До Низука - три часа по прямой, но по прямой здесь даже вертолеты не летают и правильно делают. Потому что предсказуемое направление - верный путь на тот свет. Так что мы вместо этого доберемся до побережья, до туристской зоны… там и одежду сменим, и транспорт. И будет у нас вместо слишком белого обитателя джунглей - слишком загоревший турист из старушки-Европы, на автомобиле, принадлежащем отелю. А мозоли и все такое прочее, так яхты на что? Кого тут удивишь? Низук, конечно, зона уже не совсем безопасная - но и Карл не дама и не девица, чтобы не рисковать соваться туда без сопровождения. Промышленный город, порт… контролируется корпорацией. Пока. Через годик-другой поглядим. А, может быть, и не поглядим, найдутся дела поинтересней. Главное, Низук - транспортный узел и туда летают самолеты из Европы. Прямые рейсы.
Потом белый повернет за угол, и оттуда уже выедет местный на ржавой развалюхе. Помповик на заднем сиденье. вонючая сигара, очки на половину лица.
Потом… потом…
Ждать, просто ждать. Сомнительный бар, убогий номер на втором этаже - зато здесь чисто. Увы, только в профессиональном смысле. Ни жучка, ни укромного угла для наблюдателя. Только естественные флора и фауна. Отличный обзор - окна, щели в стенах и полу. Скрипучие половицы. Великолепное место для встреч. Ноут на изъеденном древоточцами столе смотрелся нелепо, но эти резвые машинки с очень живучими аккумуляторами в последние два года заполонили всю Терранову. И не отказываться же от хорошей вещи из-за ненавистного лазоревого логотипа?..
Гость вошел без стука - зачем еще стучать-то? - а дверь за собой прикрыл на щеколду. Судя по звукам, был не в соседнем номере, но где-то тут, на этаже.
Почти не изменился. Чуть постарел. Немного устал. Но, видно, отоспался во время перелета - глаза чистые, без прожилок, что в его возрасте… Нет, совсем не изменился. Ох, какого мы с ним наворотим.
- Господин декан, - говорит Карл Векшё Вальтеру Шварцу, - я рад видеть вас здесь.
Он правда рад. Рад видеть - и еще больше рад видеть здесь. Теперь Шварц знает, что такое обрушившийся мир. Пустота. Отсутствие опоры. Теперь они на равных.
Шварц выглядел совсем местным - вот он, высший класс. Обмятый, ношеный, но не с чужого плеча светлый костюм, галстук-шнурок, модная, но явно краденая шляпа с блестящей лентой. В одной руке стакан с пойлом из бара, в другой пистолет. Здесь пятеро из шести так ходят, не скрываясь. Шестой таскает обрез, словно портфель. Походка, улыбка - да, есть чему подучиться.
Декан стоял, слегка отставив ногу, салютуя стаканом, и смотрел внимательно. Местные обычно целуются трижды при встрече, обычай мерзкий, пришлось привыкнуть.
Целоваться Карл не полез. И не встал.
- Я должен предупредить, - сказал он. - Почти все, что я знаю о технической стороне "Сфорца С.В." - засвечено. Я накапал часть этой информации кому не жалко - и посмотрел, что с ними станет. Сами понимаете, нас учили одни и те же люди.
Только я этих людей не предал. В отличие от Щербины.
- Но не мне вам рассказывать, что есть вещи важнее сиюминутных секретов.
И самое важное - сведения о людях. О том, как они тикают внутри.
- Д-да, - хрипло сказал Шварц, удивленно хмыкнул и от души прокашлялся в отворот рукава. - Извини, Карл, я запоздал…
Пуля, выпущенная в голову почти в упор, разрушает мозг гораздо быстрее, чем человек успевает осознать, что произошло. Поэтому ошибкой было бы предполагать, что для Карла Векшё было хоть какое-то "затем". Он просто кончился, словно и не было.
