- …высокопоставленные якобиты получают сведения из источника, близкого к курфюрстшему двору. От кого-то, кто, судя по оперативности и точности депеш, вхож и в Лейнский дворец, и в Герренхаузен.
- Вы сказали, что кроме высокого источника у вас был ещё и низкий?
- Я знаком с человеком, у которого обширные связи на лондонском дне - среди воров, монетчиков и тому подобного люда, то есть той самой публики, из которой Чёрная Борода вербует свою команду.
- И вы доверяете такому субъекту?
- Безотчетно, иррационально, вопреки логике - доверяю. Я его пастырь, он - мой ученик и телохранитель, но это другой разговор для другого дня.
- Склоняю голову.
- Он навёл справки и выяснил, что приказ захватить меня поступил Эдварду Тичу из Лондона.
- Вот уж не знал, что пираты исполняют приказы Лондона.
- О, напротив, это древняя, освящённая веками традиция.
- Итак, исходя из полученных данных, вы остановились на гипотезе, что некий здешний шпион узнал о письме, которое её высочество отправила вам с Енохом Роотом, сообщил об этом высокопоставленным якобитам в Лондоне, а те отправили депешу Эдварду Тичу, используя в качестве Меркурия кого-то из лондонских преступников.
- Такова моя гипотеза, превосходно изложенная.
- Гипотеза хороша. У меня только один вопрос.
- Да?
- Почему мы гуляем по Герренхаузенской аллее ни свет ни заря?
- Помилуйте, солнце взошло много часов назад!
- Мой вопрос остаётся в силе.
- Вы знаете, зачем я приехал в Ганновер?
- Явно не на похороны, потому что когда вы сюда приехали, София была жива. Если память меня не подводит, вы были в составе делегации, доставившей Софии письмо, которое, как говорят, её и убило.
- Я такого не слышал!
- Говорят, оно было столь едким, что курфюрстина скончалась на месте.
- Виконт Болингброк славится такого рода талантом, - задумчиво проговорил Даниель, - и письмо, вероятно, написал он. Однако речь о другом. Да, меня включили в делегацию в качестве символического вига. Вероятно, вы уже видели моих спутников-тори.
- Имел неудовольствие. И всё же, почему мы идём по Герренхаузенской аллее в такую рань?
- По пути из Лондона мне подумалось, что если у якобитов и впрямь есть в Ганновере шпион, мои спутники-тори постараются с ним встретиться. Поэтому я с самого начала был начеку, одновременно распространяя слух и поддерживая иллюзию, будто выжил из ума и вдобавок туг на ухо. Вчера вечером, за обедом, я услышал, как два тори спрашивают незначительного ганноверского придворного: что за парк тянется к северу и к западу от Герренхаузена до берега Лейне? Твёрдая там почва или болото? Есть ли там приметные ориентиры, вроде большого дерева…
- Есть старый высокий дуб чуть впереди и справа от нас, - сказал Иоганн.
- Знаю, потому что именно так ответил ганноверец.
- И вы предполагаете, что они подыскивали место для встречи со шпионом. Но почему вы избрали столь неурочный час?
- Вся делегация будет на похоронах Софии. Сразу за тем мы отбываем в Лондон. Другого времени не будет.
- Надеюсь, вы правы.
- Я знаю, что прав.
- Откуда?
- Я велел слуге разбудить меня тогда же, когда других англичан. Он поднял меня на рассвете.
С этим словами Даниель Уотерхауз двинулся наперерез, заставив Иоганна остановиться. Даниель шагнул с центральной дороги в просвет между липами, отделяющими её от более узкой боковой. Иоганн последовал за ним и, обернувшись в сторону Ганновера, увидел одинокого всадника.
Даниель уже нырнул в парк и отыскал вьющуюся среди кустов тропку. Несколько минут Иоганн шёл за ним, пока справа не замаячила крона огромного дуба. Издали доносились голоса, говорящие не по-немецки. На слух Иоганна они звучали, как молотком по жести.
