- Скажи, - Сергей Михайлович положил руки на плечи Ольги и склонился к самому ее уху, - ты пришла только для того, чтобы отметить сдачу экзамена?
Теперь настала очередь гости касаться губами уха хозяина дома.
- Нет, - чуть слышно выдохнула она.
Руки Лунева сползли с плеч девушки на ее талию, ухватились за край кофточки и потянули вверх, стягивая с тела. Расправившись с кофточкой, руки тут же оказались на спине девушки и принялись за новую операцию.
Сергей Михайлович никогда в своей жизни не играл на музыкальных инструментах, но сейчас он вдруг подумал, что ему следовало бы попробовать себя в качестве пианиста - настолько виртуозно работали его пальцы. В одну секунду они расстегнули крючки лифчика, затем также быстро справились с крючком на юбке и незаметным движением распустили на ней замок.
С жадностью заплутавшего в знойной пустыне путника, который случайно вышел к роднику студеной воды, Лунев припал губами к девичьим соскам. Их нежная шероховатость вызвала дрожь в теле Сергея Михайловича и он с глухим рычанием стал спускаться вниз, покрывая поцелуями упругий живот, впалый пупок, лобок, поросший жесткими волосками, и…
Почувствовав, что не в силах далее сдерживать себя, Лунев обхватил ноги девушки и, прижав Ольгу спиной к стене, приподнял ее над полом. Когда они соединились, из груди девушки вырвался тихий стон…
Через полчаса Лунев и Оля лежали в кровати, лениво гладя и лаская друг друга. Рядом, на тумбочке стояла опорожненная бутылка шампанского и пустые бокалы.
- Я в вас сразу по уши влюбилась. Еще в тот вечер, когда вы меня спасли, - шептала девушка в ухо Сергея Михайловича, - вы такой смелый, решительный. Настоящий мужчина.
- Я тебя тоже сразу полюбил. Только сначала не поверил этому. Мне уже пятьдесят, а тебе… Кстати, сколько тебе лет?
- Девятнадцать.
- … а тебе девятнадцать. Мне казалось, между нами ничего не может быть.
- Разница в возрасте ничего не значит, если люди любят друг друга.
- Это для тебя ничего не значит. Потому что молодым не свойственно задумываться о будущем. А мне приходиться об этом думать. Ведь лет через пятнадцать-двадцать я буду уже стариком, а ты цветущей молодой женщиной, полной энергии и желаний.
- Во-первых, как мне кажется, мужчина всегда может оставаться мужчиной и доставлять удовольствие женщине. Даже в сто лет. А, во-вторых, зачем думать о том, что будет через двадцать лет? Надо жить сегодняшним днем. Надо стараться быть счастливым и получать удовольствие сегодня.
Ольга всем телом прижалась к Луневу и поцеловала его в щеку.
- Странно! - усмехнулся Сергей Михайлович.
- Что странно?
- Меня в любви бросает из одной крайности в другую.
- Что вы имеете в виду?
- Моя жена была старше меня на шестнадцать лет, а теперь вот ты…
- На шестнадцать лет?! - Ольга приподнялась на локте и заглянула Луневу в глаза.
- Понимаешь, - Сергей Михайлович наморщил лоб, - меня в юности всегда тянуло к зрелым женщинам. А тут вернулся с фронта, гляжу, совсем один остался. Родители под бомбежкой погибли. Сестра в эвакуации сгинула. Дом разрушен. Жить негде. Вот меня соседка у себя и приютила. Она тоже одна осталась: мужа и сына на войне потеряла. Поселился я у нее. Ну, а потом, когда дочка родилась, мы расписались.
С минуту лежали молча.
- Сергей Михайлович, можно я вас по имени буду звать и на "ты"?
- Зови, если нравится, - пожал плечами Лунев.
- Сережа, - тут же воспользовалась разрешением Ольга, - а давай вместе жить?
Некоторое время Сергей Михайлович молча рассматривал потолок.
- Ты хорошо все обдумала? - наконец, спросил он, - ведь это серьезный шаг.
- Очень хорошо, - тряхнула головой девушка.