* * *
Господин да Монтефельтро не опаздывает, и даже не задерживается в приемной, хотя он туда пожаловал не за пять минут до назначенного времени, как требует деловой этикет, а за добрых полчаса, каковые означенные посвятил общению с персоналом. Персонал, судя по тому, что легкие отголоски хихиканья слышны и через стену, в экстазе. Господин да Монтефельтро бывает и таким; а может шествовать подобно каменной статуе из толедской пьесы. Монументально и величественно. Все зависит от того, что у него сейчас составляет доминанту. Какие чудесные интерференции это создает, подумать страшно. Вот сейчас выйдет он после разговора, став тих и мрачен, или, напротив, еще веселее - и поползет по коридорам слух, и наложит свой отпечаток на происходящее. Повлияет на "котировки". А принимает ли Антонио во внимание такие колебания, использует, игнорирует или рассчитывает на них как на защитную окраску - неведомо. Никому.
Возможно, даже части его парламента.
Дверь закрыта, звукопоглощающие перегородки опущены, жучков нет, аппаратура отключена - на всякий случай.
- Дорогой коллега, - говорит мистер Грин, - расскажите мне, пожалуйста, почему ныне покойный господин Личфилд так ополчился именно на Сфорца и вас.
Да Монтефельтро не промахивается мимо кресла. Но в сидячем положении оказывается несколько быстрее и резче, чем собирался. Глаза распахнуты. Импульсивный кто-то у него ведет сегодня.
- Вы хотите сказать, что убили его не поэтому? Что вы ничего не знали?
- В каком смысле "вы"? Максим, к его чести, вообще не собирался никого убивать, он просто хотел вышвырнуть Личфилда из политики. А я ничего не знал. Я убил его, потому что он мне мешал.
Антонио не будет просить не морочить ему голову, спрашивать "правда, нет, правда?" и прочим образом пытаться поставить временный забор между собой и фактом. Он просто смотрит. Вокруг глаз светлые круги: добропорядочно проводил время в горах. Как попросили.
- Ныне покойный Личфилд считал наиболее опасными именно нас, потому что ныне покойный Моран предоставлял ему некоторую информацию, якобы полученную от выпускников. Заговор корпораций Личфилд сочинил сам, но топор в эту кашу сунул Моран.
Интересным все же человеком был покойный. На этот раз Моран, а не Личфилд. Но куда более интересный человек сидит сейчас в кресле, вписавшись так, будто этот предмет обстановки собирали и калибровали лично для него, под параметры фигуры.
- А теперь я, если возможно, хотел бы услышать, почему я или Сфорца не узнали обо всем этом от вас - и перед пресловутым заседанием.
- Я был уверен, что лично вы осведомлены… - тянет Антонио. - По всем действиям так казалось. Я даже докладывал… наверное. Не уверен. А мой дорогой шурин… Ну, а на что значимо влиял этот личный элемент?
- Откуда я мог быть осведомлен? - И пусть попробует представить себе, как мне об этом сообщает - кто? Моран? Личфилд? Прямое начальство терциария да Монтефельтро, которому он почти наверняка ничего не докладывал и которое уж точно не общалось со мной?.. - А что до личного элемента, представьте себе, что мы с Максимом каким-то чудом оказались несколько более корректными людьми. И не превратили заседание в дешевую уличную клоунаду. И мистер Личфилд получил возможность сказать десяток лишних слов. Сами понимаете, каких и о ком.
Одним из несомненных достоинств внутренней организации да Монтефельтро является способность одновременно слушать, обдумывать, рефлексировать, готовить ответ - и ничего не упускать. Поэтому отвечать он начинает, едва дождавшись паузы; и горе тем, кто сочтет это невнимательностью.
