Самохвалов, кивнув Шаповалову, пропустил его в квартиру. Матвей Яковлевич прошел в гостиную и обнаружил здесь лидеров первой, второй и четвертой групп. Весь командный состав организации, ее ядро, собрался в одном месте. Подарок для полиции и гестапо, если бы немцы знали о подпольщиках. Но Шаповалов был уверен, что опасность им пока не грозит, а встреча необходима, поскольку он собирался лично поставить перед каждым лидером группы боевую задачу. Хватит. Засиделись. Пора браться за настоящие дела.
Взгляд Шаповалова скользнул по лицам товарищей.
Нина Сергеевна Молодцова, ровесница Матвея Яковлевича и член коммунистической партии, битая жизнью женщина в потертом жакете с морщинистым лицом. До недавнего времени она была директором школы в одной из донских станиц, а сейчас временно проживала у Самохвалова. Она не успела эвакуироваться и бежала в Ростов. Выхода не было, станичники ее не любили и обязательно сдали бы немцам или сами устроили бы над ней самосуд за смерть непокорных казаков, которых она выдала чекистам в двадцатые годы. Да и в Ростове она могла попасться, но помог счастливый случай. Матвей Яковлевич вышел на нее раньше, чем полиция. После чего сделал подруге новые документы, а потом подчинил ей группу подпольщиков, которые от руки переписывали и распространяли листовки.
Лев Аратюнян, восемнадцатилетний смуглый ростовчанин из Нахичевани, наполовину армянин, наполовину еврей. Нескольких его родственников забрали немцы и они исчезли. Скорее всего, они были расстреляны и сброшены в противотанковый ров за городом. Лев рвался за них отомстить, и был очень горяч, сказывалась южная кровь. В группе у него такие же мальчишки и девчонки. Поэтому Шаповалову приходилось их постоянно одергивать. Пока они слушались, но это временно. Они рвались в бой и скоро его получат.
Ну и последний лидер группы, слегка прихрамывающий светловолосый мужчина в пиджаке с чужого плеча. Звали его Егор Барсуков. Он лейтенант-артиллерист Красной армии, получил ранение и был оставлен в городе, чудом избежал плена и встретился с Матвеем Яковлевичем. Сейчас он командовал самыми серьезными бойцами в подпольной организации Шаповалова, но в бой не рвался. Если ему приказать, приказ выполнит. Но добровольно на смерть не пойдет и понапрасну рисковать не станет.
- Здравствуйте, товарищи, - поприветствовал подпольщиков Матвей Яковлевич.
Ему ответили. После чего все, включая Самохвалова, разместились вокруг стола и Шаповалов, еще раз оглядев соратников, сразу перешел к делу:
- Центр нами доволен. На нас рассчитывают и получен приказ активизироваться. Основная цель - казаки. Изменники, шкурники и самостийники задумали создать собственное государство под протекторатом нацистов. Допустить этого нельзя и мы обязаны сделать все возможное, чтобы рассорить немцев и казаков.
Обозначая серьезность сказанных слов, Матвей Яковлевич сделал паузу. Она должна была выглядеть крайне многозначительно, но все испортил Барсуков, который усмехнулся и спросил:
- Интересно, как мы это сделаем?
Шаповалов строго посмотрел на лейтенанта и тот опустил голову, а Матвей Яковлевич пояснил:
- Мы не единственная подпольная организация в городе. Но к нам особое доверие. Мы будем встречать диверсантов, которых пришлет Центр, и поможем им легализоваться в городе. При необходимости, примем участие в боевых акциях и поможем нашим бойцам оружием.
Глаза Самохвалова и Аратюняна загорелись. Лева не сдержался и выпалил:
- Скорей бы уже!
Снова встрял Барсуков:
- С оружием у нас не очень хорошо. Есть два десятка винтовок, несколько пистолетов, один ручной пулемет и полсотни гранат. Боеприпасов мало.
- Так собирай оружие, копи, - Шаповалов поморщился. - Для чего тебя на базар устроили? Там все есть.
