- Можа, я к баклажке прилажусь? У меня лучше получится, - прохрипела одна из теней.
- Можа, и лучше, Изибор, да токмо, окромя князя, я меду никому не дам. Теперь душа у него не возжелала, а можа, после, к утру, захочет и что тогда?
- А дотянет ли он до утра? - хмуро поинтересовалась высоким, тонким голосом вторая тень. - Вон скока руды потерял, пока повязку не наложили.
Епифан круто повернулся к говорившему и, крякнув, что есть силы въехал ему кулаком в челюсть. Тот, отлетев в сторону, немедленно заскулил чуть ли не по-детски:
- Ты что, ты что?.. Я ж так…
- Ну и я… так, - буркнул Епифан.
В нерешительности почесывая кулак, он сделал было пару шагов к лежащему, но тот принялся столь проворно отползать от грозного бородача, что стременной только хмыкнул и остановился.
- Стало быть, боле не хошь? - презрительно поинтересовался он напоследок.
- И так уж чуть скулу не своротил, - плачуще отозвался обладатель высокого голоса. - Куда ж боле.
- Так это ж я с шуйцы приложился, вполсилы, - пояснил Епифан неразумному. - Стало быть, можно и поболе отвесить. Ну да ладно. Неча тут разлеживаться. Лучше костерок запали. И ты, Изибор, подсоби ему.
- Ты погоди с костерком-то, Епифан, - возразил Изибор, настороженно оглядываясь вокруг. - Для начала глянь-ка по сторонам.
- Ну? - непонимающе откликнулся стременной.
- Что, вовсе ничего не чуешь? А я так вмиг неладное узрел, едва только мы тут очутились. В заповедной Перуновой дубраве мы.
- Вот те и раз! - охнул Епифан. - Да еще в самый Перунов день. Ты куда же, нехристь, нас приволок?! - повернулся он к Гремиславу, как раз появившемуся на полянке.
- Зато воев Глебовых сюда калачом не заманишь, - откликнулся тот равнодушно. - Да и нет тут никого. К тому ж супротив острого меча ни одна ворожба не вытянет.
- И впрямь говорят, Гремислав, что у тебя в душе ни в Христа, ни в Перуна веры нет, - то ли восхищенно, то ли с осуждением заметил обладатель высокого голоса, Афонька.
- Коли кому делать нечего, так пусть себе языки точат, - небрежно отмахнулся Гремислав. - А про кострище ты верно приметил, Епифан. Конечно, руда у князя уже не бежит, но прижечь ее все одно надобно, так что без огня нам не обойтись. Давай, Афонька, берись за дело.
- А волхв? - с опаской переспросил лучник. - Ну как осерчает, что мы самовольно, без его дозволения тут хозяйничаем? Он ведь в своих владениях и так в большой силе, а сегодня, в Перунов день, так и вовсе.
- С ним даже князь Глеб совладать не сумел. Ты вспомни, Гремислав, какая гроза разразилась, когда он два года назад, по просьбе епископа Арсения, смердов с топорами прислал, чтобы все дубы тут под корень посрубать? С домов крыши посносило, а терем княжеский в Рязани аж в трех местах полыхнул, - поддакнул Изибор.
- Сказал же я, что нет тут никого, - успокоил заробевших дружинников Гремислав.
- А не углядят вои Глебовы? - нашел новый повод для беспокойства лучник.
- А это уже все равно, углядят или нет, - мрачно заметил Гремислав. - Даже и нам все равно, а уж князю и вовсе.
- Чего? - грозно спросил Епифан.
- А того, - зло огрызнулся Гремислав. - Ты глянь-ка сам на его рану. И неча тут ручищами своими пред моей рожей махать. Зри, сколь руды из князя вытекло. Если бы ведьмачка рядом была, глядишь, и смогла б его излечить, а теперь что тут сделаешь? К тому ж хоть от погони мы и оторвались, но до Ожска нам с ним не пройти ни конными, ни пешими. Неужто сам не ведаешь, что дубрава эта куда ближе к Рязани стольной? Стало быть, вои Глебовы все равно на нас выйдут.
