"Надо было пожаловаться сразу, - с тоской подумала Порция, понимая, что сейчас Элию не до нее. - А теперь мне предстоят распрекрасные деньки с выжившим из ума стариком. Он сведет меня с ума".
Элий повернулся, как неживой, и стал медленно подниматься по лестнице. Дошел до второго этажа. Но не остановился, а двинулся дальше, на чердак. Порция побежала за ним. Неровные шаги Цезаря слышались в конце деревянной галереи. Элий направлялся в старую кладовую. Но зачем? Когда Порция добежала до двери, то увидела Цезаря стоящим на коленях перед огромным деревянным сундуком. Крышка была поднята. Элий держал в руках старую кожаную лорику.
- Моего брата Тиберия убили у подножия статуи Нумы Помпилия на Капитолии. Удар палки пришелся в висок. Он упал, заливая кровью ноги бронзового царя, а тело его бросили в Тибр, - сказал тихо Элий и погладил лорику. - Жаль, но то был другой Тиберий… Тот был народным трибуном…
- Цезарь… - позвала Порция.
Он обернулся. Лицо его было белым-бело. Порция попятилась.
…Элий не помнил, как очутился в кладовой. Несколько минут выпало из памяти. Он получил письмо в атрии… а теперь он стоял на коленях перед раскрытым старинным сундуком. Сверху лежала лорика Тиберия. Элий провел пальцами по металлическим заклепкам, вспомнил, как тайком множество раз примерял эту лорику, воображая и себя бойцом "Нереиды".
Элий почти с отвращением отложил кожаный нагрудник. Потом вытащил мешок с альпийским снаряжением - ботинки с шипами, ледорубы, крюки и прочнейшие веревки. Извлек из второго сундука боевой меч, кинжал и "парабеллум". А также коробку патронов.
…А что, если это было жертвоприношение? Римляне в момент опасности приносят жертвы неведомым чужим богам и демонам, чтобы победить. Деции дважды обрекали себя на смерть, чтобы Рим победил…
О боги, умоляю, пусть будет так, пусть окажется, что Тиб принес себя в жертву…
Глава 22
Игры бога Пана
"Поездка Элия Цезаря в Нижнюю Германию, предпринятая почти тайком, многим кажется странной".
"В разграблении Экбатан и других персидских городов виновата сама Персия, не заключившая договора со странами Содружества. Странно видеть, как цивилизованные народы уступают варварам. Как будто им доставляет удовольствие подчиняться!"
"Акта диурна", 4-й день до Календ ноября (29 октября)
Трава была еще зелена. Виноградники уже пожелтели. Золотые охапки листьев горели в солнечных лучах, как множество факелов, на фоне зелени, которая собиралась царить над этими холмами вечно. Элий прислонился к серому ноздреватому камню, прижался щекой к тепловатой поверхности. Так стоял он несколько минут. Наконец Летти тронула его за плечо, и они пошли дальше. Летиция чувствовала - он уязвлен, почти раздавлен, говорить ему тяжело. Но и молчать вряд ли многим легче. Она пыталась выспросить, что случилось. Он не отвечал…
…Тиберий Деций покончил с собой, чтобы не воевать за Рим! Никому на свете Цезарь бы не мог рассказать такое - язык не поворачивался. Если кто-нибудь произнесет это вслух, сердце Элия разорвется. Квинт понял это и прислал записку. Фрументарий в самом деле оказался другом.
На грунтовую дорогу вышла коза - ее серо-желтая шерсть казалась удивительно гладкой, будто расчесанная гребнем. Рожки на изящной узкой голове блестели. На шее колокольчик из желтого металла. Уж не золотой ли? Луч солнца так и горел на нем. Коза скосила черный продолговатый глаз, топнула о землю копытом и призывно мэкнула.
- По-моему, она нас зовет, - шепнула Летиция.
Коза мотнула головой и, резво скача с камня на камень, принялась подниматься в гору. Элий и Летиция за ней. Элий карабкался быстро, Летиция - еще быстрее, но догнать странного посланца не могли. Наконец коза нырнула в черную пасть пещеры.
