- Говорю же, что одежда ещё не просохла. Да и папа не разрешает, боится, что ты сбежишь.
- Да что вы все заладили об одном и том же! Куда я сбегу, если я сам вас искал? Этот, с козлиной бородой, вообще меня предателем считает!
- Феликс Богданович? - засмеялась Даша. - Он всегда такой подозрительный. Он с детства мечтал чекистом стать. Когда вырос, так даже имя сменил, чтоб как у Дзержинского. Но в чекисты его не взяли. У него что-то с анкетой оказалось не в порядке. А потом по комсомольской путёвке его отправили на курсы метеорологов. Кстати, это ему ты обязан своим спасением. Они вместе с Буцефалом тебя нашли.
- Это ещё кто такой?
- Наш пёс! Мой папа его сюда ещё щенком привёз.
Решив, что она уже вполне выдержала дистанцию, приличествующую благовоспитанной барышне, Даша теперь не могла остановиться. Вдоволь намолчавшись, она, будто прорванная плотина, получив в своё распоряжение новые уши, хлынула на Максима мощным словесным потоком. Всплеснув руками, она восторженно затараторила:
- Буцефал добрый, но очень глупый! Его несколько раз чуть медведь не съел. Он ему покажется и убегает. А Буцефал думает, что он его испугался и бросается в погоню. А медведь хитрый, за сугроб забежит и там его поджидает. Для них собака всё равно, что для нас конфета. В последний раз папа с ружьём еле подоспел.
Даша на секунду смолкла, чтобы перехватить воздуха, и у Максима получилось вставить несколько слов:
- А со мной в тундре медвежонок шёл.
- Тоже мне, удивил! - небрежно махнула рукой Даша. Она и не думала отдавать инициативу, а потому прибавила громкости и затараторила ещё быстрей: - У нас когда-то тоже жил медвежонок. Я его с бутылки кормила. Он с Буцефалом вместе возле печки спал. А как подрос, так чуть его не загрыз. Пришлось его в тундру выпустить. С ними иначе нельзя. Они вырастают и всё забывают. Могут напасть. Их здесь много. Сейчас ещё светло, и они осторожничают, а вот наступит полярная ночь, тогда жуть! Они прямо к дому подходят. Выйдешь, а вокруг всё их следами затоптано, а на углах дома клочками их шерсть висит - это они бока чешут. Когда мы пустые банки из-под тушёнки выбрасываем, медведи на запах отовсюду сходятся. Из мусорного бака только их задние лапы да куцые хвосты торчат. Мы даже пробовали банки зарывать, они всё равно находят. Уже и керосин вокруг разливаем, да не слишком помогает. А ты чего не ешь? Ты ешь, а я тебе рассказывать буду. Я про Арктику всё знаю! Я с папой всюду с детства. Он знаешь, какой у меня знаменитый полярник! Его даже сам Папанин знает. Они вместе на льдине дрейфовали! У него и орден есть. Ты ешь, ешь. Ой, а что тут прошлой зимой было! У нас прямо за стеной медведь спал! Тогда аж под крышу замело, а между стеной и снегом карман образовался. Медведь туда и забрался. А Феликс на крыльцо с ружьём вышел. Хотел самодельный порох опробовать и в воздух бабахнул. А мишка с перепугу заметался и через окно внутрь дома сиганул. Что тут было! Я громче всех кричала! Да тут все кричали. Но я чуть разрыв сердца не получила. А больше всех, наверное, перепугался медведь! Он из спальни в радиорубку, затем в подсобку! А когда из кухни на улицу через окно выскочил, то на шее у него три оконных рамы висело. Вот так-то! А ты говоришь - медвежонок!
- Весело тут у вас, - попытался вставить Максим.
- Да уж, не скучаем. А ты чего такой мрачный? Ты погоди, я тебе ещё расскажу, как меня в комсомол принимали!
- Не надо.
- А почему?
- Паршиво мне, Даша. А от твоих рассказов ещё хуже.
- Это тебе так от тушёнки! Тебе много сразу нельзя.
- Да при чём здесь тушёнка! Мы вот с тобой болтаем, ты мне про медведей рассказываешь, про комсомол, а там мои друзья у немцев мучаются!
- Ты вместе с ними служил?
