Услышав это название, Катька вздрогнула, как от озноба. Ведь они ж там были, проводя свои поиски! В ее цепкой профессиональной памяти мгновенно всплыло множество ярких деталей и мелких подробностей. Но девушка, вернее, боец особой сотни Лесного Стана не стала выражать вслух свои эмоции и недоумение. "Что-то здесь не так! - решила она. - Не могли же мы лопухнуться, как малыши-первогодки. Нужно всю эту информацию на досуге хорошенько обдумать, еще порасспросить Михася, но не прямо, а как бы между прочим. Есть во всем этом некоторая нестыковочка, которая мне почему-то весьма не нравится!"
- А на Засечную черту я отправился сразу, как только почувствовал себя годным для ратной службы, - продолжил свой рассказ Михась. - Наша дружина там ведь испокон веков оборону держала, вот я и решил в строй побыстрее встать. До Засечной черты мне было в пять раз ближе, чем до Лесного Стана.
- Понятно. А Разик с бойцами сейчас где?
- Они идут к Москве с земским войском.
- Так решающая битва с ордынцами будет под Москвой?
- Да.
И Михась кратко обрисовал маневры противника и наших полков в предыдущие дни.
- Ты об этом и докладывал боярину?
- Так точно, - кивнул Михась. - Боярин собрал сейчас своих людей на совет, чтобы наметить план действий при различных вариантах дальнейшего развития событий.
- Неужели есть угроза захвата ордою Москвы? - воскликнула Катька. - Почти двести лет Русь не испытывала подобного горя и позора!
- Что я тебе на это могу сказать?.. - с болью и тоской в голосе ответил Михась. - Если бы на Засечной черте стояли полнокровные полки да ежели бы ими командовал талантливый полководец, такой как князь Михайло Воротынский, то враг бы и Оку форсировать не смог. А сейчас... От наших нынешних воевод, тех, что царского гнева да окрика Разрядного приказа пуще любого неприятеля боятся, какой угодно дури можно ожидать.
Катька помолчала несколько минут, обдумывая услышанное, затем медленно произнесла, тщательно подбирая слова:
- Ну, мы-то с тобой люди военные, наше дело Родину защищать, стольный град отстаивать. А вот Джоана, ей-то уж точно рисковать не следует. И так она, тебя разыскивая, частенько по краю пропасти прохаживалась.
Михась вздрогнул, словно от внезапного удара. Очевидно, ему, ослепленному безмерным счастьем от встречи с невестой, просто не успела прийти в голову простая мысль, что любимой девушке, как и всем жителям Москвы, угрожает близкая опасность. Его дрожь передалась крепко прижавшейся к нему Джоане, также пребывающей в каком-то чудесном полусне и не произнесшей за все это время ни слова.
- Майк, что случилось, родной? - встрепенувшись, промолвила она.
- Ничего, мой свет, ничего! Все хорошо, - неуверенно ответил Михась.
Но Джоана, конечно же, почувствовала тревогу в голосе жениха, решительно поднялась с его колен.
- Кэт, объясни, пожалуйста, чем вы оба обеспокоены? - В голосе Джоаны звучала привычная властность наследницы отважных рыцарей, хозяйки поместий и замков.
- Враг уже под самой Москвой! - прямо ответила Катька.
- Ну и что? Ведь они же не смогут вас победить? Правда, Майк?
- Правда, любовь моя!
- Так, с вами все ясно! - усмехнулась Катька и произнесла не терпящим возражений тоном, весьма характерным для особников: - Джоаночка, отправляйся с Михасем в нашу светелку. Вам обоим есть о чем поговорить, и там вас никто не потревожит. А я пойду в палаты к боярину, приму участие в военном совете.
Проводив взглядом влюбленную парочку, скрывшуюся среди цветущих яблонь, Катька медленно поднялась со скамьи, внезапно ощутив вместо радости, захлестнувшей ее при встрече с братом, тревогу и печаль. Может быть, некое тяжелое предчувствие кольнуло ее в сердце? Катька, не желая поддаваться всяким там бабьим переживаньям, гордо вскинула голову, расправила плечи и зашагала решительно и твердо, почти по-строевому, словно на ней был надет не сарафан, а обмундирование дружинника Лесного Стана.
