А лучших кулачных бойцов уже подводили к нашему шатру. Городской голова князь Черкасский, за отсутствием воеводы, приготовился награждать победителей. Стражники поставили перед ним большой ларец, более похожий на сундук. Кузнецу из толпы выбросили его малахай, а Коломыльцеву раскрасневшаяся от пережитых чувств наша тетка Елена протянула его соболью шапку. Черкасский под одобрительный гул народа наполнил каждый из головных уборов золотыми монетами.
Мне подумалось, если уж за выигрыш в кулачных боях здесь отваливают столько денег, какой же тогда богатой должна быть эта страна? Украдкой, пока зрители в шатре ликовали, я взглянул на Мари. Она была такой хорошенькой в своей лисьей шубке, но задумчивой. Может быть, думала о том же, что и я. Почувствовав, что на нее смотрят, девушка обернулась и, уловив мой взор, полный обожания и восхищения, приветливо улыбнулась, обнажив белоснежные зубки.
Иван товарищески хлопнул меня по плечу, мол, не увлекайся. Я намек понял и стал, как все, рукоплескать самым стойким драчунам.
А там u лучшего наездника привезли. Им оказался тоже сын купца – Михаилы Шумилова. Что тут началось в нашем шатре! Счастливый отец бросился с объятиями к избитому Коломыльцеву, на котором еще не всю кровь вытерли, и давай его тискать. А когда сынка его подвели к шатру, трудно было узнать в этом заснеженном, озябшем до костей наезднике, с одежды которого свисали сосульки, купеческого отпрыска. Парню князь также отсыпал шапку золота. А счастливый отец тут же объявил собравшимся, что во всех его шинках сегодня первую чарку водки гостям в честь сей знаменательной победы будут подавать бесплатно. Коломыльцев объявил про две дармовые чарки в своих заведениях, на что Шумилов ответил тремя. Кулачный боец поддержал его. Этим щедрость купцов ограничилась.
Дикая страна!
* * *
– Христос воскрес!
– Воистину воскрес!
Марина Кирилловна и Лариса Ивановна троекратно якобы расцеловались, едва прикоснувшись щекой к щеке, ибо губы у той и у другой были накрашены.
Мужчины просто крепко пожали друг другу руки. И пошли в дом.
На этот раз стол был накрыт в гостиной, где, несмотря на довольно теплый, солнечный день, какие обычно выдаются на Пасху, был растоплен камин. Но в помещении было нежарко, ведь работал и кондиционер.
Аксакова отметила перемены в Кирееве. Она не видела его больше месяца. После смотрин он еще пару раз приходил заниматься с Аленкой, а после сказал, что девушка готова по истории к поступлению в любой ведущий вуз страны, он оставил ей список необходимой литературы, с которой желательно еще ознакомиться, свои же уроки он считает лишней тратой денег и времени.
Сейчас, одетый в серую шерстяную тройку от "Хьюго босс", небесно-голубую рубашку из чистого хлопка, в дорогом галстуке, он походил на преуспевающего европейского бизнесмена, но никак не на учителя истории из Сибири. Да еще прическа.
Обычно взъерошенный, теперь же он был модно подстрижен. Парикмахеру удалось стильно выделить наметившуюся седину на висках. Настоящий джентльмен! Не то что некоторые.
Ее муж сегодня значительно проигрывал бывшему репетитору. Во-первых, он был в обыкновенном свитере. К тому же перекошенный и кособокий: левое плечо заметно выше правого. Понятно, что из‑за наложенных бинтов. Во-вторых, кислая мина. Да, может быть, и больно, но при гостях можно же было взять себя в руки хоть на час!
