Бумага была дорогая, рисовая, с легким голубоватым отливом, и в Кабире она ценилась бы на вес золота. А здесь, похоже, ее спокойно расходовали на разную ерунду все, кому не лень - в том числе и Кос.
- Сходится, - бормотал Кос, нервно кусая губы. - Ах ты, Иблисова кость - сходится! Ну, бабка, ну, матушка диких гулей - так, а вот здесь надо будет перепроверить…
- Ты где был? - спросил Чэн-Я только для того, чтобы немного отвлечь ан-Танью.
Трудно было поверить, что перед нами тот столичный щеголь, который вчера манерами привлекал внимание всей местной знати.
- В городской управе я был. Бумаги на твою усадьбу в порядок приводил, как положено. В наследство вас с Единорогом, так сказать вводил. У них тут бумаги навалом, вот они и пачкают ее с утра до вечера! Здесь распишись, там трех свидетелей предоставь, потом еще раз распишись и перепиши все заново, чтоб у иероглифов "цинь" хвостики тоньше были и с загибом влево…
- А что, с толстыми нельзя? - полюбопытствовал Чэн, а я только сверкнул улыбкой, слушая этот разговор. - И без загиба?
- Можно и с прямыми толстыми, но тогда по новым правилам это уже не иероглиф "цинь", а иероглиф "фу", и бумага уже не подтверждает права Чэна Анкора на родовую собственность, а разрешает вышеупомянутому Чэну Анкору совершить акт публичного самоубийства путем распиливания туловища пополам посредством бамбуковой пилы. Ладно, не в этом дело…
- Ничего себе не в этом! - нарочито серьезно бросил Чэн-Я. - Я надеюсь, ты все хвостики куда надо загнул?! Смотри, Кос!.. В случае чего, я именно тебя пилой орудовать заставлю…
- Смотрю, смотрю… - ан-Танья все не мог оторваться от своих записей и пергамента Матушки Ци. - Смотрю, а у них внизу, в полуподвале, архив имеется! И старичок такой милый всем этим архивом заправляет! Я с ним, наверное, часа четыре или пять беседовал, он мне еще показывал, как надо с коротким ножом в тесном помещении управляться… Милейший старичок, и ножик у него просто прелесть! Жаль, я Сая с собой не взял - они бы мигом поладили!
- Сам нож на ладонь короче твоего локтя, заточка у ножа односторонняя, - не удержался уже Я-Чэн, - вместо гарды валик небольшой, и нож в основном на обратном хвате держится… Да?
- Слушай, Единорог, - еще в последние дни дороги Кос научился безошибочно определять, кто из нас с Чэном первым обращается к нему, - это твой знакомый нож?
- Это Хамидаси-архивариус. Их семейство здесь каждый знает. Помню, раньше шутили, что они на турнирах друг с другом спорят - кто лист бумаги тремя взмахами на тридцать три части разрежет, чтоб тушь ни с одного иероглифа не ободрать! Ладно, Кос, давай дальше…
Кос поскреб свой выдающийся подбородок и расхохотался.
- Да нет, ничего, - отсмеявшись, заявил он в ответ на недоуменный взгляд Чэна-Меня. - Все в порядке… Как ты говоришь, нож-то зовут? Хамидаси? Ну а старичка зовут Хаом ит-Даси! Почти что тезки получаются… Короче, поговорили мы с Хаомом о том, о сем, чайничек розовой настойки приговорили, а дальше вижу я у него на столе книгу раскрытую! И на левой странице написано: "…и не отыскали под оползнем в ущелье Воющих Псов ни Ю Шикуаня, правителя мудрого, ни славного меча его Цзюваньдао о девяти кольцах, что по прозванию Ладонь Судьбы; и плакали все от Хартуги до Верхнего Вэя, и осиротел сын неудачливого Ю, и овдовела жена его…"
- Ну? - коротко отозвался Чэн-Я.
