- Блокшив, - прошептал Колчак, прекрасно понимая, что иных функций этот броненосец выполнять просто не может. И посмотрел на вытянутый корпус крейсера "Память Меркурия", что до 1907 года "Кагулом" именовался. Тот требовал замены паровых котлов - интервенты до него хоть и добрались, но, слава богу, "трудились" с ленцой. Отремонтировать можно, вот только зачем деньги тратить?!
От современных турбинных крейсеров "старик" уйти не сможет, и отбиться от них ему затруднительно - броневой пояс отсутствует, пушки расстреляны. И в качестве учебного корабля не нужен, в строю имеется его собрат "Адмирал Корнилов", что в прошлом году еще "генералом" был назван. Тот при закладке носил имя "Очаков", но в 1905 году лейтенант Шмидт изменил присяге и поднял на нем красный флаг.
Тогда восстание с немалым трудом подавили, мятежного офицера казнили на острове Березань, а крейсер, сгоревший под обстрелом, несколько лет ремонтировали, переименовав заодно в "Кагул".
И не только его - тот же броненосец "Святой Пантелеймон" в 1905 году именовался "Князь Потемкин-Таврический". Вот там матросня и первую бучу устроила…
- Проклятая революция!
Колчак в гневе ударил ладонью по поручню так, что боль вырвала у адмирала невольный стон, а железо завибрировало.
Москва
От скрипучего противного голоса Константин непроизвольно дернулся и похолодел. Мурашки ледяной волной пробежали по телу - только сейчас до разума дошло, что произнесли его настоящую фамилию, которую он уже порядком подзабыл.
Но Арчегов тут же собрался, сжав нервы в кулак, стараясь сохранить полную неподвижность и невозмутимость, будто не к нему обращались сейчас. И медленно открыл глаза.
На него пристально смотрел человек, чей облик был не просто страшен. Он напомнил Константину Ивановичу образ того самого легендарного Фредди Крюггера из знаменитого "ужастика", который ему довелось посмотреть в свое время. Впрочем, куда там американцу, тот в сторонке нервно курит от зависти.
С лица этого человека будто сдернули всю кожу, содрали одним взмахом могучей длани. Кроваво-красная маска словно застыла, вся в уродливых рубцах, одного глаза нет, зато второй светится прямо нечеловеческим огнем. Изуродовали капитальным образом - алеет красный череп, словно красную шапочку надел.
"Сто против одного, что эту морду я прекрасно знаю по рассказам. Но как его, паразита изрядного, на сторону прямо скособочило", - Арчегов демонстративно мазанул ленивым взглядом, выразил чуточку брезгливой мимикой свое отношение.
Знакомая по рассказам "заклятых друзей" морда, тот еще кадр, мать его за ногу, но вряд ли она была - отборный, достойный дзержинец. И во властную гору хорошо попер, буром, "отличник боевой и политической", как раньше говорили - на кожаной чекистской куртке пламенели на розетках два ордена Боевого Красного Знамени.
Один такой знак редкостен сейчас, а тут сразу парочка в наличии. Да и не у вояки, а у заплечных дел мастера, как в старину говорили про палачей, что в пыточных дневали и ночевали.
- Вы в чинах ориентируетесь, "товарищ"? - Константин медленно, чуть ли не по слогам, усмешливо промолвил, но напуская ледяные нотки в голос. - Хоть немного разбираетесь? Тогда объясню - на мне генеральские погоны, а не штаб-офицерские.
- Конечно, ваше высокопревосходительство, если вам так привычнее. И разрешите присесть, товарищ гвардии майор! Ведь так к вам совсем недавно обращались? В той"вашей" жизни?
- Вы, наверное, белены объелись, "товарищ"?! Или мухоморов пожевали для вящего удовольствия?! Чую, что перегаром от вас не разит, а потому делаю такое допущение!