Подойдя к крыльцу, которое вело в боярские хоромы, девушка увидела, что на крыльце, облокотившись на резные перила, стоит Кашка и нетерпеливо вертит головой, словно высматривая и поджидая кого-то.
- Здорово, боец! - радостно завопила Катька и бросилась вверх по ступеням.
- Здравствуй, Катенька! - Кашка сбежал ей навстречу, и они крепко обнялись на середине лестницы.
- Ты как здесь оказался?
- Что значит как? Прискакал вместе с твоим любимым братом. Вот, стою ожидаю его возвращения. Боярин велел вслед за ним не ходить, но, как только он сам явится, сразу вести его на военный совет. - В голосе Кашки, давно женатого и потому не подверженного, в отличие от Михася, возвышенным любовным чувствами, прозвучало едва заметное осуждение такого небрежения к воинской дисциплине.
- Так ты прибыл вдвоем с Михасем? - удивилась Катька. - Он нам ни слова об этом не сказал!
- Что ж, понимаю, сам молодым был! - Лицо тридцатилетнего Кашки озарилось теплой улыбкой. - Наверняка как увидал он свою суженую, так и забыл обо всем на свете.
- Именно так, - кивнула Катька, не вдаваясь в подробности.
Катька безумно любила старшего брата, признавала его превосходство, но с детства стремилась догнать и даже превзойти его во всем, включая воинскую службу. И потому часто над ним подтрунивала, компенсируя, таким образом, это самое превосходство Михася над собой. Она, конечно, могла бы поведать Кашке забавный эпизод встречи жениха и невесты, когда они вначале не узнали друг друга и Джоана приготовилась даже вступить в схватку с незнакомцем. Однако Кашка был хоть и свой, как все обитатели Лесного Стана, но слишком уж старый, по мнению восемнадцатилетней Катьки. Поэтому он не мог понять и одобрить ее детских шуточек. Лучше Катька прибережет смешной рассказ для истинных ценителей, то есть для Желтка и Разика.
- Ладно, я - к боярину, а ты стой и жди Михася, - сменив тон, деловито произнесла Катька и, не дожидаясь ответа, легко взбежала, словно вспорхнула, на высокое крыльцо.
- Слушаюсь, сестра особница! - полушутливо-полусерьезно, вытянувшись по стойке "смирно", гаркнул ей вслед Кашка.
Катька, войдя в хоромы, постучала в дубовую дверь, за которой располагалась совещательная палата, и, не дожидаясь ответа, пользуясь привилегией особников совать свой нос в любые дела, решительно потянула за кованое кольцо, распахнула тяжелую створку.
Боярин Ропша сидел за небольшим столом, склонившись над картой, в окружении нескольких соратников - седых ветеранов, составлявших его свиту и изображавших при необходимости дворовых людей. Это были старые опытные лешие, для которых дальние походы были уже тяжелой задачей, но в короткой рукопашной схватке или перестрелке они еще ни в чем не уступали молодым бойцам.
- Катенька, заходи, дочка! - подняв голову от карты, ласково приветствовал девушку Ропша. - Братец-то твой как? Повстречался с суженой?
- Благодарствую, отец-боярин, братец счастлив... - начала было Катька, но не успела закончить фразы.
Дверь за ее спиной распахнулась, и в палату вбежал один из "дворовых людей" - старый леший:
- Боярин! С вышки докладывают, что на юге в тридцати верстах виден столб дыма и пламени! Горит царское имение, Коломенское!
На наблюдательной вышке, стоявшей за окружавшим усадьбу частоколом, как и у ворот, и на угловых башенках, круглосуточно дежурил караул из ветеранов.
