- Будьте добры, снимите пальто, - велел ему Кумберлейн. Ледяной Кай подошел и помог Ферсону разоблачиться.
- Сделайте по десять шагов и ждите моих указаний.
Мулграв отошел от линии огня. Дуэлянты медленно отсчитывали шаги. Внезапно фехтовальщика передернуло от страха. Теперь оба пистолета заряжены. Каким бы трусом ни был Ферсон, он еще может победить. Достаточно одного хорошего выстрела, чтобы Гэз Макон лишился жизни.
На десятом шагу лорд Кумберлейн скомандовал:
- Стоп.
Ферсон обернулся и выстрелил. Гэз Макон пошатнулся, но удержался на ногах. С его левого виска потекла струйка крови. Нависла тягостная тишина. Лорд Кумберлейн замер, не сводя взгляда с раненого Гэза.
- Спусковой крючок подвел! - закричал Ферсон. - Он соскочил слишком рано.
- Вам не было приказано повернуться, - холодно отрезал Кумберлейн и направился к раненому Гэзу Макону. Юный генерал лишь отмахнулся.
- Со мной все порядке, - сказал он. - У меня поцарапано ухо.
- Рад это слышать, - ответил Кумберлейн. - Вы можете стрелять. Если мерзавец выживет, я лично прослежу, чтобы его повесили.
Гэз Макон прицелился. Жалкий Ферсон стоял, моргая на солнце. Пистолет выпал из его дрожащих пальцев. По его щекам покатились крупные слезы. Некоторые из солдат Ферсона, наблюдавших за поединком, в отвращении отвернулись. Остальные наблюдали, в ожидании неизбежного. Ферсон упал на колени, обхватив руками голову.
Рубашка Гэза Макона слева пропиталась кровью. Он опустил пистолет и выстрелил в землю. При звуке выстрела лорд Ферсон вскрикнул и бросился лицом вниз.
Мулграв подбежал к Гэзу. Из его уха все еще сочилась кровь.
- Я горжусь вами, сир, - сказал он. - В убийстве жалкого труса нет чести.
- Поговорим позже, - вздохнул Макон, положил пистолет на стол и подошел к лорду Кумберлейну.
- Никогда такого не видел, - пробормотал тот. - Это позор для всей армии.
- Я, как пострадавшая сторона, прошу, чтобы против лорда Ферсона не возбуждали процесса. Меня удовлетворит, если он подаст в отставку и удалится в свое имение.
- Мерзавец должен быть повешен. Его жизнь - оскорбление всему варлийскому народу. Но я приму во внимание ваше ходатайство. - Кумберлейн протянул руку. - Надеюсь, вы не пожалеете о своей доброте, генерал Макон.
Гэз пожал протянутую руку.
- Надеюсь, что не проживу так долго, чтобы пожалеть о доброте. Хотя я не уверен, что добр к нему. Каждый день в жизни труса таит в себе множество смертей. - Гэз обернулся и увидел у себя за спиной Ледяного Кая. - Благодарю за пистолет, сир, - сказал он и поклонился.
Кай молча поклонился в ответ.
На этом юный генерал в обществе Мулграва покинул место дуэли.
5
Ради денег Дрейг Кохланд мог решиться почти на все. Он с легкостью воровал и грабил, не считая зазорным убивать попадавшихся на пути людей. Дрейг был не из тех, кого можно одурачить глупыми правилами и законами. Он понимал, что весь мир так или иначе крутится вокруг воровства и грабежа. Любое общество было создано по той же системе. Дрейг всегда удивлялся: почему другие этого не понимают? Бедный фермер, едва сводящий концы с концами, когда засухи чередуются с немилосердными морозами, все равно должен отдавать сборщикам Мойдарта десятую долю урожая. Разве это не грабеж? Гоните десятую долю всего, что у вас есть, иначе я вас посажу в темницу или повешу. Когда в тавернах наступало время шумных перепалок, Дрейг нередко поднимал эту тему. Выпивохи, краснея от возмущения, вещали о том, что налоги уходят на постройку дорог, содержание школ и так далее. Дрейг только смеялся в ответ:
- Школы, да? У Мойдарта все рубашки шелковые, а у вас по одной, и те домотканые. Вот куда идут ваши денежки.
Дедуля всегда говорил: "Украдешь батон хлеба - тебя повесят, землю - коронуют".
