя, - пойти и убедиться, что это уродливое сооружение… как там назвал его тот человек? "Автострада Эмбаркадеро". Убедиться в том, что оно больше никого не пугает своим видом". Однако ему не хватало смелости.
"Здесь можно сидеть до бесконечности, - подумал он. - А ведь, как говорят туземцы, "работа не терпит"".
"Вот дилемма…"
По аллее, с шумом к нему бежали два шаловливых китайчонка. От их криков сорвалась в воздух стайка голубей. Мальчишки остановились.
- Эй, малышня! - позвал их Тагоми, опуская руку в карман. - Идите-ка сюда.
Ребята робко приблизились.
- Вот вам десятицентовик, - Тагоми бросил монетку, и они тут же принялись вырывать ее друг у друга из рук. - Сходите на Керни-стрит и посмотрите, есть ли там рикши. А потом вернетесь и скажете мне.
- А вы нам дадите еще монетку, когда мы вернемся?
- Да, - крикнул господин Тагоми, - только, чур - говорить одну правду.
Мальчишки умчались.
"Если рикш не окажется, - подумал Тагоми, - отправлюсь в какое-нибудь безлюдное место и там покончу с собой".
Он нервно сжал портфель.
"Оружие есть. Хоть с этим не будет никаких проблем".
Китайчата вернулись быстро.
- Шесть, - пропищал первый. - Я насчитал их шесть.
- А я видел только пять, - отдышавшись, сообщил второй.
- Вы уверены, что это рикши? - строго спросил господин Тагоми. - Вы точно видели, как эти люди крутят педали?
- Да, точно! - ответили они в один голос.
Он выдал ребятам еще по десятицентовику. Поблагодарив, они умчались.
"Ну что ж, вернемся в бюро, и сразу за работу", - подумал Тагоми. Он встал, сжав ручку портфеля. "Его снова зовут обязанности. Опять начинаются будни".
Он направился по дорожке к улице.
- Рикша! - крикнул он.
Из потока тотчас же вынырнул рикша и затормозил у края тротуара. Смуглое лицо его блестело от пота. Он тяжело дышал.
- К "Ниппон Таймс"! - приказал господин Тагоми. Он поднялся в экипаж и уселся поудобнее.
До "Ниппон Таймс" Тагоми добрался почти в полдень. В главном вестибюле он попросил телефонистку соединить его с господином Рэмси.
- Это Тагоми, - объявил он, когда их соединили.
- О, добрый день. Приятно вас слышать. А я уже начал беспокоиться. В десять я позвонил вам домой, но ваша жена сообщила, что не знает, куда вы отправились.
- Все ли убрано? - осведомился господин Тагоми.
- Абсолютно. Не осталось ни следа.
- Это точно? Проверять не придется?
- Все именно так, ручаюсь.
Успокоившись, господин Тагоми положил трубку и направился к лифту. Входя в бюро, он все же позволил себе поверхностную проверку. Краем глаза он отметил, что убрано действительно тщательно, как ему и сообщили. Он почувствовал облегчение. Никто и не догадается, что здесь произошло. Свидетелями исторических событий останутся лишь стены да выстланный пластиковыми плитками пол его кабинета.
В бюро его приветствовал господин Рэмси.
- Ваше мужество стало темой панегирика в сегодняшней "Таймс", - начал он. - Статья подробно описывает… - мгновенно оценив реакцию господина Тагоми, он оборвал себя на полуслове.
- Докладывайте только самое срочное, - потребовал господин Тагоми. - Что с генералом Тедеки? То есть, с господином Ятабе?
- Он отправился в Токио секретным рейсом. О его отъезде дано несколько ложных сообщений. - Господин Рэмси даже пальцы крестом сложил, чтобы все закончилось благополучно.
- Проинформируйте, пожалуйста, о господине Бэйнсе.
- О нем ничего не известно. В ваше отсутствие он, правда, ненадолго появился здесь, однако мы ни слова не услышали. - Господин Рэмси в нерешительности замялся. - Наверное, он вернулся в Германию.
- Лучше бы ему отправиться на Острова, - проговорил господин Тагоми, обращаясь главным образом к самому себе.
"В любом случае, предмет их главных забот - генерал Тедеки, все остальное вне их компетенции и ответственности, - подумал Тагоми. - Его бюро они уже покинули. Миссия закончена. По всей видимости, его использовали самым целесообразным способом. Он явился для них… как это? Прикрытием.
Скрытые от посторонних взоров, за его спиной происходили настоящие события. Творилась подлинная жизнь".
