Человек из Высокого Замка - Филип Дик 9 стр.


После бритья он принял душ, а потом кое-что рассказал ей, впрочем, ничего такого, о чем бы ей хотелось услышать. Два его старших брата участвовали в абиссинской кампании, а он, тогда еще тринадцатилетний подросток, состоял в фашистской молодежной организации в своем родном Милане. Позже его братья служили на батарее добровольцев Рикардо Парди, и, когда разразилась Вторая Мировая, Джо удалось присоединиться к ним. Они воевали под Газой, Грациано. Снаряжение было никудышным, особенно танки. Англичане отстреливали их, как зайцев. Танковые люки приходилось в бою придавливать мешками с песком, чтобы не открывались самопроизвольно. Майор Парди дал приказ собирать даже выбракованные снаряды; их надраивали, смазывали и вели огонь. Батарея отразила мощнейшую атаку танков генерала Уэвелла в 1943 году.

- Твои братья живы? - спросила Юлиана.

Оказалось, они погибли в сорок четвертом: их задушили особой проволокой британские коммандос из Пустынного Дивизиона Дальнего Действия, воевавшие в тылу войск Оси. Их фанатизм особенно проявился на заключительной стадии войны, когда стало ясно: Союзникам не выиграть.

- А как ты относишься к англичанам сейчас? - немного поколебавшись - стоит ли тревожить его воспоминаниями, - спросила Юлиана.

- Хотел бы я, чтобы немцы сделали в Англии тоже, что и в Африке, - бесстрастно сказал он.

- Но ведь… прошло уже восемнадцать лет. Вообще-то я слышала, англичане творили жуткие дела, но все же…

- Кругом только и разговоров, - вот, мол, что сделали эти нацисты с евреями, - проговорил Джо. - Но мало кто знает, что англичане вытворяли кое-что и похуже. В битве за Лондон, - он на мгновение умолк. - Эти зажигательные смеси - фосфор и нефть-сырец. Впоследствии мне приходилось видеть несколько немецких солдат… Десантные корабли превращались в пепел один за другим: эти подводные зажигательные трубы обращали воду в пламя. А что творили с гражданским населением "ковровые" бомбардировки зажигательными бомбами! Черчилль в последний момент попытался оттянуть поражение налетами на Гамбург и Эссен, которые преследовали цели чисто психологического воздействия.

- Ну, хватит об этом, - перебила его Юлиана. Она отправилась поджаривать грудинку, потом принялась настраивать свой "Эмерсон", радиоприемничек в белом пластмассовом корпусе - подарок Фрэнка ко дню рождения.

- Я приготовлю тебе поесть, - сказала она, поворачивая ручку настройки в поисках какой-нибудь легкой, приятной музыки.

- Сейчас я кое-что тебе покажу, - сказал Джо, усаживаясь на кровать с чемоданчиком на коленях. Открыв его, извлек какую-то истрепанную книгу: по-видимому, она прошла через множество рук. Он улыбнулся Юлиане. - Иди-ка сюда. Ты знаешь, что тут один тип понавыдумывал? Вот этот… - Он постучал по книжке,-

Чтение весьма занятное. Садись. - Он взял ее за руку и привлек к себе. - Я тебе сейчас почитаю. Ты можешь себе представить, что победили они? Не стоит ломать голову, каким образом этот тип все придумал. - Открыв книгу, Джо начал медленно переворачивать страницы.

- Британская Империя завладела Европой и всем Средиземноморьем. Италия в таком случае исчезла бы вообще. Да и Германия тоже. Представь себе: повсюду - британские "бобби", забавные такие солдатики в высоких медвежьих шапках, - от Атлантики до Волги.

- Неужели все было бы так плохо? - еле слышно спросила Юлиана.

- Ты читала эту книгу?

- Нет, - призналась она, бросив взгляд на обложку. - Я только слышала о ней, но знаю: читали ее многие. Впрочем, Фрэнк и я… мой бывший муж и я… часто спорили о том, что сталось бы в случае, если бы Союзники выиграли войну.

Джо, казалось, не слушал ее, он не отрывал взгляда от обложки "Саранчи".

- А знаешь, почему у него Англия побеждает? Почему ей удается разгромить страны Оси?

