Скакать в темноте по балтийским дюнам? Нет уж, спасибо! Лошадь запросто может споткнуться об одинокий валун или о кривое сосновое корневище. Мгновение – и неудачливый всадник вылетает из седла – со всеми вытекающими последствиями… Успокоили – совместными усилиями – Петра, применив в качестве решающих аргументов проверенные и многократно испытанные средства: перцовку, тминную настойку и крепчайшую русскую медовуху…
С утра государь был хмур и мрачен, велел, недовольно глядя в сторону:
– Поехали дальше, охранитель! Только давай, это… Подальше будем держаться от морского берега. Какой еще завтрак, к такой-то матери? Не, кусок не лезет в горло… Поехали!
За четыре с половиной часа проскакали, держась гребней удаленных от моря дюн и каменистых холмов, покрытых хвойным мелколесьем, и сделав всего одну короткую остановку, порядка (если считать – по прямой линии) тридцати пяти верст. Петр и Егор держались ближе к концу походной колонны, растянувшейся в длинную и извилистую цепочку. Ехали рядом, изредка цыкая на лошадей и обмениваясь короткими фразами – на общие темы. Антон Девиер, тихонько насвистывая нечто меланхоличное, дисциплинированно держался за их спинами, отстав метров на пять-шесть.
– Беда, беда! – неожиданно послышался испуганный юношеский голос. – Убили, всех наших – убили!
К ним, отчаянно нахлестывая нагайкой своего коня, подскакал Фролка Иванов, находившийся в самом авангарде отряда. Глаза у парнишки были широко распахнуты, лицо – совершенно белое, губы мелко дрожали.
– Отставить панику! – жестко велел Егор. – Успокоился и доложил внятно! Ну, кому сказано, мать твою…
– Там наши драгуны, те – из "летучего" отряда… Все порубанные… А Ивашка Солев распят между соснами. Похоже, сильно пытали его. Но еще дышит…
Глава двенадцатая
Камыши кронштадтские и экскурсия по островам невским
Егор остановил своего коня на краю широкой лесной прогалины, упиравшейся в глубокий овраг, заросший густым кустарником, соскочил на каменистую землю, негромко обратился к ближайшему драгуну:
– Братец, присмотри за моим гнедым, а то он нервничает сильно, видимо, кровь чует. Как бы не ускакал куда, ищи потом… Да, вот еще, пусть кто-нибудь из вас выедет навстречу государю, он приотстал немного. Пусть этот "кто-нибудь" намекнет Петру Алексеевичу, мол, не стоит ему сюда близко подъезжать, мол, аппетит себе можно испортить навсегда, на всю оставшуюся жизнь…
Крови, действительно, хватало: на лагерь, очевидно, напали поздней ночью, внезапно, но драгуны смогли все же оказать достойное сопротивление, что здорово разозлило нападавших…
– Первый раз вижу такое! – брезгливо помотал головой Волков. – Звери какие-то, право! На тела драгун – глядеть страшно – до того изуродованы…
– А где Солев? – тихо спросил Егор.
Василий, спрятав бледное лицо в ладонях, ответил – глухим и неверным голосом:
– Умер Иван. Запытали его… Перед самой смертью шепнул мне: "Я им сказал, что сзади следуют три драгунских эскадрона… Похоже, что они поверили и ушли. Те семеро, что остались в живых…" Вскоре умер Солев, а перед самой смертью попросил, чтобы на его место мы взяли Илью, брата его, что на полтора года Ивана старше… Я Ванькино тело отнес в сторонку и плащом накрыл своим. Лучше на него и вовсе не смотреть. На теле нет ни единого живого места… А там, возле потухшего кострища, лежат два мертвых тела вражин – с отметинами интересными. Ты, Александр Данилович, взглянул бы…
Егор, внимательно осмотрев трупы разбойников, болезненно поморщился и подозвал к себе драгунского поручика.