- Можа, выйдут, а можа, и сторонкой обойдут, - примирительно пробасил Епифан.
- Ежели и обойдут, так токмо ныне, в запале, - поправил Гремислав. - А вот денек-другой погодя все одно учуют и загонят, аки зверей диких. Так что ежели и отдаст князь к утру богу душу, то, может, оно для него и лучшее будет. Все одно, коль он братцу в лапы угодит, тот ее и так на небеса отправит, да еще и с мученьями. И хошь мы все вчетвером удавимся тут, князю нашему от того не полегчает. Вот и весь мой тебе сказ.
Всю эту беседу Константин, лежащий неподвижно, выслушал с закрытыми глазами, но, когда в нее вмешался еще один голос, на этот раз вовсе ему незнакомый, он вновь их открыл и обомлел.
Посреди небольшой полянки, на которой они находились, стоял высокий старик.
Роскошная седая борода ползла у него по груди, постепенно истончаясь и заканчиваясь аж где-то ниже живота. Белые и длинные - до самых плеч - волосы на голове охватывала широкая налобная повязка.
Одежда тоже соответствовала. Длинная белая рубаха, нарядно расшитая на вороте и плечах, спускалась до щиколоток. Ниже виднелись добротные лапти желтого лыка. В правой руке старик держал увесистый посох с резной рукоятью.
"В точности как в книжках", - подумал Константин и тут же ему вдруг вспомнился давний сосед по купе.
Ну точно! И как это он сразу его не признал.
"Получается, я все провалил, - решил он. - Впрочем, этого и следовало ожидать. Наверное, кто-то из погибших князей, а может быть, и не один, и были теми неизвестными людьми, которых я должен был спасти. Должен, но не…"
Единственное, что было непонятно, так это то, почему Алексей Владимирович не обращает на него, Костю, ни малейшего внимания. Казалось бы, какое ему дело до стременного, до Гремислава и прочих дружинников, ан не тут-то было.
- Ишь ты, удавятся они, - заметил его сосед по купе, сурово хмуря седые кустистые брови. - Будто не ведают, что не след в святой дубраве руки на себя накладывать. За такое и после смерти взыщется.
Голос у него был низкий, глубокий, но очень чистый и сочный.
- Вот дьявол. Откуда он вынырнул-то? - оторопело выдохнул Изибор.
- А ты, Гремислав, сказывал, что нет никого кругом, - пискнул Афонька, торопливо отступая за спины товарищей и быстро крестясь.
Епифан молчал, шумно сопя и настороженно разглядывая старика.
- А я думаю, что не дьявол он и не святой, - недобро прищурился Гремислав и медленно потянул меч из ножен. - Мнится мне, будто волхв это к нам в гости пожаловал, да не простой, а сам Всевед. - Блеснув лезвием меча, он решительно шагнул к старику, яростно оскалив зубы. - Дозволяю помолиться в последний раз, старче. Хоть Перуну, хоть еще кому из идолов твоих поганых.
Однако зарубить старика ему не позволил Епифан, хранящий до сего момента молчание.
Он решительно остановил руку Гремислава и, видя, что тот еще порывается высвободить ее из медвежьей хватки, грозно рявкнул на дружинника:
- Погоди, я сказал! - И уже тише пояснил: - Мечом махнуть дело нехитрое. Раз, и нет человека. А может, он хороший. Эка беда - другим богам поклоны бьет. За то ему самому ответ держать придется на том свете, а нам в енто мешаться не след.
- Ты чего мелешь? - недоуменно спросил Гремислав. - Как это не след? И где ты слыхал, чтоб волхвы хорошими бывали?
- А вот мы енто и проверим, - пробасил Епифан. - Вишь, дедушка, экие грозные людишки тута собрались. Чуть что - и голова с плеч. А ты не мешкая докажи иное.
Старик, все это время стоявший молча, слегка склонил голову набок и лукаво осведомился:
- И как мне это сделать? Разве что вывести вас из дубравы?
Судя по тону, он явно не боялся четырех вооруженных дружинников, почему-то продолжая чувствовать себя хозяином положения.
