– В том-то и дело, что нет. То есть типа живет… Но не так, как те железки – или, скажем, кот-летун. Последнего Героя вроде как не было. Долго не было. Говорят, когда-то его видели возле "Камчатки". Но потом он исчез. Наверное, фанаты достали. А вот теперь снова появился. Я сама в это не врубаюсь. Но радиостанцию поджег Последний Герой. Больше некому.
– Почему же ему так не нравится музыка, которую по радио гоняли?
– А тебе она нравится?
– Да как-то не очень.
– И мне не нравится. Вот и ему не нравится.
Джекоб почувствовал странную симпатию к этому Последнему Герою. Потому что, честно говоря, он бы и сам с удовольствием заткнул этот радиофонтан…
Васька помолчала и снова выдала перл:
– Ну, Последний Герой – это ладно. Но если он появился, могут и другие…
– Кто?
– Такие, как он. Только побольше калибром.
– Какие?
– Ну, не могу я объяснить. Ж…пой чувствую, а сказать не могу. Потому как не понимаю.
* * *
Джекоб обозрел окрестности и изрек:
– Умеют все же немцы устраиваться!
В самом деле, германская танковая часть, расквартированная на Петроградской, заняла строение возле огромного концертного зала. В свете последних событий место было лучше некуда – все подходы издали просматривались. Кроме того, капитан Шанц выставил на подступах танки и приказал танкистам держать ухо востро.
Тут был полный порядок. Джекоб с утра навестил несколько частей союзников США по НАТО. На эту тему ему заказал статью редактор, как обычно, цинично хмыкая в трубку.
Причины хмыканья были понятны. Ни для кого не было секретом, что союзнички, мягко говоря, не слишком-то рвались в горячие точки помогать "старшему брату". А если честно – то совсем не рвались. Доходило до полного маразма. Американские части ехали на войну – а их место в Штатах занимали союзники. Правда, поскольку никто не предполагал, что в Петербурге будут неприятности, союзников тут собралось больше, чем в других местах. Но, как убедился Джекоб, дисциплина у них была отвратительная. Даже по сравнению с американцами. Особенно этим отличались грузины и западные украинцы, которые вообще не просыхали и в боевом отношении представляли из себя пустое место. А вот в немецкой части все было не так. Джекоб и высказал это капитану, заодно помянув и об удачном выборе места. Они стояли возле подземного перехода – капитан и Джекоб с Васькой – и беседовали на отвлеченные темы.
– Место хорошее. И что ценно – вот это рядом. – Капитан кивнул на красивую церковь, стоявшую неподалеку, а потом на часовню на противоположной стороне улицы.
– Вы серьезно? – удивился журналист. Капитан не производил впечатления религиозного человека.
– Да нет, это у меня просто такой кладбищенский юмор. А если серьезно… Видите ли, Джекоб, ваши начальники, по-моему, просто не поняли, куда полезли. Как, впрочем, и те дураки, которые завербовались в этот корпус. А я-то знаю. Я, в отличие от ваших начальников, изучал историю. Да что там история! Мой дедушка, крепкий был старик, прожил чуть ли не до ста лет. На Второй мировой он получил Железный крест с дубовыми листьями. Такие награды Гитлер кому попало не давал. Воевал он на Восточном фронте, в группе армий "Север". То есть в том числе и под этим городом. Который, кстати, они так и не смогли взять. Так вот. Знаете ли, мой дед до конца своих дней иногда просыпался по ночам с жутким криком "Партизаны!". Вы и представить себе не можете, какая тут шла война. По сравнению с ней даже Вьетнам и Иран – просто детские игры.
– Но ведь то, что происходит, это не русские против нас действуют, а что-то неопознанное…
– А кто это? Китайцы? Я вас уверяю – от русских можно ожидать абсолютно всего. Абсолютно! Для моего деда и его камрадов танки Т-34 и КВ тоже поначалу были чем-то совершенно запредельным. Я уж не говорю о "сталинских оргáнах". Эти чудовища были для них куда более страшными, чем монстры с городских помоек. Что касается партизан… Сначала тоже ведь было тихо. А потом они полезли отовсюду… Когда этот город обложили части вермахта, жители, по всем расчетам, должны были вымереть. Все. Поголовно. Но они не вымерли. Вы знаете, один из наших лучших полководцев, Фридрих Великий, сказал: "На русского солдата нужны две пули. Одна, чтобы его повалить, другая – чтобы его убить". Вы с вашей пропагандой их повалили. Но, видно, убить-то и не смогли. А теперь нам всем придется за это отдуваться.