Понятие Дрейга о добре и зле было простым и несложным в использовании. То, что хорошо для Кохландов, - добро, все остальное - зло.
Так он думал, пока в их небольшое горное поселение не явился варлийский всадник.
Он прибыл издалека и пообещал расплатиться золотом, если Кохланды выполнят указанное его господином. Имя заказчика пришелец не назвал, хотя Дрейг предположил, что это Мойдарт. В знак своей честности варлиец предложил аванс в серебряных чайлинах.
Дрейгу пришелец не понравился. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Ему вообще мало кто нравился. Разве что брат, Эйан, которого, сказать по правде, он не так уж и обожал. Однако Дрейга привело в смятение нечто совершенно другое.
Даже теперь, спустя два часа после того, как варлиец ускакал прочь, Дрейг никак не мог уяснить причину собственного беспокойства. Варлийцу можно было не стараться, чтобы заслужить нелюбовь Кохланда, - для этого ему вполне хватало оставаться варлийцем. Но дело было и не в этом.
Сгорбившись, Дрейг тихо сидел у очага. Вскоре пришел Эйан и уселся напротив на корточки. Эйан был моложе, но они казались близнецами: оба зеленоглазые, широкоплечие и неуклюжие, с простоватыми лицами и клочковатыми рыжими бородами.
- Что он хотел? - спросил Эйан.
- Чтобы мы кое-кого убили.
- Сколько обещал?
- Много.
- Отлично. Кого убиваем?
- Женщину и ребенка. Эйан прищурился:
- Шутишь, братец?
- Нет.
- Я не убиваю детей, - сказал Эйан и после небольшой паузы добавил: - И женщин тоже.
- Да? А почему? - поинтересовался Дрейг.
- Что значит почему? Нельзя их убивать, и все. После непродолжительного молчания Дрейг кивнул:
- Да, так я ему и сказал. Он не слишком обрадовался.
- Кого он хотел убить?
- Живущую на озере и мальчишку, которого Кэлин Ринг приволок из холмов.
- Того, чьих родителей загрыз Рваный Нос?
- Того самого.
- Что за белиберда! - воскликнул Эйан. - Кому от этого убийства будет польза?
- Нам, например, - подсказал Дрейг.
- Знаешь, я не об этом.
- Да, но не знаю, что еще тебе ответить.
Эйан взял длинную палку и поворошил гаснущие угли.
- Теперь он пойдет к Тостигу и ребятам из Нижней Долины. Они все сделают.
- Еще бы, за десять-то фунтов. Эйан тихо выругался:
- Я в жизни не видел столько денег.
- Жалеешь, что я отказался? Эйан поразмыслил.
- Не - а, - ответил он.
Дрейг встал, подошел к порогу и, пригнув голову, чтобы не удариться о нависшую притолоку, вышел на улицу. Там было мало людей. Двое тощих детишек швырялись друг в друга снежками, еще четверо волокли на холм видавшие виды санки. Во всем селении осталось только четверо мужчин: остальные двадцать три разделились на две группы и ушли на восток, воровать скот, чтобы потом перепродать его в Эльдакр. Дрейг задумчиво почесал бороду. Он давно сбился со счета, сколько ему лет, но чувствовал себя слишком старым, чтобы гоняться по горам за горсткой костлявых коровенок.
Странное беспокойство не покидало его. Десять фунтов - целое состояние. На них можно целых два года шиковать. Однако ему и в голову не пришло согласиться. Задул ледяной ветер. Дрейг поежился и вернулся в дом.
Эйан установил в очаг треногу, сверху поставил старую нечищеную сковороду и теперь потрескавшейся и немытой деревянной ложкой помешивал на ней овсянку.
- Я знаю, о чем ты думаешь, - заявил Эйан. Дрейг мрачно взглянул на брата.
- Да ну? Ты своих-то мыслей не держишь, куда тебе в чужих разбираться? - огрызнулся он.
- Ты хочешь предупредить Кэлина Ринга.
- Зачем мне делать такую глупость? Этот варлиец не простой человек. Мне такие враги не нужны. К тому же не хочу, чтобы Тостиг и его доблестная команда перерезали мою глотку.
- Ну, хорошо, - примирительно ответил Эйан. - О чем тогда ты думаешь?
Дрейг харкнул и сплюнул в огонь.
