Если бы так вела себя Сельма, это, возможно, вызвало если б и не шок, то легкое недоумение. Не должна была вести себя так честная девушка, не должна - и все тут, позор на весь ее род и на род того, кто рискнул с ней связаться. Это относилось ко всем свободнорожденным девушкам… но Магн… Это было ее! Вот это вот неистовство, это бесстыдство, эта страсть, это вечное желание блуда, написанное в темно-синих зовущих глазах. Словно без этого Магн была бы не Магн.
И снова, когда расслабленный ярл откинулся на спину, устремив взгляд в высокое, быстро темнеющее небо, она заглянула в его глаза… Жуткий был взгляд, холодный, мертвый. Словно бы это глядела бездна. Хельги знал, чувствовал, ощущал, что ни одна мысль его, ни одно сокровенное желание, ни одна самая страшная тайна не были секретом для Магн. И знал также, что Магн видит там кое-что еще… Что-то такое, чему пока не было объяснения, как не было объяснения ни внезапно врывающимся в голову барабанам, ни острому, по-взрослому всепроникающему уму, ни циничному пренебрежению чтимыми обычаями и нравами. Хельги подозревал, что это мог бы, пожалуй, объяснить его учитель, кузнец и колдун Велунд, но он остался дома, в далеком теперь Бильрест-фьорде, где отражается в глубоких водах залива глубокая синева неба, кричат чайки, а над водопадом встает в тучах сияющих брызг дивная разноцветная радуга. Магн же увертывалась от любых объяснений, несмотря на все просьбы. Щелкала по носу, словно Хельги был совсем уже мелким несмышленышем. Ничего, может, и ей когда что-нибудь понадобится… Вот тогда посмотрим.
А ведь понадобилось, Хельги как в воду глядел!
- Мы должны добраться до Тары, - посмотрев ярлу в глаза, тихо произнесла Магн. - Он тоже идет туда. Уже идет. Я чувствую.
- Кто он? В какую Тару? - Хельги приподнялся на локте.
- Черный друид, - скорбно поджав губы, ответила Магн. - Ты видел много зла в своей жизни? - неожиданно спросила она.
Хельги задумался.
- А пожалуй, не очень, - честно признался он. - Везло, наверное. Хотя это смотря что считать злом.
Магн серьезно посмотрела на него:
- Убийство людей - это зло?
- Смотря каких. Бывает, что и добро.
- Хорошо. Убийство беззащитных детей и женщин, надругательство, боль и пытки…
- Да, это зло.
- Когда брат убивает брата, сын идет на отца, а воины вырывают из чрева матерей еще не родившихся детей?
- Такое зло бывает. Но не так часто.
- А когда это не будет считаться злом, а лишь доблестью? Когда все люди начнут истреблять друг друга? Когда черное колдовство будет править миром и чужие уродливые боги примутся собирать свою кровавую жертву? И никто… слышишь, никто не сможет противостоять им, даже самые смелые воины. Даже не так - самые смелые воины как раз и будут служить Злу, и все люди станут как зомби…
- Как кто?
- Ты понимаешь, о чем я.
Хельги обхватил ладонями готовую разорваться голову.
- Думай, ярл, - тихо промолвила Магн. - Если ты не поможешь нам - ты поможешь восторжествовать злу, и реки крови зальют землю. Поверь мне, я не преувеличиваю.
- Я помогу, - прошептал ярл. - Только… ты сказала - нам.
- Всем тем, кто ненавидит зло, - быстро ответила Магн, но он понял - вот тут она лжет. Был кто-то еще. Что ж, может быть, вскорости будет разгадана и эта загадка.
- Что я должен сделать?
- Сначала - добраться до Тары, священного центра Ирландии - древней земли иров. Там уже будет он, Черный друид Форгайл - с виду человек, а по сути - чудовище с сердцем волка.
- Значит, его нужно будет поймать, а потом убить?
- Нет… Его не нужно ловить, он придет сам. Ведь ты… ты тоже нужен ему, маленький Хельги ярл. И… и я даже не знаю… А ну посмотри мне в глаза!
Девушка обхватила голову ярла руками:
- Что ты чувствуешь?