Он едва не споткнулся о Даниеля Уотерхауза, присевшего на корточки за кустом, и, последовав его примеру, посмотрел в ту же сторону. На вержение камня от них, под раскидистым дубом, словно три натурщика, позирующие для буколической сцены, расположились трое английских тори, прибывших с Даниелем из Лондона.
- Сэр, я в равной степени восхищаюсь вашей проницательностью и дивлюсь тому, что человек ваших лет и достоинства проделывает такие вещи.
Даниель повернул голову, чтобы взглянуть Иоганну в глаза; морщинистое лицо было серьёзным и спокойным. Сейчас он ничуть не походил на впавшего в детство старика, который вчера за обедом, к смущению соотечественников, закапал вином рубашку.
- Я не напрашивался на приглашение вашей принцессы, а получив его, не хотел ехать. Однако, будучи приглашён и приехав, я намерен показать себя наилучшим образом. Так учили меня отец и люди его эпохи, которые сметали с пути истории не только королей и правительства, но целые системы мышления. Я хочу, чтобы мой сын в Бостоне знал о моих поступках, гордился ими и передал мои принципы другим поколениями на другом континенте. Противник, не знающий этого обо мне, находится в невыгодном положении и даёт мне преимущество, которым я бессовестно пользуюсь.
Стук копыт стал глуше - одинокий всадник съехал с дороги на мягкую землю парка. Он направлялся прямиком к дубу. С первого взгляда было видно, что он роскошно одет, а значит, вероятно, прибыл из Лейнского дворца. Со второго взгляда Иоганн его узнал и, пригнувшись, шепнул Даниелю на ухо:
- Это англичанин, якобы истый виг, Гарольд Брейтвейт.
- Задним числом всё очевидно, - посетовал Иоганн четверть часа спустя, когда они тихо выбрались из парка на аллею и зашагали к Герренхаузенскому дворцу.
- С великими открытиями так всегда, - пожал плечами Даниель. - Напомните мне как-нибудь рассказать мои ощущения от закона обратных квадратов.
- Они с женой приехали сюда пять лет назад, когда власть вигов пошатнулась. Оксфорд и Болингброк готовили реставрацию тори. Как я припоминаю, все бросились забирать деньги из Английского банка из-за слухов о якобитском восстании в Шотландии.
- Это Брейтвейт и рассказал, когда прибыл сюда с пустым кошельком? Что разорился на банковском кризисе?
- Он упоминал, что толпа штурмовала банк.
- Так и было, но к Брейтвейту это отношения не имеет. Он из тех англичан, которых соотечественники экспортируют с большим удовольствием.
- Слухи ходили…
- Уверен, ровно такие, чтобы представить его дерзким авантюристом, которого занятно будет пригласить на обед.
- Именно.
- Его история банальна до отвращения. Он спустил наследство в карты, потом стал разбойником - не слишком успешным, потому что в первой же вылазке схватился с человеком, которого собрался ограбить, и рубанул его саблей. Рана воспалилась, человек умер, и его родственники - состоятельные тори - назначили такую награду, что все лондонские поимщики отложили другие дела. Брейтвейт бежал из Англии, совершив тем самым единственный разумный поступок в своей жизни.
- Он изображал себе архивигом.
- Не совсем безосновательно, ведь его гонители были тори. Однако на самом деле у него вообще нет убеждений.
- Теперь это доказано. Но как такой человек мог стать шпионом у тори?
- Положение его крайне шатко. А значит, ему были бы крайне выгодны некоторые ловкие манипуляции лондонскими делами. Он должен идти на союз с теми, кто в силах ему помочь. Сейчас у власти тори.
- Что выдумаете о письме? - спросил Иоганн настолько некстати, что Даниель даже обернулся. Дойдя до конца дороги, они уже обоняли аромат зелёных плодов в оранжерее и слышали, как пробуждаются конюшни и кухни; резкие звуки заглушал далёкий гул большого фонтана.