- Не ну, а гляди, что у старухи написано! Ю Шикуань, седьмой год эры правления "Спокойствие опор", и Цзюваньдао, меч "девяти колец"… Сходится! Но это неважно, потому что о гибели правителя и положено в архивных книгах записывать, а важно другое… У бабки-то в пергаменте что дальше написано?! Вот… Через десять лет, в семнадцатом году "Опор…" этих самых - в будущем времени, видите ли! - ваши родичи записаны, Лян Анкор-Кун и меч его, Скользящий Перст! И еще знак вопроса рядом стоит! Мало ли что, дескать, через десять лет после несчастного Ю Шикуаня с Ляном Анкор-Куном и его мечом будет! Оползень - не оползень, а чего в жизни не случается… что ж это за пророчества такие?!
Бородатый Придаток с гравюры скептически посмотрел на разгоряченного ан-Танью - мол, ну и что? Чэн и я последовали его примеру. Тоже нам, оракул… и без тебя знаем. Что знаем? Что ничего не знаем…
А Кос не обратил на наш утренний скепсис ни малейшего внимания.
- Я старичку и говорю: ваш правитель Ю в седьмом году погиб? В седьмом, отвечает. Тут я и спрашиваю: а за десять лет ДО того ничего похожего у вас не случалось? Дед подумал и бровки морщит - это, говорит, в тридцать втором году эры правления "Весенние потоки"? Я киваю на всякий случай и лезем мы со старичком в бумажные залежи! Копаемся там, копаемся и выясняем, что смертей нелепых в тот год не обнаружено, зато было великое горе в семье купца Сейдзи О-рекю, поскольку древнее фамильное копье купца сломалось…
Я встрепенулся, как бывает иногда во время долгой и утомительной Беседы, когда почувствуешь - вот оно, решающее движение! - и откуда только силы возьмутся!..
- Копье Катакама Яри?! - нетерпеливо спросил Я-Чэн. - Да?! Ниже наконечника массивный крюк, загнутый вверх?! Подробности, Кос, подробности! Что ты там вычитал?!..
- Катакама… - растерянно пробормотал ан-Танья. - Катакама Яри, а насчет крючка ничего не знаю… Не записано там о крюке, а в Кабире я таких копий не видал!.. Прозвище копья, то есть Блистающего - правильно, Единорог? - прозвище записано…
- Какое?
- "Белый тигр Ен-цу." Вот, я выписал…
- Сломалось, говоришь? - с болью спросил Я-Чэн. - А наконечник? Наконечник цел?!
- Наконечник в колодец упал. Восемь раз спускались, чуть колодец этот проклятый наизнанку не вывернули - глухо! Не нашли…
- Мир памяти твоей, Катакама Яри, Белый Тигр, - прошелестел я, сплетая шнуры кистей в знак траура; и Чэн повторил сказанное мною вслух, склонив голову. - Мир памяти и покой праху, старейшина копейных семейств Мэйланя… ты знаешь, Кос…
- Знаю, - перебил меня ан-Танья, и это почему-то было уместно и не грубо. - Теперь знаю, а в архиве лишь догадывался. Потому что у вас тут чуть ли не каждые десять лет какой-то знаменитый Блистающий гибнет. Иногда вместе с человеком. Ю Шикуань с мечом Цзюваньдао оползнем накрылись, Белого тигра в колодце не отыскали, за десять лет до того в положенном году, как по заказу - сабля-шамшер советника Вана случайно из ножен выпала и в колесо арбы попала, а арба возьми да и тронься! Шамшер, хоть он и древний, и славный, и с надписями по клинку - естественно, пополам! И было великое горе у Вана с домочадцами… Ну и в том же духе - лет на сто назад мы со старичком Хаомом бумаги подняли! Что ни десятый год - то и происшествие!.. завидное постоянство, однако…
"Случайность, - подумал Чэн. - Дикая, нелепая случайность. Мало ли оружия ломается или портится - нет, немало… Кто запомнит, сколько за век всякого-разного произойдет? А и запомнит - так не сопоставит… запишет и забудет…"
"Случайность? - подумал я. - Нет уж, вряд ли… нечего самого себя обманывать. Это ведь не просто известные Блистающие, Чэн, это все старейшины Совета Высших, это они меня и моих однолетков век тому назад из Мэйланя выслали! И гибнуть начали! Что ж это такое-то творится? Шулма? - нет, по времени никак не сходится… Тусклые?! - так их и нет вовсе, и при чем тогда колодец или колесо арбы? А тот же оползень - зачем? И, главное - как?!"
