– У тебя левую стойку заело!
– Вижу. Попробую с пике…
"Як" заскользил вниз, а потом резко вверх – за счет инерции стойка могла выйти.
– Не вышла! Слушай, "ногу" тебе порвали – куски покрышки и камеры болтаются!
– Ладно, буду садиться на одну стойку.
– Может, лучше… того? С парашютом?
– В Испании я уже сажал "ишачка" на одно колесо. Опыт есть.
– Смотри-и…
Жилин усмехнулся. Да, опыт был. И не только у Рычагова. Он и сам как-то посадил свою "лавочку" на единственную стойку.
В 1944-м, кажется.
Риск тут в том, что приземлять самолет надо с большим креном в сторону выпущенной стойки шасси. При этом машину сразу начинает разворачивать в сторону опущенной плоскости, и на пробеге легко разбиться. Надо парировать этот разворот, посылая вперед нужную педаль. А когда машина коснется одним крылом земли, обе педали ставишь нейтрально.
Самолет сначала быстро покатится по полю, скорость погасится, машина накренится в сторону убранной стойки шасси, коснется крылом земли и, описав пируэт, остановится.
И готово дело.
– Иду на посадку, "Хмара"! Следи за небом.
– Чисто, "Москаль"!
Потуже затянув ремни, Жилин пошел на снижение.
Он подвел самолет к земле с креном в сторону выпущенной ноги, выключил двигатель, аккумулятор и перекрыл подачу топлива. "Як" коснулся земли голым барабаном колеса и покатился по траве.
Все бы хорошо, кабы не яма, попавшаяся на пути. Ее хоть и засыпали, но хреново утрамбовали.
Самолет сильно рвануло вправо, и он скапотировал. Жилин повис на ремнях вниз головой. Все, кто был на аэродроме, сбежались к истребителю.
– Живы?! – крикнул Николаев. – Товарищ генерал!
– Да живой, вроде… Руки оторвать тому, кто так воронки засыпает…
– Лично оторву! – пообещал комполка. – И куда надо, вставлю! Потерпите немного, вон, уже на автостартере народ подъезжает, сейчас мы мигом самолет поднимем!
– "Москаль"!
– Тут я…
– Живо-ой!
Подъехал автостартер. Техники, механики, мотористы прыгали прямо через борт.
– Вы встаньте слева, а вы справа. – Это инженер полка расставлял людей у хвостовой части и по бокам фюзеляжа. – Подготовиться! Внимание! Взяли!
Хвост "Яка" подняли примерно на метр. Этого хватило, чтобы добраться до кабины.
– Двум техникам слева и двум справа поддерживать летчика за плечи, чтобы он не ударился головой о землю. А вы, товарищ генерал, расстегивайте ремни.
Жилин расстегнул пряжки, и техники осторожно опустили его на землю. Он выполз из-под фюзеляжа и поднялся на ноги.
– Стоит! – обрадованно, и как будто бы даже гордясь, сказал Николаев.
– Да куда ж я денусь, – хмыкнул Иван. – Единственно – самолет жалко.
– Ничего! Мы вас на "МиГ" пересадим. Вон, как у летёхи!
Комполка показал на кружившегося в небе "мигаря".
– Согласен.
Жилин помахал Литвинову рукой, "МиГ" покачал крыльями.
Самый длинный день заканчивался.
Тут подбежал красноармеец и доложил, запыхавшись:
– Товарищ… полковник! Посты ВНОС… докладывают: "Юнкерсы" идут… три девятки!
"МиГ-3", на который пересадили Жилина, был совсем новый, ни разу не облетанный – приехали спецы с завода, собрали, а вы летайте. Вон, даже ящики еще не убраны, сложены в сторонке.
Поглядывая в сторону запада да на суетившихся техников с оружейниками, Иван провел ладонью по борту самолета. Однако…
Наверное, ему повезло – выпустили истребитель, как полагается, даже закрасили по всем правилам – руке скользко и гладко.
Порой на фронт и впрямь гробы шли – самолеты делали в спешке, давай-давай, и брака хватало. Бывало, что и отваливались от истребителя всякие части, а однажды – Жилин сам был свидетелем – крылья облезли. Летчик просто чудом посадил машину, летевшую на одних каркасах.