– Но ведь мы пришли с добрыми намерениями…
– Эти глупости говорите своим читателям, – желчно усмехнулся капитан. – Вы еще про демократию речь заведите. Россия нам мешала. Мы сделали все, чтобы ее повалить. И пришли закрепляться на завоеванной территории. Вот и все. Мой дедушка, знаете ли, тоже долго был уверен, что идет спасать Россию от ига коммунистов и еврейских комиссаров. Что его тут будут с цветами встречать. А встречали, бросаясь под танки с гранатами и стреляя из-за каждого куста.
– А вы сами что же в это ввязались? Насколько я знаю, в бундесвере в экспедиционный корпус направляли только добровольцев.
– По глупости, конечно. Из любви к военной истории. Хотелось въехать на танке в город, до которого мой дедушка не доехал десять километров. Взять, так сказать, реванш. Вот я и въехал. Теперь бы еще обратно выехать… Доннерветтер!
Откуда-то из боковой улицы на набережную Карповки выскочил трамвай. Что было дико само по себе – никакого тока в проводах не было и быть не могло. К тому же нормальный трамвай на такой скорости не мог бы преодолеть столь крутой вираж и не слететь с рельсов к чертовой матери. Да и вид у этого трамвая… Это был старинный длинный вагон – такие Джекоб видел на фотографиях американских городов тридцатых годов. Он был ярко-алого цвета, с окнами, плотно завешенными занавесками. Но что самое жуткое – позади трамвая оставалась ослепительная огненная дорожка. Стоящий на перекрестке танк рявкнул пулеметом, но никакого эффекта это не оказало. Потом пулемет замолчал – и больше танк не подавал признаков жизни. Трамвай летел прямо на бронированную машину. Джекоб, уже всякого насмотревшийся, подумал, что сейчас произойдет столкновение, а затем последует взрыв. Но вышло иначе. Не доехав до танка метров двадцать, трамвай внезапно взмыл в воздух. Ослепительная вспышка – и вагон полетел по наклонной траектории вверх, чуть ли не над самыми люками, потом – над казармами части, снова полыхнуло – и вагон растворился в воздухе, в завертевшейся в небе воронке темно-синего смерча.
Танк стоял там, где и стоял. Только из башни больше уже не торчала голова танкиста. Капитан и Джекоб с Васькой подбежали к машине – и обнаружили, что она пуста. Они кинулись к жилому комплексу. Часовых на входе не оказалось. Капитан ворвался внутрь. В нескольких помещениях были разбросаны книги и журналы, в курилке на пепельнице дымилось несколько сигарет. А вот тех, кто курил, – не было. В конце концов удалось обнаружить нескольких ошалелых солдат.
– Все на месте? – спросил капитан.
– Никак нет… Вон тут Ленц сидел, мы с ним играли в шашки. Полыхнуло что-то, я гляжу – а его и нет… А вон там Штраус и Мюллер сидели, они смотрели на нашу игру. Они тоже исчезли.
А в остальных помещениях солдаты были в целости и сохранности, но вели себя как напуганные овцы, оставшиеся без вожака.
Впрочем, капитан и стал тем самым вожаком. Заставить солдат прийти в себя было непросто, но Шанц был вполне достоин своего дедушки – он оказался настоящим командиром и не потерял голову даже в такой дикой ситуации. Через некоторое время, потраченное на многосложную немецкую брань и стучание кулаком по солдатским зубам, личный состав был построен на площадке перед зданием. Перекличка показала, что отсутствуют шестьдесят четыре человека.
– Уехали, наверное, – меланхолично подвела итог Васька. – Все правильно, больше в трамвай просто не влезет. И так там, наверное, толкучка, как в часы пик.
– И часто он тут ездит? – спросил Джекоб.
– Да не очень. Говорят, лет пятьдесят назад его видели, а раньше – и вовсе задолго до войны, еще в двадцатые годы.
Джекоб поймал себя на мысли, что происходящий абсурд он уже воспринимает как нечто само собой разумеющееся. А впрочем, что было еще делать? Трамвай в самом деле летал – и солдаты действительно исчезли.
– А обратно-то его пассажиры приезжают? – решил он уточнить.
– Кто как. Рассказывают, один крендель вернулся. А другой опоздал на посадку, сильно затосковал да вскоре потом с тоски и помер.
Капитан нервно закурил:
– И что мне теперь писать в рапорте? Шестьдесят четыре человека из вверенного мне подразделения ушли в самоволку в тонкий мир и не вернулись?
Кажется, Васька его поняла:
– Слушай, мужик, так и пиши! Мне кажется, ты не слишком ошибешься…
И тут чертов трамвай появился снова – в том же самом месте на небе, где исчез, вынырнув из вскипевшей среди облаков воронки. Алый вагон пошел по крутой траектории вниз. У Джекоба успела мелькнуть мысль, что история с паровозом, кажется, повторяется. Что же касается доблестных солдат бундесвера, то они кинулись врассыпную, как цыплята, над которыми появился коршун, бросая оружие и снаряжение. Только Шанц не тронулся с места, хрипло изрыгая нечто, что по драйву могло составить конкуренцию лучшим вещам группы "Рамштайн".