Из жерла пахло козами, сырой шерстью и навозом. Плети дикого винограда затеняли вход. Красные листья на сером камне казались засохшей кровью. Из пасти пещеры доносилась заунывная мелодия. Играющий на свирели то и дело сбивался и начинал сначала.
Внезапно мелодия оборвалась.
- Ты пришел, Элий Цезарь, - донеслось из пещеры. Элий прислонился к огромному камню и ждал. Послышался дробный стук копыт - куда крупнее козьих. Наконец ворох красных листьев над входом качнулся, и наружу высунулось хмурое, заросшее всклокоченной бородой лицо. Из путанных волос надо лбом торчали короткие рожки. Толстые красные губы мяли рулончик табачной палочки. Бог глянул на Элия и ухмыльнулся.
- Я тут вроде как в изгнании. В Небесный дворец боюсь ходить. Живу в пещере - пугаю местных ребятишек. Видишь? - Пан выставил изуродованную руку. - Действие Z-излучения. Если люди воображают, что на них эта гадость не действует, то они ошибаются. Такие лапки будут у ваших детей, если вы не одумаетесь.
Пан вынул изо рта табачную палочку и протянул Элию.
- На, кури, иначе голова пойдет кругом - не так-то просто разговаривать с богом, даже с богом такого невысокого ранга, как я.
Элий взял палочку. Это была травка, наркотик.
После первой затяжки Элию почудилось, что теперь он куда лучше понимает невнятный рев Пана.
- Боишься меня? - спросил Пан.
- Нет.
- Я так и думал. Дело в том, что я поместил панический страх в этот камень. - Пан раскрыл ладонь и показал самый обыкновенный серый булыжник. - Видишь, как мало панического ужаса у меня осталось. Когда-то я мог обратить в бегство целое войско… Лишь по привычке люди говорят: панический страх… Зачем ты пришел? - спросил Пан.
- Ты же позвал меня, Фавн.
- Во-первых, не называй меня этим дурацким именем. Я - Пан. И всегда был Паном. А во-вторых, ты сам пришел. Ладно, ладно… не будем спорить. Я хочу помочь. У тебя есть золотое яблоко. Давай его сюда.
Элий отрицательно покачал головой.
- Что? Ты отказываешь богу? - возмутился Пан.
- Оно не для тебя.
- А, понятно. Знаю, знаю, что ты задумал. Только не ошибись. Лучше бы ты отдал его мне. Почему три вздорные богини не прибегли к моему суду? - вздохнул Пан. - Тогда бы и Троянской войны не было. Здорово, правда? Вся война из-за какого-то дурацкого яблока. Почему все люди не похожи на тебя, Элий? И боги тоже на тебя не похожи. А впрочем, я знаю ответ. Боги умерли бы со скуки. И люди тоже.
- Я скучен?
- Все же тебя можно обидеть. А я думал - нельзя. Тебя женщины любят?
- Одна любит точно.
- Это она, что ли? - Пан кивнул на Летицию. - Ты самоуверен. Я бы не поручился и за одну.
- Я его люблю, - выкрикнула Летти. - Слышишь?
- Верю, только не надо так кричать! Он протянул Элию камень.
- Это для тебя. Брось его в колодец. И крикни:
"Вода"! Увидишь, что будет… - Пан хихикнул. - А теперь иди.
Элий с Летицией стали спускаться по склону. Тогда из пещеры выглянула голова в золотом шлеме с крылышками.
- Не отдал золотое яблоко? - спросил Меркурий.
- Конечно нет.
- А в девочке чувствуется гениальность…
- На отца своего она мало похожа, - буркнул Пан в ответ.
Они вышли на улочку небольшой деревни. Сложенные из камня домики с маленькими оконцами, с островерхими, крытыми красной черепицей крышами походили один на другой. Стены яркие, будто вчера выкрашенные. Обрамляя чистые сверкающие стекла в белых рамах, крыльями зеленых и коричневых бабочек распахнулись ставни.