- В таком случае, забирай ключ от квартиры. Он лежит вон в той шкатулке, на полке, - Сергей Михайлович кивнул на шкаф, - и жду тебя завтра с вещами.
г. Медина, 627 год
- Ты сегодня весь вечер задумчивый и печальный, - Айша под одеялом прижалась к Мухаммеду, - тебе нездоровится? Или что-то тебя заботит?
- Сам не пойму что происходит со мной сегодня, - Пророк одной рукой обнял жену, - тревожно у меня на душе. Чувствую: какое-то событие должно свершиться вскоре и событие это не сулит мне ничего хорошего.
- Что же может случиться плохого? - удивилась молодая женщина, - курейшитов-многобожников, своих главных врагов, ты побил. Сейчас они, как крысы в норе, укрылись в своей Мекке и дрожат от страха. В других племенах уже достаточно много мусульман и они не допустят вражды с тобой. У тебя нет причин для тревоги.
- Не военные угрозы меня беспокоят, - вздохнул Пророк.
- Что же, в таком случае? - Айша приподняла голову, чтобы заглянуть мужу в глаза.
- Не знаю, - сердито буркнул Мухаммед.
Он откинул одеяло и встал с постели.
- Уже уходишь? Ты даже не поцеловал меня сегодня! - Айша обиженно оттопырила губы.
- Она еще совсем ребенок, - подумал Пророк, глядя на жену, - все же не стоило жениться на семилетней девочке.
Он наклонился к Айше и погладил ее по голове.
- Извини, мне сегодня не до поцелуев. Пойду к себе, отдохну.
- Знаю я, куда ты пойдешь! - Айша оттолкнула протянутую к ней руку, - к своей разлюбезной Зейнаб ты пойдешь. Мед пить.
- Айша, дорогая, - Мухаммед вновь попытался погладить жену, - пожалуйста, не ревнуй. Ты же знаешь, после смерти Хадиджи, ты у меня самая любимая жена. И на ночь я прихожу к тебе чаще, чем к другим супругам.
- А последние две ночи ты с Зейнаб провел! - на глазах Айши выступили слезы.
Пророк огорченно вздохнул, резко повернулся и быстрым шагом направился из комнаты. За его спиной послышались громкие рыдания.
- С одной стороны, иметь много жен это хорошо, - рассуждал Мухаммед, шагая на свою половину дома, - но с другой, уж больно хлопотно.
Придя к себе, Пророк, первым делом, зажег свечи и поставил их на низкий столик. Затем он открыл сундук и, бережно достав оттуда кипу исписанных аккуратным почерком бумаг, перенес их на стол. Подложив под бок подушки, Мухаммед расположился возле стола и аккуратно, словно это был сосуд, доверху наполненный водой, взял верхний лист бумаги.
- Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!
Хвала Аллаху, Господину миров!
Прочел он первые строки Корана. Мухаммед вернул на стол бумагу и откинулся на подушки.
- Молодец Джабраил, - мысленно похвалил он Ангела, - здорово придумал: изложить Коран на бумаге. Пройдут сотни или даже тысячи лет, а люди будут читать Священную книгу и вспоминать меня, Мухаммеда бин Абдуллаха. Меня, бедного сироту, ставшего Посланником Аллаха, который видел самого Господа и разговаривал с ним, который…
Чуть слышное покашливание донеслось из темного угла комнаты. Мухаммед вздрогнул и повернулся на звук. В углу комнаты стоял высокий, худощавый старик в ослепительно белой одежде.
- Джабраил! - радостно воскликнул Пророк, вскакивая на ноги.
Ангел Господень шагнул навстречу Мухаммеду и обнял его так, как отец обнимает сына после долгой разлуки.
- Рад тебя встретить вновь, Мухаммед, - голос Джабраила, также по-отечески, был мягок и проникновенен, - не буду скрывать, я постоянно следил за тобой и в курсе всех твоих достижений и всех проблем.
Они прошли к столу, опустились на одеяло и обложились подушками.