Трамвай плавно зашел по дуге со стороны проспекта Добролюбова и снизился сразу за обезлюдевшим танком. Снова сверкнуло – на этот раз оранжевым. Трамвай преспокойно встал на рельсы, весело звякнул и на огромной скорости скрылся за поворотом.
И тут Джекоб увидел на месте вспышки толпу людей.
– Вот видишь, мужик, а ты парился. Твои ребята покатались и вернулись, – обратилась Васька к капитану.
Однако… Это были не солдаты!
– Дела, – присвистнула Васька, обладавшая исключительным, не испорченным книгами зрением, – а все же мне очень интересно, где на этом маршруте конечная остановка?
В самом деле, толпа мужчин, на первый взгляд примерно соответствующая количеству исчезнувших солдат, напоминала отнюдь не военнослужащих, а совсем иных персонажей. Такую публику Джекоб видел и в Америке, и в Европе чуть ли не в каждом крупном городе. Здоровенные парни были одеты в оранжевые индийские сари, из-под которых высовывались волосатые ноги в сандалиях. Они держали в руках бубны, колокольчики и прочую звуковую дребедень. Потоптавшись, вернувшиеся бойцы вдруг грянули бессмертное:
Хари Кришна, Хари Кришна!
Кришна, Кришна! Хари, Хари!
Хари Рама, Хари Рама!
Рама, Рама! Хари, Хари!
По-дурацки приплясывая, они двинулись в сторону Тучкова моста.
– Грасс! Хольман! Мюллер! – орал капитан Шанц, бегая вдоль толпы. – Стоять! Молчать! Смирно! Вы солдаты, мать вашу, или кто!
– Мы больше не солдаты, – выкрикнул кто-то, не переставая колотить в бубен и приплясывать. – Держать в руках оружие грешно. Мы этим себе карму попортим… – И присоединился к хору:
Хари Рама! Хари Рама!
Рама, Рама! Хари, Хари!
– Все ясно. Мама мыла раму, рама мыла харю, – подвела итог Васька. – Как говорил один мой любовник-психиатр, тяжелый случай. Кстати, у вас там в госпитале есть дурдом? Если нет, создавайте, да побольше.
– Но ведь кришнаиты вроде бы не отрицают службу в армии, – брякнул Джекоб очередную глупость.
– У вас в Штатах, может, и не отрицают. А у нас – отрицают. У нас в армию шли только те, кто откосить не сумели.
Тем временем к толпе, распевавшей славословия Харе, Раме и Кришне, начали присоединяться и другие солдаты части. Срывая каски и погоны, они смешивались с теми, кто покатался на трамвае. В строю осталось человек десять. Остальные побрели по Тучкову мосту на Васильевский остров. Там им удалось увлечь за собой еще несколько патрулей. Как впоследствии стало известно, в конце концов с помощью прикладов и кулаков подоспевшего спецназа всех удалось успокоить, загнать в машины и отправить в госпиталь. Новообращенные кришнаиты пополнили психиатрическое отделение. Попытки их успокоить ни к чему не привели, они почти непрерывно славили Кришну и решительно отказывались от мясных и молочных продуктов. Медики махнули на них рукой. По крайней мере, они не буянили.
* * *
– Шеф, тут к вам какой-то русский притащился, – заявил Риккардо.
Рожа у него в последнее время светилась, как начищенная сковородка. Он продолжал изучать город, общаясь с местным женским полом, – и Петербург ему все больше нравился. Как он сказал, до местных жительниц не дошли еще дурные американские приколы, которые в Штатах переняли даже латиноамериканки. Там девицы или сводят все к чисто техническим делам, что романтичного Риккардо несколько коробило, или путают любовные отношения с посещением психоаналитика, рассказывая любовнику всю свою жизнь, начиная с пеленок. А тут все нормально. И переспишь, и в меру пообщаешься. При этом Риккардо научился ловко уходить от вопроса: "А возьмешь ли ты меня с собой в Америку?"
В комнату вошел узкоплечий, но жилистый парень лет тридцати, роста чуть ниже среднего. Его лицо украшали усы, свисающие вдоль уголков губ, придающие их обладателю несколько старомодный вид. Волосы у парня были не то чтобы особо длинные, но все-таки длиннее, чем обычно носят мужчины. Парень был облачен в потрепанный, как и у всех в Питере, но когда-то очень элегантный клетчатый пиджак, дополненный пестрым шейным платком. Претензии на эдакую богемность противоречили руки – большие, мозолистые, явно принадлежащие представителю рабочего класса.
