Под снегом был лед, скорее всего - натуральный, наверное, вчера не обработали дорожки, территорию обслуживать нам некогда, зато на шалости время найдется… Полковник огляделся, не видит ли кто, а видели, конечно - оттолкнулся и с удовольствием, насвистывая, катился метров десять, пока лед не перешел в асфальт. Если кто-то не помнит, что он здесь, в Новгороде, вырос, что он еще далеко не стар, в хорошей форме - самое время вспомнить. Но удовольствие, меж тем, было подпорчено уже самим подъемом в темноте, по тревоге. Он старательно подавлял негодование, а оно не подавлялось, только сжималось и накапливалось.
Пустая аллея. Зато у дверей административного корпуса - маленькая толпа, какую могут создать всего два всполошенных человека. Коменданта, который только что прибежал, надо гнать. За вот эту вот пижаму под пальто и челюсть на груди. Майора Каменева гнать не надо: прибыл вовремя и имеет подобающий вид. Замкоменданта изволит отсутствовать? Поскользнулся или в лифте застрял? А где остальные?
- Там работает пожарная система. - сообщает Каменев.
- Что там работает? - я их не выгоню…
- Черный ящик здания зафиксировал три микровзрыва, предположительно в вашем кабинете. Огнетушители включились автоматически.
- А дальше черного ящика сигнал не пошел, потому что кабель был к тому времени уже перерезан, - закончил Моран.
Глупость какая-то… не думают же они вывернуться, списав большую часть повреждений на воду и пену?
Это уже не нарушение университетского кодекса и не административное правонарушение, это самая натуральная уголовщина. Пожарная система… порошковые гасители, запас у них на 15 минут, специально выбирал хорошие и надежные. Надо было предусмотреть, фокус-то подлый, но не слишком сложный. Только вот не слишком ли сложно все вместе?! Не слишком ли много рук и мозгов тут задействовано?
- Где Шварц?
- В здании, - пожимает плечами Каменев. - Видимо, дежурил.
Три микровзрыва и кабель. Взлом - ладно, кого в университете пугал взлом. Но вандализм это другое дело. А парочка не дошла до той стадии, когда ради мелкой пакости ломают себе жизнь. За темными стеклами что-то шевелилось, работала умная автоматика. Не менее умная автоматика внутри полковника сама сделала пять шагов в сторону, нащупала в кармане комм, нажала кнопку.
- Саша, - сказал он в наушник, - что у тебя там был за сюрприз? Я не могу пока войти в здание - у меня что-то взорвалось в кабинете.
- Сорок минут назад, - ответили ему, - мне позвонил Максим Щербина и попросил проверить, не находится ли на территории кампуса некто Васкес.
- И? - нетерпеливо рявкнул Моран. Эти бабы с их любовью к драматическим паузам!..
- Судя по всему, находится. Я ищу. Никуда голубчик не денется, - пообещала Саша.
Может быть, не денется. Может быть, и не собирается деваться - а уже сделал все, что хотел. Моран впервые подумал о том, что взрывать могли не мебель и не бутафорские хлопушки с краской или газом, а несгораемые шкафы. С документами. И компьютер? Это была короткая мысль; следом - как за трассером, - несся длинный яркий хвост. Ответная любезность, значит? Позвонил и сообщил - и заодно предупредил, что следит за посланным? Или еще более хитрая провокация? И кто, кто, кто помогал им изнутри?!
Он чувствовал, как кровь пузырится и булькает, вскипает в сосудах, как при кессонной болезни. Умираешь, умираешь и никак не умирается тебе. Гнусное, дамское расстройство… Декомпенсация, говорили врачи, последствия контузии. Моран знал, что с контузией все как раз вышло просто, прилетела граната-лягушка, ахнула, и мир еще три дня был белым. А нехорошее началось за дни и дни до гранаты - из-за тумана и людей, гибнущих в тумане.
После Кубы он больше никогда не чувствовал себя беспомощным. А теперь с ним пытались сделать это снова.
Он знал эту наглость, знал этот стиль - а кто его не знал, - и кровь вскипала в ритме пакостно липкой мелодии с мерзким хихиканьем, - и действительно на несколько секунд растерялся, утратил всякую ориентацию в пространстве. Не мог выбрать, что делать. Его окликнул майор, и очень не к месту:
- Какие будут распоряжения?
