Здесь на прогулку выбралось намного меньше пассажиров; с севера не было зеленого поля, подходившего под смешанный лес, как на южной стороне; почти сразу же за насыпью начиналась обнаженная порода, с запада нарушаемая ступенчатыми террасами и разрезанная глубоким потоком скальных обломков, а с востока тянущаяся чуть ли не до самой вершины, нависшей над перевалом и долиной, будто сторожевая башня. Я-оно вскарабкалось вверх на пару десятков метров и присело на нагретом солнцем песчанике. Экспресс остановился перед самым поворотом, за которым рельсы по дуге, длиной в множество миль вели в долину. Пассажиры разбрелись по округе; отсюда можно было видеть весь луг за поездом, склоны противоположных гор, удивительным образом сплющенных и закругленных; еще - укрытое вечерними тенями ущелье, из которого появлялись рельсы. Даже в своих прогулках и выборе мест, где раскладывали на траве одеяла и импровизировали небольшие пикники, пассажиры инстинктивно сохраняли деление на первый и второй классы: никто из путешествующих в классе люкс не отправился в западную сторону, за линию вагона-ресторана; точно так же, мало кто из едущих в купейных вагонах пересекал эту воображаемую линию. Я-оно видело шляпы и котелки мужчин и белые зонтики женщин на фоне темной зелени; группки прогуливающихся добирались до зарослей. Здесь же были и дети - они гонялись друг за другом между вагонами экспресса; дети, хотя их было меньше всего, создавали больше всего шума. Зато Уральские горы стояли тихие, спокойные - картина сонной и дикой природы до того, как сюда прибыл человек. Низкое Солнце длинными мазками лучей накладывало на эту картину кармин, сепию и желтый крон. Цвета были теплые, хотя ветер дул холодный - я-оно застегнуло пиджак, подтянуло колени под подбородок. Никто не смотрел. Князь со своей свитой остался с другой стороны, за локомотивом. Стальное чудище не подавало признаков жизни, из трубы не поднимался дым, в окошках машинного отделения никто не двигался.
Я-оно вынуло портсигар и зажигалку. Обдумаем все на спокойную голову. Затянулось дымом. Действительно ли они могут взорвать весь Экспресс по причине Николы Теслы? И действительно ли я-оно привлекло их внимание на сеансе княгини Блуцкой? У Теслы явно имеется склонность к театральным жестам и мегаломании, он мог все бессознательно преувеличить. Действительно ли он в опасности? Уже ранее кто-то проник в купе, обыскал багаж. Князь Блуцкий-Осей, княгиня, панна Мукляновичувна, все их мелкие игры - на самом деле, все это значения не имеет. Грозит ли опасность мне?
Правда, если бы Тесле каким-то чудом удалось выпалить весь Лёд в России, тем самым он бы ликвидировал всю зимназовую промышленность. В нормальной стране подобное решение было бы результатом подсчета прибылей и убытков, баланса политических и экономических сил. Но вот в Российской Империи - капитан Привеженский говорил верно - наверняка перевесил сон Императора или священное видение Распутина. Самурайский меч! И вот Николай схватил перо и заказал у серба, носящего то же самое, что и он сам имя, освященный огонь на лютов. Тогда, что оставалось людям Сибирхожето и их сторонникам, раз никакие рациональные аргументы не имеют никакого влияния на процесс принятия решений?
Необходимо любыми средствами помешать Тесле исполнить царский заказ.
В каком же это вагоне содержатся его драгоценные изобретения? Я-оно поглядело в направлении конца состава. За вторым классом (третий класс и самые дешевые вагоны идут по Транссибу по другому расписанию) находилось несколько товарных вагонов, все были наглухо закрыты. Возле них никого не было. Я-оно прищурило глаза, глядя под заходящее Солнце. Именно с той стороны, с запада, на морену поднималась - светлый отблеск над головой, темная юбка - госпожа Кристина, так, это она.