- Да.
- А где?
- На подводной лодке.
- Так ты подводник! - Даша восхищённо всплеснула руками. - Почему же ты сразу это моему отцу не сказал?
- Да что рассказывать? Вам не понять, что происходит.
- А я поняла! У тебя, наверное, секретная лодка?
- Что-то вроде того. Попробуй всё расскажи… Ваш Феликс и так меня то ли за предателя, то ли за идиота принимает.
- Вообще-то он хороший. А как начнёт про знаменитых чекистов рассказывать - заслушаешься! Но как война началась, он всё боится, что на нас немцы нападут. А как передали, что на острове Уединения всего неделю назад немецкая подводная лодка из пушки метеостанцию обстреляла, так он совсем покой потерял. Говорит, что не за себя переживает, а за меня. Он даже за мной ухаживать пробовал…
- Ну, а ты что?
- Да ты что?! Он же старый совсем! Ему уже за тридцать перевалило!
- Точно, старик. А тебе сколько лет?
- Восемнадцать, - кокетливо улыбнулась Даша.
Подыгрывая ей, Максим восхищённо зацокал языком и, заглянув вновь под одеяло, спросил:
- Даша, может, я всё-таки оденусь?
- Ну ладно. Пойду, посмотрю…
Через минуту она вернулась и положила сверху на тулуп его одежду.
- Я выйду, а ты одевайся.
Ещё через минуту она нетерпеливо постучала в дверь и спросила:
- Ты всё? Я тебе тут ещё хотела рассказать!
- Даша, у меня в брюках, в кармане, одна вещь была…
- Это ты про провода спрашиваешь? Их мой папа забрал.
Заглянув в щель, Даша увидела, что Максим, уже одетый, сидит на кровати и озадаченно шарит в карманах. Она вошла и вновь заняла табурет.
- А что это было? Они тебе нужны?
- Да понимаешь… Вспомнил я об этих проводах, и пришла мне в голову одна спасительная мысль. Почему я сразу об этом не подумал? Я ведь знаю, кто может спасти моих товарищей! У вас, я слышал, есть радиостанция?
- Ну ты спросил! Конечно, есть. У нас на ней все работать умеют! Даже я немного. Наш радист Миша всех обучил.
- Даша, позови, пожалуйста, своего отца.
- Папу? Максим, а расскажи сначала мне, что ты придумал?
- Это очень серьёзно, так что, будь добра, пригласи его сюда.
Даша обиженно поджала губы и, вскочив, уже из дверей бросила:
- Ну и ладно. Я всё равно рядом буду и всё услышу.
Тимофей Иванович появился так быстро, как будто только и ждал за дверью приглашения. А вместе с ним вошли ещё шестеро обитателей станции и, расположившись вдоль стены, с любопытством поглядывали на Максима.
- Ты что-то хотел сказать? - спросил Тимофей Иванович.
- Да. Есть разговор. Вам уже ответили с Большой земли?
- Экий ты прыткий. Мы только туда радиограмму отправили, а пока её там рассмотрят, да пока она попадёт к кому нужно… Да ещё всё проверить надо, так это, может, и не один день пройдёт. А ты чего хотел-то?
- Я так и думал! - Максим рухнул спиной на кровать, затем вскочил и сел напротив Тимофея Ивановича. - Поймите, я не могу долго ждать. Вы, может, когда-то мне и сможете помочь, но будет поздно. А для моих товарищей каждый час на счету! Да и для вас это небезопасно. Немцы о вас знают. Мой друг у них подслушал, где вы находитесь. Но я знаю, кто может всех нас спасти! В общем, так: мне нужна ваша радиостанция!
- Хе! - засмеялся Тимофей Иванович, а вместе с ним и остальные полярники. - Какой ты шустрый! Мы ещё толком не знаем, кто ты такой, а тебе радиостанцию подавай. Для чего тебе она?
- Это вопрос жизни для моих друзей. Я передам всего одну радиограмму, и нам помогут. Всего одну! Дам координаты вашего места и просто скажу, что это - я! Тяжело мне вам всё объяснить, но поверьте на слово.
- А тяжело, потому что врёшь или не договариваешь. Ты, парень, не темни, а говори всё, как на духу.