- Это завсегда успеется, - небрежно махнул рукой Епифан. - Уйти мы и сами сможем.
- Ох, это навряд ли, - загадочно усмехнулся волхв. - Без моего дозволения ныне вам отсюда ходу нет. А дозволю ли, я и сам того покамест не ведаю.
- Да не о том речь. - Епифан посчитал произнесенную угрозу за пустое бахвальство. - Ты в другом пособи. Вон, видишь, человек лежит. Рана у него глубокая. Руды много утекло, пока остановить не удалось. Ты вылечи его, тогда и поверим вмиг, что добрый ты.
Старик безмолвствовал.
- Еще и золотишка с собой подкинем, - пытался соблазнить его Епифан.
- И много дадите? - нехотя откликнулся волхв.
- А сколь есть, - заторопился стременной. - Нам оно ни к чему, а тебе сгодится. Поршни там к зиме прикупить, тулуп добрый, еды какой-никакой.
- Лето, чай, стоит, - усмешливо возразил Всевед.
- Вот-вот, - охотно согласился Епифан. - А за летом завсегда зима ручищами ледяными машет. И смерд хороший тож завсегда сани в лето готовит.
- Ну ежели злата дадите, - усмехнулся в бороду старик и, не договорив, направился к лежащему.
Константин виновато засопел, понимая, что концерт, который псевдоволхв непонятно зачем затеял, подошел к концу и сейчас Алексей Владимирович откроет свое подлинное лицо, спросит его, а оправдываться нечем - все провалено.
Однако старик повел себя несколько странно. Он склонился над ним, некоторое время пристально вглядывался в лицо Орешкина и вдруг резко отпрянул назад.
- Так это ведь князь Константин, - произнес он растерянно и оглянулся на остальных, как бы надеясь, что его опровергнут, скажут, что он ошибся.
Но этого не произошло. Скорее уж напротив, ибо Епифан сразу радостно подтвердил догадку волхва:
- Точно! Он самый и есть. Младшой брат самого главного на Рязани князя Глеба. А уж как он его любит - сил нет. Видишь, правду я тебе сказал - за спасение единокровного братца рязанский князь тебя всего с головы до ног золотом осыплет.
При этих словах он угрожающе сунул кулак за спину, чтобы старик ничего не смог увидеть, и погрозил им остальным дружинникам.
Те продолжали хранить молчание. Ухмыльнувшийся было Гремислав тут же спрятал свою усмешку, а крякнувший Изибор резко поперхнулся. Афонька же продолжал спешно накладывать на себя кресты один за другим, словно собирался закутаться в их невидимую, но надежную пелену от всего происходящего на поляне.
- Ну как он? - шепнул осторожно Епифан, боясь спугнуть молчащего в раздумье волхва.
Тот выпрямился, очевидно придя к какому-то выводу, и зычно скомандовал:
- А ну-ка, все вон с поляны, и чтоб до рассвета сюда никто ни ногой.
"Понятно, - вздохнул Константин. - Ни к чему прочим видеть, как он меня того, перенесет обратно. Действительно, куда лучше, чтобы они пришли, а тут уже никого. Вот так вот и рождаются новые сказки…"
- Можа, с огнем подсобить? - робко уточнил Афонька, желая хоть чем-то угодить волхву и оставить о себе самое лучшее впечатление.
Он, в отличие от Епифана, словам Всеведа о том, что им без его дозволения даже выйти отсюда не удастся, придал серьезное значение.
- Без вас управлюсь, - буркнул старик.
И столько властной силы было в его негромком голосе, что даже враждебно настроенный Гремислав на сей раз повиновался беспрекословно.
- Зябко ночью-то, - подал было голос Изибор, на что волхв без лишних слов выхватил большую горящую головню из костра и кинул к ногам Епифана.
- Вот вам, новый запалите. - И крикнул вслед уже уходящим дружинникам: - И чтоб ближе чем на двадцать саженей к поляне ни-ни, а то не смогу я князю вашему помочь!
