В этом году руководство комбината, узнав, что в области начал работать рекор, обратилось к нему с изложением проблемы. Тот связался с координаторами, работающими в Министерстве обороны, и за полтора месяца проблема решилась: четыре гектара земли достались Луцкому в бессрочную аренду, за вполне приемлемые деньги, с разрешением построить защитный комплекс. Чудо! И непонятно, как отблагодарить. Даже коньяк рекору не подаришь: согласно одной из своих заповедей, коньяк они имеют право принимать лишь в рюмках, за столом.
Луцкий радовался, вспоминал Столбова, благодаря которому стали возможны такие чудеса. И опять ощущал стыд: "Как я мог так сделать? Пусть новый царь и не отдал страну спонсорам победы ни на год, ни на месяц, зато жить стало легче…"
Зазвонил мобильник. По первым звукам Луцкий определил: что-то официозно-деловое. Взглянул на имя, не сразу сообразил кто. Потом вспомнил: прокурорский работник мелкого уровня, когда-то прикормленный по земляческому принципу, на всякий случай. Года два не проявлялся, где же он сейчас? Кажется, перешел в Генпрокуратуру.
- Здравствуйте, Григорий Федорович.
- Здравствуй, Василий. Как дела?
- У меня неплохо. Григорий Федорович, сегодня в Генпрокуратуре выписан ордер на ваш арест.
Глава 11
В Россию, как всегда неожиданно, пришла весна. Конечно, ее ждали, но устали от бесконечной зимы и обманчивого марта - разуверились, что придет. Вроде и солнце стало дольше гостить на небосклоне, и припекать чуть-чуть. Но лишь ненадолго пригрелся мир, как наступил звездный морозный вечер, завьюжило по-февральски. Споткнулся пьяный человечек среди вьюги, упал на твердый сугроб, заснул. И замерз, будто декабрь никуда не уходил. Обман!
И вдруг ночной мороз стал прохладой. А солнце, вспомнив, что апрель - перевернутый август, наконец-то растопило многомесячные залежи, двинуло воды. Осмелели травинки и цветы. Уже скоро пасхальным перезвоном откликнутся колокола: снова побеждена смерть.
Разуверившаяся, много раз обманутая страна в очередной раз беспокойно заворочалась: зачем? Ведь уже привыкли к меховым ботинкам и модным валенкам, теплым курткам, зимней резине, плотно заклеенным оконным щелям, наглухо замкнутым стеклопакетам. Зачем нужна полуденная истома, зачем грязь на башмаках, внезапные лужи и ароматический букет городских подснежников? Ведь к зиме привыкли все!
Но весна не спрашивает. Она приходит.
* * *
Вечер был по-настоящему апрельским. Солнце, собираясь на отдых, хоть чуть-чуть, но грело. Заодно напоминало о краях, в которые весна пришла уже давно, с листьями, цветами, настоящей жарой, загоняющей в тень.
На краю летного поля стояли люди, которым предстояло путешествие в весну. Вот только собрались они не так, как принято собираться в пляжные страны. Сейчас они в куртках, шерстяных брюках, но когда прилетят, то наденут не футболки-шорты и пляжные туфли, а камуфляж. И в огромных сумках не ракетки для тенниса или бадминтона, не аксессуары для дайвинга. Иное оборудование, более ценное и дорогое.
Логистика рассчитана по минутам, даже на стадии доставки. Сначала в Оренбург, там соединиться на аэродроме с другой группой, и уже вылет до объекта. Рассчитан и воздушный коридор - совпадает со временем полета пассажирского лайнера. Гражданский рейс будет отменен. Какой бы ни была дурной ПВО Кушанстана, какими бы ограниченными ресурсами она ни обладала, но совсем уж не брать ее в расчет - нельзя.
Операция готовилась быстро, вопреки всей теории потайного ремесла. С практикой - сложнее. Как будет на самом деле, не скажет никто и никогда. К примеру, израильтяне однажды сумели освободить заложников в самом сердце Африке - в Уганде, а вот американцы хотели вывезти свое посольство из революционного Тегерана - только мир насмешили. Тут все должно сложиться: расчет, профессионализм, который за год не накачать, и фарт. И, кроме фарта, твердая решимость: есть вещи, которые сделать нужно. Даже если кажется, что готов недостаточно.
Батяня распорядился раздать всем причастным к работе на объекте распечатку письма Марины Красницкой. С коротким устным добавлением: адресат обращения к президенту России раскрыт, Дарью могут убить в любую минуту. Все были готовы работать по принципу: возможное - сделали, невозможное - сделаем.