Я-оно поднялось, подало ей руку.
- Merci. - Девушка слегка запыхалась. - Я хотела побеседовать с вами без Николы… - Я-оно расстелило на камне платок, Кристина уселась. - Он рассказывал, что вы спасли ему жизнь, может, вас послушает, должен послушать. - На ее немецком бременем лежал английский язык, некоторые слова требовали минутного раздумья, тогда она морщила лобик и надувала губы. - Вы же видели, что он с собой творит.
Я-оно выбросило окурок.
- Бенедикт Герославский.
- Ах. Я… прошу прощения. Кристина Филипов.
- Очень приятно.
- Вы уж извините, что я так… Но я подумала, что другой оказии может и не представиться. Могли бы вы… Никола редко позволяет отвлечь себя от работы, он не уделяет достаточного внимания людям. Ведь он говорил с вами, правда?
- Вы имеете в виду эту его тунгетитовую динамо-машину?
- Он подключается к ней каждый день. Не могу смотреть. Простите, но ему ведь уже шестьдесят восемь лет! Иногда это продолжается четверть часа и дольше, и он не может оторваться. А потом он разговаривает сам с собой, описывает какие-то фантастические города; после того он требует, чтобы его водили за руку, потому что сам уже не способен отличить воображаемого от реальности, теряется в этих своих представлениях, словно в тумане. Он даже хотел, чтобы я для него крутила динамку. В Праге у него электротунгетитовые генераторы, он использует местную электростанцию. Мне казалось, что теперь, когда мы выехали… Не могли бы вы поговорить с ним серьезно?
И кто она, собственно говоря, для Теслы? Действительно ли, скандально молодая paramour, как хотелось бы сплетникам из Экспресса? Ведь прямо ее об этом не спросишь. Косвенные вопросы - "Как они похожи! Может дочка? Внучка?" - были бы не менее оскорбительными, девушка сразу же поняла бы намерения.
Подобия ни на копейку.
- Вы ставите меня в неудобное положение…
- Вы спасли ему жизнь!
- Но какие бы аргументы против мог бы я выдвинуть? Кто еще лучше него разбирается во всем этом его теслектричестве?
- Ох, он вечно считает, будто бы во всем разбирается лучше всех! - Девушка задрожала на прохладном ветру, несмотря на застегнутый жакет. Я-оно сбросило пиджак. Кристин завернулась в него, скрестив руки на груди. - Its so frustrating, I cannot bear the sight, he’s really the sweetest man on the Earth but… - Она шмыгнула носиком. - Вы знаете, ведь он делает это уже много лет, десятки лет. Перед этим он подключался к электрическому току. Это просто какая-то страсть! Рассказывают, что в молодости он посмотрел в микроскоп, увидел бацилл, какие они отвратительные при увеличении, мне он тоже хотел показать; а поскольку мы вдыхаем, пьем эту гадость, все время сталкиваемся с ними - Никола пытается защититься от них всеми возможными способами. Понимаете, электрический ток он считает бактерицидным средством. Но уже с тех пор, как у него сгорела лаборатория на Южной Пятой Авеню - мне мать рассказывала - он начал питаться электричеством; иногда он вообще не ел нормальной пищи, только с самого утра подключался к аппаратуре. Он говорит, что только это поддерживает его здоровье. Может быть… Но сейчас - ведь это уже даже не электричество. Я опасаюсь за него.
- Не знаю, что он вам сказал о цели данной поездки, - снизило голос я-оно. Кристин поглядела вопросительно. - Вы беспокоитесь за его здоровье; скорее уже, вам следует побеспокоиться за его и свою жизнь. Как это случилось, что он вообще взял вас с собой в столь опасное путешествие? С самого начала он знал, что ему угрожает.
- Если бы Никола считал себя смертным человеком… - фыркнула девушка. - Это я заставила, чтобы он купил билет на фальшивое имя. Я выбрала тот же поезд, которым едет Беломышов. Я писала в Личную Его Величества канцелярию, названивала в Министерство Внутренних Дел.