- О чём вы, майн герр? - Даниель машинально возвратился к формальному тону, поскольку они шли между конюшнями к партерам северной части сада, где разминали ноги несколько рано проснувшихся придворных.
Иоганн продолжил:
- Как оно было написано - письмо, которое вы получили от Каролины. На французском?
- Нет, на английском.
- На хорошем?
- Да, на очень грамотном. Теперь я понимаю, к чему вы клоните.
- Если оно было на грамотном английском, значит, его помогала писать наставница принцессы, то есть миссис Брейтвейт.
- Будет весьма неловко, - заметил Даниель, - если обнаружится, что любовница принца Уэльского шпионит в пользу людей, противодействующих вступлению его семьи на престол.
- Я её знаю. Она безнравственна, но не злокозненна, если вы понимаете о чём я. Скорее всего она помогла составить письмо и без всякой задней мысли рассказала об этом мужу, который, как мы только что узнали, и есть настоящий шпион.
- От него трудно будет избавиться без крупного скандала.
- О, не так уж и трудно, - пробормотал Иоганн.
Они вступили в сад и заметили карету, запряжённую четверкой, которая как раз показалась из-за водяной дымки большого фонтана. Когда её очертания стали чётче, Иоганн заметил:
- Кажется, это карета моей матушки. Однако из окна выглядывает не она, а принцесса Каролина. Странно, что они едут, хотя могли бы пройтись. Пойду пожелаю им доброго утра.
- А я откланяюсь, - отвечал Даниель, - ибо моё появление в таком обществе выглядело бы весьма странно.
Апартаменты принцессы Каролины, Терренхаузенский дворец. То же утро, позже
- Миссис Брейтвейт, я попрошу вас всё время держать ту костяную вещицу под рукой, - сказала принцесса Каролина.
- Я как раз помню, где она лежит, ваше высочество. - Генриетта Брейтвейт, хлопотавшая над париком принцессы, встала с табурета и чрезвычайно грациозно прошествовала через комнату к столу с разложенными на нём принадлежностями. Их можно было бы принять за орудия повара, лекаря или палача, если бы они не покоились на столешнице розового мрамора, венчающей белый с золотом туалетный столик в новом, сверхбарочном стиле рококо. На первый взгляд он казался скорее скульптурной группой, чем предметом мебели. В частности, его украшали купидоны с отполированными до блеска пухлыми ягодицами, метящие из луков в невидимую цель. Другими словами, это явно был дар принцессе от кого-то очень богатого, но плохо её знающего. На столе расположились всевозможные ступки и пестики, чтобы растирать румяна и пудру, шпатели, лопаточки и кисточки, чтобы их накладывать, а также некоторые предметы менее очевидного назначения. Генриетта взяла палочку с плоским, чуть изогнутым наконечником из слоновой кости; заостренные края наконечника были испачканы чем-то розовым.
- Проверьте, чтобы она была гладкой, - сказала принцесса, - а то прошлый раз у меня осталась царапина.
- Да, ваше высочество.
Миссис Брейтвейт, сделав реверанс, повернулась к принцессе спиной. Три другие фрейлины монтировали платье, парик и драгоценности Каролины, частью на ней самой, частью на её деревянных подобиях. Напротив её высочества сидела герцогиня Аркашон-Йглмекая, уже наряженная, хотя значительно проще. Для всякой дамы рангом ниже принцессы облачиться к похоронам не составляло труда. Волосы Элизы скрывал фонтанж чёрного кружева, всё остальное было из чёрного шёлка. Платье, дорогое и хорошо сшитое, тем не менее подпадало под определение скорбного.
- Мой сын меня упрекнул, - объявила герцогиня.