Максим грустно вздохнул и откинулся на подушку.
- Не могу я вам всю правду рассказать, а если расскажу, то ещё хуже будет.
- Папа, они на секретной подводной лодке служат, - важно блеснула своей осведомлённостью Даша.
- На лодке? - удивлённо вздёрнул брови Матвей Иванович. - На какой? Кто командир? К какой части приписана? Ты не думай, мы здесь тоже не лаптем щи хлебаем, кое-что о флоте знаем. А чего не знаем, так запрос дадим. Там быстро разберутся.
- Да поймите же, не в лодке дело. Вернее, как раз в ней и дело, но ситуация так запутана, что если я всё расскажу, вы не поверите, и тем более мне доверять перестанете.
- А ты попробуй.
- Попробовать? - Максим задумчивым взглядом обвёл окруживших его полярников. - Ну что ж, можно и попробовать. Раз уж сами захотели, тогда слушайте… Только для начала представьте, что сейчас не сорок второй год, а две тысячи десятый! Представили? - Тимофей Иванович удивлённо переглянулся с Феликсом. - А я предупреждал! А теперь представьте, что в море выходит подводная лодка. Не ровня вашим! Подводный крейсер! Красавец! Тяжело? Закипают мозги? Ну, так вы сами напросились!
И выдержав, собираясь с мыслями, огромную паузу, Максим начал рассказывать. Глядя, как постепенно вытягиваются лица его слушателей, он сам ловил себя на мысли, что его повествование напоминает скорее бред перебравшего пивных дрожжей Буцефала, чем хоть что-то отдалённо похожее на правду. Но стараясь не смущаться и не сбиваться, он продолжал рассказывать. Его прервали лишь дважды. Когда он дошёл до немецкой базы на Земле Александры, стоявший у двери старый полярник в валенках и тельняшке навыпуск не сдержался:
- Я про это что-то слышал! - но споткнувшись о возмущённые взгляды товарищей, оправдываясь, добавил: - Ребята рассказывали.
А когда Максим описывал в красках, как его на немецкой лодке бомбил английский эсминец, не сдержалась Даша:
- Бедненький, - она жалобно всхлипнула.
- Дашка, помолчи! - прикрикнул на неё Тимофей Иванович.
- Так жалко ведь! Сколько ему досталось.
- Это ещё не досталось! - театрально вздохнул Максим. - То, что можно назвать "досталось", ещё впереди.
Через час он закончил.
- Вот так я оказался у вас. Сейчас только бы отправить радиограмму на моего "Дмитрия" - и всё! Он где-то рядом, в Баренцевом море! Он меня услышит и поможет!
Воцарилось молчание. Максим заметил, как Феликс переглянулся с кем-то из присутствующих и спрятал улыбку в бороду. Остальные, не осмеливаясь поднять взгляд, усиленно рассматривали пол. Первым не выдержал Тимофей Иванович:
- Да… Чудная история.
- Так что? Дадите радиостанцию?
- То, что немцам о нас известно, мы и без тебя знали. Полгода назад возле Колгуева сбили немецкого разведчика, так у него на карте уже тогда наша станция обозначена была.
- Тимофей Иванович, где та приставка, что я спаял?
- Если я такое на Большую землю отправлю… - Тимофей Иванович хмыкнул и мотнул головой. - Невероятная история… Я тебе, Максим, так скажу: ты здесь не пленник. Кровать мы тебе уже выделили, располагайся. Обедать скоро будем, так ты со всеми за стол садись. От станции только далеко не отходи - опасно. А там, может, и помощь от тебя какая будет. А вот к радиостанции я тебя не подпущу! - Тимофей Иванович хлопнул себя по коленям и встал. - Давай дождёмся, что с Большой земли ответят, а там уже будем решать.
Он вышел, а за ним потянулись и остальные. Осталась лишь Даша. Максим чувствовал себя уничтоженным и совершенно раздавленным.
- Ты мне тоже не веришь? - он тяжело поднял голову и посмотрел ей в лицо.
- Почему? Когда ты про Мурманск рассказывал, я сразу то место узнала. Я была в Мурманске и почти весь его знаю.
- А то, что я из будущего?
- Максим… - Даша замялась и, пожав плечами, виновато улыбнулась: - Ну так же не бывает!