"О небо, - подумал Я-Чэн, - за что? Ведь не могу больше… не хочу! За что?! За то, что в минуту слабости мечтал все бросить и уехать? Уехать искать тишину? И впрямь - куда уедешь от неба?.. бежишь, бежишь, стремишься к чему-то, а поднимешь взгляд - вот оно, синее, горбатое, равнодушное, прямо над головой…"
- И пусть один меч сам стоит спокойно против неба, - прошептал Я-Чэн.
- Один.
Кос внимательно посмотрел на нас.
- Один? - резко спросил он, и Мне-Чэну вдруг показалось, что это говорит эсток Заррахид или Обломок, а уж никак не ан-Танья, человек, который почти в три раза моложе меня.
Меня, Блистающего. Когда я родился, то дед Коса еще не увидел света; Кос умрет, а я - если повезет - еще долго буду жить… но сейчас это все не имело никакого значения, потому что в голосе ан-Таньи звенела упрямая сталь, не уступающая по закалке моему клинку - сколько бы лет ни отмеряла нам обоим взбалмошная судьба.
- Один? - спросил Кос ан-Танья, человек. - Ну уж нет… И не надейся. Это, скорее, небо - одно.
И добавил, помолчав и комкая свои бумаги:
- Одно против нас.
6
Когда Кос принес Заррахида, Сая и Дзю, я по-быстрому разъяснил им, что к чему; а потом принялся рассказывать уже для всех о Совете Высших, Совете старейшин и глав родов Мэйланя, и о тех Блистающих, кто входил в него сотню лет тому назад.
Тринадцать их было - входивших в Совет. Тринадцать. И я невольно вспомнил рассказ Коблана о Повитухе Мунире, уходящем от ручья испытания с дюжиной свидетелей. И еще я вспомнил, что Тусклых - порождений яростного Масуда - тоже тринадцать.
Я говорил и вновь видел Блистающих Совета, словно не век назад происходила наша последняя встреча, а лишь вчера; и память была свежа, как свежа бывает рана Придатка.
Рана человека.
…Двое глав рода Прямых Мечей - широкий обоюдоострый Кханда Вьячасена и мой родич-близнец, легкий и узкий Дан Гьен по прозвищу Скользящий Перст; старейшина сабельных семейств Шамшер иль-Самак и глава Кривых мечей - могучий Цзюваньдао, меч "девяти колец", правитель Мэйланя; многочисленные ножи и кинжалы были представлены в Совете Бадеком ханг-Туном, чье лезвие имело прямую спинку, но было выгнуто в виде рыбьего брюха, и Ландинг Терусом, более похожим на прямой короткий меч; копье Катакама Яри, Белый тигр, потом двузубец Ма, Язык кобры… и дальше - боевой серп Кама Мотогари, властный и неуступчивый, двойная палица Убан, устрашающе огромный топор Масакири-кай, Нагината Катори сан-Кесе и веер Сунь-Павлин… Тринадцать их было, Блистающих Совета.
Я закончил, и Чэн с трудом перевел дух.
- Я так понимаю, - прозвенел Заррахид, - что твоего земляка и дальнего родича Большого Да прошлым летом отозвали из Кабира именно в связи с гибелью правителя Цзюваньдао?
- Да, - ответил Я-Чэн. - И Большой Да стал вместо него главой рода Кривых мечей по потомственному праву или по прихоти нынешнего Совета… но правителем он не стал.
- Ясно, - отозвался Заррахид.
- А мне вот ничего не ясно! - заявил Сай, обращаясь к невозмутимому эстоку.
- И мне, - успокоил его Заррахид. - Это я так, к слову…
- Давайте-ка еще раз… - начал было Дзю, а я вдруг подумал, что мы с Чэном скоро до такой степени привыкнем любой разговор переводить сразу на два языка, что в обществе обычных Блистающих или обычных людей это может сослужить нам плохую службу.
