В хуфе полковника Савенка с самого начала имелся шпион. Не в среде приближенных и не в штабе, но имелся. А потому Иван имел вполне достоверные сведения о намерениях противника. Как и общее представление о плане предстоящего боя. Так что вооруженный пароход здесь оказался вовсе не случайно. И в день начала переправы армии он специально был фактически безоружным, чтобы его наличие не изменило планов полковника.
Вообще-то глупость. Зная о наличии парохода, не обеспечить переправу прикрытием хотя бы одной самой мелкой пушчонки. Фальконет, способный метать всего лишь фунтовые ядра, с легкостью решил бы этот вопрос. Ну или создал реальную угрозу для суденышка. А так…
Хм. Впрочем, все не столь уж однозначно. На борту сейчас находились самые лучшие бойцы и стрелки батальона. Рота штурмовиков. Так что если бы расчет того орудия и успел бы сделать выстрел, то всего один. Потом пушкарей попросту смели бы винтовочным огнем. Вот как сейчас – выкашивают противника словно косой.
Шляхтичи не стали долго изображать из себя мишени и поспешили покинуть берег. Канониры поневоле, из числа все тех же штурмовиков, еще успели перезарядить орудия и дать залп вдогонку скрывающемуся за деревьями противнику. А потом перед ними остались только плывущие по реке.
Большинство развернулись и устремились к левому берегу, укрываясь за лошадьми. Меньшая часть продолжала упорно тянуть к берегу правому. И именно они стали приоритетной целью. Удар в тыл даже пары десятков отчаянных и умелых рубак мог иметь фатальные последствия.
– Ну что, еще не навоевались? Хватит баловаться. Оставьте лошадей и сами плывите к правому берегу. Отвоевались. Кто не сдастся или попытается бежать, будет уничтожен, – послышался с парохода голос, усиленный рупором.
Константин переглянулся с подчиненными, находящимися поблизости. Оставаться в воде – верная смерть. А так… Ну какой русским смысл брать пленных, если все одно собираются их убивать?
Тяжко вздохнув, ротмистр отпустил поводья коня и, оттолкнувшись от него, поплыл к правому берегу. Плыть в одежде, без помощи своего боевого друга, было тяжко, но ничего невозможного. Если бы не его подчиненные, ответственность за которых он принял перед Господом, Константин и не подумал бы о сдаче… Н-да. Ну уж себя-то обманывать не следует. Ситуация безвыходная, а он хочет вернуться к своей семье. Так что все одно сдался бы.
Пленных набралось около сотни. На берегу их приняли три десятка ополченцев, невесть как оказавшихся в нужном месте. Причем вооружены они были… винтовками! Это что же за человек такой этот Карпов, коли даже ополченцы у него имеют оружие, которое по карману далеко не всякому шляхтичу?
А еще все они были одеты в мундиры ярко-желтого цвета, непривычного кроя. У солдат на борту парохода такой же крой, но цвет темно-зеленый. С другой стороны, кто и как только не забавляется, коли средства позволяют. Сегодня формой никого не удивишь. Разве что она не особо отличается от гражданского платья. Эта же не имела с ним ничего общего.
Пока ополченцы принимали пленников, определяя их состояние, пароход причалил к противоположному берегу, и солдаты быстро собрали всех раненых. Перевязали и присовокупили к пленникам. Набралось около полусотни. Командир ополченцев от души начал переругиваться с начальником солдат, поминая всех его родных.
По всему выходило, что тот вроде как повеселился от души, а ополченцам теперь расхлебывать кашу. В смысле принимать заботу о раненых. И хорошо, мол, что штурмовики тех хотя бы перевязали. Хм. Странно. Если все то, что о них говорили, правда, то с чего такая забота?
И уж тем более странно наблюдать это со стороны штурмовиков, которых за их нападения и жестокость шляхтичи уже успели окрестить лешими. Да что там! Константин прекрасно помнил, что именно они были повинны в поголовном истреблении его взвода, включая товарища по турецкой кампании, Василя. Но факт остается фактом.