"Как странно, - думал он, - фальшивый картонный фасад может иногда сыграть даже большую роль, чем подлинный - каменный. На всем этом лежит отблеск "сатори". Как бы это получше сформулировать? Главная цель - создание видимости. Этим вполне исчерпывается принцип "сатори". Согласно закону экономии, ничто не должно быть лишним и пропадать втуне, даже мнимое. Как это изысканно…"
Вошла явно взволнованная барышня Эфрейкян.
- Господин Тагоми, я к вам с сообщением администрации.
- Успокойтесь, прошу вас, - сказал Тагоми. "Время торопит", - подумал он.
- Явился германский консул. Он хочет поговорить с вами. - Она нервно перевела взгляд на Рэмси. - Он приходил и раньше, но, поскольку не застал вас…
Тагоми жестом остановил ее.
- Господин Рэмси, напомните, пожалуйста, имя этого консула.
- Барон Гуго Райс.
- Благодарю вас. Теперь я вспомнил.
"Ну что ж, - подумал он, - может, господин Чилдан, отказавшись обменять мое оружие, оказал мне тем самым неоценимую услугу".
Захватив портфель, он вышел.
В приемной его ожидал худощавый, элегантно одетый белый. Коротко остриженные ярко-рыжие волосы, сияющие штиблеты, непринужденная поза. И немецкая табакерка из слоновой кости. Несомненно, это он.
- Герр Райс? - осведомился господин Тагоми.
Немец поклонился.
- До сих пор, - произнес господин Тагоми, - наши дела удавалось устраивать исключительно по телефону. Либо эпистолярно. Не возникало необходимости встречаться лично.
- Это упрек? - спросил герр Райс, шагнув навстречу. - Даже принимая во внимание все прискорбные события…
- Сомневаюсь, - возразил господин Тагоми.
Немец изумленно поднял брови.
- Прошу прощения, - сказал господин Тагоми. - Мое сознание еще омрачено известным происшествием. Можно сказать, я все еще удручен бренностью всего земного. "Что восстало из праха…"
- Это ужасно, - заметил герр Райс, сокрушенно покачав головой. - Стоило мне услышать…
- Пока вы не начали вашу проповедь, позвольте и мне кое-что сообщить вам, - перебил его Тагоми.
- Конечно, конечно. Будьте добры.
- Я лично пристрелил двух ваших из СД.
- Меня уже вызывала местная полиция, - произнес герр Райс, выпуская облако едкого сигарного дыма. - Пришлось провести несколько часов в здании комиссариата на Керни-стрит. Побывал я и в морге. А потом изучил показания ваших подчиненных, снятые инспекторами полиции, которые начали следствие. Причем все это настолько меня потрясло…
Господин Тагоми молчал.
- Однако, - продолжал герр Райс, - предположение, что эти люди хоть как-то связаны с Рейхом, абсолютно беспочвенно. Насколько я могу судить, это просто какое-то безумие. Вы, господин Тагори, по-моему, поступили совершенно правильно.
- Тагоми.
- Вот вам моя рука, - произнес консул, делая плавный жест. - Покончим же с этим недоразумением крепким рукопожатием. Происшедшее не стоит наших споров, особенно в нынешнее тревожное и опасное время, когда глупые сплетни могут разжечь страсти толпы в ущерб интересам наших народов.
- И все же над моей душой довлеет ощущение вины, - проговорил господин Тагоми. - Кровь не чернила, герр Райс.
Консул выглядел чрезвычайно озабоченным.
- Я жажду прощения, - продолжал господин Тагоми. - Однако вы не в состоянии дать его. Думаю, это не по силам никому. У меня есть намерение прочитать дневники известного теолога прошлого - Гудмана К. Матера из Массачусетса. Мне рассказывали, они посвящены темам вины, адской кары и тому подобному.
Консул нервно курил, напряженно глядя в лицо господину Тагоми.
- Позвольте сообщить, что ваш народ находится в преддверии преступления, которое затмит все. Вам известна гексаграмма "Бездна"? Я говорю это вам не как представитель японского правительства, а как частное лицо. Признаюсь вам: сердце не выдерживает такого потрясения. Может начаться невообразимое кровопролитие, а вы даже в этот миг преследуете какие-тосвои - ничтожные, эгоистические цели. Неплохо бы утереть нос своим соперникам из СД, а? Роете яму герру Крайцу фон Мере, а тем временем… - Продолжить он не смог: сдавило грудь. "Как в детстве, - подумалось. - Приступ астмы начинался, когда он злился на мать".
Герр Райс поспешно погасил сигару.
