– Ладно, как будет подходящее настроение, в смысле – ехидное да глумливое, так сразу и начертаю писульку курляндским толстопузам… Может, и выгорит дело! А пока, – обернулся к Шереметьеву, – расскажи-ка, Борис Петрович, друг любезный, господину генерал-майору о наших делах воинских.
Шереметьев, сыто рыгнув, с видимым неудовольствием отложил на тарелку свиную лопатку, обглоданную только наполовину. После чего тщательно обтер руки о бархатные голенища собственных сапог, из обычного посеребренного ведерка, стоящего на краю стола, зачерпнул емким ковшиком – на длинной ручке – пенного хорошо настоявшегося кваса, вволю напился – прямо из ковшика, рыгнув еще раз, принялся излагать, изредка внимательно посматривая на Егора своими выпуклыми и умными глазами:
– Правый берег, русский еще совсем недавно, мы, Александр Данилович, разорять не стали, пожалели. Да и по Иван-городу из пушек постреляли без всякого прилежания: древняя российская вотчина как-никак. И многие жители в этом городе – люди русские… По временным мостам и бродам – в двух-трех верстах выше по течению Наровы от крепости – наши войска перешли на левый берег. Здесь уже оторвались от всей российской души: пожгли мызы и деревеньки ливонские, вот, – кивнул головой на свою тарелку, – разжились отличной, в меру жирной свининой… Но крестьян и прочих работных людишек убивать и брать в полон не стали. А зачем, собственно? Не сегодня, так завтра эти края станут нашими, надо же будет кому-то пахать да сеять. Так только, разогнали всех по разным сторонам. Я солдатикам своим даже девок тамошних не велел трогать… Ага, значит, подступили к Нарве. Тут-то и выяснилось, что не все гладко придумано тобой, господин генерал-майор! Как бы это объяснить тебе – попроще? Состав горючий, коим метательные гранаты начинены, он и неплох совсем: жарок – при взрыве, пламя поднимается высоко. Только вот…
– Оказалось, что вести дельный пушечный огонь по Нарвской крепости можно только по ночам! – нетерпеливо прервал царь медлительного Шереметьева. – И то если ночь пасмурная да темная…
– Почему – только темными ночами? – не понял Егор.
Петр, довольно улыбаясь, заявил:
– Вот мы, охранитель, наконец-то и поменялись с тобой местами! Обычно это ты мне что-нибудь излагаешь – с важным видом, а я ничего не могу понять до конца… Теперь вот твоя очередь пришла – дурачком с паперти церковной почувствовать себя! Что, так и не догадался, высокоумный ты наш?
– Нет, мин херц, ничего не получается! Растолкуй уж мне, глупому…
– Ладно, сэр Александэр, господин генерал-майор, слушай! – смилостивился царь. – Все дело в том, что мы прихватили с собой только полевую артиллерию, как ты и советовал. Дальность стрельбы у легких гаубиц и мортир – совсем не та, не годится для осады крепостей серьезных… Теперь-то понял?
– Понял, государь! – покаянно опустил вниз голову Егор. – Для того чтобы зажигательные гранаты перелетали через крепостные стены, надо полевые мортиры очень близко подтаскивать к этим самым стенам. А там их тут же накрывает меткий ответный огонь из крепостных пушек. Что, были большие потери?
– Да ну, Данилыч, не бери лишнего в голову! Самые обычные потери. Как на серьезной войне без них? – утешил его незлобивый Шереметьев. – С пяток мортир разбило шведскими ядрами, коней и людишек побило немного… Мы сразу все поняли и тут же поменяли тактику – на ночную. Хорошо, знаешь ли, получалось. Тишком – в полной темноте – подъехали, пальнули раз пять-шесть, отступили…
– Да, без осадных, дальнобойных орудий здесь не обойтись! – честно признал свою неправоту Егор. – Только для единорогов придется делать уже другие зажигательные гранаты, гораздо более тяжелые.