Каролина ахнула и в притворном возмущении схватилась за горло, понимая, что Элиза шутит. Генриетте Брейтвейт, знавшей герцогиню только по слухам, пришлось повернуться, чтоб увидеть её улыбку. В следующий миг Генриетта сообразила, что выказывает недолжное любопытство, и вернулась к своей работе - водить пальцем по краям инструмента из слоновой кости.
- И отчего же столь благовоспитанный молодой человек позволил себе так говорить со своей матушкой? - спросила Каролина.
Герцогиня подалась вперёд и понизила голос. Тут же обнаружилось, что каждая из присутствующих фрейлин может заниматься своим делом совершенно беззвучно. Генриетта Брейтвейт внезапно поняла, что ей темно, и повернулась к свету; теперь одно её ухо было обращено в сторону герцогини.
- Приношу извинения! - продолжала герцогиня. - Пока сын мне не сказал, я понятия не имела, что чему-то помешала. Я была уверена, что застану вас одну.
- Вы застали меня одну, но потому лишь, что он, заслышав карету и не зная, что в ней вы, поспешил скрыться.
- Ах уж эти матери! Потревожить сына в такую минуту! Вам следовало меня прогнать!
- Ах нет, нет, какие пустяки! - воскликнула принцесса. - К тому же мы были не одни - я определённо слышала рядом крадущиеся шаги.
- Соглядатаи?!
- О нет, здесь не Версаль с его византийскими интригами и шпионами за каждым кустом. Без сомнения, просто кто-то из гостей, прибывших на похороны, позабыл о своих манерах.
- Наверное, на них и залаяли мои несносные псы!
- Ничего страшного. Вечером София упокоится в семейном склепе. Английская делегация покинет дворец и августейшие гости тоже. Тогда мы вновь встретимся на том же месте, где сегодня утром, и начнём с того, на чём остановились.
- Мне показалось, что мой сын немного не в духе, как будто его чего-то лишили.
- Хорошо, когда мужчины не сразу получают желаемое, - объявила Каролина. - Тогда они ведут себя наиболее любезным для нас образом: проявляют отвагу и галантность.
Герцогиня ненадолго задумалась, прежде чем ответить:
- В словах вашего высочества есть резон. Однако когда-нибудь, когда у нас будет больше времени, я, возможно, расскажу о человеке, который слишком сильно желал того, чего не мог получить.
- И как же он поступил?
- Повёл себя чересчур отважно, чересчур галантно и не смог вовремя остановиться.
- И всё ради вас, Элиза?
Вновь молчание. Элиза, только что свободно болтавшая при посторонних о Каролининых сердечных делах, внезапно стала куда сдержанней.
- Вначале не исключено, что из-за меня. Потом - трудно сказать. Он добился богатства и определённой власти. Возможно, дальше им двигало желание их упрочить.
- Значит, он много лет совершал подвиги галантности и отваги ради вас, затем - ради богатства и влияния. Почему вы до сих пор не вышли за него замуж?
- Всё очень сложно. Когда-нибудь вы поймёте.
- Я вижу, мои слова вас сильно задели - вы ни с того ни с сего взяли покровительственный тон. - Это было произнесено с оттенком весёлости.
- Прошу простить меня, ваше высочество.
- Мне кое-что известно о сложностях - разумеется, в сотни раз меньше вашего. И я знаю, что всегда есть способ их преодолеть. Вы его любите?
- Человека, о котором я говорила?
- Разве мы обсуждали кого-то ещё?
- Наверное, любила, когда у него не было ничего.
- Ничего, кроме вас?
- Меня, сабли и скакуна. Потом, когда он начал затевать безумные прожекты, чтобы приобрести больше, мы поссорились.
- Зачем ему было приобретать больше, если у него были вы?
- Это я и пыталась ему втолковать. Мне было обидно!
- Если хотя бы половина того, что я о вас слышала, правда, вы вполне могли обеспечить и себя, и его… А, вот оно! Мужская гордость?