- О нашем коварном заговоре он и так говорил вслух. Заговорив о прошлом, он уничтожил бы не меня, а себя и Морана. О нас оба ничего не знали вплоть до истории с Клубом. К тому же, я был уверен, что в филиале есть наблюдатели помимо меня. Это мои оправдания, - режет он воздух ладонью по горизонтали. - И еще я был просто в восторге от того, как некогда уважаемый мной командир, а потом соратник… скажем так, осваивает новые методы управления. У меня это постоянно проходило по разряду "личное дело". - Энергичное движение руки вниз.
Господин да Монтефельтро сегодня изумительно для себя откровенен и почти не играет.
Свернуть господину да Монтефельтро шею будет неправильно, думает председатель Антикризисного комитета. Взять его за грудки и трясти до удовлетворения? Непедагогично. Он только что, впервые, кажется, в жизни признал в присутствии постороннего, что совершил ошибку. Причем ошибся не в расчете, а на уровне базовых эмоций. Пришел в такое расстройство от, прямо скажем, химически чистого случая предательства, что скрыл жизненно важную информацию. Чтобы не уподобляться.
До чего у них там все запутано… Антонио ведь уже знал, как Моран обошелся с другим своим товарищем по оружию. Но почему-то думал, что с ним ничего не случится.
Запутано, и один врет напропалую, другой не видит дальше своего носа, у третьего случается вытеснение, четвертую пока трогать нельзя, а дело пятого теперь и вовсе в компетенции совсем иного суда. Замечательная картина, и не складывается же.
- Будьте любезны сейчас изложить все, сначала и со всеми личными подробностями. - Подобающим образом, прекрасно известным терциарию да Монтефельтро. Впрочем, никому не известно, что именно известно этому произведению искусства, и что ему позволено.
- Я фактически напросился на эту войну, - сказал да Монтефельтро, - Слишком долго к тому времени служил в армии, а оставалось еще полгода. - В переводе "мне стало скучно, потому что я освоил этот уровень". - Я предвидел, что будет плохо. Это было ясно до начала. Было ошибкой направлять на Кубу кого бы то ни было, кроме кадровых военных. Там все было ошибкой, но я тогда этого не знал, а вот эту часть - видел. Как я понимаю, ее видел и мой отец - и принял меры. Меня прикомандировали к локальному штабу операции. Я не возражал, я считал, что оттуда мне будет лучше видно. Но операция пошла под откос в первые же несколько дней, мы оказались не миротворцами, а стороной в многосторонней гражданской войне. Стороной - и триггером. Без нас конфликт вряд ли продлился бы дольше недели. Но в любом случае, одним из наших узких мест оказалась связь, а я хороший специалист. Так я попал к Морану. Он был там с самого начала, как и остальные.
- Вы решили понять меня буквально? "В начале сотворил Бог небо и землю".
Антонио улыбается. Странная такая ухмылка, как год назад, с еще не снятым с челюсти крепежом.
- Виноват. Моран так или иначе контактировал с остальными еще на острове, ну и я как связист. А потом мы все случайно оказались в одном санатории ССО, если на свете бывают случайности. Их, правда, всего два пустили под реабилитацию. Мы скучали, и… - И двадцатилетний солдат скучал в компании офицеров, в его случае ничего странного. - Я очень удивился, когда Шварц потом пошел за помощью к Морану. Подробностей не знал, ту акцию я не координировал, Шварц вообще одиночка по стилю и стремился свести контакты к минимуму. Моран сидел на кафедре и вряд ли мог бы помочь. Он и не смог, и пошел к Личфилду.
- Это вам Моран сказал?
- Да. Но в любом случае, за связь отвечал я, а это прошло мимо меня.
Поразительно.
- Шварц ни к кому не обращался за помощью. Он только послал сигнал тревоги. Послал Морану, потому что считал, что его уже накрыли, а с Мораном они поддерживали деловую переписку. Шварц его консультировал по преподавательскому составу. Хороший канал, не вызывает подозрений. Остальное - самодеятельность Морана. - Антонио опять не спрашивает, правду ли ему говорят. Но делает несвойственную ему короткую паузу перед ответом. - А вы, друг мой, как я понимаю, обиделись на Шварца - за то, что он доверился Морану, а не вам.