Пышнотелая женщина в белом переднике мыла улицу перед домом. На ступенях крыльца лежал толстый домотканый половик. Вывеска в виде упитанного коняги сообщала, что перед путниками таверна. Старичок с белыми, как пух, волосами и со значком ветерана на отвороте кожаной куртки сидел на скамье у входа, дожидаясь, когда откроют таверну. Элий поправил холщовый мешок за спиной и обратился к хозяйке:
- Найдется свободная комната?
- Эй, Рике! - захохотала женщина. - Глянь на этого столичного жителя - он интересуется, есть ли у нас пустая комната для него и для его пташки!
Из дверей, вместо здоровенного мужчины в красной рубахе и кожаных штанах, с длинными усищами и светлыми волосами, заплетенными в косы, выглянул тощий рыжий паренек с бесцветными глазами и длинным, осыпанным веснушками лицом.
- Слушаю, госпожа Хильга, - проговорил конопатый. Голос был у него такой же бесцветный, как и глаза.
- Это и есть хозяин гостиницы? - поинтересовался Элий.
Вопрос привел женщину в еще больший восторг.
- Это мальчонка на побегушках, а хозяин поехал в Кельн, и завтра к вечеру вернется. Ганс поехал разузнать, каковы цены на грузовики нынче в Кельне и можно ли купить в кредит новый.
- Так есть свободная комната? - вновь спросил Элий.
- Ага, замечательная, как раз для тебя. Под самою крышею… Устроит?
Элий кивнул, хотя перспектива карабкаться по крутой лестнице в деревенской гостинице его мало вдохновляла. Старичок-ветеран возмутился:
- Ты совсем сдурела, Хильга, тебе лишь бы сдать конуру под крышей, а на людей плевать. Не видишь, человек на войне покалечен…
- Это не война, - Элию не нравилось, когда его раны считали следами военных ранений. - Я был гладиатором, это память об арене.
- Не важно, - не унимался старик. - Куда ему под крышу карабкаться…
- Да будет тебе орать, комната наверху как раз для таких голубков, - не уступала Хильга. - А я не приметила, доминус, что ты хром, клянусь Одином и Геркулесом. У меня есть отличная комната на втором этаже, но вдвое дороже. Сможешь заплатить? - Хильга, как видно, еще не оставила надежды поместить молодую пару под крышей.
- Верно, туда проникают все запахи с кухни, - предположила Летти.
- Да у нас на кухне пахнет получше, чем у других в храме…
Элий, решив прекратить ненужную перепалку, протянул хозяйке аурей, устранив тем самым все ее сомнения.
- Комната просторная, только что стены побелили. И вид из окна изумительный - прямо на Крепость Нереиды.
При этих словах Элий стиснул пальцы Легации так, что она коротко ойкнула.
- А девчонку щипать опосля будешь, - предупредила хозяйка таким тоном, что Летти покраснела до корней волос, да и щеки Элия тронула краска.
Хозяйка сорвала с плеч Элия мешок, затем ухватила сумку Летиции и, нагрузившись так, повела гостей за собою. Рыжий парнишка плелся следом и во все глаза таращился на высокие шнурованные сапоги Элия.
- Разве такая обувка теперь в моде в Риме? Я-то думал, что модники носят туфли с загнутыми носами, - выдавил он наконец.
Комната, которую нахваливала хозяйка, в самом деле была отличной. Обшитый дубовыми панелями потолок, украшенные резьбой балки, беленые стены. На подоконнике цветы в горшках, а огромная деревянная кровать могла вместить контубернию легионеров. Был тут и шкаф, высоченный, под потолок. Пока Летти с Хильгой обследовали внутренность шкафа, Элий стоял у окна, разглядывая лесистый крутой склон. На фоне изумрудного ковра проглядывала белой колонной высокая башня.
- Ну, как тебе наша крепость? - спросила Хильга, на мгновение отрываясь от сортировки простыней и халатов.
- В этой крепости находится Колодец Нереиды?
- Ну да, им теперь многие интересуются. Тут приезжал один чудак, так же как и ты, из Рима, пошел смотреть колодец и исчез. Вместе с проводником.
"Это Вер…" - подумал Элий.
- Я говорила ему, чтоб не ходил, - продолжала болтать Хильга. - К тому же он хворый был, едва плелся. И выглядел как старик. Но не старик. Только худой, как щепка. Парень упрямый попался, и все равно пошел.