Пилоты злились на неведомых "коекакеров", но когда сами ездили на завод принимать технику, возвращались хмурые, пряча глаза.
Ведь кто собирал самолеты? Девчонки, женщины, пожилые мужики да сопливые пацаны. Старались, бедные, по две смены, бывало, вкалывали – и смотрели на летчиков голодными глазами.
Ну, нельзя было прокормиться на их тыловые пайки! И каково было пилотам, трескавшим котлеты да макароны по-флотски?
Да, конечно, они воевали, они находились на передовой, гибли или оставались калеками, безногими да слепыми. Все это так, но когда видишь худенькую, изможденную девчушку за станком, все слова о недоделках проглатываешь. Чувствуешь себя виноватым – уж больно долго ты воюешь, товарищ военлёт! Пора бы и разбить немчуру, чтобы эти дети, припаханные в холодном цеху, хоть малость отъелись…
– Готово, тащ генерал!
Жилин в два прыжка приблизился к "мигарю" и буквально взлетел в кабину.
"Ю-87" уже готовились к пикированию, когда "МиГ" поднялся в воздух и стал набирать высоту. Всего три "Мессера" сопровождали бомберы, по одному "худому" на девятку. Вон они, вьются…
"Ишачки" уже нападали на "лаптежников", те огрызались. Один "И-16" не сумел увернуться и попал под раздачу. "Мессершмитты" медлили, словно не решаясь вступить в бой, или же дожидались подкреплений.
Переговоров немцев Иван не слышал – рации на "мигаре" не стояло, но, судя по всему, подмоги немцам не обещали. Все трое, одной плотной группой, напали на "И-16".
"МиГ", поднявшись на четыре тысячи метров, свалился в пике, заскользил почти бесшумной тенью, набирая скорость.
Жилин немного досадовал на "облегченный" вариант вооружения истребителя – всего-то крупнокалиберный пулемет БС да еще два ШКАСа. А у того же "ишачка" вместо "Березина" – две пушки. Есть же разница?
Он открыл огонь за двести метров, хотя, чтобы влупить "лаптежнику" как следует, надо бы пустить очередь с полусотни, хотя бы с семидесяти, почти что в упор. Но не было времени – "Юнкерсы" уже опрокидывались в пике, и их сирены завывали, нагоняя жуть.
Ведущего Иван не смог достать – тот уже сбросил пару бомб и выходил из пике, зато ведомому попало. До самого последнего момента Жилин не был уверен, что атака удалась, но тут обстрелянный "лапоть" как пикировал, так и врезался в землю вместе со своими бомбами. Рвануло здорово – и на мелкие кусочки.
Вторую трассу Иван "проложил" в хвост "Юнкерсу", третьему в "очереди". При скольжении вниз пули крупного калибра оставили здоровые дыры в фюзеляже "лаптя", расколотили заднюю часть кабины вместе со стрелком, добрались до пилота и "убили" мотор.
Бомбовоз вспыхнул, как растопка для костра.
Сверху вниз воздух прошили трассеры, малиновые и зеленые. "МиГ" резко вышел из пике, забираясь на "горку" – перед глазами словно шторку задернули и отдернули, – потянул вверх.
Жилин плавно нагрузил мотор, не делая резких движений.
Высотный двигатель "МиГа" мог разогнать самолет быстрее всех "Мессеров" и "Аэрокобр", но только там, в небе, на семи-восьми тысячах метров. А на малых и средних высотах "мигарь" дубоват. По крайней мере, так считали немцы, прозвав "МиГ-3" на манер своих "Фридрихов" да "Эмилей" – "Иваном". Гитлеровцы одного не уловили: русский летчик смекалист и может выжать все из самолета, пусть даже и не доведенного до ума. Разогнаться, скажем, в пике и, набрав скорость, снова уходить в высоту. На таких качелях можно здорово надрать задницы всяким "мессам".
Острый нос "МиГа" словно указывал на недавнего обидчика – сверху круто планировал "худой", у кромок его крыльев подрагивали крестоцветные огни пулеметов. Жилин, "качая маятник", подобрался поближе и короткой очередью разнес "худому" мотор.
