- Кому иному мог бы, а твоя неведома для меня, - отрицательно покачал головой тот. - Темны твои руны, страшно они ложатся. Столь страшно, что и сами боятся правду до конца сказывать, потому лишь шепчут что-то, а я на твою беду глуховат к старости стал, не слышу. Ныне одному Роду ведомо, что тебя ожидает, но и он молчит, в сомнении пребывая. - Он провел рукой по груди Константина, медленно скользя узловатыми старческими пальцами по нарядной вышивке на вороте белой рубахи, и добавил участливо: - Крепись, князь. Пришел твой час испытаний. В чем он, я не ведаю, ибо молчат боги. Одно лишь скажу: тяжек будет твой путь. - Тут его узловатые пальцы нащупали под рубахой амулет Доброгневы, легонько прижали его к телу князя, и последовал строгий наказ: - Не снимай даже на ночь. Пока он с тобой, то и Перун с тобой.
Хлопнув коня по крупу, он хотел было еще что-то сказать, но передумал и лишь взмахнул рукой, очерчивая ею в воздухе какую-то странную геометрическую фигуру, полную завитушек и углов.
Проехавшие чуть вперед дружинники с немалой опаской взирали на все происходящее, а трусоватый Афонька несколько раз даже перекрестился, шепча "Отче наш", в надежде что молитва сможет уберечь его от колдовских чар волхва.
- Спасибо за все, дедушка, - поблагодарил учтиво на прощание Константин и, чуть помедлив, добавил: - Коли нужда какая возникнет, приходи ко мне.
- Ты вначале себе помоги, княже, - насмешливо хмыкнул волхв. - А уж тогда и дале речь вести станем.
Константин не нашел достойного ответа и, помахав рукой гостеприимному обитателю дубравы, пришпорил коня, догоняя своих спутников.
Все окружающее, казалось, застыло в послеполуденной дреме, изнемогая под палящими лучами солнца, и даже легкий ветерок, совсем не приносящий прохлады, еле шевелящий листву деревьев, окончательно утих, разморенный летней жарой.
"Вот у кого надо было про Хлада спросить, - подумалось ему, едва они отъехали метров сто от дубравы. - Он-то уж, пожалуй, о нем точно что-то знать должен. Ну да ладно, еще успею. Сейчас у меня поважнее проблем хватает. Коли жить останусь - заеду еще, а коли нет, то и Хлад не страшен будет", - отмахнулся он.
- Теперь на Ожск? - кратко осведомился Епифан.
Константин лишь кивнул в ответ - разговаривать совсем не хотелось, и некоторое время они ехали молча. Мысли у князя были - сплошные вопросы, направленные только в одну сторону: что делать дальше, если удастся добраться до города?
Организовывать оборону?
Не с кем.
Покориться этому монстру, который братец Глеб?
Вот уж дудки.
Войти с ним в союз хотя бы временно?
Ни за что. Тут просто нет, даже не подыскивая никаких аргументов.
Тогда что?
Однако, посмотрев вперед, он понял, что время его размышлений, кажется, закончилось. Поскромничал дедушка Всевед насчет своей "глухоты", ибо ближайшее будущее сулило в точности как одна из его фраз: "Мыслишь, что делать надо, ан все уже без тебя обмыслено".
И он уставился на небольшой холм, стоящий у них на пути, с другой стороны которого уже поднялась на его вершину изрядная группа всадников.
* * *
Тем же, кто досель не веровал в бесовскую силу князя Константине, тако реку - руцею праведною поражен бысть оный богоотступник и руды черной диавольской немало вытекло из жил оного князя.
Одначе сатана не оставиша слугу своего заботами, послаша ему жреца свово, именем Всевед, и излечиша оный князя богоотступного, ибо восхотеша того сам диавол.
Лечил же жрец-язычник богоотступника князя посохом своим, кой язычники лютые прозвали посохом Перуновым.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1817 г.
* * *
…Но кто-то из слуг нечестивца Глеба поднял длань мерзкую на светлого князя, и руда алая из раны тяжкой полилася.
Но ниспослаша вседержитель, узрев мучения Константиновы, слугу своего, старца Всеведа, и тот, с именем божиим на устах, излечиша князя в одночасье, ибо того возжелаша сам господь.
Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г.
* * *
Как раз тогда впервые в летописях упоминается имя волхва или отшельника Всеведа и говорится о его первой встрече с князем Константином.
Навряд ли положение дел с княжескими ранами было столь трагично, как описывают летописцы, но нет сомнений, что Всевед, благодаря своему знанию трав, изрядно облегчил страдания Константина, слегка ускорив как процесс их заживления, так и выздоровление князя.