- Да, и глупое желание доказать, что он не хуже меня. Сделаться таким же, как я. Он не понимал, а я не сумела объяснить, что люблю его именно за наше несходство.
- Почему вы не объясните это сейчас? Он приедет на похороны?
- О нет, нет! Вы не понимаете, ваше высочество. Я говорю не о событиях недавнего времени. Это было тридцать лет назад. С тех пор я его не видела. И уж будьте уверены, на похороны он не приедет.
- Тридцать лет.
- Да.
- Тридцать лет.
- ТРИДЦАТЬ ЛЕТ! Больше, чем я живу на свете! Это тянется всё время, что я вас знаю!
- Я бы не сказала "тянется". Это эпизод моей юности, давно позабытый.
- Я вижу, как вы его позабыли!
- Где он сейчас? В Англии?
- Людей может разделять целый мир, даже если они находятся в одном городе…
- Он в Лондоне?! И вы ничего не предприняли?!
- Ваше высочество!
- Ну вот, у меня появилось ещё одно основание стать принцессой Уэльской, а со временем и королевой - чтобы монаршей властью уладить ваши сердечные дела.
- Умоляю вас не… - начала герцогиня, теперь смущённая не на шутку, и тут же умолкла, потому что их перебила Генриетта Брейтвейт.
- Церемония скоро начнётся, ваше высочество, - объявила та, глядя в окно, за которым толпа в чёрном сукне и шёлке устремилась к дворцовой церкви. Затем Генриетта смиренно потупила взор и показала палочку из слоновой кости. - Совершенно ровная. Сколько бы раз нам ни пришлось ею воспользоваться, на коже вашего высочества не останется и следа.
- Генриетта, - сказала принцесса, - без вас моя жизнь была бы совершенно иной.
Двусмысленное высказывание, однако миссис Брейтвейт предпочла истолковать его лестным для себя образом и сделала реверанс, даже слегка зардевшись.
- У меня к вам деловое предложение, мадам, - произнёс сухопарый господин, маячивший на краю Элизиного зрения последнюю четверть часа. - Вы могли бы меня выручить.
- О нет, только не это! - сказала Элиза и повернула голову к докучливому незнакомцу, который неотступно преследовал её в толпе придворных.
Они стояли в Герренхаузенском саду, между партерами в северной его части. Маленькая дворцовая церковь не могла вместить всех, прибывших на похороны. Служба началась час назад. Каролина и другие члены семьи были в церкви, остальные стаей чёрных голубей облепили садовые дорожки.
Уголком глаза Элиза видела, что навязчивый господин одет в чёрное, а парик у него белый, но в этом он не отличался от остальных присутствующих мужчин. Теперь, впервые взглянув ему в лицо, она поняла, что белые волосы, хотя несомненно чужие, не выглядят неестественно: её собеседник был очень стар.
- Даже в самые радостные дни я не люблю, когда меня одолевают якобы деловыми предложениями. А уж в такой…
- Речь о нашем отсутствующем друге…
Элиза почти не сомневалась, что он говорит о Лейбнице. Доктор не прибыл на похороны. Редкие замечания придворных касательно его отсутствия, как дымок, выдавали тлеющее пламя сплетен. Кто же этот человек? Старый англичанин, знающий её, друг Лейбница.
- Доктор Уотерхауз?
Он опустил веки и поклонился.
- Сколько же…
- Если судить по наружности, сто лет для меня, полчаса для вас. Если вы предпочитаете календарь, ответ - примерно четверть века.
- Почему вы не заехали ко мне в Лестер-хауз?
- До того, как получить ваше приглашение, я принял приглашение другой дамы, - Даниель взглянул на вход в церковь, - и оно не оставило мне времени ни на что иное. Надеюсь, вы простите мою неучтивость?
- Которую? Что вы не заехали ко мне? Или что одолеваете меня деловыми предложениями?
- Если они и впрямь вам неприятны, считайте, что я действую от имени самого доктора.