- Я хорошо понимаю ваши слова, господин генерал. Я действительно знаю, кто вы есть на самом деле. Хотя в такое очень тяжело поверить. Обычному человеку, но никак не мне. И, судя по такому отношению, вы, Константин Иванович, прекрасно знаете, кто я такой. И Фомин, и его цепной пес… Простите, но так я привык называть Шмайсера. Вам обо мне рассказывали, не могли не поведать. Да и "хлысты" ваши солдаты держат, а ведь это оружие совсем другого времени. Ведь так?
Арчегов промолчал, желания лезть в ловушку у него не возникло. А в голове всплыла знакомая фраза из известного кинофильма про нашего разведчика в черной эсэсовской униформе - "никогда так Штирлиц не был близок к провалу".
- К тому же вы сделали одну маленькую оплошность, господин генерал. Министр Яковлев тот еще интриган, и вы, стремясь заручиться его поддержкой в декабрьские дни, кое-что ему поведали о своем прошлом, вернее, будущем. Немного, но весьма занимательно.
- Вы читали записки убитого эсерами Яковлева?
Арчегов усмехнулся, демонстрируя любопытство. Как он и предполагал, утечка информации произошла, теперь для него стало ясным, кто ее и когда "слил". Осталось только выяснить, зачем это было сделано. И указал рукой на лавку.
- Садитесь, товарищ Мойзес, - Константин сделал упор на первое слово, вкладывая в него совсем иной смысл. Не начала двадцатого века, а его конца. И "валять" дурака дальше ему не следовало - и так все понятно, откуда ветерок дует.
- Не успели мы бумаги те прибрать, слишком поздно узнали и спохватились, а вы смогли перехватить. Жаль, очень жаль. Но что тут поделаешь, - он пожал плечами.
- Такова жизнь, господин генерал. Кто первым встал, тому и штиблеты. Так говорят в бедных еврейских семьях?
Мойзес присел рядышком, но бочком, чтобы видеть собеседника. Лицо чекиста вблизи оказалось таковым, что Константину потребовалась вся его многолетняя, вбитая военной службой выдержка, чтобы оставаться нарочито спокойным. Он даже недрогнувшими пальцами достал еще одну папиросу и неторопливо закурил.
Но собеседнику не предложил - велика честь. Тот это понял, но обиды не выказал - еще чего?! Достал свои папиросы.
- У меня к вам есть несколько вопросов, которые требуют незамедлительных ответов, господин генерал…
- Я вам не подследственный и не нахожусь в камере на Лубянке, любезный Лев Маркович!
- Прошу простить, Константин Иванович, - чекист сразу взял предложенный тон, светясь от доброжелательности, если применимо это слово к этому человеку. - У меня действительно есть к вам разговор, полезный не только нам с вами, но и нашему руководству.
- Меня совершенно не тянет работать на вашего Ленина, Мойзес! Вы, надеюсь, понимаете причины?
- Я имел в виду наше с вами руководство! Вы монархист и сибиряк, я коммунист и русский…
- Хм. Думаю, у вас совсем другая национальность!
- Я не иудей, как вы считаете. Да и в руководстве нашей партии нет иудеев, хотя евреев достаточно, даже много. Если судить по введенной раньше, при царе, процентной норме для нас. Вы же советских людей национальностью не измеряли. Ведь так?
- Поддели вы меня, товарищ Мойзес. Ну что могу сказать?! Тогда мы с вами сможем договориться, если только те, кто вас послал, имеют определенные возможности и реальную власть.
- Дзержинский вас устроит, Константин Иванович? Надеюсь, вы понимаете, кто он такой?
- Более чем, Лев Маркович.
- У нас очень мало времени. Вас ждет товарищ Троцкий через два часа, а потому…
- Поляки Киев взяли?! Ведь так? Уж больно резко ваш нарком по военным делам реагировал.
- Не буду скрывать - еще позавчера. В Подолии наши части держатся, а вот на Западном направлении в самое ближайшее время начнется мощное наступление поляков на Смоленск - они желают выйти на Днепр по всему его протяжению.
- Хреновы ваши дела, скажу честно и откровенно. Тем более что главные силы Красной армии прикованы к нам. Вы лишены хлеба, осенью начнется голод…
- Вы хотите показать мне ту задницу, в которую угодили большевики? Зря стараетесь, мы ее и так видим!