- Эта болезнь у меня уже давно, - пояснил Тагоми, - однако обострилась она с тех пор, как я узнал о выходках ваших вождей. Теперь возможности терапевтического воздействия сведены к нулю. Это касается не только меня, но и вас тоже. Если я не ошибаюсь, Гудман К. Матер говорил в таких случаях: "Покайтесь!"
- Вы не ошиблись, - ответил германский консул. Голос его охрип. Он снова попытался закурить.
Из секретариата со стопкой бумаг в руках вышел господин Рэмси.
- Я бы хотел воспользоваться присутствием господина рейхсконсула, - обратился он к Тагоми. - Обычные формальности.
Господин Тагоми, силясь отдышаться, молча взял бумаги и бросил на них беглый взгляд:
"Исходящий № 20/50:
Рейхсконсул в ТША Гуго Райс от имени и по поручению Правительства Рейха и в соответствии с Законом Рейха от 15 июня 1960 года требует выдачи задержанного полицией города Сан-Франциско преступника - еврея по имени Фрэнк Финк, - германского подданного, - с целью заключения последнего под превентивный арест".
Он еще раз бегло просмотрел текст.
- Прошу вас, - сказал Рэмси, подавая авторучку. - Подпишите. Сегодня это единственный документ, касающийся отношений с германским правительством. - Произнеся это, он свысока взглянул на консула.
- Нет, - проговорил господин Тагоми и хотел уже вернуть документ господину Рэмси, но передумал, вырвал его и написал внизу:
"Освободить. - Главная Торговая Миссия. Отделение в Сан-Франциско. В соответствии с военным соглашением 1947 года. Тагоми".
Он вручил копию консулу, а остальное, вместе с оригиналом, передал Рэмси.
- До свидания, герр Райс, - господин Тагоми откланялся.
Консул поклонился в ответ. В документ он так и не заглянул.
- Прошу вас впредь прибегать к услугам почты и телефона, - добавил господин Тагоми. - И больше не утруждать себя личными визитами.
- Вы пытаетесь взвалить на меня ответственность за то, что находится вне моей юрисдикции, - обиделся консул.
- Говно, - сказал господин Тагоми. - Это все, что я могу вам ответить.
- Культурные люди так не ведут себя, - сказал консул. - Вы привносите ожесточение и мстительность туда, где все должна решать государственная мудрость. А отнюдь не личные амбиции. - Он швырнул окурок на пол и, резко развернувшись, вышел.
- Заберите свой вонючий окурок, - начал негромко господин Тагоми, но консул уже скрылся.
- Типично инфантильное поведение, - обратился он к Рэмси. - Будьте свидетелем этого отвратительного инфантилизма. - Он нетвердыми шагами направился в кабинет. Отдышаться ему так и не удалось. Боль поднималась по левой руке, и одновременно будто чья-то огромная ладонь стискивала грудь. Он охнул. Ковер, обернувшись снопом алых искр, поплыл навстречу.
- Спасите, господин Рэмси, - хотел он крикнуть, но не смог издать ни звука. Вытянул вперед руки и зашатался. Опоры он не чувствовал.
Падая, он стиснул в кармане треугольный кусочек серебра, который так настойчиво предлагал ему Чилдан. "Не помогло, - подумал он. - Это меня не спасло. Столько усилий…"
Он рухнул на пол, ударившись руками и коленями. Дышать было больно. Он лежал прямо на ковре. Увидев, как к нему бросился господин Рэмси, Тагоми подумал: "Не стоит терять голову".
- У меня небольшой сердечный приступ, - еле выговорил он.
Его перенесли на диван.
- Пожалуйста, не волнуйтесь, - сказал ему кто-то.
- Сообщите жене, - проговорил Тагоми.
Спустя минуту он услышал сирену скорой помощи. Сирена выла и выла. Вокруг него суетились какие-то люди, которые входили и выходили. Его укрыли пледом, кто-то развязал ему галстук и расстегнул ворот.
- Мне уже лучше, - произнес господин Тагоми. Теперь лежать было удобно. Он не пытался даже пошевелиться. "Ну вот, с моей карьерой покончено, - подумал он. - Германский консул, несомненно, получит повышение, после того, как заявит протест в связи с его, Тагоми, возмутительно грубым поведением. Да, повод у него теперь есть… Так или иначе, все кончено. Он сделал все, что в его силах. Остальное доделают в Токио и Германии.
Эта схватка ему уже не по плечу. А он-то думал, речь пойдет о новых литейных формах. Важнейшая миссия - доставка технологии пластмассового литья: "И-чинг" все угадала и сообщила ему, однако…"
- Снимите с него рубашку! - повелел чей-то голос.
"Наверное, здешний врач. Какой властный и какой
важный…" - Тагоми улыбнулся.