Марина Кирилловна также обратила внимание и на метаморфозы, произошедшие с Ларисой Ивановной. Ее подруга заметно преобразилась. Причем в лучшую сторону. Из ее облика исчезла некая недоделанность, неестественность, столь часто присущая женщинам незамужним. Состояние постоянного поиска, в котором в течение уже многих лет пребывала госпожа Лебедь, теперь сменилось умиротворенным довольством и самоуверенностью. Аксакову это раздражало, можно сказать больше – бесило. Ей было тяжко лицезреть, насколько элегантно и гармонично сидит на ее подруге светло-бежевый брючный костюм. Раньше Лариска такой ни за что бы не надела. Свободного покроя, не стесняет движений, ничего негде специально не оголяет. Но вот это самое безразличие к тому, как воспримут тебя окружающие, особенно мужчины, и придавало костюму столь обворожительный шарм. Тот, кто придумал эту одежду, – талантливый и наверняка очень дорогой заграничный кутюрье, мыслил именно так.
В джинсах и легкой маечке без рукавов от "Труссарди" Марина Кирилловна чувствовала себя не в своей тарелке, ибо ее туалет на порядок уступал наряду подруги.
Она была в курсе, что Киреев практически живет у Лариски, но вещи свои из общежития к ней не перевозит. На что подруга ей постоянно жаловалась. А Марине Кирилловне ее слова были, как бальзам на душу.
– А как поживает Любаша? – спросила хозяйка Владимира Валерьевича нарочито громко, чтобы слышала Лариска.
– Кто такая Любаша? – встряла в разговор любопытная подруга.
И Марина Кирилловна с нескрываемым торжеством ответила:
– А ты у Володи спроси.
Лариса Ивановна повернулась к своему мужчине и повторила вопрос теперь уже лично ему.
Надо отдать должное выдержке Киреева, он почти не смутился и спокойно ответил:
– Это моя соседка по общежитию. Насколько мне известно, она поживает в настоящий момент неплохо. Собирается замуж за водителя маршрутного такси.
Госпожу Лебедь ответ явно не удовлетворил. Но она поняла смысл Маринкиного вопроса и с ядовитостью, на какую способна только уязвленная женщина, смерила хозяйку дома испепеляющим взглядом.
Но здесь появились дети, и пикировка двух дам отошла на второй план. Страховщица повосхищалась, как они выросли и повзрослели, особенно Алешенька. Она даже подошла к юноше и демонстративно погладила его по спине, сказав при этом "Богатырь!". Про Аленку она ничего не сказала. Да и та, в свою очередь, смотрела на Юлькину мать неласково и никак не могла взять в толк, что мог найти Владимир Валерьевич, человек со вкусом, в этой жеманной и неумной старухе.
Пасхальный стол у Аксаковых был на уровне. Тетя Клава постаралась от души. Даже Марина Кирилловна, что случается чрезвычайно редко, приняла участие в приготовлении некоторых блюд. А Аленка раскрасила яйца масляными красками под хохломскую роспись.
После разбития пасхальных яиц, а также торжественного поедания их и пасхального кулича, собравшиеся стали просто выпивать и закусывать. Мужчины налегли на "Абсолют", а женщины остановили свой выбор на мартини. Лишь только Аленке, как еще несовершеннолетней, Клава, дежурившая на протяжении всего застолья на кухне, с разрешения матери приготовила легкий коктейль со льдом из апельсинового сока и мартини. Алексею тоже родители предложили чего-нибудь поменьше градусом, но молодой человек настоял на водке, взяв обязательство не гнаться за старшими и ограничивать себя в выпитом.
После третьей или четвертой рюмки Аксакова, как всегда в обществе своего ученого коллеги, потянуло на любимую тему.
– Как продвигается работа над диссертацией? – как бы невзначай поинтересовался он у Киреева.
– Спасибо. Все нормально, – последовал холодный ответ. – Сдал Могилевскому черновик.
– Это уже интересно, – зашевелился Андрей Александрович. – И какую же роль сыграло сибирское казачество в войне с Пугачевым?
– Самую что ни на есть активную, – уклончиво ответил гость.