- Наверное, ты права. Иногда мне самому кажется, что я просто болен, - в его голосе прозвучала такая обречённость, что она вздрогнула. - Что-то происходит у меня с головой. Может, на самом деле я сейчас лежу в нашем госпитале, связанный по рукам и ногам в психиатрическом отделении, а мой больной мозг живёт собственной жизнью и придумывает для меня все эти страшные истории? Ладно, забудем…
- Максим, не расстраивайся ты так. Всё образуется.
- Теперь вы хотя бы не будете смотреть на меня как на провокатора, а всего лишь как на душевнобольного. А Толик и Артём пусть погибают. Они ведь только плод моего больного мозга.
Он встал и направился к двери.
- Я выйти хочу! На свежий воздух!
- Я с тобой!
- Сам выход найду.
- Нет, нет! Мне ещё чистый снег на воду нужно собрать, да и на солнце тоже хочется. Я тебе нашу станцию покажу! Максим! - Даша проскочила впереди него и услужливо распахнула дверь. - Ты не обижайся на моего папу! Он добрый! Но на нём, как на начальнике станции, ответственность огромная лежит. Нельзя ему ошибаться. Бери вёдра, поможешь!
Максим замер, схватившись за перила крыльца. Солнце ярко ударило в глаза, и он, покачнувшись, едва не упал. Он явно переоценил своё состояние, и слабость в теле тут же об этом напомнила. Распухшие пальцы уже пожелтели и держаться за перила было больно. Кожа местами потрескалась и превратилась в лохмотья. Максим, щурясь, оглянулся. Свисавшие сосульки нагрелись от чёрной крыши и по-весеннему капали на руки, сидевшая на дымовой трубе чайка, испугано сорвавшись вниз, метнулась в сторону берега, снег сверкал застывшим зеркалом, красный флаг висел над крыльцом не шелохнувшись, и было во всём этом такое умиротворение и тишина, что всё это и вправду казалось нереальным и сказочным. Ни дать, ни взять - фантазии больного мозга!
"Может, я и вправду сумасшедший?" - угрюмо подумал Максим.
Даша всячески пыталась его отвлечь от мрачных мыслей и всё время говорила, показывая то налево, то направо небольшой совковой лопатой.
- Вот в той избе у нас метеорологическое оборудование! А вон там у нас ледник. Мы у ненцев туши оленей на керосин сменяли, теперь всю зиму с мясом будем. Пойдем туда, там наветренная сторона - снег почище. Нужно к ужину воду готовить. Я буду тебе в ведро набирать, а ты на кухню в бочку носи. Максим, ну не хмурься так, а то у меня кошки от одного твоего вида на душе скребут. Всё будет хорошо. Смотри, а вот та тропинка называется "аллея Буцефала"!
- Почему? - Максим взглянул, куда указывала Даша. Вся тропа, будто шкура леопарда, была в жёлтых пятнах, и он не удержался от улыбки. - Понятно.
Он обернулся к избе, откуда они только что вышли, и увидел, что все обитатели станции высыпали на крыльцо и наблюдают за ними. Неожиданно от толпы отделились Тимофей Иванович и Феликс и пошли к нему.
- Подожди! - остановил он Дашу. - Кажется, мне что-то хотят сказать. Может, что-то насчёт меня с Большой земли прислали?
Максим ждал приближающегося начальника станции. Внезапно ему в голову пришла неожиданная, но такая лежащая на поверхности мысль, что он не сдержался и меланхолично заметил:
- А что насчет меня могут прислать? Скажут, что я сбежавший Горбун, и как вердикт прикажут вам меня расстрелять. А значит, Даша, ненадёжный из меня помощник, даже снега не успею наносить.