После очередной чарки Петр поведал и про причины отступления войск с противоположного берега Наровы:
– Побоялись мы с Борисом Петровичем попасть в "клещи"! С запада подходит корпус Шлиппенбаха, которому король Карл выделил дополнительные силы: теперь у генерала восемь тысяч гренадеров, две тысячи кавалерии, да полевая артиллерия – весьма неплоха. А с тыла могут ударить войска, расположенные в самой крепости. У нарвского коменданта – полковника Горна – еще под ружьем полторы тысячи солдат… Вот мы подумали-подумали, да и решили убраться – подобру-поздорову. В следующем году (а может, и через год-другой) подойдем уже в эти земли прибалтийские сразу тремя корпусами – по двенадцать-пятнадцать тысяч бойцов в каждом. Первый корпус будет вдумчиво разбираться с частями Шлиппенбаха, второй будет штурмовать Юрьевскую твердыню, а третий – Нарвскую…
"Ну надо же – какой потрясающий прогресс! – умилился (практически до слез!) сентиментальный внутренний голос. – Еще два-три года назад сама мысль об отходе – так и не вступив с противником в реальную схватку – даже на версту не приблизилась бы к царской голове… Растет (как государственный и политический деятель!) Петр Алексеевич, ох, растет!"
Петр принялся старательно набивать табаком свою курительную голландскую трубку, кивнув головой Шереметьеву – словно бы приглашая того присоединиться к беседе.
– На военном совете решили перейти Нарову и крепко оседлать восточный берег, – с видимым удовольствием продолжил Борис Петрович царский рассказ. – Мост, что соединял Нарву и Иван-город, мы уже разрушили. На специальных плотах спустили вниз по течению пару пушек, вытащили их на каменистую косу, что раскинулась перед самым мостом на берегу восточном, да и разнесли тот мост – на мелкие камушки… Сейчас у всех бродов через реку расставим артиллерию и солдатские стрелковые батальоны. Нельзя допустить, чтобы гренадеры Шлиппенбаха с ходу форсировали Нарову. А дня через три-четыре дожди начнутся сильные, вода, непременно, поднимется в реке…
– Юродивый предсказал или гадалка цыганская? – криво улыбнулся Егор.
– Не тот и не другая! – Шереметьев на шутку не откликнулся, оставаясь совершенно серьезным. – А поясница моя простуженная да колени подагрические… Так вот, после подъема речной воды Шлиппенбах наверняка встанет лагерем на своем берегу, а мы – на своем. Возьмем в полную блокаду Иван-город. Если, конечно, удастся полностью перекрыть шведам, засевшим в Ивангородской твердыне, возможность получать порох и продовольствие через Нарову… До конца лета простоим здесь, перестреливаясь через реку со Шлиппенбахом. Будем бросать зажигательные гранаты через крепостные стены. Сдастся Иван-город к середине сентября – хорошо. Тогда заселим сию крепость надежным гарнизоном, начнем строительные работы. Уже по зимникам завезем припасы – съестные да огневые. Ломовые единороги – для будущей осады Нарвской крепости… Не удастся захватить Иван-город? Тоже ничего страшного. Отойдем на зимние квартиры – в Псков да Новгород. Будем старательно готовиться к будущей весенней кампании…
– А у тебя, Александр Данилович, какие планы? – поинтересовался Василий Волков.
– Я хочу уже завтра, если Петр Алексеевич, конечно, разрешит, отъехать на восток – вдоль берега балтийского, – озабоченно нахмурившись, сообщил Егор. – Опаздываю я нынче. Очень уж долго провозились с этим зловредным Лешертом. Александровский полк, ведомый Андрюшкой Соколовым, скорее всего, уже вышел к деревне Назия, что расположена в дальних ижорских землях. Ждут они меня, братцы, надо торопиться! А от Иван-города до этой Назии – верст триста будет, если не больше. Дай бог, дней за восемь-девять управиться… Как, мин херц, отпустишь меня?
– Не только что отпущу, но и сам с удовольствием проедусь с тобой! – ответил Петр, окутанный густыми клубами табачного дыма.