Моран чуть было не приказал объявить общую тревогу - и ловить и Васкеса, и коптов, и еще кого шайтан принес сюда, на его территорию… и опомнился в последний момент. Еще не хватало, чтобы все, до последнего первокурсника, узнали, как всякая сволочь…
Ожил телефон. Номер был внутренним, незнакомым, система мигнула синим, распознала - музей истории института, отдел 19 века. В отличие от библиотеки, в это время ночи - закрыт.
- Что же вы, полковник, - сказал скучный синтезированный голос, - из мемориала дупло устроили… да такое паршивое, что его любой уличный loco руками вскроет, без помощи булавки?
Серый такой голос, спотыкающийся, знакомый. Стандартный "чтец", такой стоит на всех коммуникаторах.
- Приходите ко мне на мусорную кучу, полковник. И лучше один. Я еще не все стер.
Хотите корриду… лузитанскую, когда бедный замороченный бык под конец падает от усталости - и торжествующий победитель снимает с уха цветочек? А у меня для вас сюрприз. На нашей арене приняты толедские правила…
* * *
Прозвище "капибара" в корпорации прижилось. Капибара, иначе же Hydrochoeridae, водосвинка, известная как Хуан Алваро Васкес. Собственность корпорации, между прочим. Ценная для руководства. Девятнадцатилетний оболтус, которого начинаешь уже воспринимать не только как коллегу и приятеля, а как младшего родственника. Такой двоюродный братец-балбес.
А потом эта собственность, эта родня самозваная в одночасье срывается с места, меняет заранее заказанный билет и летит туда, где его никто не ждет, где ему совершенно нечего делать. Где ему попросту нельзя находиться… а он плевал на все нельзя, он знать не желает, что кому-то мешает или может что-то сорвать. И злиться тут бесполезно, и мечтать оборвать уши бесполезно. Это наша реальность, это наша работа. Ловля беспривязных капибар, в том числе.
Такая работа - отвечать за все на свете.
В том числе и за воспаление легких, которое может подхватить южный водоплавающий зверь паскудной северной осенью, которую и местные-то жители не жалуют…
Главное, выбрал же и время.
Пять с половиной часов назад, когда странствующая капибара, наверное, еще только праздновала поступление, Максиму опять позвонили из Новгорода. И опять проректор филиала, и опять с предложением. Противного металлического чувства dИjЮ vu не возникло - звонил не Моран, а доктор Саша Лехтинен, паровоз и человек, проректор номер два. И на пятой минуте стало ясно: то, что она предлагает, очень похоже на капитуляцию.
Проректором доктор Лехтинен стала только два года назад, а до того она почти пять лет была деканом общевойскового факультета, и хотя Максим проучился под ее началом примерно месяца два, а потом был решительно и безоговорочно выставлен вон в процессе отделения агнцев и козлищ на факультете, проникнуться до пяток и кончиков ушей успел. Да что там, хватило бы и одной беседы. Ее, собственно, и хватило; все остальное было цепочкой формальностей; и - как выяснилось уже несколько лет спустя, - результатом переговоров с да Монтефельтро. Нескольких не столь перспективных козлищ попросту выставили в белый свет. Впрочем, не только студентов, преподавателям досталось тоже.
За шесть лет госпожа проректор не утратила ни решительности, ни напора. Ни аппетита. Ни предельно своеобразных манер. Одно приветствие - "Так, разгони всех своих партизан на пару минут" вместо "здрасте" чего стоило. И очень располагало к дальнейшему ведению беседы.
Но когда Саша назвала свою цену, пришлось брать паузу для обсуждения. Впрочем, она этого и ждала.
Звонить Франческо он не стал. Вернее, позвонить позвонил, но только за одним - попросить встречи. Шел и думал, чем в него могут запустить в этом кабинете. Выходило, что всем, что не привинчено. Впрочем, все, что привинчено, можно оторвать. Главное, чтобы не системой связи. Звонить в Лион можно и со своего, но разговаривать по одному маленькому аппарату втроем, а то и впятером - неудобно. Анольери и Джастине он отправил по сообщению еще во время разговора.