- Холод, - честно отвечал Хельги. - Холод и мрак… И словно в самом мозгу колдуны-финны колотят в свои бубны. Все сильнее, все громче… громче… громче… Громче!!!
Вдруг выгнувшись дугой, юноша потерял сознание.
А в далекой северной стране, в белой больничной палате открыл глаза пациент, давно лежащий в коме. Он не видел ни потолка, ни работающей аппаратуры, привычно зеленеющей экранами, ни внезапно распахнувшейся двери. Он видел лишь синие глаза Магн. Ощущал ее горячую кожу. И чувствовал вкус ее губ…
Когда Хельги очнулся, он лежал на Магн сверху, и та улыбалась, а по лицу ее, чуть скуластому, но очень красивому, по шее, по животу и груди стекали крупные капли пота.
- Да… - отбросив улыбку, серьезно произнесла Магн. - Ты действительно тот, кто может остановить его.
Он проводил девушку почти до самого монастыря, что находился за рощей, чуть к югу.
- Я жду твоего знака, мой яр, - прощаясь, улыбнулась она, и Хельги кивнул, вскакивая в седло. В принципе, он и сам давно хотел изменить свою нынешнюю жизнь. Что ж, Ирландия так Ирландия. Ха, тем более полезным в пути будет Ирландец. Ярл, правда, не сказал Магн, что, кроме верного дружка Снорри, собирается взять с собой еще и пройдоху Конхобара, знал - не очень-то та любит Ирландца, судя по всему, они были знакомы давно и это знакомство вряд ли можно было назвать удачным.
- Это оборотень. Нет, он определенно оборотень, клянусь посохом святого Гилберта. - Настоятель монастыря отец Этельред вытер жирные губы рукавом сутаны и потянулся худощавой, словно бы птичьей, рукой к остаткам упитанного рябчика, запеченного с шафраном и листьями мяты.
- Кто оборотень? - не понял похожий на колобок отец келарь, собеседник и сотрапезник аббата. Они сидели вдвоем в просторной, забранной гобеленами, келье.
- Этот мальчишка, ярл. - Аббат скривил губы. - Он слишком умен - слишком для обычного норманнского вождя и уж куда как слишком для своего возраста. Он всегда действует наилучшим образом, как поступил бы я сам, даже тогда, когда эти действия совсем не свойственны обычному норманну или дану. Как он расправился с вожаком разбойников, а? А тот-то, дурак, надеялся, что ярл будет с ним честно сражаться… Нет, определенно, молодец! - Отец Этельред рассмеялся. - Но очень опасный молодец, очень. Я когда-то знавал подобных людей, да и ты, думаю, тоже, брат келарь. Помнишь старую Энгельгарту?
- Эту ведьму?! - Келарь, вздрогнув, пролил вино на стол. - В своей деревне она извела всех красивых женщин, ворожила, летала по воздуху, а однажды даже наколдовала бурю и…
- А кроме того, рассказывала истории на трех языках, - перебил настоятель. - Один из которых латынь, а второй греческий, третьего я не знаю - но и она не знала ни одного, хоть говорила… иногда… я сам слышал в подвале…
- Хорошо хоть Господь сподобил управиться с нею. - Отец келарь посмотрел на висевшее в углу распятие и размашисто перекрестился. - Не упомню только, что с ней сделали, - кажется, сожгли на костре.
- Нет, - покачал головой аббат. - Сожгли другую. Эту - утопили.
- Вот и молодому змеенышу туда же дорога, - поддакнул отец келарь.
- Пожалуй, ты прав, брат. - Отец Этельред помассировал руки - тонкие, ухоженные, с пальцами, щедро унизанными золотыми перстнями, что не совсем соответствовало духу монашества, хоть монастырский устав бенедиктинцев, к которым относилась обитель, в принципе, отличался известным либерализмом. - Ярл ведь больше не нужен мне, - продолжал он, откинувшись на высокую спинку изящного резного кресла. - Вернее, не так нужен, как в первые дни, - чуть запнувшись, поправился он. - Эх, если б этот парень не был таким пугающе умным… - Аббат замолчал, в задумчивости глядя куда-то мимо собеседника.