- Ага. Ангел Хранитель.
Кристин наморщила брови.
- Pardonnez-moi. - Я-оно попыталось взять ее за руку, но девушка спрятала ладонь под пиджак. - Mademoiselle Кристин, я чувствую себя польщенным, что вы дарите меня таким доверием.
- Ладно, насмехайтесь надо мной, пожалуйста, мне ведь известна ваша репутация. Возможно, Никола относительно вас и вправду ошибается…
- Моя репутация?!..
- Салонный шут.
- Ах!
Тут до Кристин дошло, что она сказала, и она стиснула приоткрытые было для следующего обвинения губы. Теперь она сама была оскорблена.
- Ну почему вы заставляете оскорблять вас. Вам что, это доставляет удовольствие?
Я-оно оперлось на угловатое ложе нагретого камня, подняло лицо к бледным созвездиям.
- И правда, уже взошли звезды. Небо очистилось, здесь дуют быстрые ветра. Еще несколько часов тому назад, в нескольких сотнях километрах к западу - от горизонта до горизонта висела одна, ленивая буря. Я проснулся ночью - мы проезжали по мосту через Каму, шел дождь, под нами проплывали какие-то барки, сплавляли лес, река кипела, наверное, разлилась, на берегах горели огни, костры, лампы, как будто бы они подавали друг другу знаки, сквозь дождь, в темноте ночи, и им ответили огни на реке; неба не было видно, мокрый мрак, только те мерцающие звезды на земле и на воде. Мы ехали? Плыли? Летели? Потом мне казалось, что все это лишь приснилось. Мы подавали один другому знаки.
- Кто вы, собственно, такой, мистер Ерошаски?
- Ну, репутация у меня уже имеется, или нет? - Я-оно повернуло голову влево, вправо, снова влево. - Вот поглядите за ту долину, между теми горами. Там уже лежит Азия. Говорят, что над Страной Лютов светят другие звезды. Там редко бывает чистое небо, Зима ужасно испортила погоду. Вот поглядите. Разве там небо не подвешено ниже? Кривизна заметна. - Я-оно очертило рукой дугу. - Небо напирает на землю, давит, душит. Небо Европы сбегает от земли, они взаимно отталкиваются. А вон там, здесь, в Азии - regarded - полюса меняются - земля с небом притягивают друг друга. У нас замечательные места, центральная ложа в театре континентов, все видно как на ладони. Под небом Европы можно стоять выпрямившись, глубоко вздохнуть, подпрыгнуть без страха, строить вверх, глядеть вверх. Небо Азии даже отсюда выглядит давящим; необходимо сгорбиться, опустить глаза, прижаться к земле, передвигаться короткими, осторожненькими шагами, строить только вширь и вниз. Вы же сами замечаете, как немного там места между тайгой и звездами.
- Может все потому, что там возвышенности?
- Может.
Девушка изобразила неуверенную улыбку. И улыбка ее была прелестной - щечки округлялись, заполнились - два теплых яблочка; эту улыбку она вынесла еще с колыбели.
- Вы просто поэт, мистер Ерошаски.
- Аи contraire, mademoiselle, аи contraire.
Кристин в отчаянии искала причину, чтобы изменить тему беседы. Она была слишком молодой, на год или два меньше моего возраста - но, все равно, слишком молодой.
- Нас зовут! - обрадовалась девушка.
- Ммм?
- Видимо, все уже исправили, мы едем дальше.