- Нисколько! Я хочу договориться с вами о том, чтобы все противоборствующие стороны вылезли из нее и занялись каждый своим делом. И хватит нам лить русскую кровь. Ни вы, ни мы от этого ничего не выигрываем. Так что, товарищ Мойзес, и красным и белым пора заниматься другими делами. Совсем другими…
- И какими же?
- Хотите откровенность? - Арчегов усмехнулся и потянулся за очередной папиросой. - Большевизм победить нельзя. Я имею в виду военным путем. Да вы это знаете, Яковлев не мог такое не написать…
Константин пожал плечами, хотя внутри все кипело - ушлому каторжнику-губернатору в свое время он гнал откровенную "дезу", где относительно истинной была только его собственная биография, но и та порядком подкорректированная.
- С интересом прочитал. Очень занятны…
- Тем паче. И знаете, кто я и с какого времени попал сюда. Скажу откровенно, мне бы самому хотелось прочитать, что там наш министр внутренних дел вам намастрячил, до жути интересно.
- Я передам вам записи, Константин Иванович!
- Даже так? К чему такая любезность? Надеюсь, что дадите мне подлинник, а не квинтэссенцию?
- Конечно, зачем нам в малости обманывать друг друга…
- А в большем можно?
- Так это политика. Но и она может быть честной, если договаривающимся сторонам она выгодна.
- Согласен, Лев Маркович. А потому беру быка за рога, нам нельзя терять времени, а ваш Троцкий откровенно "валяет Ваньку", одно по одному талдычит, будто патефон заевший. Надоело до жути, оскомину набило. Может, как-нибудь сменить пластинку?
- Я внимательно вас слушаю, Константин Иванович!
- Мы должны заключить с вами не очередное перемирие, а долгий и взаимовыгодный мир на условиях равного партнерства, скажем так. А сейчас давайте обсудим способы его воплощения…
Москва
- Вы, кстати, с заимодавцами дело имели?
- Приходилось в молодости, и весьма часто, Константин Иванович. Было дело…
- Представьте себе, что в бараке живут два родных брата с многочисленными семействами, что люто враждуют друг с другом. До смертоубийства дело доходит. А тут еще раздел отцовского наследства происходит, барак-то этот не на них ведь записан.
- Такое сплошь и рядом происходит. Дело насквозь житейское, обыденное и привычное, - Мойзес хмыкнул, но смотрел цепко, внимательно.
И Арчегов заговорил дальше, усмехнувшись:
- Так вот. Во время одной из склок приходит заимодавец, трясет папашиными расписками, требует своей доли. Но тут один из братцев ему сразу в рыло и орет, что долги эти признавать не будет! И пошла между ними драка, смертно друг друга душат. И что тут делать прикажите второму брату, что тоже в долгах, как в шелках?
- Если заимодавец ему простит долг за спасение от смерти, то брата по затылку лучше шарахнуть чем-нибудь тяжелым!
- В такой ситуации ростовщик что угодно пообещает, вот только долги прощать не будет. Расписки и векселя от горемычного семейства у него самые прибыльные, доход такой получает, что мама не горюй! Так что братца молодцу бить незачем. Ничего ровным счетом не решает, только хуже делает. Не прибыль тогда будет, а сплошной убыток.
- Это почему же?
- Да потому что и братины долги выплачивать придется. Выгоды никакой не просматривается!
- В комнате запереться и ждать, чем дело закончится?
- А смысл? - Арчегов хмыкнул.
- Помочь тогда придушить?
- Совершенно в точку попали. Только не одного его, а всех сразу. Одного прибить мало, векселя-то еще у трех ростовщиков осели. Да и это убийством считаться будет. А вот если всех сразу, до одной кучи? Чтоб никаких кредиторов не осталось?!
- Тогда это будет называться не убийством, а мировой революцией. Я вас правильно понял, Константин Иванович?
- Совершенно верно, Лев Маркович. Нужно только договориться о взаимных гарантиях, чтоб и вам, и нам на душе спокойнее было. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
- Конечно, - безмятежно ответил Мойзес, только светящийся нехорошим блеском глаз выдавал его лихорадочное состояние, да и пальцы рук непроизвольно сжались в кулак.