Гремислав, уходящий последним, обернулся перед самими дубками, обрамлявшими поляну, и с угрозой заметил:
- Ты вот что, старик. Ежели князю не подсобишь, так я сам с тебя, старая рухлядь, кожу со спины ломтями настругаю и за нее повешу… подыхать. Так что гляди. И улизнуть не надейся - мы всю ночь бдеть за тобой будем. В шесть глаз.
- А и жаль, Гремислав, что ты своим мечом так и не насмелился меня ударить, - сожалеючи вздохнул Всевед. - Глядишь, мой посох тебя и отучил бы жрецу Перунову грозить. Да и умишка бы в твоей голове поприбавилось… - И добавил после небольшой паузы: - Перед смертью.
Гремислав в ответ только зло сплюнул, но огрызаться не стал. А волхв, глядя на него, презрительно хмыкнул и, дождавшись, когда все дружинники удалятся, повернулся к Константину.
- Стало быть, рана у тебя, княже, - пробормотал он, усаживаясь поудобнее и кладя посох себе на колени.
Константин вновь сконфуженно засопел и виновато уставился на псевдоволхва.
"Сейчас начнет перечислять, где я напортачил, - мелькнуло в голове. - Или вначале перенос?"
- Руды с тебя и впрямь стекло изрядно, коль ты токмо глазами хлопать и можешь. А глас подать силов нет? - поинтересовался он и неожиданно и сильно сдавил раненое плечо.
У Константина от боли потемнело в глазах, и на какие-то мгновения он даже потерял сознание.
Когда оно вновь вернулось к нему, он увидел склонившегося над собой старика, который легонечко, одним пальцем тыкал куда-то в плечо, но, странное дело, боль от этого не усиливалась, а, напротив, проходила.
- Вот и снова очи свои растопырил, - недобро улыбнулся волхв, заметив: - Ишь они у тебя туманные какие. Может, от боли, а скорее всего - оттого что жизнь из тебя вытекает. Это хорошо.
- Чего ж тут хорошего? - еле слышно шепнул Константин, недоумевая.
Лишь потом до него дошло, что, скорее всего, обратный перенос во времени допустим только из мертвого тела. Вот незадача! Получалось, придется пережить свою собственную агонию, а уж потом…
- А то, что нечего таким, как ты, нелюдям по землице ходить, погаными своими ногами топтать ее, родимую, - пояснил старик.
Константин недоуменно уставился на него.
Странно. Так кто же перед ним? Неужто настоящий, взаправдашний волхв?!
- А еще лучше то, что ты и голоса подать не в силах, - продолжал Всевед. - Вон я даже за плечо ухватил, а ты токмо застонал еле-еле. Так что не крикнешь и своих воев не позовешь…
Получалось, что так, иначе зачем бы ему ломать комедию? Но тогда зачем ему нужна смерть князя?
- А если постараюсь крикнуть? - осведомился он.
- Пробуй, - равнодушно пожал плечами волхв. - Я и мешать тебе даже не буду. Все едино - не сумеешь.
Константин попытался набрать в рот воздуха, но даже этого не сумел - что-то стискивало грудь и мешало. Он попытался еще раз и… вновь с тем же плачевным результатом. После третьей по счету попытки он сдался, поняв, что и впрямь бесполезно, даже смиренно подтвердил:
- А ведь верно. - И, глядя на зловещую ухмылку старика, еле слышно поинтересовался: - Стало быть, ждать будешь, пока я совсем не умру?
- Точно, - согласно кивнул тот. - В самое яблочко попал, княже. Стало быть, не весь ум в медах хмельных притупил. Ну что ж, коли так, еще лучше.
- Чем лучше-то? - не понял Константин. - И для кого?
- А мне, - отозвался волхв, внимательно вглядываясь в лежащего.
Отблески костра, бросая свет на старика, накладывали на его лицо мрачный багрово-кровавый отпечаток, подчеркивали смертельную белизну щек Константина, отливавшую восковой желтизной потенциального покойника.
Видя, что князь ничего не понял, волхв пригнулся к нему пониже и шепнул:
- Да ты вглядись, вглядись в меня, княже. Али до сих пор никак признать не можешь?