А что делать? Иначе мы - все шестеро - по очереди будем то глухими, то немыми…
- Давайте-ка еще раз посмотрим, - повторил Обломок. - Прошлым летом правитель Цзюваньдао попадает под оползень. Кто виноват? Да никто не виноват, сам полез в ущелье… За десять лет до того ломается Белый тигр. Катакама Яри, и наконечник его теряется в колодце. Опять никто не виноват. Разве что неумелый Придаток - так купец этот, небось, не из неумех был! Ладно, отсчитываем назад еще десяток!.. Шамшер иль-Самак попадает в колесо, на чем его жизненный путь заканчивается… Так?
- Так? - повторил Я-Чэн для Коса.
То есть, конечно, повторил всю тираду Обломка.
- Так, - кивнул ан-Танья. - И опять случайность. Советник Ван будто бы споткнулся, Шамшер из ножен выпал - и все! Ловить и наказывать некого, кроме, разве что, нерадивого арбакеша, не успевшего придержать лошадей.
- Угу, - пробурчал Дзю. - Некого… Это у нас уже трое из Совета Высших. Скользящий Перст до сих пор живет и здравствует, чего и нам желает… Кто еще жив?
- Я на празднестве у Эмейских спиц заметил двойную палицу Убан, - стал припоминать я. - Потом еще Бадека ханг-Туна из клана ножей… Все, кажется. Нет, не все - Кханда! Кханда Вьячасена! Ну, помнишь, Дзю - ты еще с ним возрастом мерился!
Кос покопался в своих записях.
- Двое здешних чиновников - сказал он, - уехали в Верхний Вэй за десять с половиной лет до сломанного Шамшера. Вот, здесь у меня запрос из Вэя - где, мол, чиновники, почему не объявляются?! Значит, из Мэйланя они выехали, а до Вэя не доехали… Причем один из чиновников имел при себе кинжал Ландинг Терус, взятый им у отца, а второй вез двузубец Ма, Язык Кобры. Хвала мэйланьской обстоятельности - все записано!
- Еще бы не записано! - добавил я от себя. - Небось, Хамидаси проследил, чтоб переезд старейшин в Вэй был описан как следует!
Заррахид поймал на клинок солнечный луч, в котором танцевали невесомые пылинки, задумчиво поиграл зайчиками и вновь нахмурился.
- Четверо живы, - подвел черту эсток, - трое погибли, двое пропали без вести… Это девять. Что с остальными четырьмя? Их же тринадцать было в Совете?
- За давностью лет сведенья стали обрывочными, - развел руками ан-Танья. - Но кое-что узнать удалось… Братья Бэнкей и Акиро из семьи Маури-охотников ушли в солончаки, что близ Кулхана - это было за пятьдесят лет до гибели правителя Ю Шикуаня и меча Цзюваньдао - и не вернулись. Через год за ними пошел сын Бэнкея - и, соответственно, племянник Акиро, - молодой Нух Маури, и тоже не вернулся. Вот выписка из свода уложений и переписи населения. Раздел: "Квартал Фа-линь", год соответствующий…
Кос демонстративно помахал в воздухе одной из бумажек.
- Хороший у меня человек Кос ан-Танья, - веско сказал эсток Заррахид.
- Обстоятельный…
Я-Чэн перевел ан-Танье слова его меча, и случилось невероятное: польщенный Кос покраснел.
- Вот… - еще раз повторил он. - Бэнкей и Акиро Маури, а при них…
- А при них, - внезапно вмешался Сай, - при Акиро и Бэнкее, были Сунь-Павлин и Масакири-кай. Маленький боевой веер, пестро раскрашенный по всем пластинам, и огромный топор с рукоятью в рост высокого Придатка. Как же, как же… на лезвии топора еще гравировка - прыгающий барс…
- Ты их видел? - встрепенулся Я-Чэн. - Где?
- Где я их мог видеть? - удивился Сай. - Они ж полвека назад в солончаки ушли! Слышал я о них… по ту сторону Кулхана слышал, в Шулме, в шатре племенном! Клевец один на нашей кошме - на пунцовой кошме - помнил, как притащили давным-давно в племя двоих Придатков и двоих Блистающих. Придатков он, понятное дело, не запомнил, а вот Блистающих… Говорил - веер с павлиньей раскраской и топор с гравировкой. Вот и понимаю я так, что это и были Масакири-кай и Сунь-Павлин, старейшины Совета!