- Только давайте сразу определимся, без обиняков. Нападать на вас мы, то есть сибиряки, не собираемся. Даже если Урал и захватим, то вы нас оттуда скоро вышибите, легко перебросив на Восточный фронт вдвое больше дивизий, чем у нас…
- А что нам помешает договориться с поляками и обрушиться на вас всеми силами?
- Больше двух десятков дивизий вы не сможете задействовать. Никак! Переброска больших сил чрезвычайно затруднительна, железная дорога еле функционирует. Как будете питать операцию в глубину? Тем более что мы выставим, в случае вашей агрессии, такую же по численности армию и легко вышвырнем вас обратно.
- Вы считаете десять своих дивизий равными нашим двадцати? Или даже тридцати?
- Три десятка вы никак не перебросите, пупок развяжется. А два десятка наших дивизий будут легко громить ваши. Причем мы даже мобилизации объявлять не станем. Я думаю, Сахалин стоит возможности скорейшего удвоения нашей армии…
- Вот оно что, - после долгой паузы отозвался Мойзес. - То-то Вологодский так яростно открещивался от наличия у вас военной конвенции с японцами. Ну что ж, тогда это совершенно меняет дело. Нам теперь следует договориться, благо внесена определенная ясность. Каковы будут ваши предложения, господин генерал?
- До предложений мы дойдем, Лев Маркович. Вначале требования, от которых мы не отступимся ни при каком раскладе. Во-первых, в течение июня вы отводите свои войска из западной части Сибири. На Урал отводите, а не за Тобол. При этом останавливаете продразверстку, которая может вызвать всеобщее крестьянское восстание. И оставляете все материальные ценности, включая паровозы и вагонный парк.
- Господин генерал, можно подумать, что вы являетесь победителем и можете диктовать свои условия!
- Мы этого все равно добьемся, пусть и ценой значительных потерь. А вы потеряете всю свою 5-ю армию. Сами понимаете - грешно не использовать столь выгодную ситуацию.
- А что вы еще хотите?
- Во-вторых: мы требуем вывести ваши дивизии и чекистов с казачьих территорий, немедленно остановить репрессии против казаков. В противном случае вы получите массовое восстание, наподобие Вешенского в прошлом году. Помните, чем оно для вас закончилось? С какими последствиями?! А сибирские дивизии обязательно придут на помощь казакам. И мы пройдем вдоль реки Урал до Каспия.
- Это вряд ли произойдет…
- Будет, Лев Маркович, обязательно будет! Сил для этого у нас хватит. Да и две дивизии оренбургских казаков уже сейчас хотят свести с вами счеты. А остановить вам многочисленную конную массу нечем - она запросто фронт проломит и пойдет поднимать казачьи восстания в вашем глубоком тылу. Недовольных советской властью там много, и они готовы взять в руки оружие. А оно вам надо?
- И вы говорите о партнерских отношениях, занимаясь вульгарным вымогательством?
- Вымогательством вы занимаетесь! Казаки к вам относятся крайне враждебно, так что упреки не по адресу. Скажу прямо - если вы примите эти условия, то приобретете намного больше. Я даже боюсь загадывать сколько. Но задам вопрос, чисто риторический, - Арчегов улыбнулся как можно добродушнее, хотя это было совсем нелегко. - Скажите, что предпочтительней для советской власти - полностью обескровить белых, а заодно ослабеть настолько, что всякие английские, французские и прочие империалисты нас на куски растерзают… Или мировую революцию устроить и всех капиталистов к ногтю взять?!
- Вы рассуждаете как настоящий большевик, господин генерал.
- Так что ответите, товарищ Мойзес?
- Второй вариант для нас намного предпочтительней.
- Тогда задам еще один вопрос - дорога к мировой революции идет через Омск или Екатеринодар? Или через Варшаву на Берлин?
Мойзес ничего не ответил, только кивнул - глаз горел нечеловеческим пламенем.