- Я предоставил его собственному выбору, - чеканно заявляет Антонио. Забрало опускается с лязгом. - Ну хорошо, - сдается через пару секунд рыцарь без обиды и упрека. - Вы это называете так. Но не совсем тогда. Тогда я только удивился, но я мог чего-то не знать. Но когда Шварца начали шантажировать, он тоже никого не предупредил. А ведь все мы, кроме Морана, могли считать, что остались вне поля зрения властей.
- А что Моран?
- Личфилд, конечно, заинтересовался обстоятельствами дела Шварца, а ресурсами он располагал. Он накопал кое-что.
- Без помощи Морана?
- Совершенно без. Если не считать первоначальной утечки, - качает головой Антонио.
- Вы знали, что Моран держал Шварца в убеждении, что его предал кто-то из вас?
- Нет. Он что, идиот? - Интересно, кто именно… - Я же сказал - Шварц действовал в одиночку. Его вообще никто не мог предать.
- У Шварца было иное мнение.
Да Монтефельтро сводит брови.
- Вы нашли дело?
В переводе "неужели и правда предали?"
- Нашли, естественно. На него случайно вышла военная полиция. Отчасти случайно. Один из тех, кого Шварц принудил к самоубийству, был не только бездарным и трусливым военным, но еще и не очень чистоплотным человеком. И успел стать предметом расследования по новому месту службы.
Антонио потягивается, запрокидывает голову, смотрит в потолок и начинает громко смеяться. Потом сгибается пополам и словно пытается зажать смех в животе, а не выходит. Выходит из него только хохот.
- Это… это же настоящая языческая храмовая роспись, - выговаривает он, вытирая слезы. - Знаете, такая где человек десять одновременно совокупляются, и даже не попарно. Я, я… - опять сгибается он, - даже пересчитать все позы не могу. Значит, Личфилд на Морана имеет то, что он накопал. А Моран Личфилда пугает мной и заговором. Личфилд наверняка знал, что Шварца никто не сдавал, и что Моран Шварцу морочил голову, и обещал на Морана Шварца спустить, если что. Я узнал про Шварца и Личфилда, и сам должен был сделать выводы. Шварца Моран пугал Личфилдом и внушал про предательство, чтобы тот не рассказал остальным. Я, кажется, упустил две трети?..
Что ж, метафора не хуже прочих. Господин да Монтефельтро способен провести - и проводил операции любой сложности. Он мировой переворот подготовил. Он мной манипулировал вслепую. А в пяти колодцах заблудился, потому что колодцы не абстрактные, деловые, всечеловеческие… а личные и слишком близко к телу. Всего-то и нужно было, один раз собраться и поговорить.
- Еще Моран объяснял Шварцу, что от его резких движений первыми пострадаете вы трое… А затем в эту схему встроились и вы, Антонио, когда рассказали часть этой истории Смирнову. Я, признаться, не очень понимаю, какие цели вы при этом преследовали, но действие ваш рассказ возымел. С этого момента Иван Петрович более не пытался внести раскол в дружные ряды Ученого совета - и поверил всем угрозам.
- Смирнову? Да я просто ему описал, что было на острове и после! Он мне жаловаться хотел, а я объяснил, что его гражданские мерки не вполне уместны, и почему, и сколько может стоить его терпимость. Это же было еще когда он стал деканом. Давным-давно. Погодите-ка… уж не решил ли Смирнов, что я его посвятил, чтобы… связать тайной?.. Да на том, что я ему сказал, он мог разве что кино снять. Пятый сезон "Мстителей". Вот сериал, кстати, не я, честное слово!
Не признаваться же, что не видел.
- Смирнов решил, что вы его… предупреждаете, как умеете, о том, что на самом деле происходит в университете. Он, кстати, додумал ваши исходники дальше, пришел к выводу, что вся ваша художественная стрельба была бы невозможна без прикрытия сверху и определил в ваши покровители Личфилда. Почти не ошибся.