- Есть, - согласился Барсуков. - Однако товар стоит денег.
- Будут деньги.
- Тогда все будет.
- Когда начнем? - поинтересовался Аратюнян.
- Скоро, Лев, - Шаповалов кивнул ему. - Три-четыре дня. А пока от нас требуется подготовиться, провести разведку и предоставить список объектов, которые можно атаковать. Как будут проходить диверсии, не знаю. Но, скорее всего, задумка в том, чтобы немцы и германские союзники стали считать казаков врагами. Раз это упоминалось в сообщении Центра, значит, это основная цель. У кого есть предложения?
Первым высказался Аратюнян:
- На Солдатской немцы открыли бордель для рядовых, а на Соколова, ближе к "Динамо", офицерский. Если под видом казаков закидать их гранатами, можно получить результат. Казацкую униформу достать легко, купить или пошить на заказ, сейчас ее по всему городу шьют. Потом на углу Кировской и Большой Садовой недавно кафе открылось. Немцы с подругами любят там отдыхать. Пирожные с сахарином подают, кофе есть и вино. Дорогое заведение и солдат там нет. Если вечером кафе атаковать, хорошо получится. К реке можно уйти, а потом затеряться.
- В правильном направлении мыслишь, - одобрил предложения юноши Матвей Яковлевич. - Кто еще скажет?
Вторым был Самохвалов:
- Недавно я со словаками разговаривал, они недалеко от моего дома разместились, целая рота. Они говорят: "Мы - словаки. Гитлер - капут. Сталин - капут. Мы - ваши люди, мы все друзья". А я спрашиваю: "Вы себя нашими считаете, а почему тогда Красной Армии не сдадитесь?". Они: "Мы ваших догнать никак не можем!" Долго потом смеялись.
- Ну и к чему ты это рассказываешь? - Шаповалов нахмурился.
- К тому, что они потом с казаками сцепились. Дрались прямо на улице, чего-то не поделили. И словаков тоже легко атаковать. Пусть думают, что это месть.
- Ладно, подумаем.
Следующей высказалась Молодцова:
- Есть пара румынских офицеров. Очень интересуются покупкой дефицитных товаров. Можно заманить их в ловушку. Когда на рынок выходила, они интересовались, где можно оптом купить чай. Если так сделать, получим деньги и выставим их жертвами казаков.
Женщина замолчала. Больше она ничего не предлагала, а горячие юноши, видимо, от волнения не могли собраться с мыслями. Зато Барсуков, который собирал информацию о немцах целенаправленно, назвал сразу три десятка целей. Это железная дорога, мосты через Дон, речной порт, казармы вражеских солдат и квартиры офицеров, гаражи с военной техникой, штабные здания, комендатура и так далее. Список получился большой и Шаповалов был доволен. Разумеется, диверсанты будут действовать по собственному плану, но идеи его подпольной организации тоже могут пригодиться. И, поручив командирам групп персональные задания, он приказал расходиться и попросил не рисковать. Нужно еще немного подождать, совсем чуть-чуть, и начнется боевая работа.
36
Новочеркасск. 13.08.1942.
Развалившись в мягком кресле, я читал книгу. В кабинете, кроме меня, никого. Тихо и спокойно. Краткая передышка. Глаза скользили по ровным строчкам, а мозг обрабатывал информацию.
"Некоторые утверждают, что им свойственно предчувствие беды. Не знаю, - я этого не испытал, хотя несчастье коснулось и меня.
Памятный день 11 марта 1938 г. - суббота - ничем буквально не отличался от всех остальных. Так же, как и всегда приехал в Управление, принял срочные доклады начальников отделов и поехал на аэродром.
Шум самолетных пропеллеров и спешно снующие бортмеханики и авиатехники были так привычно знакомы и близки.
Приняв рапорт дежурного, ознакомившись с работой и дав соответствующие указания, я в прекрасном настроении поехал в город.