Может быть, именно поэтому меньше, чем за двое суток и собрали команду, и получили информацию, которую в иной ситуации собирали бы месяц-другой, да потом и похерили бы за ненадобностью. Двое "дремлющих" агентов активировались и выдвинулись к аэродрому. Передали сведения: где можно сесть без опасения врезаться в другой самолет, где найти транспорт для выдвижения к санаторию. А главное, они должны были стать проводниками для "отряда встречи", которому полагалось захватить диспетчерскую. Сделать это с оружием, отобранным у местной полиции, а отобрать его - голыми руками, чтобы не запалиться со своим оружием.
Не всем находившимся на аэродроме предстоял далекий путь. Для короткого напутствия прибыл человек, увидеть которого никто не ожидал, хотя и предупреждали: операция проводится под президентским патронажем. Верховный главнокомандующий. Рядом с ним шагал начальник охраны с красными глазами, уже не раз сказавший шефу, в каком органе у него засели эти незапланированные поездки. Столбов лишь смиренно кивал.
Сейчас он обходил спецназ. Настоящая сборная действующих и отставных ветеранов. В основном из России, хотя было пятеро украинских спецназовцев, из тех, кто никогда бы не согласился поехать куда-то "монтажником", для работы на неизвестном объекте. Но куда и для чего полетят сейчас, знали все.
Среди них оказался даже один белорусский спецназовец, два года назад обосновавшийся в России, а сейчас служивший в восстановленной Бердской бригаде. Удивленный Столбов даже задержался для минутного разговора.
- Как фамилия?
- Кмитиц, имя - Андрей. Про фамилию не спрашивайте, задолбали еще с детства. Из-за нее в спецназ и пошел.
- А почему в Россию от Батьки подался?
- Там работы нет настоящей. Не хочу убивать тех, у кого нет стволов.
- Ну и молодец, - сказал президент России. - Вот что, ребята. Постарайтесь сработать. Сами знаете, почему. Буду вас прикрывать, как могу. Но постарайтесь вернуться. Все. Удачи вам, и сохрани вас Господь.
Едва договорил, как ребята развернулись и, не теряя ни минуты, заскочили в старый Икарус, и покатили к самолету. А там и пятнадцати минут не прошло, как он взлетел, взяв курс на юго-восток.
* * *
Нельзя сказать, что настроение у Болтока было дурным. Если и было, то лишь на пути из аэропорта в столицу, куда он направился на выволочку к Бабаю. Так бы сразу в "Долину роз" - любил такие контрасты. Но президент требовал к себе, и после неприятного разговора приехать в пансионат раньше трех ночи не удалось бы ни при каких обстоятельствах.
Если быть честным, то выволочку он не заслуживал. Психованную русскую дуру - мать красотки Дарьи, выпустила из республики президентская пограничная служба. Уже потом, в России, президентские аскеры лопухнулись еще раз: не помешали дамочке, напоминавшую Красницкую, передать пакет с документами российскому президентскому чиновнику, а главное - лишь через две недели смогли подтвердить, что эта дамочка и есть Красницкая.
Все равно во всем виноват именно он, Болток. Во-первых, Бабай сам решает, кого назначать виновным. Во-вторых, особой несправедливости нет. Ведь "Долина роз" - сугубо его затея. Так что в том, что сама эта история заварилась, и пограничникам, а потом президентской охране довелось лопухнуться в Москве, есть и сугубая вина его, Болтока.
К счастью, Бабай получил плохие новости, когда он, Болток, был в Лондоне. За два дня не то, чтобы остыл, но понял: никаких последствий не будет. Россия не отреагировала - ни официально, ни каким-либо дипломатическим намеком. Похоже, предпочла спустить на тормозах.
Если бы визит виновника и дурная весть совпали, Бабай мог бы взяться за кьямчу. А так только грозился, подходил к ковру, на котором, рядом с саблей, висел и этот атрибут государственного суверенитета. В очередной раз отругал племянника, спросил, почему ему не хватает проституток в Европе: там же работают гурии всех стран и народов. Нужны русские - есть и русские.
Нет, Бабай не против "Долины роз". По его словам, вполне нормальная забава, жаль, сам для нее староват. Только надо забавляться правильно. "Ешь арбуз - не бросай корки на кошму, - сказал дядя, - а бросил - убирай". Болток насторожился. Еще потребует убрать весь арбуз - закрыть пансионат. Но, как понял, достаточно будет убрать одну корку, чья мамаша имела глупость добраться до Москвы.
