* * *
Столбов немножко задержался в Кремле. Поэтому и он, и самолеты с участниками операции "Курорт" прибыли на Чкаловский аэродром почти одновременно.
То ли под рукой не оказалось автобуса, то ли ради шика, но герои операции подъехали к правительственному выходу в кузове багажного грузовика. Все разом откозыряли Столбову. А он жал руки, обнимал бойцов.
К самолетам неслись сразу десять "скорых". Большинству привезенных женщин требовалась помощь. "Неужели мы в России?", - без конца повторяли они.
- Всех девушек - в президентскую клинику, - сказал Столбов. - Вылечатся, придут в порядок, пройдут психологическую реабилитацию, пусть решают, как жить дальше. Гражданство России, кто хочет, получат без проблем. Если кто-нибудь захочет пластическую операцию - обеспечим.
- Михаил Викторович, - это приблизился Батяня. Веселый, помолодевший, чуть ли не плясал на бетонке, - вам еще не звонят из мировых столиц? С претензиями насчет нарушения суверенитета молодой и гордой страны?
- А что вы там такого натворили, чтобы мне стали звонить? - усмехнулся Столбов.
- Ничего особенного. Аэродром пришлось чуток попортить, самолеты тоже. На аэродроме, кстати, ни одного трупа. Побитые, раненые, связанные - это да. Но летный состав и местную ментуру не гробили. Группа встречи уже подобрала транспорт. Заодно взяли полицейскую машину: чтобы проще было пройти внешний пост. Там тоже всех скрутили без летального исхода. Зато в пансионате…
- Без жертв не обошлось?
- Дворников, садовников, баб местных, само собой, не трогали. Но всю охрану положили. И парочку каких-то вип-джигитов. Я не смотрел, ребята не запомнили, не сфоткали. И, для страховки, мост подорвали, чтобы никто не мешал спокойно загружаться и взлетать.
- Вы что, кроме женщин еще и трофеи взяли?
- Да еще какие! Заранее определили трофейную команду - скачивать информацию и забирать вещдоки. С информацией надо еще разбираться, хоть и сейчас ясно - можно год порнуху крутить. Зато вещдоки… Такую плеть нашли, я и в музее подобного не видел. Так что, Михаил Викторович, если кто из заграницы будет всерьез докапываться: как мы могли, как посмели, то собрать информационный пакет и показывать можно хоть завтра.
Столбов еще раз обнял Батяню.
- Молодцы. Жить легче стало. Жаль, нельзя вас возить по пионерским собраниям, с рассказами. Ребята, отдыхайте, а мне уже скоро на Урал улетать.
Почти тут же появился Костылев. Батяня его не очень любил, поэтому поспешил к ребятам, решать мелкие, но неизбежные проблемы. К примеру, у кого-то не было денег на гостиницу и поесть. Батяня начал раздачу из своего кармана.
Между тем, Столбов и Костылев заперлись в ближайшей переговорной комнате.
- Михаил Викторович, поздравляю с удачной операцией, - сказал Костылев. - Если бы провалились - не поздравил бы, - искренне добавил он.
- Да, операция получилась что надо, - почти рассеянно сказал Столбов. - Саня, хочу извиниться перед тобой и принести благодарность.
- За что, Михаил Викторович? - скрывать свое удивление Костылев не стал.
- Извиниться - за то, что запил в твоем присутствии, и, будем честны, перебрал немножко. Тебя склонял к змию, при ярко выраженном твоем нежелании. А еще извини за то, что взвалил на тебя лишний груз.
Костылев забубнил: "Не за что". Столбов его оборвал.
- Молчи. Грозный царь сам решает, как ему каяться, - и на миг озорно взглянул на молодого генерала, будто и не был в запое и шутит. - Так вот, Саня, за что надо, я извинился. Теперь приношу благодарность. За то, что взял на себя чужую ношу. Включая, кстати, мою. Справился, как справился. Пора тебя разгрузить. Начнем с главного. Ты, как я понял, сегодня собирался быть в Думе в полдень?
Костылев кивнул. Хотел сказать - Столбов не дал.
- Будь. Сообщи парламентариям, что законопроект о введении поста вице-президента отозван главой государства. Сам предложил, сам отменил. Я твое беспокойство понимаю, особенно в такой день. Но преемник у меня уже есть.
Костылев внимательно взглянул на Столбова. Казалось, на губах повис незаданный вопрос - кто?