Аксакова такой ответ явно не удовлетворил, и он велел сыну разлить еще по одной.
– За правду, совесть и справедливость, – провозгласил тост Андрей Александрович.
– Полностью тебя поддерживаю, отец, – высказал свое мнение Аксаков-младший и допил водку, оставшуюся от предыдущего тоста.
Киреев же едва пригубил налитое.
– Значит, ты, Володька, сдрейфил, передумал идти наперекор официозу, смирился и решил защитить дежурную кандидатскую диссертацию. Она будет пылиться где-нибудь в архиве мертвым грузом, и никто в нее никогда не заглянет, даже из любопытства, потому что ничего нового там нет, – вынес свой вердикт Андрей Александрович.
– А ты думал, что я, как протопоп Аввакум или Джордано Бруно, пойду на костер не за свои, заметь, а за твои бредовые идеи?! – вспылил историк и выскочил из‑за стола.
Научный диспут явно перерастал в нечто более серьезное, грозящее непредсказуемыми последствиями. Женщины испуганно смотрели на мужчин, оставив обсуждение весенней коллекции Версаче, и явно недоумевали по поводу причин, вызвавших такую бурю эмоций.
– Пойдем на веранду, Галилео Галилей, покурим и спокойно обсудим возникшую ситуацию, – предложил хозяин дома.
Алексей, сгоравший от любопытства, увязался за старшими. Он тоже уже курил.
– У меня к тебе всего пять вопросов. Ответишь – правда на твоей стороне, замешкаешься – она где-то в другом месте, – начал разговор по душам Андрей Александрович.
Киреев промолчал.
– Первый вопрос: зачем Наполеон, великий стратег, как безумный рвался в Москву, когда царь и правительство находились в Петербурге? Достаточно было взять столицу, и война была бы выиграна. Он Бородине положил половину своей армии. Чтобы посидеть в древнем московском Кремле?
Владимир Валерьевич выпустил изо рта клубок ароматного дыма от сигареты "Мальборо" и рассмеялся:
– Ты же знаешь, Андрей, что великие люди иногда совершают вещи, для понимания нас, простых смертных, недоступные.
– Это не ответ, а лишь изящный уход от ответа, – констатировал Аксаков и продолжил. – Вопрос второй: зачем Петру Первому понадобилось переносить столицу в Санкт-Петербург? Нужен был портовый и торговый город на Балтике, окно в Европу, но столицу-то зачем было переносить в топи и болота? Московский климат гораздо для жизни приятней.
Киреев загасил сигарету и коротко сказал, что ответил и на этот вопрос в первый раз.
– Ладно. Идем далее, – не унимался неугомонный вопрошатель. – Почему Екатерина Вторая именно в 1775 году начала проводить губернскую реформу?
– Возникла историческая необходимость упорядочения управления империей.
– А почему именно в этот момент, а не годом раньше?
– Я понимаю, к чему ты клонишь, Андрей. Но ты сам-то не допускаешь мысли об обыкновенном совпадении? – ответил вопросом на вопрос Киреев.
– Не слишком ли много совпадений? – в свою очередь спросил хозяин дома и задал свой четвертый вопрос: – А скажи-ка мне, ученый муж, почему это испанцы, португальцы, голландцы, британцы, французы – в общем, все цивилизованные народы Европы – огнем и мечом завоевывали свои колонии? А у нас, прямо как в сказке, по щучьему велению, по моему хотению, раз – и припала к империи половины Азии, от Урала до Чукотки, да еще чуток Америки прихватила. Ужель такие бравые казачки были у Ермака Тимофеевича, что пятью сотнями смогли справиться со всеми народами и племенами, населявшими Великий Лес и Великую Степь?
Владимир Валерьевич закурил новую сигарету и ответил усталым голосом, давая понять, что данный разговор ему явно наскучил:
– Мы, кажется, касались как-то этого вопроса. Я думал на эту тему и единственное объяснение этого феномена вижу в дальновидной, продуманной колонизаторской политике российских правителей.