В ресторане Дома Советов пополнил достаточно однообразным меню затраченную энергию и снова без всякого предчувствия надвигающейся опасности вышел на улицу. Садясь в машину, увидел идущего ко мне уполномоченного НКВД по воздушному флоту Халявина с неизменной слащаво-гаденькой улыбкой на дегенеративном лице. Подойдя, последний поздоровался и, как всегда, не глядя в глаза, произнес:
- Виктор Иванович, вас просит срочно заехать нарком НКВД.
Я предложил ему место в машине и через пять минут подъехал к зданию НКВД.
Халявин услужливо побежал в комендатуру за пропуском, и мы прошли во внутренние апартаменты.
Иду спокойно. Предчувствие и здесь не подсказало, что обратно из этого "святилища" мне суждено будет выйти только через 1 1/2 года. Полтора года физических и моральных пыток, но зато и политической переоценки всего существующего порядка.
Сажусь в приемной кабинета и рассеянно просматриваю газеты. Проходит минут пять, и я спокойно задаю вопрос:
- Где же нарком?
В ответ получаю вежливое извинение и просьбу немного подождать. Погружаюсь снова в газету и замечаю, что в приемную входят четыре чекиста и о чем-то шепчутся с Халявиным.
Дочитать заметку мне так и не пришлось: как молния все пять молодцов бросаются на меня и, вероятно, от "излишней храбрости", навалившись кучей, злорадно рычат:
- Оружие есть?
Оружие у меня было, но с собой я его не носил. Убедившись, что таковое отсутствует, - "герои" несколько успокоились.
Ошеломленный таким приемом, но все еще наивно доверчивый, я ничего не понимал, а в голове мелькнула детская мысль, - вероятно со мной просто шутят.
Но моя наивность быстро сменилась сознанием серьезности всего происходящего.
Храбрая ватага начала с усердием срывать с меня ордена и нашивки.
Операция была произведена изумительно быстро, и я, ошеломленный, ничего не понимающий, но уже с кандалами на руках, весь оборванный стоял и видел перед собой их победоносные лица.
Глаза и руки сих стражей быстро рассматривали и прощупывали мои документы и складки платья, вероятно в поисках особо важных контрреволюционных документов.
В голове был хаос. Пытался заявить, что это вероятно недоразумение и просил дать компрометирующие меня материалы.
Но как все резко изменилось; куда исчез вежливый тон Халявина. Осталась только неизменной мерзко слащавая улыбка.
В ответ на мое требование последовал грубый окрик:
- Подожди, покажем все документы, сам их напишешь.
Так ошеломляюще быстро и просто, из свободного гражданина Советского Союза я превратился в политического арестанта, - "врага народа", не чувствуя за собой и тени преступления, кроме разве наивной веры в свободы, дарованные "самой демократической конституцией в мире".
Подписав какой то клочок бумаги, именуемый "актом личного обыска", под конвоем двух "храбрых" следователей с обязательно наставленными на тебя "пушками", как называли мы револьверы, - меня повели во внутреннюю тюрьму, расположенную для конспирации тут же в здании, и сдали, как драгоценную ношу, надзирателю.
Надо отдать справедливость руководству Г.П.У., подбирающему тюремные кадры. Здесь был представлен полный букет человеческой тупости, дегенеративности и людоедской кровожадности.
В эти черепа вбивали примитивные приемы палачей, не забывая и чекистского психологического воздействия.
Первое знакомство с этим типом людей из отбросов человеческого рода было ошеломляюще.
О нравах и обычаях советских застенков я имел представление только по отдельным статейкам, красочно доказывающим перековку душ "закоренелых преступников" под "благотворным и гуманным" воздействием Г.П.У.
Но вот подошла и моя очередь, начали ковать и мою душу.
Первое приветствие коменданта тюрьмы не отличалось особой вежливостью и заключалось в грозном окрике:
- Раздевайся.
Уяснив себе эту несложную команду, я показал ему на наручники, давая понять без слов, что в этих браслетах вряд ли я смогу выполнить его приказание.
Ключ прикоснулся к замку, и мои руки оказались свободны.