Отвернул на расходящихся курсах, выпустил порцию пуль по замешкавшемуся "лаптежнику" и потянул выше и выше.
Без высоты никак. Не разгонишься в пике – не наберешь скорость. А сбросишь лишние "км в час", можешь и самолет потерять, и самую жизнь.
С высоты Жилин рассмотрел "поле боя" – схватка сместилась к западу, и бомбежка почти не задела аэродром. Фугасы и сбитые самолеты падали в лес, валя деревья кругами.
Два "Мессершмитта" все еще бились с "ишаками" – четыре или пять "И-16" так и вились, связывая "худых". Немцы просто не могли вырваться из подвижной "облавы", крутились, отстреливались, но и русские не просто так пилотировали – пушечки раз за разом поражали немецкие истребители, словно злые лайки вырывали клочки шерсти у злого медведя.
А вот "лаптежники" и вовсе не стали проявлять массовый героизм – поспешно сбрасывая бомбы в лес и болото, они резво набирали скорость и уходили на запад. Драпали.
Едва "МиГ" вошел в пике, как один из "Мессеров" задымил. Из-под капота у него вырвался факел яркого пламени, и "худой", словно потеряв опору для крыльев, стал валиться вниз, нелепо переворачиваясь в воздухе.
Немецкий пилот истребителя, оставшегося в одиночестве, запаниковал – и рванул за "лаптями", с ходу расстреляв "ишака", подвернувшегося по курсу.
Жилин неласково усмехнулся, направляя самолет вдогон.
"МиГ-3" перешел в пологое пикирование.
Кто кого догонит – лыжник, пыхтящий по трассе, или тот, кто спускается с горки? Вот и "мигарь" постепенно укорачивал дистанцию, следуя за "Мессершмиттом" в пике.
За немецким самолетом потянулась серая полоса гари – "худой" включил форсаж, да только это не помогло – когда до противника оставалось метров сто, заработал БС. Разрывные пули практически отломили "Мессеру" киль, истребитель повело, разворачивая, и следующая очередь пришлась точнехонько в кабину.
– Гаме овер, сучонок!
Глава 6
Лида
Разумеется, немцы не оставили в покое непокорный аэродром – "Юнкерсы" нажаловались, и бомбардировщики снова пошли в налет. Вот только на "МиГе" уже не полетаешь: тыловые службы доставили сами ящики с бескрылыми истребителями – прямо с завода – и боеприпасов подкинули, а вот высокооктанового бензина – йок. И целенький, новенький "мигарь" встал колом.
Первыми налетели "Мессершмитты".
"Худые" сделали правый разворот с резким снижением, затем левый. И с пикирования открыли огонь по красноармейцам, которые падали как снопы.
Жилин бросился к заправленному "И-16", чтобы хоть на "ишачке" погонять "худых" тварей. Он бежал, втягивая голову в плечи, невольно следя за погромом, учиняемым немцами.
Эта картинка отпечаталась в его сознании – сильная пыль и смерть расстрелянных людей.
"Мессеры" перешли в горизонтальный полет на высоте сотни метров с курсом на стоянку. С первого захода СБ был прострочен так, что куски обшивки отваливались большими кусками. Рванул полупустой бензобак, и с "эсбушкой" было покончено.
Досталось и "ишачку" – 20-мм эрликоновские снаряды перебили лопасть винта и раскурочили сам мотор. Деревянный самолет сгорел дотла, оставляя на месте стоянки знак в виде буквы "Т".
Скелет дюралевого СБ пылал дольше. С минуту он еще держался над упавшими на землю обгоревшими моторами, но затем начал разваливаться.
Иван резко затормозил. "Все, отлетался", – мелькнуло у него.
"Мессеры" стали резко набирать высоту, и на северной окраине аэродрома были обстреляны зенитным огнем ОЗАД. "Худые" сразу же снизились, развернулись "кругом" и начали повторять свой первый заход, только уже не девяткой, а звеньями. Одно звено, отстрелявшись, набирало высоту и разворачивалось за ангарами, на стрельбу заходило второе, за ним третье.