Аксаков картинно вздохнул и вымолвил:
– Теперь уже в вашей исторической версии и слово "феномен" появилось. А теперь объясните мне, пожалуйста, господин хороший, несколько таких "феноменов" из времен царствования Ивана Грозного. Если вас, конечно, не затруднит. Самый красивый собор в Европе стоит на Красной площади в Москве и построен он в честь какого-то юродивого калеки – Василия Блаженного. Феномен. Царь Иван Четвертый, по официальной версии, был женат семь раз, тогда как православная церковь разрешала всего четыре брака. Феномен. Иван Грозный то является великим стратегом: берет Казань, выигрывает Ливонскую войну, то сходит с ума и начинает мочить своих подданных: развязывает опричнину, громит свой же российский город Новгород. Феномен. Несколько раз отрекается от престола. Его опять венчают на царствование. Сажает на трон какого-то безродного татарина Симеона Бекбулатовича. Сплошные феномены…
Историк не сдержался и заливисто захохотал, потом обнял университетского товарища за плечи и процитировал:
– Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…
Молчавшего доселе Алексея задели эти слова, он очень не хотел, чтобы последнее слово осталось за гостем, поэтому спросил отца:
– Пап, а ты сам-то что думаешь по этому поводу?
– Это будет длинная история. И если вы готовы ее выслушать, то без выпивки нам тогда не обойтись.
Сына и гостя Андрей Александрович проводил в библиотеку, усадил их в кресла поудобнее, сам же на минутку заглянул в гостиную, извинился перед дамами за долгое отсутствие и проинформировал их, что оно продлится еще некоторое время. Затем, прихватив начатую бутылку водки, блюдо с какой-то закуской и три рюмки, еще раз извинился и удалился.
Лекция господина Аксакова по российской истории № 3
– Брак – дело ответственное, господа. Никогда не женитесь, не подумавши, иначе можете оказаться в такой же ситуации, в какую попал царь Иван IV. И хотя Анастасия Романовна Захарьина, видимо, была очень хороша собой, но терять из‑за нее голову царю явно не следовало. Тем более, допускать к управлению государством ее родню. К тому же баба она оказалась весьма сварливая, родила мужу двух сыновей, Дмитрия и Ивана, а потом так допекла бедного их отца, что тот умом двинулся от разных придирок и пошел по Москве дурачиться, народ веселить. За что и кличку получил Васьки Блаженного. Василий – по-гречески "базилевс", царь, значит. А детей-то его родня поделила. Старший Димка попал в руки бабкиной по отцу родни – Глинских. А младший Ванька остался при матери, в роду Захарьиных-Романовых. Пока Дмитрий был жив, царство не лихорадило. Русские дружили с татарами и другими инородцами, населявшими страну, а на Запад смотрели с недоверием и опаской. Но случилась трагедия: десятилетний Дмитрий, купаясь в реке, утонул. Тогда на царство венчается его брат Иван Иванович. К власти впервые приходят Романовы и Захарьины, чьи земельные вотчины на Псковщине, и они уж больно ориентируются на Запад. Другим же знатным ордынским боярам такая политика не нравится. И Романовы развязывают в стране настоящий террор. Первый виток опричнины. Новгородская трагедия. Массовые казни неугодных бояр. И такой беспредел творится почти десять лет. Пока оставшимся в живых боярам эта кровавая вакханалия окончательно не надоела и они не заставили Ивана отречься от престола. А на трон возвели, похоже, его престарелого дядю – сына Иван Третьего – Симеона, который, венчаясь на царствование принял имя Иван. Теперь уже ордынцы начинают разделываться с западниками. На арену выходят такие личности, как Малюта Скуратов и Василий Грязной. Вновь пошли в ход дыбы и плахи. Гражданская война продолжается. Иван-Симеон умирает, и власть переходит к его сыну Федору. Не было никакого грозного царя, была грозная эпоха, когда власть переходила