- Есть у меня преемник, конституционный. Глава правительства, бывший вологодский губернатор Позгалев. Как премьер - не идеал, но человек честный. И если со мной случится то, чего я и сам себе не желаю, он не помешает России избрать того президента, которого захочет большинство.
Генерал решил не спорить.
- Дальше. Пресс-секретарь ты толковый. Но отвлекаешься на посторонние дела. К примеру, идешь сегодня в Думу, а должен бы лететь со мной на Урал. Так что надо тебе этот груз с себя снять. Эх, Танька, ничего мне так и не посоветовала насчет своего зама.
Замолчал. В очередной раз вспомнил Татьяну и молча выругал себя за затянувшуюся ссору.
- Ну и, пожалуй, самое главное: насчет Оперативно-информационного комитета. Насчет того, откуда он вылез, как смог отпочковаться от фонда "Возвращение", выяснять не буду. Просто его деятельность прекращена. Существует Следственный комитет, а умножать силовые структуры не нужно.
- Михаил Викторович, помните, мы же с вами говорили, что олигархический реванш требует ответа?
- Это когда? А, когда мы немножко засиделись. Ну, извини, Саня. Ты тогда проблевался, я заболтался. Водка, сам знаешь, оружие индивидуального воздействия. На тебя так подействовала, на меня - по-другому. И вообще, я страну никому дарить не обещал, и пропить не обещал тоже.
Костылев смотрел на Столбова серьезно. В его взгляде была толика мальчишеской злости: обещали, а теперь как? Но злость была особого, стального качества, та, что делает из мальчишки олимпийского чемпиона, звезду эстрады или главаря большой уличной банды. По обстоятельствам.
- Михаил Викторович, я согласен: есть вещи, которые можно принимать только на трезвую голову. Но вы тоже поймите: царя должны бояться. И за границей, и внутри. Не боятся - пойдут на всё. Я не про врагов, с ними понятно. Я про псевдодрузей.
- Это про кого? - резко спросил Столбов. Сколько раз не то, чтоб намекал, прямо говорил подчиненным: "Не надо мне открывать глаза. Кто мне брат, кто мне враг - разберусь как-нибудь. Без помощников".
- Луцкий, - генерал сумел выдержать взгляд. - Луцкий и его команда. Нужна крепкая, жесткая ответка. С кровью. Все остальное - несерьезно.
- Не, я могу с кровью мстить только за женщин, - серьезно сказал Столбов. - Вот, кстати…
Донеслась сирена "скорой" - медицинский транспорт уезжал с летного поля. Костылев понял.
- Да, вы правы, Михаил Викторович. Именно в этом вы правы - нельзя было оставлять такое без наказания. Вот сейчас, после такого качественного внешнего удара, стоило бы и внутри…
- Саня, - чуть ли не душевно ответил Столбов, - жаль, что тебе надо в Думу. Сел бы в борт, поговорили бы в пути, поспорили. Может, я тебя бы уговорил, может ты меня. А так мне пора вылетать. Иначе меня охрана убьет: внезапный визит, он и должен быть внезапным. Насчет твоих должностей еще поговорим, насчет вице-президента и нового комитета разговоров нет - отмена. Пока!
- Охрана ваша хороша. Бережет вас, как надо. Вас и только вас. Счастливого пути, Михаил Викторович, - сказал Костылев в спину уходящему Столбову. Но сказал громко, так что тот не мог не разобрать слова насчет охраны.
* * *
Татьяна, как и все русские горожанки, ходить в церкви любила, но чуть-чуть побаивалась. Она не одобряла такие эксперименты, как появление в храме без головного прикрытия или в трехслойной косметике. По своему личному журналистскому опыту знала: дамочки, пишущие статьи о том, что женщине шляпа в церкви не нужна, очень даже соблюдают дресс-код в общении с начальством.
Все равно чуть-чуть боязно. Или боишься вступить на порог равнодушной, прохладной церкви, в которой если служба, то батюшка экономит время и свое и прихожан, сокращая богослужение, как только можно, а прихожане не знают друг друга. Или, что и чаще, и хуже, в храме сложилась своя семья, точнее, своя секта. Нового прихожанина встречают удивленным, настороженным, недобрым взглядом. Откуда он, зачем пришел сюда? Не займет ли чье-то облюбованное место во время службы? Почему вчерашняя косметика не смыта с губ до последней песчинки, почему платок так вызывающе бел? Почему так ставит свечку, так кладет поклоны? Иногда адресованный шепот, иногда - пересуды за спиной. И взгляды, настолько пронзительные, что слышны, как шепот.