Трое пилотов, пробегая мимо, крикнули Жилину:
– Бежим за ангар!
Иван кинулся за ними. Рядом не было щелей, и надо было искать спасения от плотного пулеметно-пушечного огня.
"Мессершмитты" разворачивались на малой высоте, боясь зенитного артобстрела. Во время разворота Жилину хорошо видны были рожи немецких пилотов.
Ангаров было два – один современный, с каменными стенами и стальными балками. За ними и укрылись.
Незнакомая троица, прижавшись спинами к стене, представилась:
– Старший лейтенант Челышев!
– Лейтенант Ткачук.
– Старшина Кибаль.
– С "эсбушки"?
– С "пешки"!
"Мессеры" разлетелись – подходил черед "Юнкерсов". Это были "лаптежники". Завывая "иерихонскими дудками", они стали валиться на аэродром, сбрасывали бомбы с подвесок и выходили из пике.
Грохотало так, что уши заложило. Земля тяжко вздрагивала, словно барабан, по которому лупили в две руки. Все заволокло пылью, комья грязи сыпались сверху, припорашивая волосы.
А потом досталось ангару.
Толчок в спину был настолько силен, что все попадали.
Взлетевшая в воздух двутавровая балка, искривленная взрывом, упала совсем рядом, жалобно зазвенев.
И все стихло. "Ю-87", отбомбившись, уходили.
Им вдогонку продолбила зенитка, но "Ме-109" не стали возвращаться, чтобы добить ПВО.
Жилин встал и отряхнулся, порадовавшись, что натянул на голову пилотку с голубым кантом.
Аэродрома более не существовало – сплошные дымящиеся воронки, среди которых были разбросаны обломки "пешки", "ишачков", "МиГа" и прочей матчасти.
А вот народ уцелел – красноармейцы с опаской покидали свои убежища и захоронки, сходясь к тому месту, где когда-то находился КП.
Николаев в изгвазданном кителе смущенно улыбнулся:
– Ничего не слышу – звенит… Что будем делать, товарищ генерал-лейтенант?
Иван осмотрелся.
– Уходить будем, что ж тут еще делать. Улететь уже не на чем, а уехать?
– Грузовики есть! – доложил инженер полка. – Мы их в лес отогнали. Автостартер есть, два наливняка и трехтонки… Сколько, Орляхин?
– Пять штук, товарищ майор.
– Уже что-то, – кивнул Жилин. – Грузимся тогда. За ночь доберемся до Лиды, а там уже будем думать…
– Стой, кто идет! – крикнул бдительный часовой.
– Свои! – ответил ему парень в летчицком комбезе. В руке он держал кожаный шлем с очками.
Иван вышел ему навстречу.
– Пилот? – спросил он.
– Так точно! – вытянулся его визави. – Старший лейтенант Ерохин! 430-й ШАП.
– Вольно. Присоединяйся, будем выбираться вместе…
Колонна шла всю ночь, с остановками.
Растрепанные части 3-й и 4-й армий отступали, и те грузовики с пехотой или с ранеными, что пробирались к своим поодиночке, присоединялись к "каравану" генерал-лейтенанта.
К аэродрому Лиды подъехало больше тридцати машин. Большая их часть, распрощавшись с летунами, двинулась дальше на восток, к Минску, а Жилин со своими задержался.
Их встретили Татанашвили и Воробьев. Ганичев, как оказалось, погиб – сбили над Гродно.
– Черлёну разбомбили и Городец, – бубнил Татанашвили, – и Каролин тоже, и Желудок вроде…
– Да и здесь, смотрю, фрицы тоже отметились.
– Кто? А, ну да…
Иван огляделся. От лидинского аэродрома осталась едва половина.
Здесь как раз строили бетонную полосу, завезли кучи камня и гравия, песка и щебня. Как раз у этих куч и лежали в рядок несколько десятков трупов. Поодаль валялись носилки, лопаты и прочий шанцевый инструмент.
– Зэки?
– Они, – кивнул Воробьев. – Из Средней Азии нагнали. Заключенные как раз укладывали камень, а тут налет.
– Понятно… Как с техникой?
– Должны перегнать десяток "И-16" и "МиГи", не знаем пока сколько. А у нас тут пять "ишачков", но все в ремонте. До обеда должны починить.