Я-оно спустилось к рельсам, помогая девушке на предательском склоне. Проводники бегали, пересчитывая пассажиров; родители звали детей; локомотив тихо посапывал. Мадемуазель Кристин вернула пиджак. - Я знаю, вам это кажется детским… - Она опустила взгляд. Я-оно ударило себя в грудь: - Я поговорю с доктором Теслой, обещаю. - На это она поблагодарила кивком и скрылась в вагоне. Здесь очень легко обещать женщинам различные вещи. Гораздо хуже потом эти обещания выполняются. Возможно, она и вправду Ангел-хранитель Теслы, убирающий у него из под ног бревна, которых сам доктор не замечает - но, возможно, только играет в ангела-хранителя, а Тесла подчиняется ее капризам, у стариков всегда имеется слабость к наивным…
Небритый подросток перепрыгнул межвагонное соединение, зацепившись ногой за свисавшую цепь; та громко зазвенела, словно корабельный колокол. Парень остановился возле поставленной у входа в вагон класса люкс лестницы.
Проводник издалека безошибочно узнал в нем пассажира низшего класса и решительно направился в его сторону, но парень не обратил на него никакого внимания.
- Гаспадин Герославский?
Я-оно застегнуло последнюю пуговицу пиджака.
- Чего хотите? - рявкнуло резко, инстинктивно маскируя неожиданный страх.
- Не выходите в Екатеринбурге!
- Я и так еду дальше. А какое вам дело, где…
- Не выходите из поезда! Сговорились на вас!
- Что? Кто?
- Будто бы вы оттепельникам продались, такая у них уверенность.
Мальчишка подскочил еще ближе, вылупился на меня; что-то там в левом глазу засветилось и запульсировало - черная жилка в черном зрачке; пацан был испуган, и сам пугал собственным страхом. Хотелось его отпихнуть - тот схватился за запястье. Пальцы у него были ледяные, прикосновение чуть ли не обжигало.
- Не можем мы стеречь вашего благородия, времени не было, не убедил я их, не выходите из поезда.
Он размашисто перекрестился правой рукой, инстинктивно прижал к губам зимназовый медальончик.
- Спаси и сохрани нас, в твои руки предаемся, спаси и сохрани нас.
Проводник схватил паренька за воротник, но тот вывернулся и отбежал, сразу же свернув за вагон. Правадник грозил ему кулаком вслед.
- Тьфу, зараза, и лезет же с лапами к лучшим, чем сам, людям, только стыда не оберешься - ну и молодежь пошла, уважения ни на копейку…
- Послушайте-ка, милейший, - я-оно сунуло ему банкноту в карман мундира, - поговорите с обслугой из купейных и узнайте, кто он такой.
- Да я его…
- Только тихонечко, милейший, тихо, на цыпочках, чтобы птичку не спугнуть. - Я-оно поднялось по ступенькам. - Насколько мы опаздываем?
- Часа три, три с четвертью, Ваше Высокоблагородие, но в Екатеринбурге будем стоять еще дольше - паровоз нужно сменить и оси проверить.
- Еще дольше… И сколько же?
- Сколько потребуется. Ваше Благородие в город желает выйти? Там наверняка зима держится… В прошлый раз морозник проклятый в самом центре города засел. Проходите, проходите! Отходим!
О морозе в Екатеринбурге
Снежные хлопья, серебристые иголочки, сахарные кристаллики сыпались с неба, кокетливо мерцая в ореолах газовых ламп. Вокзальные часы показывали два часа ночи - вообще-то в Екатеринбурге было уже четыре ночи, но все железные дороги Империи функционировали по времени Санкт-Петербурга и Москвы. Вскоре над заснеженным городом взойдет летнее Солнце - зато ночь безраздельно принадлежит Зиме. Несмотря на это, на единственном высоком перроне пассажирской станции царила толкучка, с высыпающими из вагонов пассажирами смешивались туземцы: бригадиры носильщиков и возчиков, продавцы мехов, продавцы амулетов против Лютов и тунгетитовых самородков, которые тут назывались чернородками (наверняка фальшивых); бабули, в согласном запеве предлагающие пирожки с капустой или чебуреки с мясом; больше же всего вносили сумятицы оборотистые мальчишки, отмеряющие стаканами арешки - очень дешевые и очень вкусные. Проводники не вкладывали ни слишком много души, ни усилий в то, чтобы хоть как-то справиться с этим хаосом - подобные сцены повторялись практически на всех станциях, где останавливался Транссибирский Экспресс. Зато поздняя пора ограничила энергию пассажиров; большинство из тех, кто путешествовал в Люксе, Екатеринбург решило проспать. Вышел monsieur Верусс, очень серьезно относящийся к обязанностям репортера; вышел пожилой господин с искусственным глазом и транжирящие наследство братья; одно французское семейство с детьми из первого вагона сразу же решило проехать по городу. Стоянка предполагалась не менее двух часов. Часть пассажиров к тому же планировала попасть в екатеринбургскую церковь на позднюю воскресную службу; возможно, не все отказались от этого намерения, несмотря на опоздание. Снег, ни густой, ни тяжелый, весело плясал в желтых огнях, деликатно ложась на досках перрона, на недавно возведенное из уральского мрамора здание вокзала, на шапки, шубы и пальто людей, на теплый кожух паровоза, который только что замолк и удерживал свое машинное дыхание.
Застегнув теплое пальто с собольим воротником и натянув перчатки, я-оно сошло на перрон. Тут же подскочил бригадир. Его отправило нетерпеливым жестом.
- Размяться?
Я-оно обернулось. Юнал Тайиб Фессар.
- Хотите поглядеть на Екатеринбург? Ничего интересного, еще один примышленный городишко над рекой; сейчас по причине Транссиба и Холодного Николаевска вообще катится к упадку. - Взяв трость под мышку, он сунул руку за пазуху и добыл из футляра пару сигар. - Угоститесь, господин Бенедикт? "Партагас", прямо из Мексики.
- А, благодарствую, благодарствую.
Тот вынул перочинный ножичек, обрезал туго свернутые табачные листы.
- Прошу прощения, что спрошу - вы для меня совершенно не похожи на охотника за придаными, ип tricheur, в такую историю никак не поверю. У меня племянник, не намного моложе… Или это была шутка? Может, пари? А дайте я угадаю: несчастная влюбленность в даму из высшего света.
Я-оно, не говоря ни слова, скривилось.
- Что? - Увлеченный игрой, купец поднял брови. - Кавалер не верит в любовь?
- Это не соответствует другим моим вредным привычкам.
Фессар рассмеялся.
- Хорошо! Запомню. А серьезно?
- Это было серьезно.
Турок быстро глянул, уже без улыбки.
- Афоризмы не годятся для того, чтобы в соответствии с ними жить; они, скорее, служат тому, чтобы забавлять компанию за столом.
Я-оно слегка поклонилось.
- Тоже хорошо.
Разочарованно вздохнув, он отвел взгляд и указал тростью на юг, за пределы станции.
- Тогда вы, наверняка, хотели увидеть своими тазами люта.
- Я из Варшавы.
- Ах, да. - Турок погладил гладкий свод черепа, принявшего опенок красного дерева. - Они, видно, уже и в Одессе.
Я-оно неспешным шагом направилось от вокзала, к бледным и неясным огням города. Ничего не сказав, Фессар составил компанию. Подкатилась бабулька с широкой корзинкой, накрытой белой тряпкой; Юнал Тайиб купил булку с начинкой, завернул ее в платок и спрятал в карман обширной шубы.
Развернувшись на месте, какое-то время он шел спиной вперед, приглядываясь к оставляемым в неглубоком снегу следам; когда доски и мощеная мостовая сменились замороженной глиной, он несколько раз вонзил в нее каблук казацкого сапога, поправил массивной тростью.
- Хмм, хмм. - Он выпустил дым по выдвинутому на нижнюю губу языку, успев при этом сладострастно слизнуть пару снежинок. - Вот интересно, проводил ли тут кто-нибудь в последнее время бурение. А как у вас? В Варшаве?
- Не понял?