Здоровяк Юний Вер выглядел стариком? Невероятно. Правда, Порция говорила, что гладиатор болен.
И все же - он это или нет?
…Тиберий покончил с собой, чтобы не воевать за Рим, - вновь пронзила иглой проклятая мысль. Этого брату Элий никогда не простит.
Цезарь передернулся, не в силах справиться с собою.
- Да ты не бойся! Здесь ты в безопасности! - по-своему истолковала его дрожь Хильга и хлопнула могучей дланью по плечу. - Может, тебе и твоей красотке подать колбасок и пива прямо в комнату? Я пришлю Рике, - предложила Хильга.
- Ну уж нет, - запротестовала Летиция. - Лучше мы спустимся в зал перекусить.
Едва дверь за Хильгой закрылась, Летти рухнула на кровать. От накрахмаленных простыней пахло лавандой.
- Ого, да тут можно порезвиться!
Элий не ответил. Внезапно деревья на крутом холме покрылись серебристым налетом, свинцовое сияние вспыхнуло вокруг башни. Все краски померкли, казалось, и сам дневной свет меркнет… Если бы Элий мог посмотреть на себя со стороны, то увидел бы, как вокруг его тела пульсирует точно такая же свинцовая аура.
- У тебя лихорадка? - спросила Летти с тревогой. Только теперь Элий заметил, что дрожит, хотя в комнате было тепло. Он молча указал на склон горы. Но в башне уже не было ничего необычного, сияние погасло, белый камень выделялся на фоне темной зелени.
- Ты когда-нибудь видела эту башню в своих видениях? - спросил Элий.
Летиция отрицательно мотнула головой.
Он смотрел. Часами смотрел в одну точку. И не моргал. Так же как и не дышал. И не спал. Все "Не", но это даже и НЕ смерть. Он мог размышлять. "Жить значит мыслить", - сказал Цицерон. Выходило, что он все еще жив. И это доставляло радость. Мыслить. Это даже лучше, чем смотреть. И лучше, чем дышать. Мысли сплетались друг с другом, образуя причудливый бесконечный фриз, на фоне черного небытия фриз сверкал неподдельной позолотой. Можно было думать обо всем одновременно. О прошлом, настоящем и будущем. Они неразрывны. Ничто так не завораживает, как прошлое, ничто не держит так крепко, как настоящее, ничто не манит, как будущее. Его прошлое кончилось, настоящее остановилось, а будущее не наступило.
Прежде он сражался на арене. И ему случалось проигрывать. Теперь он тоже проиграл. В поражении есть своя логика. Побежденный должен встать на колени и просить пощады. Поражение заставляет искать могущественного покровителя и прятать голову под его воняющей потом подмышкой. Побежденный теряет волю. А если нет? Если не теряет? Если напротив, снова рвется в бой, уязвленный, израненный? Значит ли это, что поражения не было?
Бывали мгновения, когда он считал себя богом. Он, бог, был людской игрушкой на арене Колизея. Это не оскорбляло его и не приводило в ярость - он просто констатировал факт. Порой он начинал сомневаться в своей божественной ипостаси. Сейчас он знал многое, но не все. Он знал, что знали люди, но ни на атом больше. Знания, известные хотя бы одному человеку, становились его достоянием. Он знал мощность атомного взрыва, потому что ее вычислил Трион, он знал возможности микрохирургии, потому что подобные операции делались в Эсквилинской больнице. Он мог вспомнить любые стихи, написанные в этом мире. Но те, которые еще не были сочинены, не мог произнесть. И то, что еще не было создано или открыто, также было тайной для него. Но все его знания касались лишь науки и искусства; замыслы людей и их поступки были ему неизвестны точно так же, как и простому смертному.