- В прошлой истории поляки тоже заняли Киев. Но вы их вышвырнули и дошли до Варшавы. В Германии, Венгрии, Австрии вас ждали с нетерпением, там и сейчас тлеют революционные угли, их надо только раздуть хорошо. И полыхнет так, что даже англичане на своем проклятом острове поджарятся. Но тогда не получилось…
- Почему? - Мойзес затрясся, словно в лихорадке, единственное око прямо жгло Арчегова.
- Белые не дали, сами в наступление перешли. И откатилась Красная армия обратно от Вислы чуть ли не до Днепра, только Киев с Минском сохранили. Я говорю правду…
- Я знаю. Есть один способ… - Мойзес наклонил голову, дыхание калеки стало хриплым.
"Я с тобой буду искренен. Правда, и ничего, кроме правды. Но не всю, а так, дозированно", - Арчегов выдавил из себя улыбку и достал из коробки очередную папиросу. На этот раз он предложил и Мойзесу - тот чиниться не стал, задымил в охотку.
- Я белый, вы красный, мы враги лютые! Но мы русские, прах вас подери, хоть вы и еврей! За вами миллионы русских мужиков, они хотят своей правды. Слишком несправедлив был старый мир! Но и за нами миллионы, у которых своя правда! Истребить вы нас не смогли, а мы вас никогда не сможем! Так зачем нам обливаться кровью, чтобы всякие шакалы нас на куски потом разорвали. Может, хватит?!
- Что вы предлагаете?
- Врежьте по полякам, хорошо ударьте! Так, чтобы до Варшавы и Берлина на одном дыханье дойти! Кто мы для панов? Всегда были сволочью - жиды пархатые, варвары русские, хохлы грязные, бульбаши вонючие! Разве не так? Кто веками нас грабил? А для "союзников", что злее и подлее врагов? Я их ненавижу больше, чем вас! Вы, по крайней мере, враги для меня открытые и маски друзей не надеваете. Вы кровь нашу льете не стесняясь, а они нас удавкой душат и с улыбочкой!
- Я понял вас! Сибирь будет держать нейтралитет. Так?
- Нам не нужна война!
- А Деникин? - Мойзес скривил рот в пакостной ухмылке. - Вы дадите гарантии, что он не ударит нас в спину, как в прошлый раз?
- Нет, таких гарантий я не дам!
- Вот видите…
Иркутск
- Да ничего не случится, Сеня! - Шмайсер небрежно похлопал по плечу Семена Федотовича, улыбнулся тому слишком широко, чтобы быть искренним. - Так что не суетись. Не убьют большевики твоего Арчегова, нет в том нужды. Им совершенно не нужно настолько обострять отношения с нами, пока поляки ведут энергичное наступление на Киев.
- А если они все же поведутся на провокации?! И всю нашу делегацию перестреляют?
- Они не наши, Сеня. Там сплошь "сибирские областники", даже Арчегов с Михайловым.
- Но все же такая вероятность существует?
- Конечно, - пожал плечами Шмайсер, но Фомин, знавший своего молодого приятеля достаточно времени, заподозрил неладное. Слишком нарочитым было для него такое равнодушие.
- Не выдержат давления и "разменяют". Так они, по-моему, о расстреле сейчас говорят?! В "штаб генерала Духонина" всех скопом отправят, в "Могилевскую губернию".
- Даже так? - Фомин заиграл желваками, лицо несколько посерело. - Не хотел бы я такого итога. Очень бы не хотел…
- Ты чего, Сеня, будоражишь и себя и меня? Момент очень удобный с большевиками счеты свести. А эти "автономисты", мать их за ногу, нам все путают, все планы ломают. Чего их жалеть-то? Они враги, раз от "великой, единой и неделимой России" отказались!
- Да я не о том, Андрей. Все же наши люди, много сделали, чтоб Сибирь от красных отстоять. А тут такая судьба! Жалко ведь, они еще могут немало полезного совершить…
- А ни хрена! Ты сам ответил, когда про Сибирь сказал. Для нее они, может, и совершат чего-нибудь, но не для России! Врагами они стали, когда всерьез в "областники" перешли.