- О том, чтобы предупредить Кэлина Ринга, - признался он.
- Мы его не любим, - возразил Эйан.
- Тебя я тоже не люблю, но если в твой ботинок заползет змея, молчать не стану.
- Нет, станешь. Ты подождешь, пока она меня укусит, а потом будешь долго насмехаться. Как тогда, когда на меня свалилась та клятая ветка. Мог бы и крикнуть. Ты крикнул? И не подумал!
- Слушай, пятнадцать лет прошло, а ты все об одном и том же. А смешно было до колик.
- Нет ничего смешного в сломанной руке.
- Неправда, так еще смешнее. Надоели твои глупости. Мешай кашу, терпеть не могу, когда она пригорает.
Эйан улыбнулся, продемонстрировав неполный ряд желтых зубов.
- Забавное у тебя настроение, братец.
- Да, - согласился Дрейг. - Точно, забавное. Помнишь, к нам приходила Живущая, вылечила старика Драпуна? Мы думали, он останется без глаза, а она наложила какую-то припарку, и весь гной вышел.
- Да, помню. Ты тогда еще разозлился, что она не стала лечить твой чирей.
- Не чирей, а фурункул, причем огромный, с гусиное яйцо!
- Какая разница? Она сказала, что ты заслужил свой чирей. - Эйан рассмеялся. - Не думал, что ты позволишь какой-то женщине так говорить с тобой.
- А мне все равно, - соврал Дрейг. - Не понимаю ее. Она не взяла с Драпуна денег. Прошла пешком двадцать миль и даже не поела с нами.
- Может, она просто не любит горелую овсянку? - предположил Эйан.
- Наверное, - ответил Дрейг и внезапно выругался. - Знаешь, что мне покоя не дает? Этот варлиец считает, что я способен убить женщину и ребенка. Вот она, моя репутация! Неудивительно, что Живущая не стала лечить мой чирей.
- Фурункул, - радостно поправил его брат.
- Сам дурак.
Эйан рассмеялся и помешал кашу.
- Думаешь, Тостиг согласится убить их?
- Конечно, согласится. В нем ни капли ригантской крови.
- Да ее и в нас не больше наперстка, - заявил Эйан. - И досталась она нам от прадеда, значит, и эта на три четверти разбавлена спиртом.
Вдруг Дрейг рассмеялся.
- Ты прав, братец. Теперь мы Кохланды, и заботимся только о себе. И пусть все остальные катятся куда подальше, так?
- Точно!
Эйан разложил кашу в две глубокие деревянные миски, и братья принялись за еду.
Наконец Дрейг отодвинул опустевшую миску, встал и резко выругался.
- Мне действительно нравится Кэлин Ринг, - сказал он.
- Ты же говорил, что тебе никто не нравится, - обиженно ответил Эйан.
Дрейг рассмеялся:
- Он воин, у него твердый характер. Когда варлийцы взяли в плен его женщину, он не задумываясь пошел туда и вытащил ее. Этим нельзя не восхищаться.
- Он тебя избил и нос сломал, - возразил Эйан. - Не стоит нам в это ввязываться, Дрейг. Сам знаешь, какой Тостиг подлец, к тому же мечом и кинжалом владеет. Кэлин Ринг сам разберется.
- Не разберется, - покачал головой Дрейг, - если его не предупредить. Схожу-ка я в Айронлатч.
- Я с тобой не пойду.
- А кто тебя зовет?
- Мы не риганты, братец. Мы никому ничего не должны.
- Я и не спорю.
- Ты не думал, вдруг заказчик - Мойдарт?
- Думал, - ответил Дрейг, которому вдруг стало неуютно при звуке этого имени.
- Если узнает, что мы пошли против него, сам знаешь, кого он к нам пошлет.
Дрейг поежился и не ответил. Да, он знал, кого пошлет Мойдарт. Ищейку Хансекера с его проклятым серпом. И лежать тогда голове Дрейга в мешке.
- Хансекера, - сказал Эйан. - А от него не спрячешься.
- Успокойся, Эйан! Однажды он тоже не справился! Того борца, Чайна Шаду он так и не поймал. Говорят, Гримо увел его у Жнеца из-под носа. Значит, Жнец не демон, и бояться его нечего.
- Я даже думать о нем боюсь, - заявил Эйан.