- Час поздний, поэтому я не буду задерживать тебя долгой беседой, - начал разговор Ангел, - я пришел, чтобы высказать ряд замечаний и пожеланий по поводу твоих трудов во славу Аллаха нашего Наидобрейшего. Но начать я хочу с похвал. Я восхищен настойчивостью и упорством, с какими ты борешься за идеалы ислама. Я рад, что тебя не пугают на этом пути ни трудности, ни опасности. Я одобряю твое мудрое решение покинуть Мекку и перебраться в Медину. Конечно, твоим соплеменникам-курейшитам, которые составляют большинство населения Мекки и, знающих тебя с детства, трудно поверить, что ты вдруг стал Посланником Господа. Из Медины, где никто не препятствует твоей деятельности, тебе легче будет распространять ислам по всей Арабии.
Ангел замолчал и некоторое время задумчиво смотрел в одну точку.
- Теперь поговорим о твоих ошибках и просчетах, - вздохнул он, - начнем с мелких. Они касаются написания Корана. Мы договорились, что все написанное в нем, ты представишь как послание Аллаха, переданное через тебя людям.
- Но я так и поступаю! - вскинул вверх руки Мухаммед, - я даже женам своим не говорю правды.
- Знаю, - кивнул головой Джабраил, - но правда, как черви из земли во время дождя, вылезает чуть ли не из каждой страницы твоего произведения.
Мухаммед удивленно уставился на Ангела Господня.
- Давай, для примера, возьмем любую из этих страниц, - Джабраил потянулся к столу и вытащил из кипы бумаг первый, попавшийся ему лист, - сура шестьдесят шесть, - прочел он вслух, - вот яркий пример правдивости моих слов. Две твои молодые женушки Айша и Хафса ополчились против новой твоей избранницы Зейнаб. Сплетничают, наговаривают на нее, поливают грязью. Я понимаю, тебе это до тошноты неприятно. Но зачем свои чувства вкладывать в уста Создателя миров. Или ты полагаешь, что Господу больше нечем заниматься, как разбираться в дрязгах твоих сварливых жен?
Джабраил положил лист на стол и вынул из кипы следующий.
- Сура двадцать четыре. Опять! - хлопнул он себя по колену, - опять женщина! Ну, если кто-то оговорил твою Айшу, обвинив в измене, если в тебе взыграла ревность, причем здесь Аллах? Неужели ты думаешь, что люди поверят, будто Всевышнего настолько интересуют твои семейные проблемы, что Он решил их обсудить в Священной книге?
На этот раз Ангел со злостью швырнул листок на стол и взял следующий.
- Сура сто одиннадцать. "Пусть пропадут обе руки Абу Лахаба и сам он пропал!", - прочитал Джабраил начало суры и лицо его исказила презрительная усмешка, - значит, ты полагаешь, что Господу, который управляет мирозданием, интересны отношения между тобой и твоим дядей Абу Лахабом? У тебя не Коран получился, а автобиография.
Но и это еще не все, - огорченно вздохнул Ангел Господень, - твои руководства по организации жизни арабов, разрешению их бытовых и финансовых споров настолько мелки и примитивны, что выдавать их за рекомендации Аллаха нашего Наимудрейшего, равносильно попытки выдать крик осла в брачный период за пение соловья. Чего только стоят твои призывы не есть мертвечины и не иметь близость с женщинами во время менструации. Неужели ты всерьез думаешь, что люди примут все это, - он кивнул на бумаги, лежащие на столе, - за послание Всевышнего?
- Но ведь они принимают! - Мухаммед из-под лобья бросил на Ангела робкий взгляд.
Некоторое время Джабраил тупо взирал на своего собеседника. Затем раскатистый смех неожиданно вырвался из его груди.
- И правда, принимают, - сквозь смех с трудом выдавил он, - ну и Аллах с ними, пускай принимают.
Отсмеявшись, Ангел Господень свел брови к переносице и с минуту молча барабанил пальцами по подушке.
- Настало время поговорить о делах более серьезных, - заговорил он голосом, в котором послышался металл, - помнишь ли ты, при нашей первой встречи, я говорил тебе о тех задачах, которые ставит перед тобой Всевышний?
- Конечно, помню, - склонил голову Мухаммед.