Кроме широко раскрытых ярко-зеленых глаз с полыхавшими где-то там в глубине заревами двух костров мрачной ненависти, Константин уже ничего не видел - так близко склонился к нему старик.
Тогда, угадав по лицу, что он так и остается неопознанным, волхв выпрямился и разочарованно буркнул:
- Никак добрый человек, кой мечом тебя тюкнул, память всю отшиб. А ну-ка, - он оживился и вновь широко заулыбался, - напомню, пожалуй. Годков пять тому назад воевали вы вместе еще с одним нелюдем, кой родным братом Глебом тебе доводится. Видать, с удачей назад ехали, да недалече от дубравы этой привал устроили. Припоминаешь?
- Нет, - с усилием разжал спекшиеся губы Константин.
Жизнь и впрямь сочилась из него, утекая прямо в землю, да не по каплям, а ручейком, и он чувствовал, что осталось ему совсем немного.
"Как-то глупо все получилось - вначале с этими разбойниками, да и теперь тоже все неправильно", - подумалось ему.
И, соглашаясь с ним, утвердительно шелестели листвой молодые дубы-крепыши, окружившие, подобно молчаливым часовым, двух человек возле костра.
"Жаль, что так нелепо", - как краткий итог промелькнула последняя мысль, и он устало закрыл глаза, не желая вести бесполезную беседу.
- Э нет. Так не пойдет, - всполошился волхв и, бережно приподняв голову Константина, почти силой влил ему в рот из небольшой плошки какую-то горьковатую, но освежающую жидкость.
Поневоле сделав несколько глотков, Константин и впрямь почувствовал себя значительно лучше.
"Неужели передумал?" - мелькнула мысль, и он, открыв глаза, вопрошающе посмотрел на старика.
- Питье это взбадривает, хоть и ненадолго, - пояснил тот и добавил: - Правда, конец твой тоже ускорится, ну да теперь тебе все едино - что к утру, что поранее.
- За что ж ты так ненавидишь меня? - поинтересовался Константин.
Тот на секунду задумался и отрицательно мотнул головой:
- Нет, не так. Я, княже, без ненависти. Это к людям мы что-то в сердце держим: любовь али там ласку, или же злимся, досадуем. А ты ж нелюдь. Какая уж там ненависть. Землицу очистить бы от двоих-троих таких, как ты, глянь, и жизнь свою не зазря прожитой считать можно.
- А почему я нелюдь?
- Ну а как же тебя назвать-то? Это ведь ты близ дубравы моей девок-словенок сильничал, а после на потеху воям своим отдавал. Ведаешь ли ты, что сталось с ними после забав ваших молодецких?
- Нет.
- Одна, позора не снеся, утопилась в озерце малом, что меж дубравой и лесом плещется. Другой девке твой Гремислав меч пониже живота воткнул. Прямо в место, откель жизнь человечья зарождается. Третья бежать удумала - стрела догнала. Четвертая под конец уж и стонать перестала. Видать, вы ее до смерти довели. Ну а пятая, совсем малая, ей еще и двенадцати лет не сполнилось, обезумела вовсе. - Волхв тяжело вздохнул, цепко сжал старые мозолистые руки в кулаки, ненавидяще уставившись в глаза Константина. - Как токмо Перун, пусть не в дубраве своей священной, но близ нее, дозволить такое мог… Молчишь? - проворчал Всевед чуть погодя, так и не дождавшись ответа. - Знамо, самому-то помирать неохота. Молить, поди, будешь, чтоб жизнь твою спас? Напрасно, - сурово поставил он точку в своем приговоре.
- Нет, не буду, - шевельнул губами Константин. Ценой неимоверных усилий он попытался произнести это твердо и по возможности громко.
Судя по тому, как обеспокоенно старик оглянулся на горящий вдалеке маленьким маячком костер дружинников, ему это удалось.
Впрочем, что бы ни сказал сейчас Константин, все было бы бесполезно.
Объяснить все попонятнее?
А как?
Сказать всю правду?
Да кто ему поверит?!