Болток… Почему же Болток? Просто на вечеринках в клубах Европы, особенно в любимом Лондоне, его то и дело называли "Борат". Сначала не жалея сил объяснял: он не из Казахстана, и зовут его не Борат. Потом, вызывая смех у знакомых, отвечал: я не Борат, а его отец - Насильник Болток.
Укуренная золотая молодежь всей Европы и мира посмеивалась. А он смеялся тоже, самым ценным смехом - хохотом души.
Приятно говорить людям правду, хотя бы наполовину. Пусть он и не Болток, зато - Насильник. Эта дурочка Эллис, которая однажды заставила его сплясать национальный танец своего "казагстана" с бокалом на голове, может ли она представить, что пройдет два дня, и перед Болтоком замрут десять обнаженных девушек, молящих своего гяурского Бога, или просто надеющихся, что сегодня он от них не потребует чего-нибудь особенно болезненного?
Болток даже думал похитить какую-нибудь европейскую дурочку, ту же самую Эллис. Пусть узнает, какими разнообразными, иногда даже не голливудскими бывают сказки о прекрасном принце. Видимо, поведал желание кому-то из друзей… У стен нашлись уши, а может, и у друга. Бабай связался с ним на другой день и пригрозил: за такие шутки посадит самого на цепь.
Поэтому пусть Эллис останется в Лондоне. Здесь он будет Болтоком. Насильником Болтоком. Англичане, конечно, дураки, но когда окончательно поняли - Запад есть Запад, Восток - есть Восток, и ушли с Востока, то забрали всех своих. Те, кто остался - под надежной консульской защитой. А русские так и не решили, кто они: русские или советские. Поэтому своих даже не подсчитали.
Не подсчитана и Дарья Красницкая. В том, что с ней случится, виновата ее мать и никто другой. Вот только что же с ней должно случиться? Конечно, с Дарьей.
Болток еще не решил. По крайней мере, за его дурное настроение она ответит. Этой же ночью, уже через три часа. Гостей немного, и это к лучшему. Не все поймут, почему именно сегодняшней ночью гостеприимный хозяин захотел разыграть мизансцену: обманутый султан и неверная жена. Зато все поймут, что трюки в этом аттракционе - не комбинированы, а актриса - одноразового употребления.
Хотелось мчаться скорей. Но нельзя: стемнело, и горная дорога, последний раз ремонтировавшаяся, когда Бабай числился Первым секретарем республиканского ЦК, ограничивала скорость. Болток не любил подлянок - ни от природы, ни от людей, и его злость росла в обратной пропорции к снижению скорости движения автомобиля.
Мелькнул КПП - обязательная остановка для всех, кроме Болтока. Караульные начальники умели узнавать его по шуму мотора, иные на этой должности бы не удержались.
Офицер в парадной форме поднес руку к козырьку - любуйся, начальник. Начальник пронесся мимо. Началась дорога, по которой никто и никогда не смог бы проехать без его личного разрешения. Кроме, конечно, Бабая. Но Бабай стар для таких развлечений.
* * *
Татьяна тоже разработала спецоперацию. Простую, но с шансами на успех. Основа операции - обещание, которое дал в гневе ее муж.
Он разрешил съездить на богомолье. А она в качестве места паломничества указала Успенскую церковь в городе Первомайск-Московский. Чем славна именно эта церковь, почему молитвы, вознесенные там, особо действенны? Это ее личное дело, но никак не Федеральной службы охраны. Президентская охрана обязана привезти ее на объект и дождаться, когда она выстоит богослужение.
Так что, попасть в эту церковь нетрудно. Трудности начнутся дальше. Придется молить уже не Бога, а людей, подчиненных жесткому регламенту. Придется их уговорить, иначе вся затея пойдет прахом. Надо готовиться.
Именно этим и занималась Татьяна во сне. То улыбалась: придумала аргумент, то вздрагивала: сама же его и парировала. Иногда мотала головой - нет, так не пойдет. Придется искать другие слова.
Задача была непростой. Уговорить своих спутников пройти двести метров от церкви до квартиры Макса. Или - двести метров и больше, если она ошиблась в расстоянии.
Что будет дальше, что обнаружится в квартире, что делать тогда? Об этом Татьяна не думала. Сначала главное - доехать.
И она доезжала, молилась, уговаривала охрану, поднималась, спасала Макса. Или не спасала: то многоквартирного дома не оказывалось на месте, то все квартиры начинались с номера "200", и это-то в хрущевке. А один раз сам дом оказался бетонным бункером, без окон, без дверей - стучись куда хочешь. Ведь во сне может быть все, что угодно.