– Значится так. Наших требуется похоронить. Вон место неплохое, солнечное, – указал рукой. – А тела этих двух богопротивных гадов – сбросьте в овраг, им не впервой.
После скоротечных похорон отряд двинулся дальше. Только когда они отъехали от страшного места верст на девять-десять и уперлись в неширокую речку с чистой и прохладной водой, Егор подал команду на серьезную остановку. Необходимо было и лошадей напоить-накормить (раз в сутки – в обеденное время – им на морды вешали холщовые мешки, наполненные отборным овсом, ночью же лошади – стреноженные – самостоятельно паслись по свежей траве), да и для людей приготовить полноценный обед.
Обеденная трапеза прошла в полной тишине, только деревянные да серебряные ложки стучали-скребли о бока либо стенки котелков и мисок. Настроение было припоганейшее, даже о хмельном не думалось, тем более что и его запасы – после прошедшей беспокойной ночи – заметно истощились.
– Ну и кто это моих верных драгун покрошил в лапшу мелкую, домашнюю? – наконец, спросил Петр, нервно отмахиваясь от настырных и шустрых речных комариков. – И вообще, что произошло? А, охранитель?
Первым делом Егор счел нужным слегка повиниться:
– То произошло, мин херц, что мы с полковником Волковым здорово ошиблись, не послушавшись Антона Девиера, твоего верного пажа. А он нас предупреждал, что злобная шайка татей ночных бродит вблизи устья Наровы. Так что, прости уж нас, глупых…
– Бог простит! – криво и недовольно усмехнулся царь. – Что касаемо Антона. В следующий раз серьезнее будете относиться к этому мальцу. Но все же… Кто моих верных воинов безжалостно лишил жизни? Кто, я спрашиваю?
– Стрельцы бывшие, мин херц! – тяжело вздохнул Егор. – Из тех, что ты тогда отправил в Таганрог, возводить новый каменный мол. Я мертвые тела ворогов осмотрел: рваные ноздри, на лбу и щеках – клейма старые, приметные. Помнишь: ранняя снежная зима, Красная площадь, триста пятьдесят плах, выстроенные в десять рядов, у плах стоят коленопреклоненные стрельцы – со связанными руками, их головы пристроены на дубовых колодах, на солнце сверкают острые лезвия топоров… Помнишь?
– Помню, как не помнить! Продолжай, охранитель…
– А потом ты стрельцов этих простить неожиданно изволил и отправил их в далекий Таганрог – возводить новый каменный мол, чтобы нашим кораблям, построенным в Воронеже, было где прятаться от азовских осенних да зимних штормов. Всем стрельцам, как и полагается, предварительно вырвали ноздри, а на лбу и щеках поставили особые клейма – в честь этой милости твоей, Петр Алексеевич.
– Ерунду говоришь полную, Алексашка, правды не ведая вовсе! – рассердился царь, хмуря брови, по его правой щеке пробежала сильная нервная судорога. – Те прощенные мной стрельцы никак не могли оказаться на Балтийском побережье. Никак и никогда! Они тогда и до Таганрога-то не дошли…
– Я знаю про это! – согласился с Петром Егор. – Мне князь-кесарь Федор Ромодановский все поведал…
– Про что – поведал?
– Про то, что всех этих стрельцов тишком довели до заброшенного подмосковного оврага и там всех умертвили, жалости не ведая.
Царь сердито и раздраженно постучал своей серебряной ложкой по пустой миске и после минутного молчания уточнил:
– Что ты, кот облезлый и наглый, тогда имеешь в виду?
– Только то, что я очень внимательно осмотрел тела двух убитых ворогов. У них на лбу и щеках выжжены те самые приметные да особые клейма…
– Ну и как такое может быть, а? Кто мне объяснит? Егор неожиданно обернулся к Девиеру, слушавшему этот разговор с широко раскрытым ртом, подмигнул насмешливо:
– Ну, высокоумный наш Антон, догадливый и сообразительный, как можно объяснить эту непростую загадку? Откуда здесь взялись эти жестокие злодеи, которых должны были непременно убить – еще три с половиной года назад?