– Как же так, государь? Мы же с тобой договаривались! – демонстративно расстроился Шереметьев. – Стар я уже – в одиночку командовать серьезным войском! Я же рассчитывал на тебя! Уж так рассчитывал… Да и дорог-то там путных нет, на карете не проехать. А ты же, государь, не создан для верховой езды…
"Хитрый сукин сын! – саркастически усмехнулся недоверчивый внутренний голос. – Это он просто Ваньку валяет. А на самом-то деле рад-радешенек. С царем-то не забалуешь, не подремлешь в тенечке – в день жаркий… А теперь – намечается лафа полная, бесконтрольная. Да вряд ли Иван-город сдастся к середине сентября…"
Петр, которому в голову, очевидно, пришла та же мысль, только отмахнулся от генерала небрежно, мол: "Пой, ласточка, пой!" – и обратился к Волкову:
– Давай, Вася, начинай собираться! Тоже поедешь с нами, да драгун отбери – человек сорок-пятьдесят, из тех, что понадежнее. Антошку Девиера и Ваньку Солева тоже прихватим с собой. Да, и лошадку подбери мне – высокую в холке да спокойную…
"Намучаетесь вы с ним! – насмешливо предрек недоверчивый внутренний голос. – Тут уважаемый Борис Петрович полностью прав: всадник из царя – аховый! Какие там – восемь-девять дней? Хорошо еще, если за две недели доберетесь до Назии… Иван Солев здесь? Это хорошо, значит, срослась у мальчишки сломанная ключица. А что еще за Девиер такой? Знакомое имя, где-то уже слышанное…"
На следующее утро выехали сразу после торопливого завтрака, под бодрые пушечные и ружейные залпы:
это полки Шереметьева старательно отгоняли от речных бродов настырных гренадеров Шлиппенбаха.
– Ты уж, Борис Петрович, сразу же не впадай в спячку! – прощаясь, погрозил царь генералу пальцем. – Знаю я тебя, борова ленивого. Хоть изредка беспокой шведа…
– Не сомневайся, государь! – истово перекрестился Шереметьев. – Устроим мы этому Шлиппенбаху – баню русскую, жаркую…
Тронулись, выстроившись в длинную цепочку, вдоль речного русла – по вполне наезженному проселку, который образовался при регулярной транспортировке до Иван-города самых разных грузов, доставляемых морем к устью Наровы. Через три часа неторопливой рыси, преодолев немногим более двадцати верст, отряд выехал на Балтийское побережье.
Над морской гладью безраздельно царил полный и благостный штиль, шведских кораблей на горизонте не наблюдалось, летнее жаркое марево безжалостно и планово наступало со всех сторон. Только черные головы и тела балтийских тюленей мелькали в спокойной воде тут и там…
– Все, делаем привал! – зло скомандовал Петр, небрежно смахивая со лба крупные капли пота. – Всю задницу себе отбил! Антошка, помоги слезть с лошади!
К царю бросился высокий и тоненький юноша (визуально – лет семнадцати-девятнадцати), одетый в обычный темно-зеленый дворянский охотничий костюм, лицо у молодого человека было смуглым и породистым: прямой нос, высокий лоб, острый подбородок, широко расставленные, темные миндалевидные глаза.
– Кажется, я этого мальца – с испанскими или португальскими корнями – видел в голландском Амстердаме, на одной из тамошних верфей. Вертелся этот юноша активно вокруг царя, глазки ему строил, – пробормотал себе под нос Егор, спрыгнул с коня и завертел во все стороны головой: – Солев! Быстро ко мне!
– Здесь я, Александр Данилович, здесь! – Иван торопливо вышел из-за толстой сосны, чей ствол был изогнут и закручен самым невероятным образом. – По малой нужде отходил… Чего изволите?
Подойдя к Солеву вплотную, Егор негромко спросил:
– Этот Антон Девиер, он откуда взялся? Как ведет себя? Не замечено ли чего подозрительного?
– Никак нет! Ничего подозрительного не замечено, господин генерал-майор…
– Да тише ты, – зашипел Егор. – Чего орешь-то? Я же тебя спрашиваю пока, что называется, в частном и приватном порядке.
– Ничего подозрительного не замечено, Александр Данилович. Славный малый и верный товарищ. Уже прошел почти месяц, как его Петр Алексеевич назначил своим пажом, по-нашему – денщиком. В Москву сей юноша прибыл из Амстердама. Говорит, что в этом городе и познакомился с нашим государем. Два года назад, когда там гостило Великое Посольство. По-русски Антоха говорит неплохо… Полковник Волков его принял в нашу Службу охранную, занимается с ним лично – всяким разным, очень даже нахваливает.