- А что с Сашей? Как намекал Моран, она была в курсе его педагогических фокусов. По крайней мере, всю эту историю с Максимом они обстряпали вместе. - Визитер морщится. Понятно, еще одна точка расхождения. Очередное "она сама должна была понимать". - Кстати, доказать намеренность ошибки при постановке диагноза не выйдет. Вполне возможная погрешность дифференциальной диагностики. Да, надо ли мне пояснять, что я к этому развитию сюжета не имею отношения? Точнее, имел - но совсем не то?
- Не нужно. Диагноз - не ваша работа. Вы просто хотели заполучить мальчика для Франческо. Но вы ничего ему не сказали. Вероятно, все по тому же принципу: Максим несколько лет упоенно изводил весь университет и вы оставили его пожинать плоды. Я думаю, размер этой ошибки вы уже успели оценить сами.
- Ошибкой было бы, позволь я Шварцу уговорить Морана отдать мальчика ему, - усмехается Антонио. Вот как, и об этой детали он знал и молчал. - Но в чем, собственно, ошибка? Как я успел заметить, молодой человек в последние годы преимущественно счастлив, а это не о каждом можно сказать. Несчастные так не дерутся.
- А мне казалось, что вы поняли и оценили, что молодой человек преимущественно жив преимущественно чудом. Ему повезло больше, чем другим, которых вы оставили идти своим путем. О чем я и хотел с вами поговорить - как вы, наверное, уже догадались.
- Слушаю, - очень вежливо говорит да Монтефельтро. Разглядывает сложенные на коленях руки. Если не знать, что ему почти сорок, и не догадаешься. Пай-мальчик из хорошего колледжа. Явно считает, что совесть его чиста.
- Слушать? Нет. Вы мой брат, но я вам не сторож. Я прошу вас подумать и оценить, какой долей нынешней ситуации мы обязаны вашим… принципам. И можем ли мы позволять себе это впредь. О прошлом поговорите с вашим исповедником, если вы этого еще не сделали.
- Если вы так ставите вопрос, то моим принципам мы обязаны всей ситуацией. Тем, где мы и на каком фоне, - мило улыбается Антонио.
- Как мы только что установили, мы обязаны всей ситуацией моей привычке не иметь за спиной лишних факторов риска - и готовности совершать преступления, чтобы этого избежать.
- Это входит в определение. Именно потому здесь сидите именно вы, а не кто-то из тех бездарных авантюристов. Все, что вы делаете, всегда застраховано в три слоя. Это прекрасное качество, но не пытайтесь меня переделать на свой лад.
А то он будет сопротивляться. "Я жив - значит, я прав". Испытание свойств себя, непрестанное и безжалостное. Особенно безжалостное к невольным соучастникам этой его пляски на канате.
- Избави меня Боже. Синьор Антонио. Я сейчас смотрю на четырех человек, которым вы, в каком-то смысле, были товарищем. На то, что с ними стало. На тех детей, которых они растили. И думаю о том, кому еще будет позволено дойти до края, потому что вы не сочли нужным предотвращать преступление, видите ли, проистекшее из собственных решений человека. Я не имею права вам приказывать - вы подчиняетесь не мне, и я не могу вам приказывать - вы нарушите приказ, который сочтете неверным. Я предлагаю вам подумать.
- Я подумаю, - искренне обещает Антонио. - Скажите, а что бы вы сделали на моем месте?
Это он не оправдывается и не спорит, а собирает другие точки зрения: такие, которых не может обеспечить сам себе.
- Когда?
- Когда вам бы показалось правильным.
- Как минимум, поддерживал бы связь. Чтобы все знали, что происходит. И чтобы принятые решения на самом деле были результатом выбора, а не слепым шараханьем на звук в темноте. На минном поле.