Вообще же вокруг этого имени во многих русских летописях накручено необычайное множество различного рода легенд, включая предания об имевшемся у него так называемом посохе Перуна, который якобы мог как излечивать, так и убивать, в зависимости от того, хороший перед ним человек или плохой.
Однако в серьезном историческом труде, думается, было бы неверным отвлекать читателей, перенося их внимание от фактов и событий, действительно имеющих место, на средневековые выдумки и сказки, как бы они ни были красивы.
К тому же тут явная накладка. Если Всевед имел посох Перуна, то ясно, что он мог быть лишь волхвом, поэтому лечение князя с божьим именем на устах отпадает, а ведь именно об этом пишет Пимен.
Наиболее логичное объяснение напрашивается само собой - в судьбе Константина были встречи с двумя разными людьми, но… носившими одно и то же имя.
Есть и еще вариант. Если монах-отшельник Всевед действительно существовал, в чем мало кто из солидных исследователей той эпохи сомневается, то второй образ - эдакого всемогущего волхва, вдобавок обладавшего мифическим посохом Перуна, - по всей вероятности, выдумка и в летописи попал прямиком из народных сказок и легенд.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 106. Рязань, 1830 г.
Глава 12
Пленение
Единственное, что хороший человек должен делать, - это быть справедливым. Жертва же своими силами, своею жизнью, своим счастьем есть всегда печальная и исключительная необходимость.
Джон Рескин
Посмотрев по сторонам, Константин понял, что ситуация складывается критическая. Краткая визуальная рекогносцировка местности к оптимизму тоже не располагала.
Справа, буквально в ста метрах, виднелся овраг, причем достаточно широкий. Попытаться его форсировать? Так пока лошади будут спускаться и подниматься по крутым склонам, те, что на холме, успеют несколько раз подскакать вплотную и расстрелять их в упор из луков.
Слева - низина с поблескивающей вдали озорной гладью, но до нее еще надо добраться, а судя по берегу, обильно поросшему камышом, кони увязнут в болотистой почве, не успев дойти до чистой воды. К тому же и озерцо-то само по себе маленькое, метров пятьсот в длину и вполовину меньше в ширину.
Назад дорога была открыта, но до заветной дубравы скакать и скакать, да и не имело смысла приводить на хвосте погоню, тем более что дальше, после того как они достигли бы дубравы, все равно получался тупик.
Итак, оставалось лишь два варианта. Первый - попытаться договориться, второй - идти напролом, однако от мысли прорываться с боем Константин отказался сразу же.
Отряд перед ними был небольшой, человек с полсотни, но для пятерых, из которых двое ранены, их хватало с лихвой, так что самым разумным было вступить в переговоры.
К тому же командовавший отрядом усатый воин, поджарый и уже в годах, был настроен миролюбиво. Он властно поднял руку, призывая своих бойцов не горячиться, на глазах у настороженных спутников Константина демонстративно снял с себя перевязь с мечом, вынул из правого голенища нож и все это передал одному из своих ратников.
Затем воин легонько толкнул сапогами в бока коня и не торопясь направился к небольшой группе, разыскиваемой вот уже четвертый день чуть ли не всей дружиной Глеба, разбитой на полусотни и разосланной по всем направлениям.
Константин еще ощущал слабость - все-таки крови из него вытекло немало, но чувствовал он себя достаточно бодро благодаря многочисленным отварам, которыми Всевед усиленно пичкал князя. Фляга с одним из них и сейчас была пристегнута к его поясу.
Он помедлил, решаясь, но надежда, что удастся выторговать хоть какие-то поблажки для своих спутников, а в идеале просто договориться, чтобы их всех отпустили, еще теплилась в нем.
Вначале была и еще одна, совсем уж шальная, сродни мечте. Вдруг этот отряд вовсе не по его душу? Кто знает, возможно, это люди, ну, скажем, пронского князя Изяслава.
Однако почти сразу ее вдребезги разбил Епифан, упавшим голосом заметив, что, кажись, усача он знает и тот состоит на службе у Глеба.
"Язык до Киева доведет, - размышлял Константин, пока ехал навстречу всаднику. - Интересно, куда доведет меня мой? Вообще-то мне гораздо ближе, всего-навсего до Ожска, вот только…"
Додумать не успел - они поравнялись.
- Здрав буди, княже Константине, - поздоровался усатый сотник и без долгих вступлений перешел к делу, время от времени поглаживая длинную багровую полоску шрама, тянувшегося от уголка левого глаза аж до подбородка, но, как ни странно, совершенно не портившего благородства и мужественной красоты немолодого лица бывалого вояки.