Может быть, он не бог? Да и хочет ли он быть богом? Быть богом… Эта мысль не приводила его в восторг. Она даже не доставляла радости. Возможно, он просто не понимал всей прелести этой роли. Он хотел быть человеком. Хотел желать, как человек. Как человек, а не как бог. Но все же интересно, чего желают боги. Больше всего на свете боги хотят власти. И поклонения. Люди тоже хотят и власти и поклонения. И бессмертия… недоступного бессмертия…
Вода, окружавшая его, была как лед. Но он не испытывал холода. Он просто знал, что вода ледяная. Самыми тягостными были мгновения, когда являлись стражи. Их было двое - один высоченный и тощий, как жердь, с непропорционально маленькой головой в кожаном шлеме. Второй - широкоплечий коротышка, с уродливыми буграми мышц и лицом, будто высеченным из камня. Они всегда приходили вместе.;
Длинный заглядывал пленнику в лицо и корчил нелепые рожи. Они воображали, что всесильны и умны, Все стражи воображают, что всесильны и умны. Коротышка же не обращал на него внимания. Вернее, делал вид, что не обращает. На самом деле он внимательно следил за пленником. Они не причиняли ему боли. Он даже не слышал, что говорят стражи. Просто они мешали думать. А думать было приятно. Можно было сравнивать… соглашаться или протестовать… бежать и возвращаться… тысячи действий… для мысли. Полет мысли… Полет…
В колодце он был не один. Сквозь толщу воды он видел неподвижные скрюченные тела. Порой ему казалось, что он даже слышит чужие мысли. С каждым днем все яснее. Они рассказывали ему все одно и то же… каждый день одно и то же… день за днем. Они хотели, чтобы он вспомнил. И он вспоминал. Медленно, мучительно. Вспоминал то, что все эти годы старался забыть…
Глава 23
Игры стражей колодца
"Император Руфин лично сообщил радостную весть: его молодая супруга беременна. Если Криспина родит сына, его назовут Александром. И вновь восстановится наследование по прямой линии". "Не пора ли вспомнить мудрую мысль Гальбы:
" Человек родится сыном принцепса по чистой случайности, и разум тут ни при чем, но когда государь сам избирает себе преемника, он должен действовать разумно… "
Гней Галликан".
"Акта диурна", 3-й день до Календ ноября (30 октября)
Теперь он помнил все. Даже тот день, когда приехал вместе со старухой проститься с матерью. Приемной матерью Юнией Вер. Назавтра когорта "Нерейда" отправлялась на фронт. Легионеры, молодые, полные силы, еще не знали, что такое война. Они знали про карточки, нормы, пайки, сами стояли в очередях за хлебом. Запрет выходить на улицу по ночам; "похоронки"; посмертные маски; награды; калеки на костылях; матери, гулящие с чужими мужьями; отсутствие дров зимой и лимонада летом; списки допустимых желаний, что печатались в каждом номере "Акты диурны" сразу вслед за списками погибших, - все это изменило их жизнь, но мало изменило их самих.
Кто-то из этих ребят слышал артиллерийскую канонаду, кто-то видел горящие деревни. Кто-то даже видел трупы убитых. Издалека. И порой вблизи. Но это был лишь дым пожара. А их ожидало самое пекло.
Им разрешили устроить прощальный вечер в старой крепости, много лет назад ставшей музеем. Приехали родственники.
Легионеры дурачились, как дети. Юноши и девушки целовались, обменивались обручальными кольцами, передавали родным наспех написанные завещания. Легионеры пили разбавленное водой вино, трапезничая в подвале. Они угощали маленького Юния засахаренным миндалем, обещали принять в когорту и даже напялили на малыша настоящий броненагрудник. Он не мог в нем передвигаться и поминутно падал. А они хохотали. Девушки целовали его в макушку и просили показать игрушечный деревянный меч. Он вытаскивал меч из кожаных ножен и отчаянно рубил им, и даже ткнул одного из легионеров. Молодой парень со светлым пушком на губах испуганно схватился за живот, закатил глаза и упал на сырой каменный пол. Всем было весело…
- Когда вернусь, - сказал один из них - высокий юноша с чистым, будто чересчур отмытым лицом и ярким тонкогубым ртом, - сделаюсь исполнителем желаний.
- А я стану биологом, - сказал другой. - Чтобы чуть-чуть лучше понять людей.
- Сначала надо разбить виков, - вмешалась в разговор Юния Вер.