- Что еще стряслось в этом вашем инкубаторе? - с тоской спросил Франческо. Вчера Максиму стало бы неловко. Сегодня он уже, скорее, беспокоился. Если эталонный нео-феодал и вельможа вторые сутки с отвращением смотрит на белый свет и утверждает, что мир катится в пропасть, то, может быть, у него просто не ладится очередной биохимический эксперимент на благо человечества и корпорации. Может быть, его начал раздражать какой-то элемент отделки… поймет, уберет и успокоится. А может быть, мир действительно катится в пропасть, сам того не замечая. Неизбирательно чуткий прибор.
- Госпожа проректор Лехтинен готова своей властью допустить на территорию комиссию Совета и оказать этой комиссии всемерное воздействие. На трех условиях.
Начальство смотрело уныло, без любопытства. Не как на отвратительную досадную помеху между феодалом и его добычей, вырисовывающейся на мониторе. Не как на воплощение всех грехов мира, сдернувшего нашего просветленного с прогулок по облакам. Это все было привычно. Нет, глазели на Максима как на обитателя Помпеи с какой-то классической картины: вокруг уже переполох, конец света, а там ребеночек лет четырех за бабочкой гонится. Бабочка ему в самый раз по уму, а опасность происходящего вокруг в голове не укладывается.
А спроси его - такого - услышишь, как сегодня днем, капризное: "Откуда я знаю? Это не мое дело знать, это ваше дело знать!". В общем, да. В сущности, так и есть. Но отчего-то хочется хорошенько потрясти и вытряхнуть-таки ответ.
- И чего она хочет? - отвращение в голосе Франческо стремилось в стратосферу.
- Чтобы мы предали гласности обстоятельства, при которых Моран стал сначала деканом, а потом проректором, чтобы мы четко объяснили, какова была в этом деле роль Совета и покойного Личфилда… так чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что до переворота на недочеты в работе филиала просто некому было жаловаться. А студенты, конечно же, были убеждены, что с ними работают по… официальной программе.
- Ну вы же сами этого хотите… - "вы", как будто он - это не мы, а где-то отдельно. - За чем же дело стало?
- Условием номер три является предоставление Морану корпоративного гражданства "Сфорца С.В." и отказ в экстрадиции - откуда бы такое требование ни поступило.
Даже это ошеломительное известие не вызывает у Франческо особого интереса, хотя он все понял, все прекрасно понял - по выражению лица видно. Так смотрит человек на холодную, мокрую, противную половую тряпку, которую ему предстоит взять в свои драгоценные голые руки, чтобы навести порядок.
- Ну посоветуйтесь, - говорит он. - Я не против.
"Ловите своих бабочек". Да что ж за напасть?..
- Она со своей стороны обещает, что сам Моран не будет возражать… или будет находиться не в том состоянии, чтобы возражать.
Не помогло.
- Какая разница… - спрашивает Франческо. - Будет, не будет… какая разница вообще? Делайте, что хотите, я подпишу.
Хочется пошутить "А можно взорвать Две Башни и покрасить ваш стол в оранжевый цвет?", но есть подозрение, что все слова соскользнут как с гуся вода. И сколько ни вслушивайся, непонятно. Всегда было непонятно, а теперь непонятно вдвойне. Тоска экзистенциальная, острый приступ. Кого угодно другого Максим взял бы под руку одним очень удобным захватом и отвел бы покорное тело к миссис Дас, психологу, потому что у кого угодно другого это называлось бы депрессией. Но про Франческо миссис Дас сказала, что это лежит за пределами науки и ее подготовки.
Лежит. На столе.
- Хорошо, - говорит Максим, - если мистер Грин и госпожа Джастина не станут возражать, я возьму его на работу. Консультантом. По педагогике. Администрация коррекционной школы в Мериде жалуется на нехватку персонала.
Должность, конечно, сугубо фиктивная. Потому что если полковник окажется с де Сандовалом на одном континенте, его потом можно будет собрать в очень маленький пластиковый мешок.
На шутку Франческо не реагирует тоже. Остается за столом, как живое воплощение греха уныния. И только синие шпалеры гармонируют с цветом лица.
Пойдем к остальным, авось кто-нибудь скажет полезное.
А потом дежурная команда наблюдателей - переговоры переговорами, но и другие варианты с повестки дня снимать не следует - прислала в подарок яичко к светлому дню. Отличную фотографию продуктового грузовика. Кабины. Человека, сидящего рядом с водителем.