– Горючее?
– Цистерна подземная, тонны четыре бензина точно есть. Насос вот только… Тоже в починке – снарядом покорежило. Механики перебирают.
– Боеприпас?
– Склад взорван, но два грузовика мы укрыли в роще – патроны, снаряды… На эскадрилью хватит, вылета на три.
– И то хлеб…
Устроились летуны в подвале трехэтажной гостиницы – так спокойнее. Часика три покемарили, а потом вышли на свет божий, побрели в столовую – большой палатке, прикрытой маскировочной сетью. В меню был хлеб с маслом, картошка с мясом и какао со сгущенкой. Царский пир!
Взяв кружку в руку, Жилин вышел на свежий воздух. Сейчас он не думал о боях, о потерях, а просто жил – дышал, щурился на солнышке, прихлебывал "какаву".
Неожиданно послышался гул, Иван насторожился, готовясь проклинать немцев, портящих роскошное утро. Но нет, с юго-запада подлетали "ишачки" – десятка два, если не больше.
По очереди зайдя на посадку, истребители покатились к стоянке, где их уже поджидали техники.
Допив какао, Жилин направился встречать гостей и еще издали узнал Долгушина.
– Сергей! – крикнул он. – Здорово! Откуда?
– Здравия желаю! – заулыбался комзвена. – Да везде были и нигде сесть не смогли. Буквально на дорогу приземлились – бензин на исходе. А там немцы! Ремонтники, что ли. Пару своих танков волокут. Ну, мы их из пулеметиков… А у них кроме тягача еще и цистерна с бензином! В общем, заправились. Вона, ребят из 127-го прихватили – Комарова, Данилина, Трещева, Варакина… Кто там еще? Марков. Ерошин. Артемов с нами, который старший политрук. Два "Мессера" сбил и "Юнкерс". Да!
Летчики понемногу собирались вокруг.
– Настрой как?
– Боевой, – серьезно ответил Долгушин.
Иван кивнул.
– Я сейчас тоже на "ишака" пересяду. А вы самолеты замаскируйте как следует и отдыхайте. Часика два как минимум.
– Товарищ генерал-лейтенант…
– Это приказ.
– Есть…
Летчики поплелись в столовую, а Жилин пошагал к двухэтажному зданию штаба. Там же и медики обитали.
Дом почти не пострадал, только в окнах не было ни одного целого стекла, все повылетали.
– Товарищ генерал-лейтенант!
К Ивану торопливо подошли Ерохин и Челышев.
– Мы… это… – начал Егор. – Тоже хотим на "-И-16". Штурмовик-то я недавно совсем освоил, а начинал с "чато".
– "Испанец"? – улыбнулся Жилин.
– Немного, – смутился Михаил.
– Я тоже на "ишачке" учился, – вступил Челышев.
– Да я, что ли, против? – улыбнулся Иван. – Вперед, и с песней!
Вскоре "безлошадные" оседлали три "И-16" из "долгушинских", вернее, "артемовских" – старший политрук исполнял обязанности комэска. И неплохо так исполнял.
Пяти минут не прошло, как распаренные механики доложили: два "ишачка" готовы к полету – починены, заправлены и все такое прочее.
– Благодарю за службу!
И снова – парашют, планшет. Махом в кабину.
Скучать, дожидаясь возвращения звена "безлошадников", не пришлось – показались немцы.
На аэродром шли бомберы – девятка "Ю-88" и тройка "Хе-111".
Четыре "Мессера" сопровождали их.
Жилин оглянулся – с ним в паре вылетал комполка Николаев.
– Саша! Отгоняем гадов!
– Понял, тащ генерал! Передали только что: части 3-й армии отходят к Скиделю!
– Ага… На взлет!
Мотор взревел, винт слился в мерцающий круг, "И-16" покатился по гладкому бетону и взлетел.
Огромная, ревущая "звезда", бешено вращавшая лопасти, казалась Ивану круглым щитом, защищавшим его от вражеского огня. И впрямь, в атаке лобовой движок любой снаряд примет.
Заглохнет, знамо дело, зато летчика спасет.