* * *
Если Татьяна спала плохо, то на острове в ласковом Эгейском море не спали вообще. Южная ночь манила под звездное небо: дурачки, пройдитесь по гравийной аллее, еще лучше - по глыбам прибрежных камней и по привезенному с континента песку пляжа. Хватит глядеть друг на друга усталыми, злыми глазами и обсуждать проблемы вашего севера.
Ночь манила безрезультатно. Почтенное собрание сидело, запершись, уже несколько часов. Даже кондиционер не включили - лень. Если кто-то вставал, выходил по нужному делу, то смотрели вслед подозрительно, чуть ли не отсчитывали минуты отсутствия. Вдруг почуял разоблачение и вместо сортира побежал к припрятанному катеру?
Единого формата у заседания не было. Разговор о каждом неизбежно переходил в разговор обо всех. Лишь благодаря усилиям модератора - Бриони он еще не превратился в разъяренную свару.
- Кто мог нас сдать Столбову? - риторически спрашивал Васильич. - Тот, у кого родня в столбовском правительстве. Алексей Олегович, объясни, почему твоего сына еще из Минобразования не поперли?
Алексей Сорин побледнел от возмущения и ответил:
- Сын карьеру делал сам, а сейчас - на волоске. Странно, что еще не выгнали.
- Ты же хвастал, будто он работает в комиссии "антиреформа", - не унимался Васильич. - И поговорил со Столбовым на каком-то совещании. Понимаю отцовскую мотивацию: зачем отнимать у сына перспективного работодателя? Он же и для папы - крыша.
Сорин побагровел. Но оправдание - признание вины. И он перевел стрелки.
- Мой Иван - на волоске, со дня на день уйдет. Другое интересно. Когда присутствующий здесь уважаемый Виталий Юрьевич Фокин приобрел газету "Новый взгляд", где на каждой странице обличение "кровавой гэбни" - чем он руководствовался?
- Правительственное задание! - возмутился Фокин, банкир и хозяин регионального медиа-холдинга. - Для того чтобы эти обличения прекратились. Неужели непонятно?
- Непонятно! - усилил напор Сорин. - Они сократились, да, но не прекратились. Могу в архиве поднять номера, там Путина называли "царем от КГБ" раза три в месяц, не меньше.
Фокин тяжко задышал, как медведь, подмявший быка. Уставился на Сорина, но ничего нового про него не вспомнил. Тогда перевел взгляд на экс-вице-губернатора Санкт-Петербурга Илью Афонского. До недавнего времени бессменного зама градоначальника, вне зависимости от пола последнего.
- Путина ругать - тоже было правительственным заданием, чтобы либеральная общественность не подумала, будто газету перекупили. А вот интересно, кто дал задание Илье Львовичу, через три дня после победы партии Столбова, сказать в интервью: "Наконец-то эпоха воровской власти осталась в прошлом, и путинщина отправилась туда же, куда и ельцинизм"? Зудело к новой власти примазаться?
- Так ведь не примазался, - развел руками Афонский. - Сами знаете, погнали меня победители, и никакие интервью не помогли. Победителям не слова нужны, а дела. Причем - до победы. Небольшие, но полезные услуги. Кстати, о них…
Афонский оглядел коллег. Выбрал жертву - Сергея Богданчикова, владельца мощного химического холдинга, выживавшего последние десять лет не столько благодаря талантам бизнесмена, сколько неофициальным конкурентным преференциям. Расчищая поляну, даже посадил кого-то, в острастку.
- Вот, Сергей Григорьевич, объясните, откуда у вас такая горячая любовь к Столбову?
- В смысле? - Богданчиков, дремавший с блаженной улыбкой, встрепенулся, как посетитель Колизея, явившийся поглазеть на гладиаторский бой и вдруг обнаружившей себя в центре арены. - Я - люблю Столбова?!
- А как иначе объяснить итоги голосования в Краснофосфоритске? Поясняю, кто не знает, - продолжил Богданчиков, - это закрытый городок, тридцать тысяч жителей, в основном "химики", те, кого сослали туда при Советах, да там и остались. Если этому контингенту выставишь перед голосованием ящик водки на цех, он даже папу римского в бюллетень впишет. Почему же в таком управляемом городе, больше половины электората проголосовали за партию "Вера"? И, заметьте, Сергей Григорьевич, пока что при своей химии. Никто у него контрольный пакет не отнял. Странная гуманность…
Окончательно проснувшийся Сергей Григорьевич оглядел присутствующих, пытаясь понять, что о ком из них он помнит.
- Да, кстати, если вспомнить загадки прошлогодних выборов…
Волны бились о берег, светились, манили выйти, насладиться южной ночью. Но двери оставались запертыми изнутри. Злобное собрание продолжалось.