- Вот именно - пугающим, - осмелившись, поддакнул келарь. - Тем более наши воины уже научились управлять кораблями и вполне могут справиться сами, поскольку…
- Да, но так можно было всегда все свалить на язычника. Воспылал любовью к Господу норманнский ярл Хельги, приняли его в обители с почетом и надеждой, а он, собрав тайно шайку из разных бродяг да отщепенцев, начал вдруг разбоями баловаться! Опозорил братию, известное дело - язычник. А сейчас что?
- Что? - тупо переспросил отец келарь.
- А сейчас не на кого валить будет, кроме как на обычных разбойников. Ну, да ладно, Господь милостив. - Аббат перекрестился. - Перебьемся как-нибудь и без ярла. Удавим волчонка, пока он первым не показал зубы. Кстати, его мелкого дружка, естественно, тоже надо убрать.
- Удавим?
- Это я фигурально выражаясь, - пояснил настоятель. - Как мы с ним поступим - не очень важно. Можно утопить, можно сжечь, а можно… ха-ха, бросить в яму со змеями, как поступил с Рагнаром Мохнатые Штаны король Нортумбрии Элла.
- Если он и правда оборотень, так лучше б отрубить ему голову, а сердце проткнуть осиновым колом, - вполне резонно возразил отец келарь, и аббат с ним вполне согласился. С делом решили не тянуть.
Такие вот тучи сгущались над головой молодого ярла.
А он, молодой и счастливый, возвращаясь с дальнего луга, вовсю гнал коня к обители, стараясь поспеть до дождя.
Они взяли их ночью. Бесшумно, подсыпав в вино сон-травы. Пришли, связали обоих - да утащили в узилище. Снорри - в монастырский подвал, а Хельги ярла - в дальнюю башню. Были насчет него у отца настоятеля и еще кое-какие планы.
Глава 8
ВРЕМЯ МУЖИЦКИХ КОРОЛЕЙ
Август 856 г. Мерсия. Монастырь св. Бенедикта
Музыка достанется простонародью,
Геройство пребудет в кельях монахов,
Обернется мудрость неправым судом…
Гордость и своеволие
Обуяют сыновей крестьян и рабов.Предания и мифы средневековой Ирландии. "Разговор двух мудрецов"
Ночь выдалась темной. Не сверкали звезды, и луна пряталась за плотными черными облаками, словно обиженная на любовника дама, скрывающая лицо под вуалью. Лес - темный и мокрый от то идущего, то затихавшего ненадолго дождя - тянулся почти до холма, где, довольно далеко от монастыря, высилась башня, выстроенная лет двести назад по приказу короля Мерсии для защиты от набегов нортумбрийцев. Теперь вроде бы замирились, да и вроде как бы было одно королевство - Англия. Так и башня стала не нужна, разве что только от данов - но те редко нападали с суши. Местные крестьяне давно растащили бы ее по камешку на разные нужды, если б не суеверный страх. Башня считалось проклятой - говорили, что в ней жил когда-то сумасшедший монах, по ночам превращающийся в медведя, нападавшего на ближайшие деревни. Днем же любой неосторожно приблизившийся к башне и посмотревший в глаза монаху немедленно превращался в столб. Столбы эти - увесистые каменные глыбы - во множестве торчали вблизи башни, от луга до леса. Да, вряд ли кто из местных крестьян осмелился бы посетить это проклятое место, тем более сейчас, ночью. Однако же… Однако же нет! Чья-то темная ловкая тень, выскользнув из леса, быстро пробежала по лугу, прячась за стоящими глыбами. Прятаться, впрочем, было не особо-то нужно - тьма. Тем не менее осторожно пробирающийся к проклятой башне человек соблюдал похвальную осторожность. Часто останавливался, оглядываясь вокруг, некоторое время прислушивался, а затем продолжал свой путь дальше. Целью его, несомненно, была башня. Высокая, сложенная из плоских серых камней, скрепленных надежным раствором, башня принадлежала бенедиктинскому монастырю и так и называлась - Дальняя. Раньше это сооружение было не особенно-то и нужно обители, но вот лет с десяток назад новый аббат, отец Этельред, приспособил ее для содержания особо важных пленников - разбойников, а большей частью должников-недоимщиков из числа местных крестьян. Башня, особенно учитывая ее дурную славу, действовала на них весьма угнетающе. Для пущего пригляду за узниками, да и так, на всякий случай, мало ли - ха-ха! - местные полезут, держал настоятель по мере надобности караул из самых отпетых мерзавцев - обычные-то стражники сюда не годились - уж больно сильно боялись. Караульщики - пять-шесть человек - располагались в основании башни, а узники находились выше. Попав в такой караул, мерзавцы, почувствовав ослабление монастырского пригляда, тут же начинали неумеренно пьянствовать, обменивая у местных крестьян брагу и медовуху на подстреленную в лесу дичь и продукты для узников. За несение службы эти ребята не опасались ничуть - выбраться из башни можно было только имея крылья, а поскольку у несчастных узников таковых не было, то куда они денутся?