Максим чуть не написал вместо стандартного спасибо в ответ на "обратите внимание на человека на переднем плане" - "ну какой же это человек?". Не человек. Свинья. Рыжая водоплавающая свинья без копыт. Hydrochoerus. Свинью без копыт отделяло от стен университета метров восемьсот, и поскольку новостей от наблюдателей не поступило, Алваро успешно эти стены преодолел. Вот кто только ни пытался взять этот монастырь приступом. Свеи, норвеги, датчане, было дело - даже какой-то залетный отряд татар добрался. Никому не удалось, а флорестийскому поросенку - запросто.
Что наводило на мысли, что с той стороны капибару ведут и дорожку перед ним расстилают. Это настораживало.
Отследить траекторию - можно. Поправка, легко. Работа - не бей лежачего. Васкес прилетел в Юрьево со своими собственными документами. Когда заказывал билеты, пользовался своим же собственным компьютером… а компьютер, как предусмотрительная и умная вещь, препорученная заведомому растяпе, регулярно сохраняет резервную копию себя на ближайшем сервере компании, до которого может дотянуться. Закрытую копию. Которая предназначена, вообще-то, не для слежки, не для просмотра. Вообще-то. В принципе.
- И что он сделал? - спрашивает за спиной Анольери.
Тоже приобрел привычку приходить лично.
- Он связался со студентами нашего землячества… - вот тебе и раз, и с каких это пор уже я думаю "мы" про всю Терранову? - И предложил провести для желающих мастер-класс по практической политике.
У Анольери глаза старой ящерицы. Уточнение: глаза старой больной ящерицы. Хоть он формально занимается вопросами внутренней безопасности, его всегда все касается. Потому что Алваро - со своей принадлежностью, и не будем притворяться, со всем тем, что хранится в его голове, - это проблема внутренней безопасности в том числе. И внешней. И спецопераций, потому что вот эта вся катавасия под милым названием "инцидент Морана" - наш текущий проект. Текущий. По всем швам. Фонтанирующий.
Анольери невыразительно, скрипуче, словно войлок жует, бранится на романском. Вздыхает. Не шутит на тему того, что это его вечное наказание за допущенную в свое время ошибку. Недоверчиво качает головой:
- Кто инициировал контакт?
- Васкес, - голосом раннехристианского мученика, получившего внеочередную путевку ко львам, отзывается Максим. - Васкес инициировал. Судя по всему. Не было у него во Флоренции никаких контактов. И времени не было. Он сдал экзамены, слегка отпраздновал поступление, просмотрел новости, сожрал в общей сложности два с половиной килограмма мороженого… и сорвался в Новгород. О чем служба наблюдения головной конторы, естественно, поставила нас в известность. Вернее, собиралась поставить, обычным приоритетом, обычным вечерним отчетом.
Анольери молча кивает. Кому-то в флорентийской конторе сильно не повезет в ближайший же час: старая ящерица - педантичный злопамятный службист, не склонный к сантиментам.
- Надо достать, - говорит он. - Пока не спалился.
- А что если… - спрашивает Максим. В одиночку принимать решение он не готов, а Сфорца…
- Неплохо. Заложник. А взять-то сумеет?
- Может и не суметь. При очень большом невезении… - Неприятная, но правда. У Васкеса порой просыпаются совершенно неожиданные таланты. - Но тут же еще одна сторона.
- Что она подумает.
Потому что если уж мы знаем, что Алваро там внутри, то Лехтинен об этом рано или поздно узнает тоже, и тогда объяснить ей, что это не партизан, не убийца, не оперативник Сообщества, не призрак для особых поручений, а капибара на вольном содержании, не смогут ни Господь Бог, ни призрак Иисуса Навина. И все опять пойдет насмарку.
- Санкционирую, - говорит Анольери, и это подозрительное благородство с его стороны: мог бы и не брать на себя ответственность. - Слушай, а что у нас с шефом?
Если даже привычный ко всему и работающий здесь с основания - еще у Габриэлы, - Анольери считает, что тут есть о чем спрашивать, то плохо дело.
- У нас, похоже, не с шефом. А с чем-то еще. Или с шефом, но тогда все очень плохо. Какой из вариантов нравится больше?
Самым простым было бы напустить на него Кейс… но у них же несовместимость полная. На почве избыточного сходства. Все чужие недостатки оба знают по себе.
- В Лион звонить будем?
- Будем.