Угольно-черные глаза его смотрели на Константина с неприязнью и каким-то затаенным презрением. Даже в речи его сквозила легкая тень сдержанной враждебности:
- Вои у тебя добрые, спору нет. Афоньку да Изибора в деле видать доводилось, особливо под Пронском. О Гремиславе слыхивал, будто он и народился с мечом в руках, ну а Епифан твой и вовсе стрыем моему двухродному братану доводится. Было дело, и добрый медок вместе не раз попивали. Словом, попотеть, ежели что, придется. - Он чуть помолчал, сделав паузу и многозначительно оглянувшись на свой отряд, и продолжил: - Только зря это. Ну положат они пяток-другой, а дальше-то что? А так, глядишь, и зачтется им у Глеба, коли без пролития руды нам в руки отдадутся.
- Тебя же за мной прислали? - уточнил Константин.
- Это так, княже, - согласился усатый воин.
- Стало быть, мои вои тебе не нужны. Давай тогда так: я с вами сам поеду и никто из людей моих меча из ножен не вынет, но ты за это всех их отпустишь.
- Неможно, княже, - отрицательно покачал головой сотник. - Князь Глеб строго наказал, дабы не токмо князя Константина, но и всех, кто с ним вместе буде, хватать, вязать и немедля везти к нему в Рязань.
- Скажешь, что я один был, - попытался найти выход Константин.
- Я-то скажу, - усмехнулся сотник и вновь многозначительно оглянулся на своих дружинников, застывших в нетерпеливом ожидании окончания переговоров.
- Ну что ж, - согласился Константин. - Раз так, то ничего не попишешь. Плетью обуха не перешибешь. Поехали.
Сотник вздохнул с облегчением, повернулся к своим и вдруг замер, пристально вглядываясь в дубраву, из которой минут десять назад выехал князь. На опушке одиноко белела крохотная человеческая фигурка.
Впервые за все время общения с Константином лицо сотника осветила легкая улыбка.
- Жив покамест Всевед премудрый, - буркнул он себе в усы и уже веселее глянул на князя. - Ну поехали.
Далее оба отряда направились вместе.
Поначалу сотник помалкивал, только изредка поглядывал на князя, собираясь что-то спросить, но в последний момент вместо вопроса лишь угрюмо покашливал, будто у него першило в горле.
Константин, подметив это, не выдержал и обратился к нему, начав издалека:
- Как кличут-то тебя?
- Да на что оно тебе? - попытался уклониться тот от ответа.
- Хоть знать буду, кто пленил, - пояснил Константин.
- Невелика слава, вдесятеро меньших числом в полон взять. А звать меня Стояном, - усмехнулся сотник.
- А может, отпустить повелишь? - влез в разговор Епифан, подъехав к сотнику с другой стороны, но держась почтительно, на одну конскую голову сзади дружинника.
Мечи, луки, ножи и прочее у них всех уже забрали, оставив оружие только Константину, и потому сотник мог не опасаться внезапного нападения с целью задержать отряд и дать хотя бы минуту форы бегущему из плена князю.
- Чай, не чужой ты мне. И меды пивали вместе, и стрыем я тебе довожусь, - добавил он для вескости.
- Пивали, - равнодушно согласился сотник. - Да мало ли с кем я их пивал. А стрыем ты не мне приходишься, не лукавь.
- Все ж таки сродственник, - не сдавался Епифан.
- Сродственник, - вновь не стал спорить сотник. - Двухродный плетень соседнему тыну тоже сродственник. Мыслю, все мы с одной дубравы, да разными топорами тесаны.
- А мы бы златом отдарились. Уж для такого дела князь наш с головы до ног тебя осыпал бы.
- Глуп ты, Епифан, хоть и возле князя своего рядом ходишь. Сам ведаешь, что я роту князю Глебу давал и порушить ее мне совесть не велит. К тому же, - помолчав, веско добавил он, - злато это рудою алою людишек безвинных полито. То даже не Иудины сребреники будут, а Каиновы.
- Это как же? - поначалу не понял Епифан, но Константин, сразу сообразивший, какое страшное обвинение выдвинул против него братец Глеб, приказал стременному отстать, желая поговорить с сотником подробнее и наедине.
- Стало быть, Каин я? - переспросил он Стояна.
- А то кто же? Чай, не чужими тебе князья были, что под Исады съехались, а братанами доводились. Изяслав же с Глебом Володимеровичем так и вовсе самобраты. Будь ты в моей воле, я бы тебя, княже… - Он замешкался, и Константин пришел ему на помощь, предположив уверенно:
- Казнил бы прилюдно, нет? Или распял бы?