К счастью, в Успенской церкви было не так. Контингент обычный для будничной утренней службы: два десятка бабушек, четверо дедушек, двое молодых мужчин, один с бородой, другой - нет, и оба в очках. Бабушки если и перешептывались, то лишь о внуках и о своем здоровье. На незнакомую прихожанку посмотрели с любопытством. Одна бабушка, вошедшая одновременно с Таней, с особенным - увидела две огромные, черные машины у входа. Но сообразив, что она не явилась глазеть, как турист, а собирается молиться, решили любопытство особенно не демонстрировать.
Охрана осмотрела храм быстро и деликатно. "Наверное, думают, нет ли тайного выхода, которым можно улизнуть", - подумала Таня. Один из охранников остался внутри. Начальнику Татьяна передала мобилу: выключать ее она права не имела, но и стоять службу с включенным телефоном не могла тоже.
Сам храм был маленьким, простеньким и очень уютным. Пусть немного икон, пусть скамейки для немощных явно принесены из чьего-нибудь дома - так даже лучше. Старушка за свечным прилавком была приветлива со всеми прихожанами, но и к Татьяне обратилась, как к старой знакомой.
План спасения Макса требовал присутствия на службе до конца. Татьяне стало неловко: хорошо ли использовать церковь как средство, пусть и для доброго дела? Надо постараться быть честной: поехала на богомолье - молись.
Таня подала записки, взяла свечи, принялась обходить иконы. Почти возле каждой из них были свободные свечные лунки. Поклон, поцелуй, и в полутьме загорался еще один огонек. Надолго застывала перед Богоматерью, вспоминала все молитвы, просила.
Половина бабушек группировалась в левой части храма, перед аналоем. "На исповедь, - поняла Татьяна, - надо и мне". Пристроилась к бабушкам, вспоминая все, в чем ей нужно покаяться. К аналою подошел священник, недолгая вступительная молитва, и вот уже бабушки пропускают дедушек и выталкивают вперед молодых людей. "Наша Церковь по большинству прихожан - женская, а по сути - главная антифеминистическая организация страны", - с внутренней улыбкой подумала Татьяна.
Больше не улыбалась. Старичков батюшка исповедовал быстро, молодые люди задержались чуть подольше, но скоро отошли и они. Настала очередь бабушек, было их не так много, как показалось вначале. К тому же, Татьяна заметила, что в процессе подталкивания мужчин оказалась в серединке и идти ей скоро.
Она торопливо вспоминала грехи, как человек, опаздывающий на поезд, собирает чемодан и понимает - как будет трудно без забытых вещей. Вспоминала гнев, лень, гордость, апатию, которая - уныние. И при этом больше всего боялась двух вещей. Батюшка поймет, кто она такая: кто-нибудь из алтарников рассказал про две машины с мигалками. И не столько ожидая богатого дара, сколько по модной привычке, примет исповедь без вопросов. Или, наоборот, будет строг, спросит, когда была в церкви последний раз, венчан ли брак, от которого ждет ребенка?
Кстати, этот грех - невенчанную, и даже добрачную беременность - она уже исповедовала в храме Христа Спасителя. Батюшка держался сурово, но она ощущала кредит прощения, выданный ей, как президентской жене. А как будет, если спросит сейчас?
Но батюшка - пожилой, сухонький, с небольшой бородкой, избрал среднюю линию. Не спрашивал, кто она, а про ее состояние лишь спросил, законен ли брак. Татьяна прошептала: "Да", батюшка кивнул, покрыл голову епитрахилью, указал поцеловать крест и Евангелие. Не торопил. Благословил причащаться, и Татьяна отошла, уступив место бабушке с листочком грехов в руках.
Стало легче: отошел страх, да и, вообще, радость, какая бывает после любого, наконец-то совершенного трудного дела. Но осталось что-то неприятное, что-то точившую душу. "Я же планирую обман.
Пусть "ложь во спасение", но все равно. Господи, помилуй!"…
"Благослови, владыко", - раздался крепкий баритон дьякона. "Благословен Бог наш, всегда, ныне, присно и во веки веков", - ответил чуть надтреснутый голос батюшки. Татьяна перешла в облюбованный уголок храма и присоединилась к молитве.