Вот и этой ночкой стража не спала. Сидели, скопившись у очага, угрюмились да лениво метали кости. Сквозь неприкрытую дверь ветер заносил снаружи сырость и дождь, впрочем, это, похоже, ничуть не трогало стражников, наоборот, каждый из них нет-нет да и поглядывал в ночь. Словно бы ждали кого-то.
- Эй, Ульва! Ты точно договорился с ней? - в очередной раз метнув кости, осведомился огромный медведеподобный стражник, до самых глаз заросший буйной клочковатою бородищей.
Сидевший напротив него Ульва - молодой светло-русый парень с хитрющим каким-то лисьим лицом и маленькими бегающими глазами - в ответ лишь небрежно кивнул, не отрывая от костяшек жадного взгляда.
- Ага! Выиграл! - дождавшись, когда упадут кости, азартно выкрикнул он. - Давай сюда твою шапку, Вильфред!
Вильфред - тот самый косматый бородач - недобро прищурился.
- А не тебя ль, Ульва, приговорили к четвертованию в Честере за нечистую игру? - с угрозой в голове осведомился он.
Остальные трое - такие же косматые, жадные, нечесаные - с нескрываемым интересом прислушивались к начинавшемуся недоброму разговору. Вильфреду Медведю сегодня явно не везло - продул уже и башмаки, и крашенный корой дуба почти новый шерстяной плащ, всего-то с двумя дырками, и вот шапку.
- Не знаю, про кого ты там говоришь, Медведь, - нехорошо улыбаясь, тихо произнес Ульва. - А только шапку я у тебя выиграл честно! Так подай ее сюда.
- Честно? - брызнул слюной Медведь. - Ну, значит, только шапку и честно. А остальное? - Проявив неожиданную для его комплекции прыть, разобиженный до глубины души Вильфред зверем метнулся к Ульве, вытянув вперед корявые руки. - Удушу гада! - вепрем заревел он.
И удушил бы, если б один из космачей не подставил ему подножку.
- Уймись, брат Вильфред, - беспрекословным тоном произнес он. - А ты, Ульва, отдай ему башмаки и плащ, шапку можешь оставить себе. Что вылупился? Отдай, сказано, или…
- Ла-адно. - Ульва неохотно бросил вещи растянувшемуся на земляном полу Медведю. - Попадись ты мне в честерской корчме "Лодочник"… Ла-адно…
- Вот, так-то лучше будет, - удовлетворенно кивнул космач, видно, он и был здесь за старшего. Лет сорока, а может, и чуть побольше, по внешнему виду он ничем не отличался от сотоварищей, выдавали лишь глаза - зоркие, цепкие, умные, - глаза прирожденного лидера.
- Где ж твоя брага, папаша Гриффит? - выглянув в дверь, зыркнул глазами Ульва.
- Не время еще, - спокойно сказал космач. - Сказала, принесет, значит - принесет. Если, правда, матушка-настоятельница не помешает.
- А правда говорят, что твоя знакомая - ведьма? - не унимался Ульва, вконец разозленный результатом игры. - Болтали тут про нее всякое.
- Может, и ведьма, - усмехнулся Гриффит. - Твое какое дело, хмырь безрадостный? - Резко повысив голос к концу фразы, Гриффит ловко выхватил из ножен меч, и, не успел Ульва опомниться, как злая сталь клинка задрожала у его шеи. Вильфред Медведь злорадно осклабился:
- Так его, дядюшка Гриф!