– Здорово! Я слышал, что ты по-русски балакаешь. Вот и решил к тебе обратиться. Может, договоримся.
– А в чем дело?
– Тут по Петроградке один трамвайчик весело покатался. Так вот, я знаю, где его искать. Я думаю, тебе, как журналюге, такая тема понравится.
Джекоб недоверчиво оглядел гостя. За время пребывания в Петербурга к нему приходило множество людей – и чего только они не предлагали. Один, к примеру, точно знал, где находятся ценности, которые спрятали аристократы и купцы во время революции. Особенно часто мусолили имя великого князя Феликса Юсупова, не забывая многозначительно напомнить: "Тот самый, убийца Распутина", а потом как бы вскользь бросали, что Юсуповы были одной из самых богатых фамилий в России. Впрочем, Воронцовых, Демидовых и прочих известных личностей тоже поминали. Рассказывали и про клады более поздних времен. Два потасканных типа, к примеру, один за другим приперли дурно нарисованную схему парка в Ораниенбауме, где советские якобы закопали в землю при немецком наступлении некие предметы искусства, а потом почему-то забыли откопать. Один говорил: все свидетели умерли в блокаду, другой вообще нес какой-то вздор.
Целый взвод можно было собрать из визитеров, которые обещали показать бункер, где спрятаны секретные документы НКВД (КГБ, ФСБ), публикация которых вызовет мировую сенсацию. И так далее – в том же духе. Не говоря уже о том, что предлагали купить автографы обоих Петров и Екатерин, Николая II (этих было больше всего) и картины Казимира Малевича. Один тип за умеренную цену толкал даже рукопись "Братьев Карамазовых".
Обычно Васька не давала подобным посетителям высказаться до конца, а кричала:
– Вали отсюда, разводчик хренов, нашел, кого разводить! Ищи лохов в другом ауле!
Посетители, впрочем, не обижались и шли в другой аул, где такие, как Васька, не водились. В итоге почти все журналисты потратили бездну редакционных денег на финансирование питерских мошенников.
Но на этот раз подруга журналиста молчала.
– Почему вы не обратились в штаб? – спросил визитера Джекоб, решив прощупать гостя.
– Потому что я не дурак. Если даже они и согласятся дать деньги, к ним потом умрешь ходить за премией. Я думаю, власти, они и в Америке власти. Такая же бюрократия. А могут и ваши гэбисты привязаться. Подобная публика тоже всюду одинаковая. А с работниками пера всегда можно договориться. Они не жмоты и вообще честные ребята. У меня много было друзей-журналистов, я ваши обычаи знаю.
– А вы, простите, кто?
– Зовут меня Сергей Кукушкин, в прошлом я – водитель трамвая. Нет, не того, о котором ты подумал. С тем хрен кто управится. Да и не нужен ему водитель. Просто до того, как все развалилось, я трамвай водил по улицам Питера. Может, слышал – у нас был самый трамвайный город в мире.
В представлении Джекоба трамвай был эдакой игрушкой для туристов, вроде как в Сан-Франциско, где трамваи использовались для экскурсий. Но журналисту приходилось слышать, что в Петербурге эти электрические вагоны до последнего времени оставались обычным видом городского транспорта. Да и многочисленные трамвайные пути говорили сами за себя.
Тут с дивана поднялась Васька. Дело было утром – и она не нашла нужным сразу подниматься с кровати ради очередного визитера. Выглядела она колоритно – в одной длинной майке, с заспанной похмельной физиономией, выглядевшей совершенно по-азиатски.
Увидев ее, Кукушкин вздрогнул и подался на стуле назад. Девица же смотрела на него спокойно.
– Яшка, этот парень точно не разводчик. Трамвайщики, они, знаешь, такие… С понятием ребята, короче.
Такое Джекоб слышал от своей подруги впервые. Поэтому он отнесся к визитеру серьезно:
– Так чего вы хотите, Сергей?
– Штуку американских рублей. Я вам показываю место, где этот самый трамвай стоит, и могу кое-что про него рассказать.
– Трамвай и сейчас там? – удивился Джекоб.
– А куда он денется? Разве что снова отправится погулять, да ведь все равно в родное гнездо возвратится.
– А живыми-то мы оттуда вернемся? – спросил Джекоб, вспомнив, что подобную фразу он слышал про очень небезобидных созданий.
– Не боись, я вчера там был. И вообще, что может быть опасного в трамвайном парке? К тому же заброшенном.
– И где этот парк находится?
– На Выборгской. Это на той стороне Невы. Так что тачка нужна, пешком шлепать долго и нудно.