Сообразила, что сейчас, в Великий пост, служится Литургия Преждеосвященных Даров - значит, служба будет дольше обычной. Но стояла легко, даже ни разу не захотелось присесть на скамейку. Бабушки метались на колени, она плавно кланялась. Хор пел слаженно, красиво и от души, лучше, чем в иных соборах.
Когда старушка из свечного прилавка обходила храм с подносом, Таня издали увидела: кладут металлические или замусоленные бумажные десятки, лишь с краю синел чей-то полтинник. Поругала себя за неготовность: не дать ничего было бы плохо, а кинуть сверху тысячу - еще хуже. К счастью, в кармане нашлась сотня, верно, от питерского приключения.
Причастилась. Отошла к своему месту, потом приблизилась для прощального благословения, Поняла, что не может выйти из храма, ничего не сделав с мучавшей ее лжинкой. Поэтому, когда батюшка протянул ей крест, тихо сказала:
- Пожалуйста, благословите меня помогать людям, спасать их.
Последние слова проговорила быстро, не желая, чтобы батюшка их расслышал. Но он расслышал и спросил:
- От чего спасать, дочь?
- От разных трудных проблем, - так же торопливо сказала Татьяна.
- Надеюсь, вы не целительница? - спросил батюшка, насупив брови. Выглядел не как сердитый священник, а как пожилой учитель, столкнувшийся с попыткой обмана.
- Что вы, батюшка? Я бы это исповедовала, - искренне сказала Татьяна. - Помогать людям, которые даже не могут выйти из своей квартиры.
Батюшка уточнять не стал и благословил.
* * *
Столбов приземлялся в Челябинске, когда ему сказали, что с ним хочет неотложно поговорить президент Соединенных Штатов. "Ему же скоро баиньки, - подумал Столбов. - Эк, потянуло поговорить. ЦРУ даром хлеб не ест, доложили быстро, оперативно и правильно".
- Господин Столбов, как вы считаете, такие события, как инцидент в горах Кушанстана, способствуют улучшению взаимоотношений между нашими государствами?
- Безусловно, способствуют, - ответил Столбов. - Стратегические партнеры должны знать, на что способен каждый из них. Такое понимание делает принятые решения более взвешенными и продуманными.
- Непосредственно сам инцидент стал возможным по вашей личной инициативе? - спросил американец.
Столбов даже обиделся. Постарался, чтобы собеседник уловил ответную обиду:
- В России серьезные политические решения принимают не генералы, а исключительно лидер страны. Мне бы хотелось верить, что и у вас центр принятия столь же серьезных решений расположен в Белом доме.
Собеседник не обиделся, а спросил:
- Зачем вы это сделали?
- В девяностые годы я не раз слышал, что Россия будет счастливой страной, если научится брать пример с Соединенных Штатов. Мы взяли с вас пример: сделали то, что считали нужным для блага и в интересах своей страны.
После короткого молчания американец продолжил:
- По вашим прогнозам, как произошедший инцидент повлияет на ваши отношения с Кушанстаном и другими странами региона?
- Улучшит взаимопонимание. Особенно в отношениях с Кушанстаном. По самым последним известиям, полученным мною, версия о том, что на один горный объект, а также окружающую инфраструктуру напали боевики-исламисты, окончательно стала официальной версией.
- Так вы уверены, что Кушанстан промолчит о случившемся, даже когда не будет сомневаться, что произошло на самом деле?
- Видите ли, господин президент, - Столбов говорил медленно, стараясь подобрать нужные слова, - у мальчишки, который тайно пробрался в сад соседки воровать яблоки, был пойман ею и выпорот, есть две причины сохранить в тайне этот неприятный инцидент.
- Вообще-то, в данном случае в чужой сад забрались вы, - уточнил американец.
- Меняем пример. Если соседка, по непонятной причине, похитила младшую сестренку мальчика, а он пробрался в дом, освободил сестренку и изнасиловал соседку, у нее есть еще больше причин сохранить в тайне инцидент. Хотя, формально, чужих границ она не нарушала.
Американец опять взял паузу. То ли думал, то ли давил смех.
- Мы не намерены официально касаться этого инцидента, пока одна из заинтересованных сторон не сообщит о нем официально, - наконец сказал он. - Но помнить о нем будем и непременно учитывать его в наших будущих отношениях.
- Принимая решение, я подразумевал и этот аспект, - ответил Столбов. - Мы долго наблюдали за тем, что можете вы. Теперь вы убедились, что мы тоже иногда кое-что умеем.
- И как это поможет в наших отношениях?