- Ну, хорошо, - подумав с полминуты, согласился Лунев, - купим тебе одежду на барахолке. Кстати, - вскинул он голову, - что ты сказала соседкам по комнате, когда собирала вещи?
- Сказала все как есть: ухожу жить к любимому мужчине.
- А они?
- Они, естественно, стали о тебе расспрашивать. А мне и рассказать нечего. Я ведь о тебе почти ничего не знаю, - Оля дотронулась до руки Лунева, - расскажи мне о себе.
- Чего же рассказывать? - смутился Сергей Михайлович.
- Что-нибудь. Ты же столько пережил! Через всю войну прошел! Рану я у тебя на груди видела. Вот и расскажи, как тебя ранило.
Лунев посмотрел на Олю усталым, старческим взглядом.
- Не люблю я фронтовые годы вспоминать. Тяжело это. Больно, - он вздохнул и махнул рукой, - ну уж коли ты просишь, ладно, расскажу.
Это в сентябре сорок третьего случилось, на Украине. Я тогда в разведке служил. Как-то вечером вызывает к себе ротный меня, Сашку Рыженко и Семена… - Лунев почесал затылок, - надо же! Фамилию забыл. Ну, неважно. Вызывает, стало быть, нас троих и дает задание. Нужно ночью по болоту перейти линию фронта и лесом дойти до деревни Галушки. Там, по данным авиационной разведки, немцы аэродром разместили. Однако у командования есть сомнения: действительно ли это аэродром или обман, фикция, для прикрытия настоящего объекта. Чтобы ответить на этот вопрос, нас троих и посылали за линию фронта. Меня старшим назначили.
Вышли мы из расположения части темной ночью. Дождь накрапывал. С одной стороны, хорошо: от немцев легче скрыться. А с другой, плохо: проход через болото отыскать сложно. Я это болото хорошо знал. Не раз через него проходил. Но днем, а вот ночью впервые довелось. Иду первым. Можно сказать, на ощупь. Легой дно проверяю. За мной Сашка Рыженко следует, а последним Семен шел. Идем мы, идем… Вдруг слышу: вскрикнул у меня кто-то за спиной. Коротко так, будто охнул. Обернулся, вглядываюсь в темноту - вроде кто-то маячит. Окликнул тихонько (шуметь-то нельзя) - Сашка отозвался. Я к нему подошел, спрашиваю: в чем дело? А он отвечает: Семен пропал. Пошли мы назад, Семена искать. Ходили, бродили, но так и не нашли. Видимо, оступился в темноте Семен. Утонул в болоте.
Двинулись мы дальше вдвоем. Миновали болото, пошли лесом. Всю ночь шли. К утру вышли к Галушкам. Тут отдохнули часок и стали подбираться к аэродрому. Добрались до места, откуда аэродром был виден как на ладони. Начали наблюдать, и вскоре ясно нам стало, что никакой это не аэродром. Вместо самолетов, муляжи фанерные под сеткой стоят. Настоящие самолеты садились там пару раз. Но, скорее, для отвода глаз. Постоят с четверть часа и улетают.
Мы с Сашкой уже думали возвращаться, как вдруг из-за тучки солнце выглянуло. Тут немец, что на сторожевой вышке стоял, видимо, и поймал "солнечного зайчика" от наших биноклей. Дал он по нам очередь из автомата и тревогу поднял. Мы, где ползком, где бегом, стали уносить ноги. Но немцы, тоже не дураки, пустили по нашему следу собак. Мы тогда к ручью повернули. Думали, по воде бежать, чтобы следов не оставлять. Однако чтобы до ручья добраться, пришлось несколько десятков метров по открытой местности бежать. Тут немцы нас огнем и накрыли.
Сашка впереди меня на пару шагов бежал. Когда первые выстрелы грохнули, он, вроде как, споткнулся, упал. Я к нему подскочил, хотел помочь подняться. Гляжу, а у него в затылке дырка. Только я распрямился, чтобы дальше бежать, тут меня что-то в грудь, под сердце как шарахнет. В глазах потемнело. В голове гудит так, будто в колокол рядом со мной ударили. Упал я на спину и все, словно в колодец бездонный провалился…
Очнулся от того, что дышать мне стало трудно. На грудь словно камень пудовый положили. Открыл глаза, ничего не вижу. Темень сплошная. Попробовал левой рукой шевельнуть. Не могу - придавлена она чем-то. Попробовал правой. Она, вроде, посвободней оказалась. Стал я правой рукой вокруг себя щупать и обнаружил, что сбоку от меня земля, подо мной земля, а сверху на мне тело чье-то лежит. Оно, тело это, спасло меня. Закрыло лицо и не дало земле нос забить.
Принялся я из всех сил раскачиваться, пытаться руки освободить. Бесполезно. Только уши землей забил и дышать стало труднее. Видимо, воздуху мне уже не хватало. И тут меня такой ужас обуял, что я разум потерял. Стал орать, биться в истерике, тело того, кто на мне лежал, зубами рвать. Все это меня последних сил лишило. Чувствую: сознание теряю. Всякая всячина мерещиться стала: будто земля вокруг меня зашевелилась, а мертвое тело, что на мне лежало, поднялось и ушло куда-то. Открыл я глаза, вижу: луна на черном небе, звезды, а рядом со мной старик с длинной бородой на коленях стоит. Ладонями до моей раны слегка дотрагивается и шепчет что-то. А я при этом чувствую, как жизнь ко мне возвращается. Дышать легче становится и боль уходит. Огляделся я. Смотрю: рядом могила разрытая, а на ее краю Сашка Рыженко с прострелянной головой лежит.
Минуты три старик надо мной колдовал. Потом поднялся с колен, указал мне рукой в темноту и говорит:
- Тебе туда.
Сам повернулся и в другую сторону пошел. Рубаха на нем белая, длинная, кожаным пояском подвязана, как у Льва Толстого…
Сергей Михайлович вздрогнул и застыл с открытым ртом. Его широко открытые глаза уставились в одну точку.
- Что? - Оля коснулась руки Лунева, - что случилось?
- Лев Толстой… - словно в бреду прохрипел тот.
- Что, Лев Толстой?
Сергей Михайлович перевел взгляд на девушку.
- Я этого старика видел совсем недавно. Когда тебя провожал до общежития, а еще раньше на озере.
- Ты обознался, - махнула рукой Ольга, - с тех пор тридцать лет прошло. Старик, который тебя спас, умер давно.
- Да, пожалуй, ты права, - вздохнул Сергей Михайлович, - однако, странно: та же фигура, то же лицо, а главное, те же глаза. Голубые, бездонные. И смотрят так, словно насквозь тебя просвечивают.
- Конечно, обознался, - Оля встала из-за стола и принялась доставать из шкафа посуду для чая.
Областной центр России, 19 июня 1973 года
- Сергей Михайлович, - в кабинет заглянула секретарша, - к вам посетитель.
- Пусть проходит, - не отрывая взгляда от бумаг, кивнул Лунев.
Дверь распахнулась, и Сергей Михайлович невольно стиснул зубы. Широким шагом, по-хозяйски, в кабинет вошел старший лейтенант Госбезопасности Кудряшов.
- Здравствуйте, здравствуйте, Сергей Михайлович, - приветливо улыбнулся старший лейтенант, - давненько не виделись.
- Не так уж давно, - вздохнул Лунев и откинулся на спинку стула, стараясь оказаться как можно дальше от сотрудника КГБ, чтобы не подавать ему руки. Тот правильно понял движение хозяина кабинета и, не подходя к его столу, уселся на ближний к двери стул.
- Как ваше здоровье? Как работа? Освоились уже на новом месте? - продолжал улыбаться Кудряшов.
- Валентин Иванович, - Лунев наморщил лоб, - мне кажется, мое здоровье вас не очень волнует. Давайте сразу перейдем к делу.
- Зря вы так думаете, - покачал головой старший лейтенант, - ваше здоровье мне отнюдь не безразлично. Не дай бог, с вами беда случится, так ваш бывший однополчанин, а ныне областной руководитель, на нас, невинных, грешить станет. Скажет: Ааа, мракобесы, убрали неугодного вам человека!
Кудряшов громко рассмеялся.
- Так что, уважаемый Сергей Михайлович, не из праздного любопытства интересуюсь я вашим здоровьем.
- Можете не беспокоиться, Валентин Иванович, с моим здоровьем все в порядке. Какие еще вопросы у вас имеются ко мне?
Несколько секунд сотрудник Госбезопасности задумчиво тер подбородок.
- Сергей Михайлович, боюсь показаться назойливым, - заговорил он тихим, вкрадчивым голосом, - но я пришел, чтобы еще раз попытаться убедить вас, не мешать нам работать в гостинице.
- В таком случае, должен вас разочаровать: вы зря потратили свое служебное время, - развел руки в стороны Лунев.
В глазах старшего лейтенанта блеснул злой огонек, однако, когда он заговорил, голос его по-прежнему оставался тихим и вкрадчивым.
- Сергей Михайлович, давайте попробуем пофантазировать и представим себе ситуацию: вы нарушили закон и, согласно уголовному кодексу Российской Федерации, вам грозит провести несколько лет в "местах не столь отдаленных". Но мы, сотрудники КГБ, можем сделать так, что никто о вашей провинности не узнает. В ответ за эту помощь мы попросим вас… впрочем, вы догадываетесь, о чем мы вас можем попросить.
Комитетчик внимательно посмотрел Луневу в глаза.
- Так как, Сергей Михайлович, может между нами состояться такая сделка?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - Лунев грозно подался телом на старшего лейтенанта, - никаких законов я никогда не нарушал!
- Ой ли? - усмехнулся Кудряшов, - а интимная связь с лицом, не достигшим совершеннолетнего возраста? Разве это не преступление?
- Что?! - растерялся Сергей Михайлович, - о какой интимной связи вы говорите?
- О связи с несовершеннолетней Ольгой Петровной Дроздовой, - старший лейтенант бросил на Лунева победный взгляд.
- Как с несовершеннолетней?! - оторопел Сергей Михайлович, - ей же девятнадцать! Она учится на втором курсе института!
- Нигде она не учится, - скривил лицо как от зубной боли Кудряшов, - а чтобы вы мне окончательно поверили, вот ее паспорт.
Сотрудник Госбезопасности раскрыл принесенную с собой папку и протянул Сергею Михайловичу документ.
- Можете убедиться сами: восемнадцать лет Дроздовой исполнится лишь в сентябре. То есть, через три месяца, а пока ей семнадцать.
С полминуты Лунев тупо разглядывал разворот паспорта, с первой страницы которого на него взирала фотография Ольги. Старший лейтенант меж тем продолжал говорить:
- Буду с вами до конца откровенным, Сергей Михайлович. Ольга Дроздова - моя работа. Эта девушка приехала в наш город около года назад. Три месяца работала на мебельной фабрике. Потом уборщицей в поликлинике. Потом… еще где-то, но последние два месяца не трудоустраивалась. Занималась проституцией. Пару раз пыталась поработать в баре для иностранцев в вашей гостинице. Но там конкуренция жесткая. Ее быстро отшили. Вот тогда мы с ней и познакомились. Я пообещал пристроить ее в бар на седьмом этаже. Тамошний ээ… - старший лейтенант повертел в воздухе пальцами, - смотрящий или разводящий, короче, сутенер, мой большой должник. В благодарность за помощь Ольга согласилась провести с вами некоторое время. Два-три ознакомительных занятий и вот бывшая поломойка превращается в студентку педагогического ВУЗа. Ну а дальше все просто: сцена с ограблением, ваше знакомство, встречи у вас дома, интимная связь.
Когда Ольга переехала в вашу квартиру, наш сотрудник установил в спальне камеру. Получился увлекательный фильм. Вот, - Кудряшов снова раскрыл свою папку и вынул оттуда несколько фотографий, - взгляните. Это эпизоды из того фильма.
Старший лейтенант шагнул к столу и веером разложил фотографии перед Луневым.
- Скажите: подло! Мерзко! - комитетчик внимательно следил, как покрывается красными пятнами лицо Сергея Михайловича, - что же, соглашусь: и подло и мерзко. Но такова специфика нашей работы. Цель оправдывает средства. А о высшей цели Комитета Государственной Безопасности мы с вами уже говорили, вы ее знаете. Поэтому я, без ненужных дискуссий, возвращусь к вопросу, который задал вам в начале нашей беседы: согласны ли вы на сделку? Мы не даем ходу уголовному делу против вас, а вы не мешаете нам работать в гостинице? Впрочем, если вы не хотите поступаться своими моральными принципами, у вас есть простое решение - уволиться из гостиницы.
Мысли в голове Сергея Михайловича, путаясь и перескакивая друг через друга, затеяли сложные игры. Ни на одной из них Лунев не мог сосредоточить свое внимание дольше одной секунды. "Оля - проститутка?! Но ведь она такая нежная, невинная! Игра! Все это было игрой! Но неужели можно играть в любовь?! Нет! Не верю! …"
Сергей Михайлович поднял голову и обратил на сотрудника Госбезопасности мутный, невидящий взгляд.
- Мне нужно подумать, - прохрипел он, - дайте один день.
- Хорошо, - охотно согласился Кудряшов.
Он встал и направился к выходу. Взявшись за дверную ручку, он повернулся к Сергею Михайловичу.
- Завтра, в это же время, я позвоню вам.
г. Медина, 8 июня 632 года
На протяжении вот уже тринадцати дней Пророка мучил необычный жар. Температура тела была столь высока, что родные, окружавшие в эти дни Посланника Аллаха, остерегались до него дотрагиваться. Айша, Умм Салама и Фатима, сменяя друг друга, постоянно обтирали тело Мухаммеда мокрыми тряпками. Эти водные процедуры несколько облегчали страдания Пророка, но не в силах были заглушить жара внутри его организма. Мухаммеду казалось, что в теле его пылает пожар, в котором сгорают все внутренности. Время от времени у него возникало желание разорвать свое тело и выпустить огонь наружу. Уже несколько раз, в забвении, он впивался ногтями в свою грудь в попытке разорвать ее. Женщинам и, приходившим им на помощь Али, с трудом удавалось успокоить его.
В ночь с седьмого на восьмое июня жар стал уже невыносим. Пророк в стонах и криках метался по кровати, в кровь раздирая ногтями свою кожу. Его крики слышали сотни асхаб, собравшиеся у дома Айши, где умирал Посланник Аллаха. Люди вполголоса разговаривали между собой, создавая тем самым странный, колеблющийся звук, который смолкал, когда усиливались крики, доносящиеся из дома, и, наоборот, усиливался, когда крики стихали.
Айша, Умм Салама, Фатима и Али уже несколько часов кряду стояли возле больного на коленях, обливаясь слезами, в отчаянии от своего бессилия помочь ему. Неожиданно стоны прекратились. Пророк замер в одном положении, словно к чему-то прислушиваясь. Взгляд его был направлен в дальний угол комнаты. Все присутствующие невольно повернули головы в ту сторону, но ничего, кроме старого сундука, там не обнаружили.
- Да, я сделаю это, - вдруг четко и ясно произнес Мухаммед.
Он повернул голову и нашел взглядом Айшу.
- Проводи всех из комнаты и сама выйди, - приказал Пророк.
Не говоря ни слова, родственники поднялись с колен и вышли во двор. Дождавшись, когда стихнут звуки их шагов, Мухаммед вновь повернул лицо к дальнему углу комнаты.
- Здравствуй, Джабраил, - криво усмехнулся Пророк, - признаюсь, я надеялся, что уже не увижу тебя на этом Свете. Догадываюсь, ты пришел выполнить свое обещание наказать меня. Ну что же, я готов. Можешь приступать.
- А наказание уже началось, - Ангел Господень медленными шагами приблизился к кровати Пророка, - этот необычный жар, сжигающий твое тело, часть его. И часть весьма незначительная, поскольку боль физическая не может идти ни в какое сравнение с болью душевной. Я же пришел, чтобы доставить тебе душевные муки. Они и будут твоим главным наказанием.
Джабраил замолчал, ожидая ответа Мухаммеда, но, не дождавшись, продолжил:
- В своем Коране ты часто призываешь людей обращать внимание на знамения, в то время как сам ты этого, к сожалению, не делаешь. То ли по незнанию, то ли по нежеланию.
- О каких знамениях ты говоришь? - насторожился Мухаммед.
- О знамениях, которые предупреждали тебя не идти против воли Аллаха, не вести воин против людей, иной с тобой веры, не убивать и не грабить их. Знаешь, почему ни один твой ребенок, за исключением Фатимы, не пережил тебя?
Мухаммед оторвал голову от подушки.
- Потому что их смерть была наказанием за твое ослушание, за развязывание войны против неверных. Вспомни, сразу после твоей победы над курейшитами при Бадре скончалась твоя любимая дочь Рукайе, а после битвы при Затуррика умер твой ненаглядный внук, шестилетний Абдуллах. Это были знамения Аллаха, которые ты не разглядел или не желал разглядеть.
Ангел вновь прервал свою речь, внимательно вглядываясь в лицо Пророка.
- Вижу, вижу, - усмехнулся он, - по твоим глазам, наполненным ужасом, вижу, что сказанное мной острым мечом ранит твое сердце. Но это только начало. Главные душевные муки ждут тебя впереди.
Джабраил опустился на колени перед кроватью Пророка и склонился над умирающим.
- Ты, вероятно, с легкой душой готовишься к смерти, поскольку уверен, что тебя на том Свете ждут райские кущи? Так вот, спешу тебя разочаровать. Никакого рая нет. Как нет и ада.
- Ты лжешь! - Пророк приподнялся на локтях, - я своими глазами видел и ужасы ада, и прелести рая. Ты же сам помог мне побывать в тех местах!
- Я помог тебе все это вообразить. Оставаясь в пещере, ты видел картины, которые я, подобно художнику на полотне, рисовал в твоем сознании. И рай, и ад, и ангелы, и даже Аллах, все это лишь плод твоего воображения.
- Ты хочешь сказать, что и Аллах не существует?!
- Нет. Аллах, конечно, существует, но не в том виде, в котором я тебе его нарисовал.
Мухаммед откинулся на подушки.
- Я не верю тебе, - с трудом ворочая распухшим языком, прохрипел он, - рай есть и я, после смерти, окажусь на его самом высоком уровне.
- Хорошо, - скривил лицо в злобной усмешке Джабраил, - если ты не веришь мне на слово, я попытаюсь доказать свою правоту с помощью умозаключений на простом примере.
Мы с тобой знаем, что твоя жена Айша безмерно любит золотые украшения (как, впрочем, большинство других женщин). Наличие этих украшений для нее Добро, а их отсутствие - Зло. Теперь представь, что где-то, скажем, недалеко от Медины, нашли залежи золота, размеры которых превышают запасы всех железных руд на Земле вместе взятых. Как ты думаешь, что сделает после этого Айша со своими золотыми украшениями?
Вновь не дождавшись ответа от Пророка, Джабраил продолжил:
- Она выкинет их на помойку. И правильно сделает. Потому что эти украшения станет неприлично носить. Ведь из золота начнут изготавливать все, что только возможно: посуду, пуговицы, крючки, другую бытовую утварь. Получается, что Добро, наличие золотых украшений, обесценилось. Перестало быть Добром. А почему? Да потому, что не стало Зла, недостатка золота. Добра стало так много, что его перестали ценить.
Вспомни свое сиротское детство. Вспомни, как ты мечтал досыта наесться своим любимым кушаньем мухаллабией. Но представь, что тебя каждый день стали бы кормить одной мухаллабией. Уверен, что спустя несколько дней ты без отвращения не мог бы смотреть на это блюдо.
Добро может быть оценено лишь в сравнении со Злом. Если не будет Зла, то не будет и Добра. Ты сейчас мечтаешь попасть в рай. Но что такое рай в твоем представлении? Не трудись отвечать, - махнул рукой Джабраил, заметив напряженную складку на лбу Пророка, - я это сделаю за тебя. Коротко, рай это место, где нет Зла. Одно лишь Добро. А этого, как мы сейчас с тобой доказали, быть не может. А значит, не может быть и рая. Ты согласен со мной, Мухаммед?
И на этот раз Пророк промолчал. Он лишь отвернул лицо от собеседника. Джабраил поднялся на ноги.