Впрочем, ополченцы от леших ушли недалеко – направились в заросли вырубать лесины. Потом, используя свои куски парусины, скроенные как-то по-особому, сладили носилки. Правда, сами нести раненых не стали, предоставив эту честь шляхтичам. Но… Никто и помыслить не мог о подобном обхождении.
Пароход же, сдав пленников, коротко просвистел и зашлепал гребными колесами вниз по течению. Не иначе как лешие приготовили еще какую каверзу. Они на такие дела мастаки. Однако господина ротмистра это уже не касалось, потому как, злой, подавленный и мокрый, он брел по тракту, неся на носилках своего товарища и заместителя. Крыштава достала-таки русская пуля. Едва не утонул. Но товарищи поддержали.
Трубецкой изучал события боя, разворачивавшегося сейчас перед его взором. Место у него хорошее, на возвышенности, а потому видно далеко. А при наличии подзорной трубы и детали легко рассмотреть. Он ведь мало того что расположился на высоком холме, так еще и на дерево взобрался, где ему устроили площадку. Небольшую, только одному человеку и поместиться. Но больше-то и не нужно.
Иное дело, что окинуть всю картину целиком все равно не получалось. На раскинувшихся перед ним лугах, помимо травы, хватало и иной растительности. Это и отдельные деревья, и заросли кустарника с камышом. К примеру, если на сотню-другую сажен от торгового тракта и трава помельче, и кустарник более или менее изведен, то чуть поодаль картина уже меняется.
Взять хотя бы его сборный конный полк. Возникнет надобность, так он сможет приблизиться к ляхам на расстояние в половину версты. Да так, что те его заметят, лишь когда он в атаку перейдет. Вот только не самоубийца он, вести своих людей на верную гибель. Уж кто-кто, а князь знал цену шляхетской гусарии.
Навскидку ляхов сотен пять-шесть. Не больше. Да только бывало, что такая малость опрокидывала войско и в несколько тысяч. Его же сборная солянка в тысячу копий им и вовсе на один зуб. Тут нужно действовать не грубой силой, а умом.
Поначалу Трубецкой выступил из Пскова с малой дружиной, насчитывавшей едва шесть сотен. Зря торопился. Оставив войско в лесу, наведался в Остров и от посадника узнал, что, де, карповские дружинники кружат ляхов и пускают им кровь, не скупясь. И когда те подойдут, да и доберутся ли, решительно непонятно.
Посадник не был ничем обязан новоявленному боярину, а вот князю – очень даже. Поэтому без раздумий поддержал его в намечающейся интриге. Согласовали свои действия, и Трубецкой вернулся в Псков. Собирать дружину и всячески изображать активность в ожидании вестей от посадника.
Пару дней назад к князю наконец прибыл посланник. Недолго думая тот выступил с дружиной, увеличившейся за минувшие дни до тысячи копий. Прибыл в заранее оговоренное место, тайно снесся с посадником, окончательно оговорив совместные действия, и стал ждать.
Хм. Вообще-то уже надо бы поторапливаться. Эвон что творится на левом фланге у Карпова. Все в дыму и в огне. Именно что в огне. Отсюда отчетливо видны языки жаркого пламени, мечущиеся горящие фигурки, вздымающийся в небо густой черный дым. И среди этого разрывы гранат и вспухающие белые облака порохового дыма, контрастно выделяющиеся на фоне черного – от пожарищ.
А еще множество тел павших, как людей, так и лошадей. Большое число раненых, бредущих в тыл. Бесхозные кони, мечущиеся по лугу или испуганно жмущиеся друг к другу. Картина по-настоящему страшная и ничем иным, как поражением ляхов, быть не может. Даже если вражеский полковник этого не понимает. Ну или по меньшей мере замятлинцы сумели выстоять, отбив наступление многократно превышающего их врага, нанеся ему катастрофические потери.