Дрейг поднял с пола из угла старую медвежью шубу, встряхнул и накинул на плечи.
- Мы не станем ни во что ввязываться, - пообещал он. - Я просто перекинусь с Кэлином Рингом парой слов, и все, поминай нас, как звали.
***
Чара Ринг задумчиво стояла у окна темной спальни и, кутая тонкие плечи в синюю с зеленью шаль, смотрела на залитый лунным светом снег и на острые зубья далекого горного хребта.
Пять лет назад ее похитили варлийские солдаты, привезли в форт при Черной Горе, где жестоко избили и изнасиловали. Сны нередко возвращали ее в то подземелье, она слышала хохот солдат и мерзкую ругань предателя Вуллиса Свайнхема. Несметное количество раз Чара убеждала себя, что худшее позади, и ужасы того дня больше не имеют над ней власти. Сейчас она понимала, что была не права. Они навсегда останутся с ней, как незаживающая рана.
Чара не сомневалась ни в своей любви к Кэлину Рингу, ни в том, что чувствует в его объятиях. Обычно ей удавалось забыться, иногда это даже было приятно. Когда-то, вместе с Живущей, она посмеялась над тем, как важна для нее физическая близость с мужем. В чем-то это было правдой. Чаре было необходимо чувствовать, что она желанна для Кэлина. Однако часто, на пике удовольствия, перед ней представали уродливые, искаженные похотью лица насильников. Подсознание вновь выплескивало наружу давно пережитый кошмар, пыталось заставить закричать, оттолкнуть от себя мужа. Но Чара сдерживала себя, вспоминая, как Кэлин пришел, чтобы освободить ее.
Они с Райстером безрассудно ворвались в форт, убили солдат в сторожке и переоделись в их форму. Потом Кэлин пробрался в подземелье и освободил ее. Чара оглянулась на спящего мужа. Он лежал на спине, откинув одну руку. Шрам на щеке будто сиял, освещенный лунным светом. Чара вспомнила причину его появления - дуэль на саблях с ее братом, Балом. Будто целая жизнь прошла с тех пор. Будто существовало две разные Чары: тогда и сейчас.
Она больше не говорила с мужем об этих воспоминаниях. Кэлин слишком пекся о ней, пытался найти "лекарство" от них. Иногда его забота казалась трогательной, чаще - приводила в ярость. Изредка Чара выговаривалась Живущей. С ней было проще, она просто слушала, не надоедая глупыми советами.
Худшее случилось осенью, когда они с Кэлином поехали в Черную Гору, чтобы пополнить запасы еды. Пока их фургон загружали, они отправились гулять и спустились к лугу у ручья. Стоял великолепный ясный день, светило теплое солнце, будто летом. Чара, спокойная и счастливая, держала Кэлина за руку и смеялась его шутке. Навстречу им тоже шла супружеская пара, вокруг них резвились четверо детишек: трое мальчиков и девочка с каштановыми волосами. Увидев лицо мужчины, Чара остановилась как вкопанная.
Это был один из тех солдат, что изнасиловали ее.
Она думала, что все они погибли в битве на перевале Ригантов, когда ее муж провел воинов по почти отвесному склону в тыл варлийского войска. Ей было необходимо верить в то, что они погибли, что они наказаны за содеянное.
Недвижимая Чара стояла и смотрела, как семья насильника спускалась к ручью. Он обернулся, увидел ее и помахал рукой. Казалось непостижимым, как он мог не узнать ее, но Чара поняла, что так и случилось. Ее сердце рассыпалось в пепел. Этот человек едва не разрушил всю ее жизнь. И вот он как ни в чем не бывало в солнечный день гуляет с семейством у ручья.
Часть ее рвалась рассказать Кэлину, что сделал этот человек. Часть ее жаждала увидеть, как муж подойдет к насильнику и вырвет у него сердце. Но лишь часть, небольшая часть. Ни дети, ни жена не были виноваты в его преступлении. Утихнет ли боль Чары, если на ее глазах женщина лишится мужа?
Чара прикусила губу и отвернулась.
- Что случилось? - спросил Кэлин.
- Голова болит, - ответила она и снова взяла его за руку. - Не обращай внимания. Пойдем обратно в город, поищем, где можно перекусить.