от одной партии к другой. Пойдем далее. Официальная версия считает царя Федора Ивановича бездетным. Однако мне почему-то думается, что у него был наследник, и звали его Борис. Только нам он известен как узурпатор, не имеющий права на власть, под фамилией Годунов. Не сестрой Борису была Ирина Годунова, а матерью – законной женой царя. А далее все более или менее известно. Судьба Годунова трагична, как и судьба его наследника Федора. Убит сразу после рождения. К власти приходят Шуйские, Голицыны, Романовы. В стране начинается смута, которая длится восемь лет. Ибо жив еще один законный наследник престола – царевич Дмитрий, сын Ивана Ивановича. Официальная история выводит его под именем Гришки Отрепьева. Чего вы хотите – отребье! Какой из него царь? Лжедмитрий Первый погибает, но откуда ни возьмись появляется Лжедмитрий Второй – Тушинский вор. Но почему-то и жена первого "самозванца" Марина Мнишек, и мать его Мария Нагая признают в нем законного наследника престола. Начинается охота за ним. Романовы достигают своего – царевич гибнет. Но вот жена его, польская аристократка, почему-то ведет себя странным образом после гибели мужа. Она не бежит в Европу к своей родне с малым сыном на руках, а наоборот, направляется в прямо противоположную сторону – на восток, на Волгу, в Астрахань. Под прикрытием атамана Заруцкого. А может быть, своего мужа Дмитрия? Но и здесь их настигают противники. Заруцкого посадят на кол, Марина закончит свои дни в тюремном застенке, а "воренка" повесят на Спасских воротах. А был ли мальчик? Или, может быть, он чудом уцелел. Через пятьдесят лет после восшествия первого Романова на русский престол именно на Волге начинается очередная масштабная гражданская война, дошедшая до нас как восстание Степана Разина. А еще через век вновь на восточных рубежах империи разгораются новые сражения, якобы с мятежным казаком Пугачевым. И вновь просвечивается идеологическая обработка – Пугало, Пугач…
В этом месте Киреев демонстративно зааплодировал:
– Браво, браво! Да тебе, Андрей Александрович, не бизнесом надо заниматься, а исторические романы писать. Эх как закрутил, всю историю перекроил. И как гладко. Словно сам по векам пробежал и подсмотрел.
– А мне отцовский рассказ понравился. В нем больше логики, чем во всех учебниках по истории, какие я читал, – откровенно признался Алексей.
На что Киреев менторски заметил:
– Молодой человек, история – это не всегда логика и закономерность. В ней чрезвычайно велика роль случая. Поэтому давайте, друзья, оставим все как есть. На этом фундаменте воздвигнуто все здание нашей цивилизации. Не опровергаем же мы теорию относительности Эйнштейна, иначе рухнет вся наша физика.
– Не путай! – повысил голос Аксаков-старший. – Это разные вещи. Одно дело – точные науки, другое – гуманитарные. Разве свобода и рабство есть одно и то же? Я просто выстроил версию, как это могло бы быть. В средние века идеологическая машина работала почище и похлеще нашего. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Для обоснования законности своего права на власть Романовы могли выдумать любую сказку, а затем с помощью силы заставить народ в нее поверить. И в самом деле, как ловко у них получилось: Анастасия Захарьина – единственная законная жена законного царя. Федор – бездетный. А остальные – ублюдки и самозванцы. После этого любые небылицы про иноземное иго, от которого окончательно избавили народ Романовы, меня лично не удивляют. Но закабаление собственного населения – заслуга именно этой династии. Насильственная европеизация, разрушение исконно русской церкви – тоже.
– А про Екатерину, Петра и Наполеона – какие у тебя версии, отец? – задал вопрос Алексей.
Андрей Александрович сам уже устал от произнесенной пламенной речи и тихим, обыденным голосом ответил: