- Пока не надо, - не согласился Наромарт. - Сейчас я ещё раз осмотрю Мирона, надо понять, что удалось почтенному Огустину.
- Хорошо бы, если ему удалось хоть что-то, - с сомнением покачал головой морпех. - Мирона лечить надо, а не бормотать над ним непонятно чего…
- Это молитва, - в голосе Йеми звучало глубокое почтение. - Разве есть более сильное средство от ранений, чем молитва?
Молчание Балиса было красноречивее любого ответа.
- Не надо спорить, - попросил черный эльф, со своей обычной неловкостью склоняясь над Мироном. - Балис, ты ведь доверяешь моим словам, верно?
Гаяускас молча кивнул.
- Так вот, говорю тебе и как врач и как священник: молитвы Огустина пошли Мирону на пользу. Пока вы несли его, я обратил внимание на то, что бледность уменьшилась. Более ровными стали пульс и дыхание.
- Может, это действие твоего снадобья? - с сомнением спросил отставной капитан.
- Мне никогда не приходилось сталкиваться с такими недоверчивыми людьми. Саша, Женя, попробуйте раздобыть воды. Йеми, сообрази какую-нибудь тряпку.
Взявшиеся было за разгрузку коня, мальчишки отправились на поиски воды и вскоре принесли в хижину небольшой глиняный кувшин. Наромарт обмакнул в воду предложенную Йеми тряпицу и аккуратно протер ею лицо Мирона.
- Ну, Балис, посмотри, что ты скажешь об этом?
Вода смыла запекшуюся корку крови на виске Нижниченко, под ней оказалась здоровая кожа. Не было не то, что раны - даже шрама. Но не могла же кровь выступить просто так, без повреждения.
Гаяускас удивленно посмотрел на эльфа, тот утвердительно кивнул.
- Сила молитвы, Балис. Если молиться с верой и благочестием, то очень многое становится доступным. Исцелить царапину - это не предел чудесам. Гораздо важнее то, что настоятель Огустин остановил внутреннее кровотечение.
- Так что, Мирон здоров?
- Если бы, - вздохнул Наромарт. - Болевой шок, кровопотеря… Но, главное - нога по-прежнему сломана. Так что, до выздоровления ещё далеко. Огустин сказал всё абсолютно правильно.
- Что же он не вылечил Мирона полностью?
- Послушай себя, Балис. Только что ты говорил, что остановить кровотечение молитвой невозможно. А теперь воспринимаешь это как должное, да ещё и требуешь большего. Не очень-то благоразумно, на мой взгляд.
- Ты прав, - согласился морпех после небольшой паузы. - Но очень уж хочется, чтобы Мирон скорее выздоровел.
- При переломе бедра кости у человека срастаются не быстрее чем через два месяца, и это самый лучший случай. Но, молитвами отца Огустина, думаю, Мирон встанет на ноги гораздо раньше. Кроме того, нам обещана ещё и помощь Битого, не знаю уж, в чём она будет состоять.
- Странное имя - Битый, - заметил Балис.
- Это не имя, а прозвище, - усмехнулся Йеми. - И, если судить по его лицу, то нельзя не признать, что это прозвище подходить ему как нельзя лучше.
Лечить Мирона Битый пришел после того, как показал Сашке приютскую конюшню, куда они и определили Ушастика. На первый взгляд его действия очень напоминали поведение Огустина. Воин Храма так же присел над всё ещё не пришедшим в сознание Нижниченко и принялся водить раскрытой правой ладонью в нескольких сантиметрах от поверхности тела. Сначала над головой, потом - над левой половиной груди, затем - над животом и, наконец, над поврежденной левой ногой. Это заняло у него около десяти минут, после чего, поднявшись, Битый объяснил:
- Не знаю, какие раны были до молитв отца Огустина, но сейчас всё очень неплохо. Голова почти не повреждена, я исцелил те травмы, что ещё оставались. В брюхе теперь тоже всё в порядке. Остались только переломы ребер и ноги. Кости мне так быстро не срастить, но повреждения сосудов, кровоизлияния я убрал. Завтра попробую помочь ещё. Хотя, после молитв отца Огустина, это, возможно, и не понадобится.
- А позвоночник в порядке? - поинтересовался Наромарт.
Северянин удивленно моргнул.
- Позвоночник цел, совершенно точно. А что, был поврежден?
- Не знаю, - честно признался темный эльф. - В отличие от тебя, я теперь не чувствую ауру… А прощупывать я не рискнул.
- Понимаю, - с серьезным видом ответил Битый. - Твоя богиня властна лишь на своей земле. Я слышал о том, что такое бывает. Как же ты осмелился покинуть её владения?
Наромарт пожал плечами.
- Такой вот я непоседа. Ну что, отведешь меня к отцу Огустину?
- Пошли. И вот ещё что, - он кивнул на раненого, - хотя бы денек хорошо бы его жидкой пищей покормить. Бульон сварить сможете?
- Справимся, - улыбнулся Йеми. - А ты ещё и повар?
- Моряк должен всё уметь, - не принял шутливого тона северянин. - В море за нами ухаживать некому.
Балис окинул Битого уважительным взглядом, но ничего не сказал. Изонист и Наромарт покинули хижину.
В голове шумело, в ушах звенело, в глазах мелькало… Полный набор удовольствий. Такого с Мироном никогда раньше не бывало. Помнился только сход лавины, а всё дальнейшее куда-то ускользало, как песок между пальцев. Кажется, его куда-то несли. Вроде бы, кто-то очень знакомый, которого он никак не мог вспомнить, его чем-то поил… Нет, память возвращаться никак не желала…
Сделав над собой неимоверное усилие, Нижниченко разлепил глаза.
Он лежал в какой-то полутемной комнате, свет проникал в неё через дырку в крыше. Боли почти не было, но навалилась страшная слабость. В ушах по-прежнему стоял какой-то гул, а взгляд был мутным, словно Мирон смотрел то ли через чужие очки, то ли сквозь слой воды. Он попытался протереть глаза, руки оказались вдруг слабыми и вялыми, словно вареные макаронины. Сделав над собой отчаянное усилие, Нижниченко всё же смог донести руки до лица, но смахнуть мутную пелену с глаз так и не удалось. Тогда Мирон попытался повернуться на левый бок, и тут в подреберье кольнуло, да так, словно туда ножом ударили.
- О, ожил, бродяга! - услышал он знакомый голос, и увидел лицо склонившегося над ним Балиса. - Лежи тихо, не ворочайся.
- Где это мы?
- Ты не поверишь, но почти в самом настоящем монастыре. Местном, конечно.
Нижниченко трудно сглотнул.
- Пить хочется…
Балис с сомнением глянул на мех с водой.
- Что же Наромарт не сказал, можно ли ему пить?
- Если не сказал, значит можно, - уверенно сделал вывод Йеми.
Воду налили в небольшую глиняную плошку, которую Мирон осушил в три глотка. Утолив жажду, Нижниченко сразу почувствовал прилив сил. В глазах больше не мутилось, мысли прояснились. Однако, попытка повернуться на бок снова отозвалась резкой болью.
- Да лежи ты спокойно, - возмутился Балис. - У тебя, между прочим, ребра сломаны и левая нога.
- Неслабо. Это я так под лавину попал?
- А то… Радуйся, что башку не проломил.
- Чему тут радоваться-то? Будем теперь хромать с Наромартом на пару. Он - на правую ногу, я - на левую.
- Не болтай ерунды, - Гаяускас постарался придать своему голосу максимальную уверенность. - Тут знаешь, как лечат? Молитву пошепчут - и зарастает, как на собаке. Вон у тебя висок рассечен был, а сейчас даже шрама не осталось. Потрогай, убедись. Так что, завтра Огустин придет, молитву прочтет, и будешь бегать не хуже, чем раньше.
- Ну, хорошим бегуном я никогда не считался… Пусть лучше Сашка бегает, а мне бы ходить без проблем - и то хорошо.
- Никаких компромиссов! Ты должен верить, что будешь таким же здоровым, как раньше. Иначе молитва не подействует.
- Что-то ты, Бинокль, сразу таким религиозным стал? С чего бы?
- Почему - религиозным? За богов местных я тебя агитировать не буду - не видел их пока что. Но вот то, что они называют "молитвой" - работает. И отлично работает. Я ж говорю, голова у тебя была в крови, а теперь - целехонька.
- Ладно, - уступая напору друга, согласился Мирон. - Бегать - так бегать, танцевать - так танцевать. А где Наромарт?
- Увидел, что ты в порядке и пошел с местными священниками о богах беседовать. Наверное, засидятся допоздна.
- Ага… - в голове ещё шумело, но аналитик упрямо пытался анализировать полученную информацию. - Священник - это который Огустин?
- Он самый.
- Ясно. Ну, а раз так, то докладывай.
- Что докладывать? - не понял Балис.
- Всё, и очень подробно. Начиная от того момента, как мы попали под лавину.
"Ну, раз выспрашивает, значит, и вправду пошел на поправку", - обрадовался Балис. А вслух сказал:
- Да тут особо и говорить-то не о чём. Одного мула убило камнем, одному ноги переломало, пришлось добить, чтобы не мучался. Последний мул и лошадь унеслись невесть куда. Только ушастый остался.
- Он у меня умный, - вклинился в разговор Йеми.
- Ага, как Конёк-Горбунок, - прокомментировал Гаяускас на русском языке и продолжил: - Мы все отделались лёгким испугом: синяки да царапины… Ерунда, в общем… А вот тебя здорово приложило: нашли мы тебя без сознания, да и нога левая выглядела так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть, переломы были закрытые. Наромарт сказал, что тебя нужно в госпиталь, только откуда его здесь взять. И тут Йеми очень вовремя вспомнил, что тут неподалеку тайное убежище этих самых изонистов. Короче, наложили шину, как могли, соорудили носилки, и потащили тебя сюда. Часа три, примерно, добирались. Сам понимаешь, по горам, да ещё с носилками.
- А вещи наши?
- Вещи на ушастого навьючили, он силен, как битюг. Да и не так уж и много у нас вещей-то было.
- Так, значит, мы у изонистов. И что вы им сказали?
- Да они особо и не расспрашивали. Изложили им основы легенды про путешествующих ольмарцев, они и поверили.
- А чего сами они тут делают?
- Это уже к Йеми…
- Как бы получше объяснить… Во-первых, последователи Иссона должны время от времени заниматься самосовершенствованием в каком-нибудь уединенном месте, где не отвлекают мирские заботы и соблазны. Вот и устраиваются такие вот обители. Ну а, во-вторых, в них находят приют гонимые и другие нуждающиеся в помощи.
- И кто тут живет?
- Вообще, интересные люди, - усмехнулся Балис. - Старший тут этот самый Огустин, он мне чем-то деда напоминает. Старый уже, но в форме. Это он тебя молитвами лечил. Потом девчонка молодая, представляешь, тоже священник. И ещё мужик по прозвищу Битый - что-то типа зампохоза.
- Завхоза, - уточнил Женька.
- Кажется, в наших монастырях это называется ключарь, - припомнил Нижниченко.
- Ты хотел сказать - ключник? - переспросил Гаяускас.
- Нет, именно ключарь. Впрочем, не важно, как назвать. И всё, никого больше?
- Точно не скажу. Тут во дворе восемь таких хижин. И ещё несколько в глубине, за храмом.
- В хижинах за храмом живут только постоянные обитатели приюта, - объяснил Йеми. - А в тех, что во дворе - временные, вроде таких, как мы. Думаю, что мы здесь не единственные гости.
- Понятно. Плохо дело, - подвел итог Мирон.
- Почему?
- По многим причинам. Во-первых, мы упустили бандитов, укравших Риону. Упустили капитально: у них уже полдня форы. Будь я здоров и будь у нас лошади и мулы - и то не факт, что мы бы смогли их догнать. А я неизвестно когда встану на ноги, да и не думаю, что здесь нас специально ожидают пять скакунов.
- Ни лошадей, ни мулов здесь мы, скорее всего, не получим, - подтвердил Йеми. Настроение у него было припоганейшим: Мирон только что высказал именно ту мысль, которую кагманец упорно гнал от себя последние несколько часов. Похитители Рионы с каждой минутой уходили всё дальше и дальше, а он ничего не мог с этим поделать.
- Едем дальше. Предположим, хозяевам здешним и вправду достаточно того, что вы рассказали. А вот гости наверняка будут полюбопытнее. А у нас легенда совершенно не проработана, не до этого было. Что им рассказывать будем? Ведь на первом же вопросе засыплемся.
- Почему это - засыплемся? - не согласился Женька.
- Потому что не договорились, что именно будем отвечать. Мы ведь должны рассказывать одно и то же. А у нас только роли расписаны, легенды никакой нет совершенно. Балис, они хоть спрашивали, что мы в горах забыли?
Морпех отрицательно покачал головой.
- Святые люди, - мечтательно произнес Нижниченко. - Свались им на голову непонятно кто непонятно откуда - а они лечат, в дом пускают, ещё, наверное, накормят, напоят, и обогреют.
- Накормят, и напоят, и обогреют, можешь не сомневаться. Они идут тем путем, которому учил Иссон. Что тебя удивляет, Мирон? Как бы ты сам поступил на их месте?
- Прежде всего, я бы постарался узнать о встречных как можно больше.
- Зачем им это? Ты говоришь, как человек, который лезет в чужие секреты, а потому имеет и оберегает свои. А у них секретов нет. Они просто живут, ничего не скрывая. Поэтому, какая им разница, кому оказывать помощь? Зачем им знать что-то сверх того, что человек расскажет о себе сам?
- А если придёт разбойник, скрывающийся от погони?
- Рано или поздно погоня всё равно его настигнет. Ты думаешь, такой человек просидит всю жизнь за этими стенами?
- А если просидит? - снова вмешался Женька.
- Пожизненное заключение - весьма жестокое наказание.
- Скажете тоже, - не согласился мальчишка. - Заключение - это тюрьма. Камера, решетки… А тут…
- Заключение - это лишение свободы, Женя, - очень серьезно ответил Йеми. - Заключенный не может по своему желанию покинуть узилище, в которое ввергнут. А какие в этом узилище стены и есть решетки на окнах… Поверь, это неважно. И те люди, о которых мы сейчас говорим, чувствуют это очень сильно.
- В твоих словах есть резон, - согласился Мирон. - Ну, а если сюда проберется лазутчик? Ведь ты рассказывал, что в Империи изонисты преследуются.
- Служители Иссона мирные и неагрессивные. Но это не значит, что они беззащитны. Если бы мы шли сюда со злом, то здесь узнали бы об этом, когда мы только входили в долину.
- Каким это образом?
- Расспроси об этом Наромарта, - уклончиво ответил Йеми.
- Но он же не изонист.
- Зато он - священник.
- Хорошо, - согласился Нижниченко. - Придет Наромарт - спрошу. А пока достаточно и этого. Но будут ли остальные обитатели этого монастыря такими же не любопытными?
- На это рассчитывать не стоит. В приюте можно встретить самых разных людей.
- Значит, надо приготовиться к общению с ними. Продумать ответы на самые вероятные вопросы и держаться общей линии.
- Я-то могу ничего не знать, - усмехнулся Йеми, - ведь я - только проводник.
- И я, - подхватил Женька, - я ведь - только слуга.
- Это тебе не поможет, - неожиданно возразил Сашка, до этого сидевший на своём тюфяке с отсутствующим видом.
- Почему это?
- Да потому, что здесь могут оказаться другие господа со своими слугами. Я верно говорю?
Йеми жестом подтвердил догадку казачонка.
- И что?
- Да то, что господа стараются общаться с господами, а слуги - со слугами. Вот и придется тебе их слугам всё подробно рассказывать, - пояснил Сашка и, после короткой паузы, добавил: - А этот Огустин мне отца Владимира напоминает. Ему что солдат, что офицер - всё едино. Он даже за красных молился…
- Мудрый был человек, - заметил Мирон.
- Потом красные его расстреляли, - с неожиданной жесткостью докончил мальчишка.
Нижниченко вздохнул:
- Саша, мне кажется, что сейчас не самое подходящее время, чтобы обсуждать гражданскую войну. Нам надо срочно подготовить легенду. Срочно. А ты ведь разведчик. И от тебя я ожидал помощи, а не этого…
Сашка вскочил, как ужаленный.