- А помнишь ли ты, что первой задачей я назвал необходимость привить арабам любовь к добродетели?
- И это я прекрасно помню, - вновь кивнул головой Пророк, - помню и неизменно следую твоему указанию. Почитай Коран. Чуть ли не на каждой странице я призываю к добродетели, а в четвертой суре прямо сказано: "делайте добро родителям и близким, и сиротам, и беднякам, и соседу, и путнику, и тому, кого увидели ваши глаза". А в суре…
- Я знаю эти строки, - поднял вверх ладонь Ангел, останавливая Мухаммеда, - знаю и хвалю за них. Но, видимо, у тебя и Господа нашего Наидобрейшего разные представления о добре. Добро, доброта, по мнению Аллаха, это, прежде всего, всепрощение. Ты же призываешь к войне с неверными. "О вы, которые уверовали", - говоришь ты в девятой суре, - "не берите своих отцов и братьев друзьями, если они полюбили неверие больше веры." И там же: "Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха."
Джабраил тяжело перевел дыхание и сокрушенно покачал головой.
- Беря тебя в свои помощники, Господь рассчитывал, что новая религия, которую ты понесешь людям, будет объединять их на основе добра и добродетели. Объединять! - Ангел соединил между собой пальцы обеих рук, - потому что именно в объединении всех племен и народов видит Аллах путь к более счастливой жизни людей на Земле. Ты же в Коране призываешь: "О вы, которые уверовали, не берите неверных друзьями."
- По-твоему выходит, что я должен обниматься и брататься с гнусными многобожниками?! - голос Пророка дрожал от возбуждения, - с теми многобожниками, которые вылили мне на спину верблюжьи потроха, когда я молился?! С теми многобожниками, которые плевали мне в лицо?! С теми многобожниками, которые несколько раз покушались на мою жизнь, и только чудо спасло меня?!
- Этим чудом был я, - усмехнулся Джабраил, - что же касается твоего вопроса, отвечу: да, с многобожниками, как и с христианами, и иудеями, ты должен не сражаться, а искать мира. Не убивать и грабить их караваны, а совместно торговать, возделывать землю и строить города. Пока же ты призываешь к противному. В своих хутбах ты заявляешь, что погибшие на войне против неверных станут шехидами и попадут в рай.
Знаешь ли ты, к чему это приведет? Молодые, лишенные жизненного опыта, люди, для того, чтобы оказаться в раю, где, как они полагают, их ждут полногрудые красотки, станут убивать ни в чем не повинных людей. И детей, и стариков, и женщин. Все это противно желанию Аллаха и он требует от тебя изменить свои взгляды и поведение.
При последних словах Ангела, Мухаммед вскочил на ноги. Глаза его сверкали бешенным огнем.
- Я не верю тебе! Не верю! - закричал он, брызгая слюной, - Аллах не мог отдать мне такого распоряжения! Это ты, - он ткнул пальцем в сторону Джабраила, - ты, а не Аллах не хочешь моей победы над неверными! Тебе не нравится моя религия, и ты не желаешь, чтобы она распространилась по всему Свету! Уходи! Я не буду слушать тебя!
Джабраил покачал головой и медленно поднялся на ноги. Взгляд его скрывался под опущенными веками.
- Жаль! - вздохнул он, - жаль, что ты оказался не тем, кого Аллах хотел бы видеть на твоем месте.
Ангел Господень поднял веки и посмотрел на Мухаммеда взглядом, в котором одновременно читались печаль, разочарование и жалость.
- Ты будешь жестоко наказан за свое ослушание, Мухаммед, - тихо проговорил Джабраил.
Он взмахнул рукой, и его фигура стала тускнеть, растворяться в воздухе и через несколько мгновений исчезла вовсе как облако пара над кипящей водой.