Она покачала головой, чувствуя, как в сидящем рядом с ней человеке нарастает напряжение. Подбородок его затрясся, он принялся нервно облизывать губы и опять запустил пальцы в шевелюру… Голос его охрип:

- Италия предает и переходит на сторону Союзников. Присоединяется к англосаксам и обнажает то, что он назвал "мягким подбрюшьем Европы". Для него весьма естественно думать так. Кто не знает трусливых итальянских вояк, бегущих при виде англичан! Пьяное, беспечное, никуда не годное войско. Этот тип… - Джо захлопнул книжку и перевернул ее, чтобы посмотреть на последнюю страницу обложки. - Этот Абендсен… У меня к нему никаких претензий. Он лишь фантазирует, просто представляет, что сталось бы с миром, если бы страны Оси проиграли. А как бы еще удалось им это сделать, если бы не предательство Италии. - Сейчас он говорил каким-то скрипучим голосом. - Дуче всем известен как шут…

- Мне надо перевернуть грудинку, - сказала Юлиана и выскользнула на кухню.

Джо отправился следом с книгой в руке.

- А еще им помогают Соединенные Штаты, конечно, задав перед этим хорошую трепку япошкам, И после войны Соединенные Штаты и Британия производят раздел мира. Так же, как это в действительности сделали Германия и Япония.

- Германия, Япония и Италия, - уточнила Юлиана.

Он смерил ее взглядом.

- Ты пропустил Италию, - она смотрела ему прямо в глаза. "Или ты тоже забыл, - добавила мысленно. - Как и все, забыл про эту крошечную ближневосточную империю - опереточный Новый Рим…"

Спустя минуту она поставила перед ним тарелку с поджаренной грудинкой и яйцами, тосты с мармеладом и кофе. Он жадно набросился на еду.

- Чем вас кормили в Северной Африке? - спросила она, усаживаясь рядом.

- Дохлой ослятиной, - сказал Джо.

- Фу, это ужасно!

- Asino Morte, - пояснил он с кривой усмешкой. - На банках с тушенкой стоял штамп - буквы "А" и "М". Немцы прозвали их "Альтер Манн". "Старик".

"Хотелось бы мне это прочитать, - подумала Юлиана, протягивая руку за книгой, которую Джо держал под мышкой. - Долго ли он пробудет здесь?" Книга имела потрепанный вид: испачкана, многие страницы вырваны и просто вложены. Повсюду - следы грязных пальцев. Ее читали шоферы дальних рейсов поздними вечерами в маленьких закусочных… "Держу пари, чтение дается тебе с трудом. Готова спорить, ты корпишь над этой книгой уже несколько недель, если не месяцев".

Открыв наугад, она прочла: "…теперь, состарившись, он со спокойствием взирал на свою державу, которой позавидовали бы и древние, но и им, пожалуй, не под силу постичь такое: наши корабли повсюду - от Крыма до Мадрида, и все это - единая Империя, с централизованными финансами, общим языком и под одним стягом. Великолепный старый Юнион Джек, взвивающийся на флагштоках повсюду - от солнечного восхода до самого заката. Наконец-то сбылось: все слова - и про солнце, и про знамя…"

- Единственная книга, которая всегда со мной, - сказала Юлиана, - это и не книга вовсе, а Оракул "И-чинг"… Фрэнк заразил меня всем этим, и я обращаюсь к ней за советом всякий раз, когда нужно принять важное решение. Стараюсь держать ее всегда под рукой. - Она закрыла томик "Саранчи". - Хочешь, покажу? Давай, научу тебя ею пользоваться.

- Нет, - ответил Джо.

Подперев подбородок переплетенными пальцами, она исподлобья посмотрела на него и спросила:

- Ты решил сюда переехать насовсем? Ну, и что ты намерен делать дальше?

"Все еще смакуешь эти оскорбления и клевету, - думала она. - Как изумляет меня твоя ненависть ко всему свету. Но все же… что-то в тебе есть. Ты похож на сообразительного зверя". Изучающе вглядываясь в его лицо, она размышляла над тем, как могла заблуждаться, считая, что он моложе ее. Однако в определенном смысле это правда: он инфантилен, так и остался младшим братишкой, обожающим старших братьев, своего майора Парди и генерала Роммеля, мальчишкой, готовым в любой момент сбежать на войну драться с англичанами. Только вот, правда ли, что твоих братьев задушили проволокой? После войны пришлось наслушаться отчетов о военных преступлениях со всеми этими фотографиями… Ее передернуло. - "Однако британские коммандос предстали перед судом и уже давным-давно казнены".

Музыка стихла. По-видимому, наступило время новостей; на коротких волнах пробивались сигналы европейских станций. Затем они стали тише и исчезли совсем. Долгая пауза - ничего, кроме тишины. Наконец, послышался четкий голос диктора, - ближайшая радиостанция в Денвере. Она протянула руку покрутить ручку настройки, но Джо остановил ее.

"…сообщение о кончине канцлера Бормана обрушилось на немцев, как гром среди ясного неба, поскольку еще вчера их уверяли в том, что…"

Юлиана и Джо вскочили.

"…все радиостанции Рейха прервали свои передачи, торжественно и скорбно прозвучал партийный гимн "Хорст Вессель" в исполнении военного хора дивизии СС "Рейх". Потом из Дрездена, где состоялась встреча председателя НСДАП с руководством СД - Народной полиции безопасности, пришедшей на смену гестапо после…"

Джо усилил звук.

"…реорганизация правительства по инициативе покойного рейхсфюрера Гиммлера, Альберта Шпеераи других; объявлен двухнедельный всенародный траур и, как нам только что сообщили, к настоящему времени многие магазины и заведения уже закрыты. До сих пор не поступили сведения о предполагаемом созыве Рейхстага, официального парламента Третьего Рейха, которому предстоит одобрить…"

- Рейхсканцлером станет Гейдрих, - сказал Джо.

- А мне бы хотелось, чтобы тот высокий блондин - Ширах. Боже, неужели ом, наконец, умер? Как ты думаешь, у Шираха есть шансы?

- Нет, - коротко ответил Джо.

- Теперь и гражданская война может начаться, - сказала Юлиана. - Какие они теперь все старые: Геринг, Геббельс и остальные партийные вожди.

"…прискорбное известие застало его в личной альпийской резиденции близ Бреннера…" - продолжал диктор.

- Это о Толстом Германе, - вставил Джо.

"…отметив, что потрясен утратой не только как солдат, патриот и старый товарищ по партии, но - и это подчеркнуто неоднократно - как преданный друг, поддержавший его в ходе послевоенных дебатов, когда определенное время казалось: элементы, которые противились назначению Мартина Бормана на высший пост…"

Юлиана выключила радио.

- Сплошная болтовня, - сказала она, - к чему все эти разговоры? О жутких убийцах говорят так, как будто они обыкновенные люди.

- Они и есть обыкновенные люди, - возразил Джо и вернулся к прерванному завтраку. - Каждый из нас сделал бы то же на их месте. Они спасли мир от коммунизма. Если б не они, все находились бы теперь во власти красных.

- Ты плетешь что-то несуразное, - сказала Юлиана. - Как это радио. Сплошная болтовня!

- Я немало прожил при власти нацистов и понимаю, что она для меня значит. И для меня это не болтовня, а больше пятнадцати лет жизни. Моя трудовая книжка выдана в ОТ. Я работаю в организации Тодта с 1947 года, сперва в Северной Африке, а затем - в Штатах. Слушай внимательно, - он поднял указательный палец. - У меня, как и у всех итальянцев, талант к реальной, земной работе. ОТ недаром присвоила мне высокий разряд. Я не укладывал асфальти не бетонировал автобаны, а оказывал техническую помощь в проектировании. Однажды доктор Тодт, лично инспектируя наш коллектив, сказал мне: "У тебя золотые руки". Это был великий миг, Юлиана. Они не болтали, они вернули работе достоинство. До того, как они пришли к власти, все - и я в том числе - презирали простую физическую работу. Тоже мне, аристократы. Трудовой Фронт покончил с этим. Впервые я увидел, на что способны мои руки. - Он говорил быстро, и иностранный акцент заметно усилился. Юлиана уже с трудом понимала его. - Мы все жили в лесу, в штате Нью-Йорк, как настоящие братья. С песней маршировали на работу. Подлинный бойцовский дух, но уже в деле восстановления, а не уничтожения. Это наше лучшее время - период послевоенного восстановления: рядьгухоженных, добротных домов, улица за улицей, - новые города, - Нью-Йорк и Балтимор. Все в прошлом. Теперь верховодят крупные корпорации, такие, как "Америкэн Крупп и Сыновья". Но это уже не нацисты, а старая европейская плутократия. Они хуже нацистов, слышишь! Нацисты, такие, как Роммель и Тодт, в миллион раз лучше промышленников типа Круппа и разных там банкиров. Всех этих пруссаков и господ в жилетках надо отправить в газовые камеры.

"Однако, - подумала Юлиана, - эти "господа в жилетках" обосновались здесь навсегда. А твои боги - Роммель и Тодт - пришли сюда после войны лишь для того, чтобы разобрать руины, соорудить автобаны и восстановить промышленность. И они (что за неожиданность!) сохранили жизнь даже евреям, их амнистировали, чтобы и они включились в работу. По крайней мере, до сорока девяти лет… а затем, по усмотрению господ Тодта и Роммеля, - можно и на пенсию, собирать грибочки…

Разве мне все это не известно? Разве мало наслушалась я от Фрэнка? Мне не нужно рассказывать о жизни при нацистах, ведь мой муж был… нет, он им и остается, евреем. Мне уже известно: доктор Тодт - наискромнейший, наидобрейший человек из всех живущих под солнцем; я и без того знаю, что он поставил цель - достойной и солидной работой обеспечить миллионы отупевших, сломленных американцев, мечущихся среди послевоенных руин. Знаю, он хотел обеспечить всех медицинским обслуживанием, правом на отдых и приличным жильем, независимо от расы; он был не философом, а строителем… и в значительной мере ему удалось осуществить запланированное. Он действительно добился своего. Однако…"

Из глубины ее сознания всплыла и только сейчас оформилась мысль.

- Джо, эта книга о саранче… на Восточном Побережье, наверное, запрещена?

Он кивнул.

- Как же ты тогда читал ее? - что-то вызывало, в ней тревогу. - Разве за это не грозил расстрел?

- Все зависит от расовой принадлежности. От такой миленькой повязочки на рукаве.

Он говорил правду: действительно все так и было. Славяне, поляки, пуэрториканцы максимально ограничивались в праве читать, работать и слушать. Англосаксы располагали значительно большими правами. Так, им разрешалось посещать библиотеки, музеи и концерты, их дети могли учиться, получать образование. Но, несмотря на это, "Тучнеет саранча" без каких-либо исключений была запрещена для всех.

- Я читал ее урывками, прятал в подушку. Откровенно говоря, я и делал это только потому, что на нее наложили запрет.

- А ты, оказывается, очень смелый.

- Ты что, иронизируешь? - спросил он растерянно.

- Нет.

Ответ успокоил его.

- Легко вам тут: живете себе в безопасности, беспечно и бесцельно, и события обходят вас стороной. Никакого тебе беспокойства, никаких забот, просто какая-то тихая заводь.

- Твой цинизм бьет по тебе же самому, - сказала она. - Ты лишился всех своих идолов, некому стало приносить жертву. - Она подала ему вилку. "Ешь, - мысленно обратилась она к нему, - ешь, если ты, конечно, не намерен отрицать даже этот простейший естественный процесс".

Джо кивнул в сторону книжки:

- Этот Абендсен живет, судя по информации на обложке, где-то поблизости. В Шайенне. Взирает на мир из самого безопасного местечка, - попробуй доберись до него. Почитай-ка, что они там пишут, - вслух почитай.

Юлиана взяла книгу и прочла текст на обложке:

"В прошлом - солдат. Во время Второй Мировой войны служил в американской морской пехоте, ранен в бою с немецкими "тиграми". Имеет звание сержанта. По слухам, его жилище - настоящая крепость, до отказу набитая оружием".

Она отложила книгу и прибавила:

- Здесь об этом не пишется, но я слышала, как кто-то говорил, что он на этом помешан: дом в горах обнесен колючей проволокой, на которую подан ток. Пробраться к нему очень сложно.

- Ему виднее, - сказал Джо, - как жить после выхода в свет такой книги. Многим немецким шишкам кровь ударила в голову, когда они ее прочитали.