- Ну, вот и ответ на все наши вопросы, - кивнув на карту, промолвил Ропша. - Орда на Москву идет в лоб, чтобы на обход времени не терять да не вязнуть в речках и болотах. Ну, да князь Иван со своими полками, судя по сообщению Михася, путь врагу уже преградить успел. Так что не сегодня-завтра будет битва. Мы теперь на фланге, даже почти в тылу находимся, так что подготовку к эвакуации отложим и начнем готовиться к обороне. Приказываю все затинные пищали поднять на тын, на стрелковые галереи, и к ним, кроме обычного караула, приставить затинщиков посменно, на круглые сутки. В затинщики назначить даже женок, кто навык пищальной стрельбы имеет. Все работы на дворе прекратить, только в поварне пусть все идет по-прежнему, но без изысков, лишь бы сытно и вдоволь. Ступайте, други, выполняйте приказ!
Ветераны проворно поднялись из-за стола, стремительно покинули палату. Катька, напротив, подошла к боярину и, дождавшись, когда закроется дверь и они останутся в палате вдвоем, спросила:
- Отец-боярин, поскольку ты подготовку к эвакуации отменил, то, стало быть, считаешь, что опасность захвата столицы миновала?
- Да, Катенька, так и есть. Ну, сама посуди: перед городом в поле все земское войско стоит, а за спиной у войска - кремль Московский, одна из мощнейших крепостей во всей Европе. Что ж, легкая конница ордынская, и даже пушки турецкие разве ж способны такую твердыню сокрушить? Да и Михась, когда сведения разведки мне сообщал, особо отметил, что осадных орудий у врага они ни разу не видели, только полковой наряд - легкие полевые пушки - наблюдали во множестве. Я, когда приказал своим людям к срочному отступлению готовиться, предполагал, что орда на предместья московские с востока в обход налететь может, тогда усадьба наша под удар попадет, особливо ежели войско земское в поле перед врагом встать не успеет. А теперь, когда ордынцы с юга пошли да князь Иван уже оборону занял, то для нас особой угрозы нет. От случайно прорвавшегося отряда вражеского мы с Божьей помощью и сами отобьемся.
Катька некоторое время молчала, обдумывая слова старого опытного воина, а затем произнесла медленно, с расстановкой, словно рассуждая вслух:
- Скажи, отец-боярин, а почему тогда ордынцы с одним полевым нарядом прямиком на Москву ринулись? Почему, к примеру, Рязань или Серпухов не стали, как обычно, разорять? Ведь если даже они задумали земское войско хитрым маневром обойти и атаковать беззащитную столицу, то должны были понимать, что кремль Московский - сокровищницу государственную им все равно не взять простым приступом, здесь нужна бомбардировка многодневная, мощной осадной артиллерией.
- Не знаю, дочка! - развел руками боярин. - Только чего уж тут гадать, раз оно уже так случилось.
- Позволь все же просить тебя от имени особой сотни не отменять готовность к срочной эвакуации. Пусть повозки стоят день и ночь запряженные, с запасом продовольствия. И возки боярские - тоже.
Ропша пристально посмотрел в глаза Катерине. Та спокойно выдержала его взгляд, не потупилась.
- Хорошо, сестра особница, - произнес наконец Ропша, прервав томительную паузу. - Я отдам такой приказ. Уверен, что просьба твоя основана не на девичьей прихоти да страхе, а на соображениях основательных.
- Спасибо за доверие, отец-боярин. Разреши идти?
- Ступай, дочка!
Катька вышла из хором на крыльцо, остановилась рядом с Кашкой, по-прежнему неторопливо прохаживающимся взад-вперед вдоль высоких перил на резных столбиках.
- Как я понимаю, совещание уже окончилось, - полувопросительно-полуутвердительно произнес Кашка. - А мне-то какой приказ будет? По-прежнему ждать Михася?
- Да нет, теперь это излишне. Ты хоть поел с дороги?
- Не успел.
- Тогда пойдем в поварню, я за тобой поухаживаю, попотчую, чем Бог послал, а ты мне расскажешь о тех событиях, что произошли с момента твоего отъезда из Москвы с пограничником Ваняткой, которого мы из лап опричников вырвали.
- Вот бы всю жизнь только такие мудрые приказы и получать! Пора тебе, Катерина, в воеводы, - рассмеялся Кашка.
- Не могу! На меня Михась за это обидится, ремнем отшлепает, чтобы не лезла не в свое дело. А воеводе невместно по заду получать!
Перебрасываясь веселыми шутками, они направились к поварне, возле которой под навесом стояли длинные столы, сейчас пустовавшие. Но не успели Кашка и Катерина пройти полпути, как их внимание привлек вначале еле слышный, затем все более явственный стук копыт, раздававшийся за закрытыми воротами усадьбы, мимо которых они шли к поварне. Невидимые за высоким частоколом всадники, достигнув ворот, осадили коней, и послышался громкий звучный голос человека, привыкшего повелевать, обращенный к часовому в привратной башенке:
- Доложи своему боярину, что воевода князь Михайло Воротынский ему челом бьет!
Часовой, повернув голову, крикнул начальнику караула, уже спешившему к воротам из караульной избы:
- Воевода князь Михайло Воротынский к боярину!
- Отворяйте! - на бегу скомандовал начальник двум часовым, стоявшим у ворот.
Тяжелые створки распахнулись, и полдюжины всадников, звеня доспехами и оружием, влетели во двор усадьбы и направились к крыльцу.
Начальник караула - седой ветеран, прекрасно знавший прибывшего к ним прославленного полководца, - принял у него поводья, подставил плечо, помогая спешиться, а затем произнес почтительно:
- Не обессудь, Михайло Иванович, подожди здесь, покуда я за боярином сбегаю. Ведь он наверняка захочет тебе навстречу с крыльца спуститься в знак величайшего уважения к дорогому гостю!
И начальник караула помчался наверх, в хоромы, проворней иного отрока прыгая через две ступеньки.
Катька и Кашка, враз забыв о еде, застыли столбами посреди двора, следя за происходящим. Все же Кашка, как более опытный и более голодный, вскоре тронул девушку за локоть и произнес вполголоса:
- Катенька, война - войной, а обед - по расписанию! Пойдем потрапезничаем, покуда наш боярин с князем встретятся да побеседуют. А там боярин, глядишь, и нас призовет, да сам все расскажет, что сочтет нужным.
- Идем, конечно! - с готовностью кивнула Катька и объяснила извиняющимся тоном: - Просто я князя Воротынского ни разу еще не видела, вот и остановилась, чтобы хорошенько разглядеть да на всю жизнь запомнить.
Боярин Ропша в наспех накинутой шубе, в высокой боярской шапке, смешно надетой набекрень, выскочил из дверей, словно по тревоге, и, грохоча по ступеням подковками на красных высоких каблуках сафьяновых сапог, сбежал с крыльца навстречу дорогому гостю.
- Михайло Иванович! Дорогой ты мой! Вот ведь радость нежданная! - с распростертыми объятиями устремился он к князю.
Князь сердечно обнялся с боярином, затем отступил на шаг и низко поклонился ему земным поклоном: - Спасибо тебе, Ропша, старый боевой товарищ, за ту заботу и внимание, которые твои люди ко мне проявляли во время ссылки моей на Белоозере. Все друзья и даже родственники многие, опасаясь гнева царского, от меня отвернулись, а твои дружинники каждый месяц навещали, проделывая немалый путь через дремучие леса, глубокие снега и коварные топи. Поддерживали они меня и словом ласковым, и хлебом насущным. Век не забуду!
- Полноте, князь! Для людей православных сии поступки вполне естественны. Пойдем скорее в дом да поднимем чашу за здравие государя нашего, который от дурных советников избавился да истинных своих приверженцев, безвинно оклеветанных, из опалы вернул.
Боярин говорил громким голосом, чтобы его верноподданнические речи были отчетливо слышны даже за частоколом, окружавшим усадьбу. Царь Иван Васильевич, терпевший в последние годы одно военное поражение за другим, поневоле вынужден был возвращать из ссылок умелых полководцев. Однако вряд ли царь, отличавшийся маниакальной подозрительностью, снимал с прощенных воевод все обвинения и давал им полную свободу действий. Наверняка приказал следить за каждым их шагом, и где-нибудь поблизости от усадьбы Ропши сейчас затаились соглядатаи, тайно сопровождавшие князя Воротынского.
Вот пусть они и услышат из уст боярина громогласную хвалу государю.
Князь с боярином поднялись в обеденную палату, уселись вдвоем за огромный дубовый стол, уже накрытый белой скатертью, вокруг которого суетились несколько ветеранов и поварят, спешно расставлявших блюда и напитки.
- Ну, князь, за тебя, за твое возвращение в ратный строй! - Ропша собственноручно налил ароматное фряжское вино из серебряного графина в золотые чарки.
Михайло Иванович взял протянутую чарку, встал, вновь низко поклонился хозяину. Сев и выпив до дна, он лукаво улыбнулся:
- Между прочим, Ропша, молодцы твои меня в ссылке потчевали не какими-то там винами заморскими, а вашим домашним изобретением, именуемым спиритусом. В холоде да в сырости этот спиритус душу и тело согревает несравненно лучше любых напитков изысканных.
- Все понял, князь, - улыбнулся в ответ Ропша. - Будет сделано. Лука! А подай-ка сюда баклажку нашенского!
Ветеран, руководивший сервировкой стола, уже почти законченной, кивнул и поспешно отправился выполнять указание боярина.
Подняв чарку с прозрачной жидкостью, внешне похожей на воду, но пока еще безымянной, не получившей название "водка", князь Воротынский произнес торжественно:
- За дружину русскую, за дружбу ратную, за тех, кто и в бою соратника грудью защитит, и в мирное время своим покоем и достатком за друзей пожертвует! За тебя, Ропша, и за твоих людей замечательных!
Князь и боярин выпили и некоторое время молчали, закусывая и ожидая, когда закончится подача блюд и они останутся в палате вдвоем. Наконец двери затворились, и Воротынский без лишних слов перешел к делу:
- Ропша, мне нужна твоя помощь. Сколько у тебя в Москве бойцов?
Десяток при князе Бельском, да я сам со старыми воинами, которые в усадьбе дворовыми людьми числятся.
- Мало! - досадливо пристукнул ладонью по столу Воротынский. - Ну, да сколько есть. Ты сам со стариками для такого дела не в счет. Можешь свой десяток прямо сейчас от большого воеводы, князя Бельского, в мой полк перенаправить?
Ропша недоуменно поднял брови:
- Погоди, Михайло Иванович! А разве не ты теперь всем войском командуешь? Ты ж до опалы на южных рубежах против ордынцев, почитай, десять лет большим воеводой был! Ведь лучше тебя никто со степняками биться не умеет!
- Ну, так то до опалы, - невесело усмехнулся Воротынский. - А сейчас я лишь полка левой руки удостоен, да и то совместно с князем Татевым.
- Вот оно как! - покачал головой Ропша. - Ладно, Михайло Иванович, для тебя я все, что смогу, сделаю. Большого воеводу, князя Ивана Бельского, мы оба хорошо знаем, к сожалению, и не по плечу ему ноша героя и спасителя отечества. Ну, да видать на то воля Божья.
Боярин встал, перекрестился на иконы в красном углу, Воротынский последовал его примеру.
Тотчас отдам приказ своим бойцам следовать в твое распоряжение. Уж не знаю как, но уверен, что найдут они способ от большого воеводы улизнуть под благовидным предлогом. Куда им прибыть-то прикажешь?
- Мой полк стоит на Таганском лугу. Пусть туда и следуют. По прибытии - немедленно ко мне. Я предупрежу своих часовых. - Слушаюсь, воевода! Разреши выполнять?
- Спасибо, друг!- Князь шагнул к Ропше, вновь заключил его в объятия, затем, отстранившись, молвил: - Давай приказывай бойцам, а затем я доложу тебе свои замыслы.
- Лука! - крикнул боярин и, когда тот вошел, распорядился: - Кашку ко мне, немедленно!