- Что, уж и пошутить нельзя? - обиженно заканючил побледневший Ульва. - Уфф! - Гриффит убрал меч, и он шумно перевел дух. - О! Кажется, вот и она.
Все прислушались: и в самом деле, на улице, рядом с дверью, слышались чьи-то шаги.
- Слава святой Агате, - тихим, но достаточным для того, чтобы услышали все, голосом произнесли за дверью.
- И святой Женевьеве слава, - тут же отозвался косматый Гриффит, и в каморку вошла женщина в темном балахоне послушницы. В руках она держала увесистую, плетенную из лыка корзину.
- Ну, здравствуй, дядюшка Гриф! - Не снимая капюшона, вошедшая поставила корзину на грубо сколоченный стол. - И вам всем здоровья, братцы. - Она поклонилась остальным.
Стражники - больше похожие на разбойников с большой дороги, иные бы ни за что не согласились дежурить в проклятой башне - выжидательно уставились на старшего, кое-кто из них уже радостно потирал руки. Гриффит окинул всех довольным, торжествующим взглядом и быстрым движением руки вытащил из корзины высокий оловянный кувшин с узким высоким горлом, плотно заткнутым не особо-то чистой скрученной тряпкой.
- Медовица! - Вытащив тряпку, он шумно понюхал горлышко и блаженно улыбнулся. - Ну, сестра, не ожидал. Вот спасибо тебе!
- Все за труды ваши, - потупилась та. - Не только от меня, от всех послушниц вам благодарность. Не вы бы, так по сю пору возились бы мы с тем забором.
- Всегда рады услужить, - галантно склонился Ульва. - Выпьешь с нами, сестрица?
- Что ты, что ты, братец, - в притворном ужасе закрестилась "сестрица". - Пить не буду, а вот за компанию с вами посижу - все одно раньше утра мне в обители не появиться.
- Вот и правильно! - одобрительно кивнул Гриффит. - Эй, Ульва, чего расселся? А ну, тащи кружки.
- Уже! - С шиком ухнув кружки на стол, Ульва подсел ближе к "сестрице" и попытался было игриво ущипнуть ее за бок, да тут же получил по шее. - Ох, и тяжелая у тебя рука, матушка, - притворно завопил он. - Ну, так выпьем же, други!
"Други" молча опрокинули кружки. Вслед за первой не заставила себя ждать и вторая, а за ней и третья, и… нет, до четвертой дело не дошло. Подсыпанная в медовуху сон-трава подействовала уже на третьей кружке. Первым уснул Ульва, склонившись на мягкое плечо послушницы, тут же сломались и косматый Гриффит, и другие. Дольше всех сопротивлялся неожиданно навалившемуся сну Вильфред Медведь, но и он наконец захрапел, свалив голову на руки.
- Ну вот, - удовлетворенно кивнула послушница. - Так-то…
Осторожно обойдя спящих в самых живописных позах стражников, она, посмотрев на отверстие в потолке, некоторое время шарила глазами по стенам каморки. Заглянула под стол, под лавки… Недоуменно пожав плечами, задумалась… и быстро выбежала наружу, столь же быстро вернувшись с небольшой деревянной лестницей, ловко воспользовавшись которой оказалась на втором этаже башни. Сверху там тоже был люк, на этот раз запертый на большой висячий замок. Досадливо сплюнув, послушница спустилась обратно и, пошарив на поясе у Гриффита, обнаружила целую связку ключей, прихватив которые снова вознеслась наверх, утащив за собой и лестницу. Лязгнув, открылся замок… Третий этаж - и снова пусто. И снова нет лестницы. Тьфу ты… Пришлось тащить. Между тем с каждым последующим этажом вокруг делалось все темнее, единственные источники света - ярко пылавший очаг и небольшой факел - остались далеко внизу. Девушка остановилась, прижимаясь к стене и тяжело дыша. По чистому лбу ее ручьем стекал пот, мокрые темно-русые волосы смешно торчали в разные стороны.
- Ху-у-у…