- Виноват, господин генерал.
Женька отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Всё же Сашка этот явно на голову не здоровый. Ну, пусть он даже воевал, так ведь война-то его давно закончилась. Память услужливо подсказала анекдот в тему:
Стучится ночью мужик в окно деревенского дома:
- Бабка, немцы в деревне есть?
- Какие немцы, милок? Уж пять лет, как война кончилась…
- Вот чёрт! А я до сих пор поезда под откос пускаю…
Нет, конечно, Женька не был маленьким ребенком и отлично знал, что у многих воевавших "сносит крышу" и они в мирной жизни продолжают вести свою войну. Такими, судя по телевизионным передачам, были некоторые "афганцы" - те, кто воевал в Афганистане. Именно - судя по телевизионным передачам. В жизни он с такими людьми не встречался. Да и вообще, участников той войны он видел только в День Победы, 9 мая, который они праздновали вместе с ветеранами Великой Отечественной. Эти праздники, кстати, всегда проходили очень мирно. В Киеве вообще все мероприятия проходили мирно. Даже день десантника. По телевизору Женька видел, как в Москве толпы пьяных мужиков в таких же как у капитана-прибалта тельняшках и голубых, а не черных, беретах до ночи купаются в фонтанах, громят ларьки, и устраивают драки с милицией. В Киеве десантники просто гуляли по городу и пили пиво. Город такой: добрый, мирный и спокойный город. И люди в нём мирные и спокойные.
И вообще, нормальный человек должен понимать, что раз война закончилась, то надо жить мирной жизнью. Сашка этого не понимал, и его тупость Женьку очень раздражала. Строит тут из себя великого разведчика. Ваня Солнцев и Макар Жук в одном флаконе. Когда рядом нет никого, кто бы знал твою прошлую жизнь, можно наговорить о себе что угодно. Женька вот тоже может объявить, что он - великий пианист. Попробуй, проверь. До изобретения пианино в этих местах, наверное, не одна сотня лет пройдет…
- Ладно, Саша, садись, - устало сказал Мирон. - Давайте, думаем все, причем быстро.
Женьке опять стало смешно. Теперь происходящее напоминало игру "Что? Где? Когда?"
"Уважаемые Знатоки, через минуту вы должны дать правильный ответ…"
Ещё бы одеть всех сидящих в хижине в пиджаки и повязать галстуки-бабочки. Или пригласить сюда на двадцать секунд господ Магистров - пускай дают свой мудрый совет.
- Женя, ты что скажешь?
- А… я не знаю…
- Значит, решили. Тируса этого будем называть в честь Петра Первого Петром, соответственно и описывать. Будем считать, что решил он прорубить окно в Мору со всеми вытекающими последствиями.
- Прорубить окно? - удивился Сашка.
- Ну да.
Здесь нам судьбою суждено
В Европу прорубить окно…
Неужели никогда не слышал? - удивился Нижниченко.
Казачонок с виноватым видом помотал головой. Женька украдкой хмыкнул. Так его, этого великого разведчика.
- Печально, - констатировал Мирон. - Это всё-таки Александр Сергеевич Пушкин.
- Пушкина мы в школе, конечно, учили. Только другое. У него же много стихов было, верно?
- Верно. Ладно, о Пушкине мы поговорить ещё успеем. Сейчас надо решить более важный вопрос: чего это нас, ольмарских путешественников, понесло в горы?
- Посмотреть, - предложил Женька. - На островах-то гор нету.
- Неплохо, - поддержал Мирон.
- Плохо, - возразил Сашка. - Опасно слишком. Йеми говорил, что в горах тут всякие твари водятся, напасть могут. Как думаете, позволит ли проводник нам так рисковать?
- Ты же у нас прынц, кто тебе запретит, - ехидно поддразнил казачка Женька.
Тот ответил холодным колючим взглядом и пояснил:
- Я хоть и принц, но не самоубийца. И вообще, мне перед тирусом отвечать. Если он такой, как Петр Великий, то за такие походы в горы он мне так нагреет, что долго помнить буду.