- Он вел подобный образ жизни и до того, как написал ее. Место, где он живет, называется, - она мельком взглянула на обложку, - Высокий Замок. Он сам его так назвал.

- Ничего, доберутся и до него, - сказал Джо, торопливо жуя. - А он хитрец. Все время настороже.

- Я считаю, он большой смельчак, если решился написать такое. Если бы страны Оси проиграли войну, каждый, как когда-то, мог бы говорить и писать, что угодно. У нас были бы единая держава и справедливые законы, одинаковые для всех.

К ее изумлению, он согласно кивнул.

- Не понятно мне это, - сказала она, - свои-то убеждения у тебя есть? Чего ты добиваешься? Сперва ты защищаешь этих уродов, этих извращенцев, истребивших евреев, а теперь… - она вне себя схватила его за уши и, вставая, потянула его за собой. Он зажмурился от боли и неожиданности.

Они стояли, тяжело дыша, друг против друга и не могли выдавить из себя ни слова.

- Ты дашь мне доесть завтрак? В конце концов, для кого он приготовлен? - наконец прервал молчание Джо.

- Что же ты не отвечаешь? Боишься сказать правду? Ты все отлично понимаешь, только прикидываешься, будто и понятия не имеешь, о чем это я тебе все время твержу, и продолжаешь как ни в чем ни бывало есть. - Она отпустила его уши, ставшие теперь ярко-красными.

- Это пустая болтовня, - сказал Джо. - Бессмыслица. Как к сообщение по радио, о котором ты говорила, Знаешь, как ребята в коричневых рубашках называют тех, кто пробавляется философией? Eierkopf. Яйцеголовые. Потому что их высоколобая пустая башка так легко раскалывается в уличных заварушках.

- Если ты так думаешь, то почему до сих пор не ушел отсюда? Зачем ты вообще сидишь здесь?

Лицо его приняло загадочное выражение, а от взгляда повеяло холодом.

"Я уже жалею, что впустила его к себе, - думала она. - Но теперь поздно раскаиваться. Избавиться от него, конечно, не удастся: он слишком силен.

Происходит нечто ужасное. И он - источник этого кошмара. И, похоже, я невольно чем-то помогаю ему".

- Что с тобой происходит? - Он взял ее за подбородок и потрепал по затылку, потом запустил руку под блузку и принялся нежно поглаживать ее плечи. - У тебя просто скверное настроение. Скажи мне, что тебя мучает, и я бесплатно займусь психоанализом.

- ей, ты что, жидовский психоаналитик, - вяло улыбнулась она, - в крематорий захотел?

- Ты все это время боишься мужчин, не так ли?

- Не знаю.

- Прошлой ночью это чувствовалось. Только потому, что я… - Он запнулся на полуслове. - Лишь благодаря тому, что я старался ничем не обидеть тебя…

- Потому что ты уже побывал в постели со столькими женщинами… Ты это хотел сказать?

- Но я же прав. Послушай, Юлиана, я никогда не обижу тебя. Клянусь могилой моей матери! Я буду особенно внимателен и, уж если речь зашла о моем опыте, то ты вполне можешь воспользоваться им. Ты избавишься от своих страхов. Я помогу тебе расслабиться и научу многому, уверяю тебя, в ближайшее же время. Просто тебе до сих пор не везло с мужчинами.

Она кивнула. Настроение немного улучшилось. Однако неизвестно почему она по-прежнему ощущала тоску.

Рабочий день господина Нобусаке Тагоми начался с минуты одиночества. Он восседал в своем кабинете в "Ниппон Таймс" и медитировал.

Перед самым выходом из дому он получил от Ито рапорт о господине Бэйнсе. Студент уверял, что господин Бэйнс вовсе не швед. Господин Бэйнс, несомненно, немец.

Однако ни Торговая Миссия, ни тайная полиция "Таккока", похоже, до сих пор об открытии Ито не догадывались. "Глупец, он наверняка не смог разнюхать ничего достойного внимания, - размышлял Тагоми. - В рапорте отсутствует что-либо существенное, кроме сверхстарательности и романтического доктринерства. Снова мне самому приходится срывать маски, ни на миг не ослабляя бдительности".

Назад Дальше