Снял с себя шубу - ожидаю. Увидев, вероятно, мою нерешительность, сей ретивый служитель пришел в ярость и заорал:
- Тебе говорят, фашистская сволочь, раздевайся, или ждешь, чтобы помогли?
Получив это вторичное недвусмысленное приказание, хотя и не понимая смысла происходящего, снимаю остальные части туалета. Остаюсь босой, в одном белье на холодном цементном полу.
Но перековка души началась. Освирепевший служака сорвал с меня сорочку и кальсоны, и я предстал совершенно голый перед его грозными очами. Озноб нервный сменялся физическим холодом. Дальнейшее меня окончательно ошеломило. Позднее с улыбкой рассказывал я об этом своим друзьям по несчастью.
Комендант, видя, что я новичок, вероятно, решил продемонстрировать один из заученных методов психологического воздействия. Взяв большой нож и придав своей тупой роже звериное выражение, он начал его усердно точить, бросая на меня исподлобья косые взгляды.
Не испуг, нет, что-то непонятное пронеслось в моей разгоряченной голове.
"Ах, вот как, - подумал я про себя, больше удивленный, чем испуганный, - почему же у меня раньше была уверенность, что врагов народа обязательно расстреливают. Оказывается - их просто режут".
И эта мысль оттеснила даже страх перед смертью.
Палач знал действие данного метода и, насладившись произведенным эффектом, к моему великому изумлению, набросился, но не на меня, а… на крючки и пуговицы моей одежды.
Минуты через две, все еще как во сне, слышу команду:
- Одевайся.
Операция одевания была несколько необычной. Особо злостно не подчинялись брюки и кальсоны, лишенные крючков и пуговиц, поддерживая те и другие руками, я снова облачился в свою кастрированную одежду.
Дальше последовало заполнение анкеты, и другой страж, проведя меня по узкому коридору, открыл засов двери, на которой я успел заметить цифру 23.
Меня втолкнули в одиночку"…
Прервавшись, я захлопнул книгу и посмотрел в окно. За ним Новочеркасск - столица казаков. Последний месяц лета и на улице, несмотря на утро, уже жарко. Немцев практически нет. Зато много казаков. Это в Ростове тройная власть: комендант (подчиняется тыловому управлению группы армий "А"), бургомистр (подчиняется Имперскому министерству оккупированных восточных территорий) и городской голова (подчиняется УКФ). А в Новочеркасске Управление Казачьих Формирований сразу перехватило власть. Комендант наш, как и глава города, а немецкий гарнизон состоит всего из двух пехотных рот. Это не считая прикомандированных к казачьим частям офицеров связи, которые иногда появляются в городе. Поэтому мы чувствуем себя здесь вольготно и мне Новочеркасск нравился.
После возвращения из Пятигорска, я больше никуда не выезжал. Сотников и Сахно продолжали мотаться по всему Северному Кавказу, а меня Тихоновский держал рядом и я выполнял его мелкие поручения, иногда выступал в роли телохранителя, занимался документами и пытался понять, что вокруг происходит.
Кажется, все просто. Идет война, и многие казаки выступают единым фронтом с немцами против большевиков. Все казачьи формирования и возникшие в станицах выборные органы власти, так или иначе, подчиняются УКФ, которое в свою очередь подчиняется штабу РОА. Следовательно, пока не прошел Общевойсковой сход, штаб УКФ руководит всеми казаками. Есть казачий штаб, который издает приказы, выпускает газеты и поддерживает постоянную связь с войсками. Структура работает четко и пока без особых сбоев.
Однако это только внешний фасад. На деле Управление Казачьих Формирований плевать хотело на берлинские директивы РОА, а больше прислушивается к командованию группы армий "А" и представителям Имперского министерства оккупированных восточных территорий. В дивизиях и бригадах, которые находятся на передовой, в свою очередь, оглядываются на командиров немецких корпусов и армейских групп, которым они подчинены. При этом все делали вид, что так и должно быть. Но все понимали, что это порочная практика. Необходима централизация, а ее нет. Каждый командир полка или атаман станицы сам себе король и пан, что хочу, то и делаю. По крайней мере, пока не прошел Общевойсковой круг, который объявит о создании Казакии.
