И тут многие начинали просить. Нет, не все бросались в ноги и мазали кавалерийские сапоги слезами и соплями. Разговаривали достойно, иной раз и с вызовом. Но - просили. Что интересно - не всегда за себя. И называли имена.
Баглир терпел, утешал. А человечек за дверью записывал. И на бумаге чудесным образом не оказывалось ни наглой бесшабашности, ни низкой подлости, ни тающей надежды. А были улики и имена. И когда улики вели к именам - отделение, а то и плутонг апшеронцев срывались с места, хватали и волокли в совсем другое место.
При процедуре присутствовали трое офицеров-артиллеристов. Боевых офицеров. Час спустя Баглир предложил им попробовать поговорить самим. И ни один не ломался. Это ведь не в пыточной кнутобойствовать. Просто вежливый опрос пленных, без всякого бесчестья. И стопка за страдания. Получилось немногим хуже, чем у самого князя Тембенчинского!
Оставив их на посту, Баглир отправился в то самое место. Тем более что жесткий стул ему наскучил. А там его ждало мягкое кресло в стиле наисвежайшего Луи. Потому как это место - то самое, откуда катили бочки с вином, - было дворцом графов Строгановых. И там его ждала куда более изощренная беседа.
На улице смеркалось. Медное солнце неторопливо опускалось к пыльным крышам, угрожая их поджечь. Виа в его свете казалась какой-то огневушкой - длинные алые перья, раскаленное добела лицо, расплавленные капли золотого шитья на пепельном платье. Выглядывала она из большой черной кареты.
- Ты устал и не ел чертову низку дел! - сказала по-русски.
Понял ее только Баглир. Несмотря на полный двор подчиненных.
Вселенная лаинцев похожа на рыбачью сеть. Понятия непрерывно текущего времени у них нет. Вместо него водится понятие события. Любой процесс для них состоял из начала и конца. То, что между, представлялось им неизменным состоянием.
Баглир, изучая их книги, почему-то представлял таких людей исполненными неги сибаритами. И даже воспитал в себе этакую эстетскую неторопливость, которую изредка выпускал на волю. А лаинцы оказались поскакунчиками.
Теперь он понимал - именно способность к регулярной, рутинной работе дала его народу решающее преимущество. Но как лаинцы сражались! Оно и немудрено - тимматцы притирались к выверенным по секундам графикам, а лаинцы - друг к другу. Армия отца была механизмом. Армия Лаина - живым существом. А живое - совершеннее. И - "мир сочувствует живому". Лаинцы в это верят.
- Поедим во дворце, - сказал он устало. - Графы Строгановы с голоду не пухли… Что-нибудь съедобное непременно обнаружим.
- И реквизируем! - согласилась Виа. - Я согласна - тут мы ничего хорошего не найдем. Лучше чуточку продлить низку!
То есть потерпеть немного…
Ожидавший их на верхней ступеньке парадной лестницы солдат звонко щелкнул красными сапогами - выданными полку в знак отличия за Кунерсдорфские высоты. На Шпицберге они стояли в крови по колено. Щелкнул лихо и самую чуточку небрежно. Мол, мы не вахтпарадный полк, а боевой.
- Все готово, ваше вскобродие. Пожалуйте за мной…
Вскобродие - высокоблагородие. Потому как гвардейский ротмистр - это армейский подполковник. Тоже невелика птица, если вдуматься. Даже если он туземный князь. Тем приятнее допрашивать великих мира сего.
Заходя во дворец, Баглир на всякий случай попробовал когтем колонну. Мрамор! Это не уфимское губернское присутствие…
Стол был накрыт в малой столовой. Нежная обивка, роспись легкомысленными загогулинами, лепная лепота на потолке. Романтические блики угасающего дня, сквозящие через окна. И в таком помещении надо работать?
А перекусить и найти кабинет - должна же быть в доме хозяина половины Урала комната для занятия делом - это долго. Ночь первого дня оккупации - самое лучшее время для подозрительных элементов, чтобы попытаться бежать из города. Слишком много дел у победителей, патрули еще не приноровились к территории… Если не сейчас - надо долго отлеживаться в тайных норах… а у кого здесь могут быть тайные норы?
Впрочем, у графа Сен-Жермена могло быть что угодно.
Почему-то Баглир был абсолютно уверен, что загадочный датский главнокомандующий исчезнет совершенно бесследно. Как в омут канет. Но потом непременно подвсплывет, осторожно пошарит перископом и только в совершенно безопасном месте подставит отсыревшие во мраке и тумане бока солнышку.
А потому велел возглавлявшему гарнизон здания подпоручику вводить задержанных по одному, а сам начал торопливо жевать.
- С кого начинать, господин ротмистр?
- С хозяина, пожалуй. Иначе невежливо получается. Не желаете копченую рыбочку?
- Я бы лучше стопочку.
- Ну коли уж до сих пор не приняли… В таких-то погребах. Придется наградить вас чаркой. Дальнейшее же - как пропустим через свои языки всех наших гостей.
Подпоручик - и как его звать - то ли не представился, то ли Баглир запамятовал - ловко опрокинул, занюхал огурчиком, подцепил грибочков. На столе-то стояли все больше разносолы и копчения. Увы, графские повара разбежались при первых звуках канонады, а полковые кашевары оказались заняты в других местах.
Впрочем, Баглира после полетов интересовали почти исключительно рыба и мясо. Причем в количествах, сопоставимых с выставленным на столе. А нагородили-то от души.
Цельнокопченый или соленый - черт разберет - осетр, окорок свиной, окорок говяжий, колбасы копченые, крупяные, кровяные - по паре колец, сало с изумительными розовыми прослойками, с тающим внутри чесноком - и тут же продукты графской оранжереи, от репы до ананаса.
Стулья с гнутыми спинками стояли неправильно. Друг против друга. Мелочь, но сразу ставит людей в противопозицию. Мы на вас, вы на нас. А уж если вас, то есть преподавателей, следователей и тому подобных неприятных собеседников, много - человек чувствует численное превосходство противника и сразу уходит в глухую оборону.
Баглир это учел. И небольшой овальный столик использовал рационально. В противопозицию посадил офицера-апшеронца. Виа усадил сбоку. Сам устроился с другого фланга, причем довернул стул так, чтобы опрашиваемый смотрел почти в одну с ним сторону. Такое взаимное расположение провоцирует людей на содействие.
В получившейся диспозиции настоящий профессионал нашел бы немало несоответствий. Например, Баглир никак не учел освещение. Но профессионалом-то он и не был. Готовили его не в допросчики, в бойцы. А его "метода допроса" была основана на студенческих приемах при сдаче экзаменов. Да, несмотря на непрекращающиеся войны, в Тиммате еще были студенты!
- А, вот и вы, Александр Сергеевич, - приветствовал Баглир Строганова, торопливо сглотнув. - Присаживайтесь. Сюда, за стол. Не желаете клюквы?
- Мне и так кисло, - буркнул граф.
- А кто в этом виноват? - развел руками Баглир, забрасывая в зубастую пасть по ягодке. Зубы при этом были видны во всей красе. Граф только и смотрел, что на эти длинные, тонкие зубы. - Ну ведь не я же! Черт ли вас дернул гвардию поить… Две недели! Не разорились?
- Да у меня залежалое было… Думал: власть поменялась, надо ловить случай.
- А вы и вином поторговываете? Не упомню. И как, с вашего позволения, может залежаться бочковое вино? Оно не залеживается, оно выдерживается.
- Выдерживается - в постоянной температуре, строгих условиях. Я такие условия обеспечить не мог.
- Как это не мог! У вашего дома замечательные подвалы. Сыро, прохладно. И глухо. Ежели кого пытать да расстреливать тайком - лучшее место в столице! Дело, впрочем, не в этом. А в том, граф, что победа Екатерины вам была выгодна. Всем известно: основной доход вашего семейства проистекает от металлургических заводов. Не вино - сталь и чугун. Медь и олово. Ну и готовые изделия - пушки, там, сковороды, ночные горшки… А добывают, плавят и куют - тысячи рабов. Указ же об освобождении сих несчастных уже лежал на столе государя. Ваше благополучие оказалось на волоске! А вы, Александр Сергеевич, человек молодой, деятельный. И тридцати нет - самый возраст для толкового авантюриста. Кровь еще горячая, да и мозги уже есть. И тут переворот. Ищи, кому выгодно, - так советовали еще древние. Поэтому я принужден полагать, что вы изначально участвовали в заговоре. Входили в руководство…
Граф спал с лица. То, что на лице осталось, было бледным и возмущенным.
- Ваши измышления чудовищны, Тембенчинский.
- Какие там измышления! Тривиальный логический анализ. И не стройте мне рожи, - заявил Баглир, которому вдруг надоело быть вежливым и выспренним. - Я понимаю только логику и выгоду. И не вздумайте меня подкупать - столько, сколько я взял бы, еще не начеканено. К тому же мне нравится ваш домишко, а император обещал подарить мне любой, отнятый у мятежников.
- Зачем тогда вам со мной говорить? Тяните на дыбу.
- А дыбу отменили. Могу предложить сразу плаху. Миних остановится на чем-то на таком. Можете надеяться на милость государя Петра, он у нас добрый. Но от конфискации имущества, Александр Сергеевич, царева милость вас не спасет. Сами видите - с этим освобождением крестьян мы в нынешнем году шиш обкусанный соберем вместо налогов. А надо вести войну… В этом году Петр принужден быть добрым, но жадным. И не шипите на меня! Я, кстати, верю не жестокой логике, а вам. Потому что участие в заговоре мне почему-то кажется несовместным с вашим характером. Но вы попробуйте это Миниху доказать! Его характеры, чувства и тому подобная дребедень ничуть не волнуют. Он инженер, мыслит интегралами и дифференциалами. Порывы душ человеческих ему недоступны. И тут я ничем вам помочь не могу.
Говоря так, Баглир то воздевал руки, то качал головой. Для пояснения эмоций. Читать чувства по его перистому лицу люди пока не умели. Наконец сделал паузу.
Граф Александр Сергеевич был не дурак. Игру понимал - но что ему оставалось?
- А кто может?
- Вы сами. А больше никто. Вам надо убедить фельдмаршала и государя в своей невиновности. И только! А невиновность доказать просто. Надо написать все, что с вами происходило в эти две недели. По минутам. Где были. С кем встречались. О чем говорили. Какими словами. Правду. Только правду. Всю правду. Этого вполне хватит, - Баглир увидел неожиданный эффект своих речений. - Отчего вы улыбаетесь?
- Английские судьи обычно так приводят к присяге свидетелей. Почти такими же словами. "Обязуюсь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды".
- Это искаженная формулировка из Юстинианова кодекса, - заметил Баглир, - вместо третьего пункта лишний раз повторен второй. Видимо, для красивой трехчленности. Она позволяет умолчать. А я не позволяю. И требую - именем государя - не просто правду. И не только правду, безо лжи. А ВСЮ ПРАВДУ! Здесь - не Англия. Это, в том числе и для вас, не хорошо и не плохо. Это просто факт. От вас я тоже желаю - фактов. И знайте, подобный отчет писать будете не вы один. Вас отведут в какое-нибудь помещение. Комнат тут много. Времени вам до утра. Ступайте.
Вдохновение во взгляде Баглира угасло. Он перевел взгляд на стол. Там были рыбьи костяки, белые кости от окороков, косточки фруктов и огрызки овощей. И облокотившаяся на него скучающая Виа.
- А ты не лопнешь, бесценная моя? И вообще я толстух не люблю.
- Меня же сорок низок голодом морили! Мне еще отъедаться и отъедаться.
- Методу разговора уловила?
- Угу. Два следователя. Ты - хороший и близко. Миних - плохой и далеко. А в конце - домашнее задание.
- Ну и замечательно. Поручик, продолжайте, вызывайте следующих. Виа их обработает. А я пойду туда, откуда принесли всю съеденную моей невестой снедь.
- А я буду за тебя работать?
- Точно. Привыкай. В России жена, выполняющая должностные обязанности мужа, - нормальное явление. Так что осваивайся, а я пошел.
В наземной ипостаси Баглир - как и все его сородичи, - питался, словно птичка. Хищная птичка. Добрый кусок мяса, отменно прожаренный, до хруста, безо всякой английской сукровицы, его обычно вполне устраивал. Благосклонно он принимал и некоторые виды гарнира, по преимуществу корнеплоды. Свекла, морковь, репа и еще несвычная русскому желудку картошка находили благодарный прием в его утробе. Хлеб - терпел. Грибы - обожал. А потому даже пытался соблюдать пасхальный пост. Выдержал аж три дня! А потом сдался. Решив, что если Всевышний сотворил куньих хищниками, да и ближайшим из родственников Баглира среди этих благородных существ отнюдь не был всеядный барсук, то не стоит соблюдать слишком уж строго правила, предписанные приматам. Впрочем, что постного, что скоромного в нелетные дни он ел совсем немного.
Зато после перелета, даже и небольшого, в Баглире просыпался истинный проглот. Которому требовалось сожрать никак не меньше собственного веса. Маршрут же Ревель - Петербург и все подлеты давешней сумасшедшей ночи настоятельно требовали большего.
Поэтому после его визита строгановские погреба всего через полчаса стали выглядеть так, будто там хорошо, душевно посидели Фафнир, Змей Горыныч и Лернейская гидра. Разве что потолки не подкоптились.
Наверх пришел довольным, сонным, как сытый удав, и заметно увеличившимся в объеме. Подпоручик только глазами хлопал: начальник ушел скелетно худым, а вернулся шарообразно толстым. Как только одежка сходилась!
Баглир шлепнулся на обиженно застонавший стул и велел его не беспокоить. Мол, спать будет вполуха и, как только что интересное - вмешается. Ведь, похоже, Виа вполне освоилась.
А Виа освоилась. И, по мнению Баглира, чрезмерно. Первым ее русским словом было: "Реквизировать". Сто первым - "Введите". Разговор пока вела не столь изящно, как ее жених, зато приводила собеседников в некоторую растерянность.
Вот Баглир, даже с отставленным в сторону крылом в окровавленной повязке, особенного впечатления на привыкших к нему за полгода людей не производил. Мало ли, что в перьях. А вот женщина-следователь была внове. Всерьез ее не воспринимали. Многие пытались заговорить с апшеронским подпоручиком - но тот демонстративно молчал. Приходилось общаться с Виа. Начиналось все с легкого разговора, напоминающего салонные упражнения в словесности, - а завершалось дрожащими коленями и готовностью на все. Тоненький голосок, которым Виа пользовалась куда более виртуозно, чем пока чужим для нее русским языком, то легонько ворковал, то угрожающе рокотал, то срывался в яростный крик.
Баглир усидеть без дела не смог. Потому дал еще несколько полезных советов и велел вызывать задержанных по двое. Пришлось ему отсесть из-за стола. А там и вовсе выйти в смежную комнату. Невелика потеря - хотя роскошество и возобновили. Благодаря произведенной вылазке Баглир был сыт до отвращения.
И вот…
- Еще двоих, ребята!
В комнату вошел, растерянно озираясь, подпоручик в сероватой из-за плохого сукна армейской форме.
- А чего один? - спросил Баглир.
- Так последний, ваше вскобродие, - ответствовал конвой от дверей.
Баглир довольно потер руки.
- Ага, уже управились? Отлично. Что ж, тогда пойдемте за стол. Так будет удобнее беседовать, не находите? Кстати, с кем имею честь? - осведомился ехидно.
Ответом было молчание. Офицер таращился на него с Виа, ртом по-рыбьи хватая воздух.
- Вижу, мы незнакомы даже заочно, - заметил Баглир, - а я уж думал, обо мне все в городе наслышаны. Я - князь Тембенчинский, зовут меня Михаил Петрович, как вы меня можете, не чинясь, называть. Я - ротмистр лейб-кирасир. Занимаюсь довольно неприятным делом - опрашиваю разных подозрительных лиц. За неимением Тайной канцелярии. Кстати, в отличие от большинства собранных тут вельмож, вы мне интересны. Тем милым фактом, что столь мелкую, казалось бы, сошку отнесли к важнейшим фигурам, задействованным в последних событиях. Кстати, я искренне рад, что выражение "последние события" произношу сегодня в последний же раз. Оскомину набило.
И выжидательно уставился на собеседника. Мол, говори. А мы запишем!
Но заговорил офицер-апшеронец.
- За фамилию его сюда приволокли, - заявил он. - Ну как же: заговор и без Мировича? Невозможно! Отец бунтовал, дед бунтовал, дядья, сватья - все в роду бунтовали. Самые беспокойные хохлы! Одни с Мазепой, другие с Бестужевым, иные и сами по себе…
Баглир кивал, благодушно принимая информацию к сведению.
- Так что, в допросных протоколах по гвардии он совсем не упомянут?
- Точно так.
- А как вы вообще в столице оказались? - спросил Мировича Баглир, - Смоленский полк, мундир коего вы носите, должен обретаться под Прагой. А вы тут.
- Был послан с реляцией, - объяснил подпоручик. - Еще в феврале.
- Ну и хорошо, - заявил Баглир. - А почему так задержались?
- Ждал обратного пакета.
- И вообще, - добавил апшеронец, - по маскарадам хаживал, по девкам леживал, по малой игрывал. А заодно писал стихи, довольно неплохие. Вовсе неплохие, если сам Ломоносов благосклонно отзывался.
- Я еще конкурс архитектурный выиграл!
- Да? - заинтересовался Баглир. - Так вы инженер? Хорошо.
- Увы. Я только художник. Конкурс был на рисунок ограждения мостов.
- Ясно. Сразу вас успокою - раз ничего на вас не накопано, вы невиновны. И можете уйти отсюда, когда пожелаете. Но у меня, знаете ли, не хватает людей. Потому предлагаю вам перейти из армии в гвардию. В лейб-кирасирский полк. Ежели надумаете - жду вас завтра ровно в ноль пять часов ноль минут. Моя манера выражаться вам понятна?
Наутро Мирович явился с точностью до полсекунды. Хотя на деле приехал за полчаса и мельтешил под окнами, выжидая условленный момент.
И застал одно из удививших его существ корпящим за столом, заваленным кипой бумаг.
- Я пришел, князь.
- А я не князь. Я - Виа Рес Дуэ. Та девушка, которую вы недавно видели вместе с князем Тембенчинским. Удивительно, что нас можно перепутать: у него окрас черно-желтый, у меня - бело-красный. Хотя, полагаю, вы смотрели только на зубы… При первом знакомстве бывает. А может, вы цвета не различаете?
- Различаю…
- Хорошо. Тогда не отвлекайте меня. Видите: ворох? Мне надо все это вычитать и взаимно соотнести. Михаил совершенно не способен к такой кропотливой работе! Поэтому он присвоил мне поручика, одолжил один из своих мундиров, отодрав излишние галуны, и посадил разбирать и анализировать сочинения господ заговорщиков. А сам налаживает механизм. То есть раздает господам офицерам просмотренные мною сочинения. А уж они проводят собеседования с задержанными по второму кругу. После этого многих отпускают.
Ворвался Баглир, ураганный и неостановимый, во главе небольшого отряда из апшеронцев и конноартиллеристов.