- Значит, в Шулме их искать надо, - сам себе звякнул Обломок. - Интересные дела…
- Не надо их искать, - глухо буркнул Сай. - В священном водоеме они, в тени плаща Желтого бога Мо, будь он трижды неладен! С белой кошмы два пути ведут - или на кошму пунцовую, или в священный водоем… Говорил клевец, что не смогли ни веер, ни топор самих себя переделать. Не пролили крови старейшины Мэйланя Сунь-Павлин и Масакири-кай, а за гордость в Шулме платить полагается! У них наша гордость трусостью зовется.
Мы помолчали. Толстая сумасшедшая муха, жужжа, носилась от стены к окну и обратно; стенные панели из ореха "драконов глаз" отливали коричневым и черным, отчего комната слегка рябила, как вода озера под легким ветром.
Было тихо. И даже Придаток на гравюре присмирел, потупил взгляд и закусил в раздумье клок бороды.
- Предположим, что я найду оставшихся, - первым нарушил молчание я. - Я найду старейшин Каму Мотогари и Нагинату Катори сан-Кесе, и выясню, что они пребывают в добром здравии. Или что их сожгли в кузнечном горне, утопили в колодце или украли сто лет тому назад. Ну и что? В Кабире хоть были виновные в убийствах - я не хочу тебя задеть, Сай! - а здесь сплошные совпадения и случайности…
- И всего раз в десятилетие, - добавил Кос. - Довольно-таки редко.
- Это для вас, людей, редко, - оборвал его Дзюттэ, а Я-Чэн послушно переводил слова обоих. - А для нас, Блистающих, с нашим сроком жизни - это даже очень часто. Более чем часто… В Кабире были виновные в убийствах, Единорог. Я опасаюсь, не найдем ли мы здесь виновных в самоубийствах. Вот чего я опасаюсь.
Было тихо. И лишь жужжала несчастная муха, мотаясь туда-сюда, от стены к окну, от Кабира к Мэйланю; и не находя выхода.
Никакого выхода.
Глава 15
1
- Есть хочу, - вдруг заявил Кос. - С утра не успел, до полудня с бумагами провозился, теперь вот говорим и говорим… Вам, Блистающим, хорошо, вы от полировки сыты! Ничего, сто лет ждали, пока мы приедем и во всем разберемся - могут еще час подождать!
Уверенность ан-Таньи в том, что весь Мэйлань сотню лет ждал исключительно нас и того, что именно мы разберемся в загадках происходящего - эта уверенность показалась Мне-Чэну напускной, но, как ни странно, сильно приободрила.
"И впрямь хороший человек у Заррахида, - с теплой усмешкой подумал я.
- Хороший человек Кос ан-Танья. Обстоятельный, неунывающий и… и голодный! Надо бы покормить…"
"Я тоже хороший человек, - ответно подумал Чэн. - Меня тоже надо покормить. В конце концов, Кос - Придаток Заррахида, пусть о нем эсток и заботится…"
Напоминание было излишним. Заррахид, безусловно, позаботился, да и сам Кос не отстал - они кликнули слуг и Малых Блистающих, и я понял, что хороший дворецкий - он и в Мэйлане хороший дворецкий. Потому что Малые моего здешнего дома, вне всяких сомнений, больше побаивались Заррахида, чем меня, их законного господина; а слуги-Придатки - Коса.
Не прошло и десяти минут, как выяснилось, что Чэна и Коса (Высшего Чэна и господина ан-Танью, и никак иначе!) ждет стол в трапезной на первом этаже, и сам стол давным-давно накрыт, и не просто накрыт, а прямо-таки ломится от яств кухонь кабирской, мэйланьской, верхневэйской, и какой-то еще…
Чэн пожалел бедный стол, махнул ан-Танье - и они пошли спасать стол от непосильной ноши; а я влез в ножны, прицепившись кольцами к Чэновому поясу, и отправился с Чэном в трапезную.
Лестница.
Коридор.
А вот и трапезная.