В неверной предрассветной дымке появился силуэт плотника Сенлика. Он доковылял до дальней калитки и стал возиться с замком. По утрам, особенно зимой, его хромота на левую ногу становилась сильнее. Он сильно состарился с предыдущей осени, когда его разбил паралич. Его голова совсем побелела, говорить он стал невнятно, а когда улыбался, что теперь случалось все реже, левая сторона его лица не двигалась. Левая рука уже почти не слушалась. Он с трудом отпер калитку и его пес, Лоскуток, черно-белая дворняга, выскочил за ограду.
- Ты рано проснулась, - сказал Кэлин, сев в постели, потягиваясь и зевая.
- Сенлику нельзя так много работать, - ответила она. - Ему надо чаще отдыхать.
- Я говорил, - огорчился Кэлин. - Но он хочет приносить пользу.
Снаружи работники выводили лошадей из конюшни.
- Я не хочу, чтобы ты ехал, - сказала Чара.
Он вылез из кровати и, встав у нее за спиной, обнял ее за плечи.
- Будешь скучать?
- Что за глупый вопрос? Конечно, буду. И Жэм с Фирголом тоже будут.
- Меня не будет всего двадцать дней. Не хочешь вернуться в постель, чтобы мне было, что вспоминать в это время?
- Ты меня и так не забудешь, - ответила она, выскользнув из его объятий. - На улице тебя дожидаются замерзшие люди, так что одевайся. Я приготовлю тебе завтрак.
Чара вышла из спальни и спустилась вниз, где уже сидела Мэв.
- Тебе что-нибудь привезти из Эльдакра? - спросила она.
- Только моего мужа, - холодно ответила Чара.
Плотник Сенлик уныло ковылял к дому. Истинный ригант, он всегда гордился своим мужеством, бесстрашием. Но теперь ему было страшно. Нет, не смерти, ведь рано или поздно она приходит ко всем. Сенлик боялся постареть настолько, чтобы стать обузой для тех, на кого он работал. Ему не хотелось гаснуть в постели, не имея возможности пошевелиться. Удар чуть не прикончил его, и иногда он жалел, что этого не случилось. Тогда он хотя бы смог умереть мужчиной.
У ворот Сенлик остановился. Лоскуток уселся рядом.
- Когда я успел постареть? - невнятно сказал Сенлик.
Старость подкралась почти незаметно. Да, волосы седели, движения становились медленнее, и кости ныли по холодам и раньше. Но теперь он чувствовал себя таким… такой развалиной.
Он уже попрощался с Кэлином, Мэв и большинством работников. Когда-то он пожалел бы, что не едет с ними в Эльдакр. Сенлику нравились города: нравилось дивиться на красивые дома, проводить дни в тавернах, а вечера в борделях, где играли музыку. Сейчас он не стал жалеть. В борделе ему пришлось бы стыдиться за себя. Лоскуток, заметивший за оградой кролика, низко заворчал.
- Все равно не поймаешь, приятель, - сказал Сенлик. Пес поднял голову и умоляюще уставился в глаза хозяину. - Хочешь попробовать, а? Ну давай. Ату его!
Лоскуток припустил по снегу. Кролик сначала подпустил его поближе и вдруг скакнул в другую сторону. Лоскуток, попытавшись повернуть, поскользнулся и упал, немало насмешив Сенлика. Радостно тявкая, пес вскочил и ринулся в погоню.
На звук собачьего лая из дома выбежал Фиргол Устал.
- Лоскуток поймает кролика? - спросил мальчик.
- Нет. Ни в коем случае.
- Он много кроликов поймал?
- За девять лет жизни ни разу не поймал. Но не оставил надежды. - На секунду Сенлик задумался. - Знаешь, на самом деле все не так. Однажды он принес мне кролика. Тому удалось удрать от сокола, но он поранил себе заднюю лапу. Лоскуток подобрал его и принес мне. Осторожно нес, как щенка, у моих ног положил.
- Ты его съел?
- Нет. Я решил, что раз кролик спасся от сокола, ему надо сохранить жизнь. Мы его выкормили, а когда лапа зажила, отпустили на волю.
- А почему Лоскуток его не убил? - спросил малыш.
- Не знаю. Наверно, решил, что он заслуживает еще один шанс. Кто знает, что у собаки в голове? Надень-ка рукавицы, парень, сегодня холодно.
Фиргол посмотрел на юг.