Сам Трубецкой уже давно сыграл бы отступление. Потому что продолжать лобовую атаку в такой ситуации – глупость несусветная. Еще немного, и поражение может обернуться самым настоящим разгромом. Но полковник Савенок не отличается глупостью. Иван Юрьевич знал это совершенно точно. А значит, он на что-то рассчитывает…
– Прохор, подавайте сигнал, – склонившись, отдал князь приказ находящемуся под деревом вестовому.
– Слушаюсь, – задрав голову, прокричал парень и тут же вскочил на коня.
Вскоре чуть в стороне в небо поднялся черный столб дыма, который, впрочем, очень быстро пропал. Но этого было более чем достаточно. В литовском лагере его могли и не заметить. Все же основное внимание приковано к полю боя или пригороду. А вот островской посадник не мог не заметить, потому как внимательно следил именно за этим местом.
В подтверждение этого уже через пять минут ворота распахнулись, выпуская за стены около семи сотен ополченцев. Здесь были практически все защитники Острова. Случись атака, и пригород защитить будет некому. Старики да бабы, конечно, какое-то время продержатся на стенах. Однако совсем недолго.
Полковник Савенок наблюдал за полем боя с нескрываемой злостью. Вот пусть только сподобит Господь, чтобы этот Карпов попался ему в руки, и тот пожалеет, что вообще родился на белый свет. Эти сволочи рвали его людей на части, забрасывая просто запредельным количеством бомб. Выкашивали своими убийственными и точными винтовками. Подрывали минами и уже знакомыми картечницами. И под конец начали заливать шляхтичей и наемников жидким огнем.
Хм. Похоже, слухи о греческом огне, или что это такое, оказались правдивыми. На наступающих обрушилось море огня, превращая их в живые факелы, которые метались по полю, не разбирая, куда именно бегут. Случалось и обратно, бывало и в сторону противника. Свои пытались потушить пламя, хоть и безуспешно. Враги попросту добивали бедолаг, не желая тратить на них время.
И все же полковник ждал. Он отправил своего лучшего и самого надежного ротмистра во главе двух хоругвей в дальний обход Замятлино. Острожский вот-вот должен был ударить в тыл обороняющимся. И как только это случится… Главное, прорвать оборону дружины боярина Карпова. А там дело будет сделано.
Хм. Да какой он боярин. Так, выскочка, и не более. Сам Савенок – шляхтич уже в десятом поколении и помнит всех своих предков. А этот… Мужлан. Пусть и талантливый.
– Господин полковник, дозвольте доложить?
Савенок в удивлении воззрился на подскакавшего всадника и на остановившихся поодаль шляхтичей, которых было порядка сотни. Он помнил этого поручика из хоругви, приданной Острожскому.
– Говори, – заподозрив неладное, потребовал полковник.
– На нас напали при переправе. Большие силы. На том самом корабле с машиной. Только теперь на нем установили пушки. Дождались, когда большинство из нас окажется беспомощными в воде, после чего появились из-за поворота и ударили картечью в упор. А потом еще и добавили из сотни этих самых винтовальных мушкетов.
– Да откуда у Карпова такие силы? – в сердцах, едва сдерживаясь и скрипя зубами, произнес полковник.
– Предполагаю, что он собрал ополчение.
– И вооружил их винтовальными мушкетами?
Впрочем, полковник тут же поспешил поглубже спрятать свое недоумение. От Карпова подобного вполне можно ожидать. Почему? А что он делает сейчас? По сути, попросту заливает атакующих серебром. Трудно даже представить, во что ему обойдется этот бой.
– Трубач. Труби отход.
Все. Надеяться больше не на что. Козырная карта в его рукаве бита. Теперь остается только одно. Отступать, сохраняя порядок, и вывести остатки армии.
– Господин полковник, островичи открыли ворота и выходят за стены, – вдруг доложил один из офицеров.