"А может, в этом и есть настоящий ответ, - спросил себя господин Тагоми. - В своеобразной тайне организма, его собственной мудрости. Пришло время уйти. Или отступиться. Решение за него принято. Ему следует лишь подчиниться.
Что там в последний раз сообщила ему "Книга Перемен"? В ответ на вопрос, который он задал в своем кабинете о тех двоих, убитом и умирающем… Гексаграмма шестьдесят первая. "Внутренняя Правда". Из всех существ наименее сообразительны рыбы и свиньи, - убедить их невозможно. Как и его. Ведь книга имела в виду именно его. Неужели Внутренняя Правда в том, что происходит с ним сейчас?
Подождем - увидим.
А может, правда и теперь раздвоится…"
Вечером, сразу же после ужина, в камеру к Фрэнку Фринку вошел полицейский чиновник и сказал, чтобы он следовал за ним.
Всего минуту спустя Фрэнк очутился перед фасадом комиссариата на Керни-стрит, в толпе прохожих. Буднично сигналили автомобили и покрикивали рикши. Воздух стал прохладнее. От домов протянулись длинные тени. Фрэнк Фринк с минуту постоял, а потом механически ступил в поток пешеходов, переходящих на противоположную сторону улицы.
"Арестовали без всяких на то причин, - думал он, - и выпустили без каких-либо объяснений.
Так ничего и не сказали, просто вернули узелокс одеждой, бумажник, очки, а потом занялись другими делами, - принялись возиться с каким-то пьяницей, доставленным с улицы".
"Это какое-то чудо, - думал он. - Его освободили по ошибке. Судя по всему, он должен бы сейчас лететь в Германию. Для последующей ликвидации".
Он все еще не мог поверить: ни в свой арест, ни в не менее неожиданное освобождение. Все это казалось невероятным.
"Это новая жизнь, - подумал он. - Второе рождение".
"Кого же благодарить? А может, следует помолиться? Вот только - кому?"
Что-то подсказывало ему: надо вернуться к Эду, в его мастерскую, к прерванной работе и заняться, как прежде, бижутерией. Делать собственными руками. Работать, не разгибая спины. Не думая ни о чем. Он должен занять себя чем-нибудь. И делать украшения.
Он быстро шел в сгущающихся сумерках, минуя перекресток за перекрестком. Ему хотелось одного: как можно быстрее вернуться в ту часть города, где все вокруг знакомо и привычно.
В мастерской он застал Эда. Прямо перед ним на верстаке были разложены бутерброды, бананы, несколько пирожных, стоял термос с чаем. Фринк остановился в дверях, чтобы отдышаться после быстрой ходьбы.
Эд обернулся.
- А я уж думал, тебя и в живых-то нет, - проговорил он с набитым ртом.
У верстака Эда стоял крошечный электрокаминчик, и Фринк, подойдя к нему, с удовольствием принялся греть руки.
- Это хорошо, что ты вернулся, - сказал Эд.
Он пару раз хлопнул Фрэнка по плечу и снова занялся бутербродом. Они больше ни о чем не говорили. Тишину в мастерской нарушало лишь тихое гудение каминчика, да еще слышно было, как жует Мак-Карти.
Повесив пиджак на спинку стула, Фрэнк набрал полную горсть еще не обработанных серебряных деталей и отнес к верстаку. Потом насадил на вал шлифовального станка войлочный диск, надел защитные очки и включил мотор. Усевшись, он принялся методично, деталь за деталью, счищать черный налет, и серебро постепенно начинало ослепительно сверкать.
15
Капитан Рудольф Вегенер, путешествующий под именем Конрад Гольц (Оптовая Торговля Лекарствами) взглянул в крошечный иллюминатор ракеты "Люфтганзы" Me 9-Е. "Вот и Европа, - подумал он. - Как быстро. Минут семь - и посадка на "Tempelhofer Feld".
"Интересно, удалось ему чего-нибудь добиться, - размышлял он, разглядывая приближающуюся землю. - Теперь все зависит от генерала Тедеки. Чего-то он добьется в Токио? В любом случае, информация передана. Они сделали все, что в их силах".
"Однако повода для оптимизма пока нет, - продолжал он размышлять. - Возможно, теперь японцы уже не в состоянии повлиять на внутреннюю политику Германии. Правительство Геббельса у власти. Если оно удержится, то после неизбежного периода упрочения позиций к плану "Одуванчик" наверняка вернутся. И тогда огромные пространства планеты в очередной раз подвергнутся уничтожению. Во имя фанатичной идеи снова погибнут миллионы людей.