Сотник хмыкнул.
- Чести много. Ишь чего захотел, как Исус Христос жизнь окончить. Это не по тебе.
- Тогда что же? - не отставал Константин.
- А как господь бог поступил. Лишил бы всего, но жить оставил. Сдается мне, лучшей муки не выдумать - чтоб ты все остатние лета, кои прожить еще доведется, и до самой своей смертушки братьев Авелей вспоминал. Я-то поначалу, когда услыхал о таком, не поверил…
- Так ты сам не был в Исадах? - перебил его Константин.
- В Рязани я оставался, - пояснил Стоян. - Там и услыхал весть страшную.
- От Глеба, поди? - прикусил губу Константин.
- От него, от князя нашего. Он у нас, конечно, тож не медом мазанный. Иной раз таковское сотворит, что хучь беги. Однако до душегубства своих единокровных, яко ты, не додумался.
- А князю своему ты крепко веришь? - осведомился Константин. - Ведь он и солгать мог.
- Мог, - не стал возражать сотник. - Да я потом и тех, кто там был, поспрошал. Истинную правду на сей раз сказывал наш князь. К тому ж мне самолично Изяслава зрить довелось, како его на ладье в колоде повезли в Пронск. Сказывали, твой боярин Куней его и порешил. - Он вдруг резко повернулся к князю: - Али вновь не так?
- Про Кунея да, тут спорить не буду, - согласился Константин. - А про то, кто его самого порешил, не сказывали тебе?
- Так князь наш собственною десницей самолично зарубил гадюку.
- Да нет, не Глеб, - возразил Константин.
- Ну, может, и приврал чуток. Так ведь оно и не больно-то важно, кто именно суд правый свершил, - буркнул он и отвернулся от князя.
- Может, и неважно, - хмыкнул Константин. - А если это я сам был, тоже неважно?
Сотник вновь резко повернулся к нему. Какое-то время оба молчали, пристально вглядываясь друг в друга, затем, кашлянув, Стоян охрипшим голосом осведомился:
- Стало быть, как же? Выходит, одного ты пожалел? Или начал черное дело, да раскаялся? - И тут же успокоился от здравой логической мысли, пришедшей в голову, и уже обычным голосом иронично заметил: - Обеляешь себя? Токмо зачем?
Константин обернулся. Метров десять, не меньше, отделяло их от остальных всадников, и можно было идти на откровенный разговор.
- И правда, зачем мне перед тобой-то тень на плетень наводить, - согласился ожский князь. - Просто напраслину на меня князь твой возвел, и уж очень обидно стало. Я тебе больше поведаю: не Каина ты в Рязань везешь, а Авеля.
- Так ведь живой ты, - логично возразил сотник.
- Ну будущего Авеля, - быстро поправился Константин. - А вот везешь-то как раз к Каину, ибо на его руках кровь братская застыла, не на моих.
Сотник недоверчиво усмехнулся.
- Я понимаю, что ты мне не веришь, - продолжал Константин, нимало не смутившись этой презрительной усмешкой. - Но предлагаю проверить. Сейчас я тебе расскажу, что да как было на самом деле, а потом ты по одному подзовешь к себе моих людей и тихонько расспросишь их. А теперь слушай. - Он чуть замялся, не зная с чего начать, но потом нашелся: - О том, что Глеб задумал, я узнал случайно, причем уже по дороге в Исады. Бояре мои с ним, это правда, в сговоре были, а дружина, знаешь, наверное, на мордву ушла. Будучи в опаске, порешил я следующее…
После подробного рассказа Константина о случившемся - только про гранаты он не стал говорить - сотник долго молчал, напряженно посапывая, затем, искоса взглянув на князя, заметил:
- Дабы проверить, что не поклеп ты на князя Глеба возвел, вам бы свод учинить.
- Я же сказал, людей моих опроси, коли мне самому веры нету, - напомнил Константин о своем предложении.
- Ну это вы и сговориться могли, - не согласился Стоян.
- Могли, но только в главном, в сути, тогда остальное обязательно не сойдется, - возразил Константин. - К тому же не до того нам было. Я ведь, когда от погони Глебовой ушел, все эти дни полумертвым в дубраве провалялся. Если бы не волхв, то и вовсе помер бы.
- Всевед? - удивился сотник. - Он что же, лечить тебя взялся?
- Как видишь, - улыбнулся Константин. - Иначе я бы с тобой не ехал. Хотя это не так уж и важно.
- Да нет, вот это как раз важно. - Изумление не сходило с лица старого воина. - А не дал ли он тебе чего с собой перед отъездом?