Полковник со своим штабом расположился на вершине невысокого холма, который все же давал хороший обзор как поля боя, так и округи в целом. При этом он находился примерно посредине между Островом и позициями обороняющихся, в паре верст от них. Весьма удобно.
Савенок обернулся в сторону Острова. Никакой ошибки. Все именно так и есть. Неужели посадник решил, что шляхетское войско разбито, и, пожадничав, захотел поживиться за счет обоза? Хм. А что, очень даже может быть. Общая картина такова, что шляхтичи терпят поражение. Находящиеся же в резерве три хоругви гусар расположились в седловине и защитникам города попросту не видны. Конечно, сложно спутать крылатую конницу с кем иным. Но ничем другим эту глупость полковник объяснить не мог.
Он поднес окуляр подзорной трубы к глазу. Никакой ошибки. Это не какая-то там толпа, а ополчение. Причем неплохо экипированное и подготовленное. Псковичи за свою историю слишком часто подвергались нападениям соседей, и коль скоро до сих пор оставались самостоятельными, это говорило о том, что драться они все же умеют. Вот только сейчас они совершили несусветную глупость.
– Вызвать ко мне ротмистра Жидковского.
– Слушаюсь, – тут же отозвался один из порученцев.
Атака гусар может изменить все самым кардинальным образом. Единым махом разбить островичей, отчего-то решивших, что в тылу не осталось больше войск и обоз беззащитен. А потом с ходу захватить и сам Остров. А тогда уж картина разительно изменится, и ситуация из проигрышной превратится в выигрышную. У них как минимум появится порядка трех тысяч заложников, за которых можно потребовать значительный выкуп.
Останется, конечно, крепость, которая как раз и находится на острове, образованном рекой Великой и протокой. Но что такое стены самой могучей твердыни без защитников? Гора сложенного камня, и только…
Карпов расположился на самом возвышенном месте позиций батальона. То есть на том самом холме, где находилась батарея младшего брата. Общеизвестная практика. Да и не такая уж глупая, учитывая сегодняшние реалии. А потому обзор у него был превосходный. Даже роща, что росла посредине поля боя, не особо мешала. А уж что касается лагеря ляхов и Острова, так и говорить нечего. Вон они, как на ладони.
Наконец вполне ожидаемо прозвучал сигнал к отступлению, и изрядно побитые хоругви и роты начали откатываться назад. Минометный обстрел так и не возобновился. Но солдаты и не думали останавливаться, выпроваживая непрошеных гостей точным винтовочным огнем.
Что ж. Теперь дождаться ночи и приласкать их лагерь массированным артиллерийским налетом. А там гнать, гнать и гнать. Если господин полковник отчего-то решил, что с ним тут кто-то будет раскланиваться, то сильно ошибся. Солдаты в ротах все сплошь молодые, крепкие и прошли серьезную подготовку, а за последние сутки хорошенько так отдохнули. Весело будет дорогим гостям. Ох, весело.
А эт-то еще что такое?! Не веря своим глазам, Иван даже посмотрел в подзорную трубу. Твою в гробину душу мать нехай!!! Это чем там думает Рукавишников, если такое вытворяет?! Вот не верилось, что князь мог назначить своим посадником идиота. Сам не таков, чтобы доверять командование дуракам. Но тут, похоже, все-таки клиника.
Неужели островичи не видели переправляющуюся крылатую конницу? Неужели так трудно отличить гусар и не понять, что они не принимали участия в этой гибельной атаке? Поверить в такое было трудно. Очень трудно. Но как тогда объяснить происходящее?
– Митя! – Наплевав на вестовых, находящихся неподалеку, Иван сам пробежался по холму и рванул брата за руку.
– А? Что? Что случилось, Ваня?
– Гляди!
– Ну, вижу. Островичи решили пойти в наступление, – ничего не понимая, ответил Митя.