Тимофей Иванович подошёл и, хитро улыбнувшись, произнёс:
- Решил, значит, помочь? Дашка любит побольше народа в помощники на кухню привлечь, чтобы самой ничего не делать. Я вот тут на тебя, Максим, глядел, и пришла мне в голову одна забавная мысль. Смутил ты, конечно, всех нас своим рассказом. Всякие мысли в голову лезут. И вот я подумал - а вдруг?! Чего только в жизни не бывает? И как следствие, возник у меня один вопрос. Если на миг представить, что всё, что ты рассказал - правда, то ты должен знать на него ответ. Ещё перед войной нашли мы с Иваном Дмитриевичем Папаниным в Арктике очень важные для страны месторождения. Но оказалось, что на их разработку нужны огромные средства, и в правительстве решили отложить их добычу до окончания войны. Знает об этом очень ограниченный круг людей. Но это сейчас! А в будущем, я не верю, чтобы о нашем открытии не знал каждый школьник. Это несметные богатства, и, наверняка, их будут разрабатывать не одно десятилетие. Так, может, скажешь - что мы нашли?
Максим усмехнулся. Конечно, он знал ответ на этот вопрос. Ни секунды не раздумывая, он уверенно ответил:
- Нефть!
- Нефть? - переспросил удивлённо Тимофей Иванович. - Почему нефть?
- Да потому что из-за арктической нефти все будто с ума сойдут. С Арктикой произойдёт то, что как обычно у нас бывает: то никому не нужна была, то сразу всем! А всему причиной - нефть. Норвежское, Баренцево, Карское моря сплошь будут утыканы буровыми вышками. На эту нефть будут претендовать Америка, Канада, Дания, Норвегия. Да мало ли ещё кто! Финляндия и вовсе заявит, что богатства российского сектора Арктики являются "достоянием мирового сообщества"! Я хорошо об этом знаю, потому что не раз принимал участие в походах на обеспечение охраны наших боевых кораблей, выходивших для демонстрации силы и российского флага в так называемой "серой" зоне.
- Ишь ты! - Тимофей Иванович озадаченно оглянулся на Феликса. - А почему в "серой"-то?
- Да потому что с границами полная путаница. Мы считаем ту, которую определили ещё в двадцать шестом году, а норвежцы требуют рассмотрения границ по морскому праву, то есть по принципу средней линии от Новой Земли, Земли Франца-Иосифа и архипелага Шпицберген. Так и получилась "серая" зона. И мы, и они считаем её своей. А там - у кого бицепсы покрепче будут!
- Интересно… Ну и у кого крепче?
- У нас, конечно! Хотя до войны дело ещё не доходило. Но если что, то уж будьте уверены!
- Да… чудеса.
Тимофей Иванович запустил пальцы в бороду и наморщил лоб в глубоком раздумье, затем обернулся к стоявшим на крыльце полярникам и крикнул:
- Миша! Молчит Большая земля?
- Молчит, Тимофей Иванович!
- Миша! Ты включи на прогрев передатчик, а мы с Максимом сейчас подойдём!
- Правда?! - на радостях Максим отбросил ведро и, бросившись к дому, уже на бегу выкрикнул: - Спасибо, Тимофей Иванович! Я знал, что вы мне поверите!
Феликс задумчиво посмотрел ему вслед и сказал:
- Иваныч, а я никогда не слышал, что ты нефть нашёл!
- С Папаниным мы, Феликс, на юге Новой Земли нашли огромные залежи меди. Но ты же видишь, что он не врёт. Так врать человек не может. Здесь что-то не так. Да и бес с ней, с этой медью! А вдруг из-за нас и вправду хорошие люди погибнут?
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ЗАКАТ WUNDERLAND
Егор Сорокин отирался возле командира в центральном посту. Расположившись на диванчике, он листал судовой журнал. Удивительно было наблюдать за хронологией событий по скупым и отрывочным данным, датированным различными годами. Вначале твёрдой рукой Долгова значились числа, представленные маем две тысячи одиннадцатого. Далее, в период неразберихи и сомнений, даты вообще отсутствовали. А через пару листов, сначала несмело, ограничиваясь только числом и месяцем, события наконец обрели и год. Цифры "Одна тысяча девятьсот сорок два", - старпом коверкал до неузнаваемости, будто рука у него дрожала от несуразности этого факта и пыталась вывести совсем другую, правильную дату. Оставшись за старпома, Егор цифру "сорок два" писал чётко и всегда её вдавливал шариком ручки. Он смирился с такой постановкой вопроса и уверенно вывел: 13 сентября, затем подумал и скривился. - Брр! Ещё и пятница! Ладно. "Время 15.45, боевая готовность - два, подняты радиоантенны, ожидаем сообщения от Долгова".