Областной центр России, 17 июня 1973 года
В течение всего следующего дня Лунев, что называется, не мог найти себе места. Он носился по этажам гостиницы, поспорил с ремонтниками, помог электрику заменить лампочки на люстре в вестибюле, в бухгалтерии угостился чаем с тортом домашней выпечки, дежурному администратору рассказал пару свежих анекдотов, заскочил к директору ресторана и тот усадил его обедать. В своем кабинете Сергей Михайлович появлялся наскоками и задерживался там не более пяти минут. Поэтому неудивительно, что, когда секретарша нашла его в подвальном помещении гостиницы в обществе сантехника, пот струился с ее лица.
- Сергей Михайлович! Сергей Михайлович! - задыхаясь, выпалила она, - срочно бегите в кабинет. Вам первый секретарь обкома звонит.
Прыгая через три ступеньки, Лунев взбежал на второй этаж, залетел в кабинет и схватил телефонную трубку.
- Алло!
- Сергей Михайлович? - голос обкомовской секретарши был поставлен не хуже, чем у ведущей новостей Центрального телевидения.
- Да.
- Анатолий Дмитриевич сейчас занят. Подождите у телефона несколько минут.
Ждать пришлось около получаса.
- Сергей, привет! - услышал, наконец, Лунев голос бывшего однополчанина, - что новенького?
- Ничего, - растерянно пробормотал Сергей Михайлович.
- Как здоровье?
- Скрипим потихоньку, - попытался шутить Лунев.
- На работе все в порядке?
- Все нормально. У меня кое-какие идеи появились по поводу гостиничного хозяйства, - вспомнил Сергей Михайлович, - хотелось бы с тобой посоветоваться.
- Посоветуйся. Непременно посоветуйся. Но позже. Я завтра на неделю в Москву уезжаю. На пленум ЦК. Решил перед отъездом узнать, как у тебя дела идут, не мешает ли кто работать.
- А кто мне может мешать? - насторожился Лунев.
- Ну, мало ли кто… - буркнул первый секретарь, - значит, говоришь, у тебя все нормально. Тогда, бывай. Как вернусь, позвоню.
С работы Сергей Михайлович вновь возвращался на автобусе. Лишь только открыл дверь квартиры, как в нос ему ударил аромат жареного мяса. Лунев скинул туфли и прошел на кухню. Оля стояла у плиты в домашнем ситцевом халатике и, с вилкой в руках, колдовала над сковородой.
- Ах! - испугалась она, увидев Лунева.
- Что у тебя здесь? - Сергей Михайлович взглядом указал на сковороду.
- Котлеты, - улыбнулась девушка.
Она повернулась к Луневу боком и между полами короткого халата показалась белая, точеная ножка.
- А здесь у тебя что? - Сергей Михайлович шагнул к девушке и запустил руку ей под халат.
- То же, что было вчера, - игриво повела плечами Оля.
- Вчера я не до конца распробовал твое блюдо, - тяжело дыша, Лунев принялся расстегивать пуговицы на халате.
Через полчаса Лунев и Оля сидели за кухонным столом, в голодной спешке уминая котлеты.
- Вкусно? - поинтересовалась девушка.
- Очень, - промычал Лунев, продолжая пережевывать пищу.
- Завтра я борщ сварю. Ты любишь борщ?
- Люблю, - Сергей Михайлович дожевал котлету и со вздохом удовлетворения откинулся на спинку стула.
С минуту он наблюдал, как Оля подчищает свою тарелку.
- Я не вижу твоих вещей. Ты без вещей пришла?
- А сумка в спальне? Ты разве ее не видел?
- Все твои вещи поместились в одной сумке?! - удивился Сергей Михайлович.
Ольга кивнула головой.
- Завтра же пойдем в универмаг и купим тебе одежду, - хлопнул ладонью по столу Лунев.
- И как, по-твоему, я буду выглядеть в той одежде?
Сергей Михайлович вытаращил на девушку удивленные глаза.
- В нашем универмаге ни одной модной вещи невозможно найти. В такой одежде в огороде копаться и то стыдно.
- Но я же покупаю себе там одежду! - продолжал таращиться Лунев.
- И зря! - фыркнула Ольга.
- Как, "зря"?! Где же тогда ее покупать?
- На барахолке, конечно!
- На барахолке? - переспросил на всякий случай Сергей Михайлович, - но там же все дорого!
В ответ девушка лишь пожала плечами.