Да чего говорить про анархию и неразбериху в войсках, если в самом Управлении Казачьих Формирований не все гладко. Взять хоть мой случай, как пример. Я офицер по особым поручениям при УКФ, прикомандированный к Комиссии по проведению Общевойскового круга. Подчиняюсь есаулу Тихоновскому, а он войсковому старшине Лазарю Митрофановичу Иванову, кубанскому казаку-эмигранту. Но самого Иванова я ни разу не видел и где он пропадает понятия не имел. А все остальные члены Комиссии кроме Тихоновского мне не начальники, как и члены штаба Казачьих Формирований. Скажете - единичный случай? Ничуть. Каждый отдел сам по себе и занят решением собственных задач, а структура УКФ очень сильно запутана.
С верхушкой понятно. Начальник - Петр Николаевич Краснов. Начальник штаба - Семен Николаевич Краснов. А дальше понеслось: атаманы Войск, походные атаманы Войск, атаманы округов и отделов, начальник АХО, старший адъютант штаба, старший офицер по особым поручениям штаба, главный редактор журнала "На Казачьем посту" и кураторы газет, члены Казачьего Комитета, инспектор по военной подготовке и обучению, начальник Организационного отдела, начальник отдела кадров, начальник канцелярии, члены отдела по делам религиозных культов, члены политического отдела, секретари, делопроизводители и так далее. В штате штаба УКФ больше пятисот человек, я видел списки. Кругом много неразберихи, хаоса, интриг и разгильдяйства. Может быть, со временем все наладится, а пока бардак. Каждый отдел сам по себе и у каждого начальника собственная свита.
В остальном же все неплохо. Я проживал на съемной квартире невдалеке от штаба, а столовался при штабе. Служил, набирался опыта и знаний, заводил новые знакомства и четко выполнял приказы Тихоновского. Сегодня, например, он приказал прочесть книгу Виктора Ивановича Мальцева "Конвейер ГПУ". Странный приказ. Но я не удивился. Знаю, что завтра автор книги появится в Новочеркасске и мне придется некоторое время его сопровождать, охранять и беречь.
Кстати, про автора, со слов Тихоновского. Он из крестьян. В свое время добровольно вступил в Красную армию и воевал против беляков. Потом продолжил военную карьеру. Был инструктором школы военных летчиков и тренировал знаменитого советского аса Валерия Чкалова. Дослужился до начальника Управления ВВС Сибирского военного округа, а в 37-м уже был начальником Управления Туркменского Гражданского воздушного флота. Член партии. Советский гражданин. Кадровый вояка и верный сторонник товарища Сталина. До тех пор пока в 38-м его не арестовали. Вот тогда он прозрел. Полтора года его держали в тюрьме и пытали, убеждая признаться в антисоветском военном заговоре. Но безрезультатно. Он уперся и, может быть, именно поэтому выжил, был отпущен на свободу, восстановлен в партии и назначен начальником санатория "Аэрофлота" в Ялте. Однако обиду на советскую власть Мальцев затаил и когда в Ялту вошли немцы, он сам пришел в комендатуру. В советской униформе, со всеми медалями-орденами, положенными нашивками и документами.
Разумеется, таким человеком сразу заинтересовались в РОА и после нескольких проверок его отправили в Берлин. Однако предложить ему конкретное дело и должность генерал Трухин не смог. То ли был слишком занят, то ли решил, что рано думать про собственную авиацию. Но работа для Мальцева, который уже успел написать о своем тюремном заключении книгу, и она совсем недавно вышла в печать, нашлась. С ним пообщались представители таинственного СВР - Союза Возрождения России, которые были заинтересованы в создании Казакии и ее укреплении. Они предложили ему прокатиться на юг, осмотреть трофейные советские самолеты, которые пока еще стояли на аэродромах Севастополя, Екатеринодара и Ростова. Пусть проведет инспекцию и скажет, что можно использовать, а дальше видно будет.