– Не в наступление они идут, а на смерть! – возмущенно выкрикнул Иван. – Немедленно наводи орудия на гусар.
– Понял.
– Действуй.
– Батарея-а! Слушай мою команду!.. – заразившись от брата и едва не дав петуха, выкрикнул команду Митя.
Вскоре орудия обрушили прямо-таки ураганный огонь на скопление гусар. Вот только это вовсе не значит, что их удалось разогнать. Гусары – это элита, и среди них сплошь ветераны, успевшие хлебнуть лиха войны и пройти сквозь множество сражений.
Так что ни взрывами, ни смертью товарищей их не пронять. Хотя потери случились изрядные, это никоим образом не сказалось на их боевом духе. Шляхтичи, под которыми убивало лошадей, равнодушно взбирались на коней своих павших или раненых товарищей. Единственное, что они предприняли, – это рассредоточились, так чтобы одной гранатой не валило сразу десяток всадников.
Наконец островичи достаточно отдалились от стен города, и гусары, выметнувшись из-за холма, пошли в атаку. Митя тут же начал вводить поправки, стараясь сопровождать атакующих артиллерийским огнем. Интенсивность стрельбы резко пошла на убыль. Наводчикам все время приходилось менять угол возвышения.
И тут случилось нечто из ряда вон. Нет, не дурень посадник. И не застила ему взор жажда наживы. Все гораздо проще и сложнее одновременно. Из лесочка справа примерно в паре сотен саженей от островичей и гусар появилась псковская конница. Вот так в одночасье ляхи оказались зажаты между пехотой и кавалерией.
Единственный выход – смять одного противника, пока не успел подойти другой. И командир гусар выбрал пехоту, намереваясь пройти сквозь нее, как нож сквозь масло.
Но перед ударом им нужно было сбить строй. Потому как островичи как раз успели занять позицию между двумя солидными островками камыша. Не иначе как там были заболоченные участки, а потому для конной атаки непригодные.
Впрочем, с перестроением гусары управились просто великолепно. Вот только и Митины пушкари успели изрядно приноровиться. Ну или так все сложилось. Четыре султана разрывов случились как раз в гуще всадников и буквально за спинами первых рядов. Благодаря этому натиск первого удара удалось сбить, а на второй не оставила время подоспевшая конница во главе с князем. Удар во фланг оказался страшным.
– Вот молодчина, йолки! Звали тебя, гад паршивый! – в сердцах бросил Иван.
– Что не так, брат? – удивился Митя.
– Все не так, братишка. Все.
– Толком-то объяснить можешь?
– А что тут объяснять? – безнадежно махнул рукой Иван. – У нас только что украли победу.
– Это вот этот-то удар? – не поверил Митя. – А ничего, что мы тут покрошили уйму народу? Ты погляди только на луг.
– Ну и кому это интересно? Не важно, кто и как сражался. Главное, кто и как поставил точку. И у князюшки получилось просто на загляденье, – качая головой, пояснил Иван.
Жаль, конечно. Но не все потеряно. Если Кузьма сработает как полагается, глядишь, еще удастся оставить славу за собой. Хм. А где он сейчас находится? В Замятлино, где же ему еще-то быть. Его дело разведка, а не в бою смерть искать. Тут уж как-нибудь и без него обойдутся. Он же пусть занимается тем, что у него получается лучше всего.
Глава 8
Большие планы
– Бойся!
Предостерегающему выкрику вторил легкий хруст, быстро перешедший в громкий треск, а затем скрежет. Зеленый великан, проломившись сквозь кроны своих товарищей, обламывая сучья, завалился на землю. Несколько раз колыхнулся, создавая иллюзию последнего вздоха павшего героя. И наконец окончательно замер.
Люди с топорами наперевес, возбужденно перебрасываясь шутками, направились к поверженному исполину. А вскоре округу огласили удары топоров, вплетаясь в общую какофонию лесоповала. Там, где трудится сотня лесорубов, тихо не может быть по определению.