– А этот юный голландец, случаем, не из этих будет… Которые сожительствуют с мужчинами?
– Никак нет, господин генерал-майор! Только женщинами Антон интересуется – со всем усердием. Что, Александр Данилович, надо присмотреть за ним?
– Ладно, отдыхай пока! – облегченно вздохнув, велел Егор. – Если что, я отдельно распоряжусь…
"Вспомнил! – торжественно и пафосно объявил памятливый внутренний голос. – 2003 год, отмечался трехсотлетний юбилей Санкт-Петербурга, по телевизору показывали разные исторические передачи, приуроченные к этой славной и знаменательной дате. И вот в одной из них подробно рассказывали об основных этапах становления полицейской службы города. Так вот, первого санкт-петербургского генерал-полицмейстера, начальника полицейского управления, как раз и звали – Антон Девиер! Ему потом еще и графское звание присвоили – за службу образцовую и безупречную… Угадай теперь, дружок, а кто его назначил в 1718 году на сию высокую и ответственную должность? Правильно, Александр Данилович Меньшиков, генерал-губернатор тех мест! Так что, братец, знать, этот Девиер – малый действительно толковый. Абы кого не стал бы твой разумный и ушлый пращур продвигать по служебной лестнице. Присмотрись к этому юнцу, вдруг да пригодится…"
По приказу царя на просторной поляне, поросшей уже зацветающим вереском и окруженной с трех сторон высоким сосновым лесом, драгуны развели невысокий костер, прямо в пламени установили бронзовую треногу-подставку, в верхний обруч которой вставили объемистый медный казан, наполненный водой из ближайшего звонкого ручья, впадающего в Балтийское море.
– Мин херц! – от души возмутился Егор. – Рано еще для обеда! Мы с полковником Волковым планировали отдохнуть здесь минут сорок-пятьдесят, напоить лошадей, промочить горло медовухой, закусить хлебом да ранней малиной (вон – целые заросли!), свинину холодную еще захватили с собой. А потом сделать еще один трехчасовой переход вдоль берега и там уже встать плотным лагерем…
– Пошел к чертям свинячьим, Алексашка! – невежливо ответил царь. – Жарко очень, купаться буду! Да и задница сильно болит. Хорошо, что только отбил ее, а ведь можно и стереть до крови… Что тогда будем делать?
Петр разделся догола и, в сопровождении трех голых драгун и трех таких же голых охранителей, среди которых был и Иван Солев, с удовольствием бросился в морские ласковые волны…
– Да, с такими темпами мы будем добираться до Назии до самого морковкина заговенья! – мрачно прокомментировал Егор.
– Как это – "до заговенья"? – не понял голландский парнишка Девиер.
– Так это! – передразнил Антона Егор. – Будто я Петра Алексеевича не знаю! Поплескаться в теплой водичке – его любимое времяпровождение, особенно когда это является поводом, чтобы избежать нелюбимого занятия… Если будут стоять такие шикарные и теплые погоды, то все: после каждой пройденной версты государь будет останавливать весь отряд и влезать в море – чтобы его избитый тощий зад мог принять целительные, чуть солоноватые ванны…
Волков, оторвавшись от своей подзорной трубы, подтвердил эти опасения:
– Плескается государь, смеется, ныряет и, судя по всему, не настроен выбираться на берег… Я вот что думаю, господа. Надо к Назии срочно отправить небольшой "летучий" отряд: человек пять-шесть, хорошо вооруженных, на шустрых лошадях. Пусть предупредят полковника Соколова, что намечается небольшая задержка. А то Андрюха – знаю я его – начнет нервничать, еще и дел всяких наворотит…
– Придется так и сделать! – решил Егор. – Эх, мне бы с этими ребятами рвануть! Да не отпустит царь, наверняка…
Антон Девиер неожиданно засомневался:
– Всего пять-шесть человек? Думаю, что это очень даже неосторожно! Мне один добрый крестьянин – на мызе под Нарвской крепостью – рассказывал, что около устья этой реки действует шайка ночных разбойников. Татей – как вы, русские, говорите… Вам, высокородные господа, конечно, решать. Но я бы не рекомендовал…
– Брось, Антоха, не дрейфь! – Волков покровительственно похлопал Девиера по плечу. – В России даже самые законченные злодеи никогда не нападают на воинских людей! Понимаешь? Драгуны-то у нас – в полной форме! Доберутся они до Назии этой без всяких сложностей.
Петр окончательно выбрался на берег только часа через полтора, усердно растерся куском старой войлочной кошмы, не торопясь, оделся, махнул – единым духом – неслабую чарку перцовой настойки и без тени смущения объявил:
– Сегодня уже никуда не поедем, здесь заночуем! Имею я право отдохнуть немного от дел праведных или не имею? Антоха, Ванька! Ставьте мою палатку, свинину разогревайте, бездельники! Проголодался я что-то…
– Мин херц! – подступился к царю Егор. – Мы тут с полковником Волковым решили, что надо небольшой отряд вперед послать, чтобы Андрюшку Соколова предупредить о нашем скором приезде…
– Так и посылайте – раз решили! Кто же вам мешает?
– Я вот хочу лично возглавить этот передовой отряд…
– И не думай даже! – прогнозируемо нахмурился царь. – Лучше плесни-ка мне еще перцовки! И себе набулькай. Ну, вздрогнули… Ох, крепка, зараза! И без тебя справятся драгуны, Ваньку Солева отправим с ними… Не, Алексашка, не отпускаю я тебя! Как это – почему? По кочану! Соскучился я по тебе, бродяга. Разговоров накопилось всяких, пока доберемся до этой Назии – поболтаем вволю…
Было только три часа пополудни, поэтому "быстрый" отряд – в составе поручика Солева и пяти драгун – решили отправить незамедлительно.
– Иван, ты назначаешься старшим! – давал свои последние наставления Егор. – Вот тебе лист бумаги, там я наспех нарисовал что-то навроде карты, не заблудитесь, чай… Неву стороной обойдете – там болота сплошные. Как выйдете к озеру Ладожскому, так сразу же верст на пять-шесть вернитесь обратно, после этого поворачивайте строго на восток, мимо расположения Александровского полка никак не пройдете. Полковнику Соколову доложите все как есть: так, мол, и так… Пусть на рожон со шведами пока не лезет, меня дожидается…
Ночью всех разбудили страшные и громкие вопли, полные смертельной тоски и непередаваемого ужаса.
Драгуны и охранители, щелкая курками своих ружей и пистолетов, испуганно сгрудились вокруг яркого караульного костра.
– Что это такое? – хриплым и дрожащим голосом спросил Петр, мгновенно выскочивший из своей палатки. На царе были надеты только льняные (дырявые местами) порты до колен, в правой руке – двуствольный саксонский пистолет.
Жуткие вопли и тоскливые стоны возобновились, затихнув только минуты через четыре.
– Я думаю, что это балтийское чудо-юдо кушает местных жирных тюленей, – неуверенно предположил Егор. – Помнишь, мин херц, я тебе рассказывал про монстра, которого Алешка Бровкин убил и оттащил к воротам своей герцогини? С этого урода и начался их амур теперешний, жаркий…
– К-какой еще, к м-матери нехорошей, м-монстр? – начал заикаться царь. – Откуда?
– Эй, Фролка! – громко позвал Егор. – Ты же у нас – почти местный житель. Что-нибудь знаешь про это чудо-юдо?
– Конечно, знаю, господин генерал-майор! – браво откликнулся Иванов. – Их у нас часто водяными кличут. И в море Балтийском они живут, и в Чудском озере… Водяные очень похожи на людей, только вместо ног у них – хвосты длинные. Бабы водные-то – ничего, красивые из себя, их еще русалками именуют… А вот их мужики, получается – русалы, ужас до чего свирепые! За один раз такой русал может до полусотни тюленей загрызть, если ночью застанет тюленье стадо на берегу или на льдине – ежели зимой. Тут они очень похожи на волков: те тоже – как проберутся в овчарню – так и режут овец, режут, режут, режут…
– А-а-а! – страшно закричал царь. – Прочь отсюда! Прочь! Быстрее поехали…