После недолгого раздумья молодой голландец (с испанскими или португальскими корнями) невозмутимо высказал следующую версию:
– Думаю, что всему виной – обычная русская леность. Тех стрельцов должны были сперва умертвить, например расстрелять. И только после этого тела их сбросить на дно глубокого оврага. Но исполнители, видимо, решили сделать – как им удобнее. Первым делом всех стрельцов столкнули в овраг, и только после этого открыли по ним беглый ружейный огонь. Кто из казнимых был поумней, тот сразу же упал на землю, притворившись убитым. На них стали сверху валиться мертвые тела застреленных товарищей… Говорите, что тех стрельцов было – триста пятьдесят человек? Ничего странного и нет, что в такой ситуации несколько казнимых персон остались в живых. Потом, выждав какое-то время, они выбрались из оврага. Но куда они могли податься – со своими приметными клеймами и рваными ноздрями? Решили уйти в дальние и пустынные места, где их будет трудно отыскать, и там заняться обычным разбоем. Другого выхода у них и не было…
– Очень похоже на правду! – подтвердил Василий Волков. – Теперь-то понятно, почему эти вороги так жестоко изрубили и изрезали всех драгун и Ивана Солева. Для них, после этого кровавого оврага, любой служивый человек – враг лютый…
"Не, правильно все-таки настоящий Меньшиков назначил тогда (когда – тогда?) этого самого Антона Девиера первым санкт-петербургским генерал-полицмейстером. Действительно, очень наблюдательный и сообразительный молодой человек! – довольно подытожил внутренний голос. – Так что, братец, держи этого молоденького голландца в уме. Вдруг и ты станешь – когда-нибудь – генерал-губернатором ижорских земель…"
После этого трагического и скорбного события Петр уже больше не помышлял об отдыхе и купаниях в теплых морских водах, поэтому скорость передвижения отряда резко увеличилась. Правда, и погода одновременно ухудшилась: время от времени с хмурых небес начинал моросить противный дождик, сопровождаемый холодным ветром…
Через восемь дней после выезда из военного ивангородского лагеря отряд на ночь остановился на высоком холме – в полуверсте от морского побережья, с которого открывался великолепный обзор на все четыре стороны света.
С севера холм обрывался вниз невысоким обрывом. Часа два назад закончился мелкий и противный дождь, воздух был свеж и прозрачен, тучи и облака трусливо разбежались куда-то, полностью обнажив ярко-голубое небо, на западе нежно-розовое солнце медленно приближалось к линии горизонта.
Егор, быстро покончив со своим скудным ужином (съестные припасы, взятые в дорогу, уже подходили к концу, а времени на охоту и рыбную ловлю не было), поднялся на ноги, подошел к краю обрыва, направил свою подзорную трубу на север.
"Опаньки! – минуты через три-четыре обрадованно воскликнул внутренний голос. – Да это же там, впереди – остров Котлин! Так, по крайней мере, его именовали в твоем двадцать первом веке. Сейчас-то он, наверное, носит какое-нибудь финское тягучее название. А наш лагерь разбит как раз в том месте, где будет располагаться город Ломоносов. Если, конечно же, будет…"
Рядом послышались чьи-то тяжелые шаги, негромкое сопение, Егор, приоткрыв второй глаз (зажмуренный до этого), чуть повернул голову в сторону: это Петр, встав рядом с ним, также с интересом осматривал ближайшие окрестности через окуляры своей подзорной трубы.
– Я это, охранитель, я! – успокаивающе и чуть насмешливо прогудел царь хриплым баском. – Наблюдай, наблюдай! – Через некоторое время поинтересовался: – Ну, Алексашка, что скажешь об этих славных краях?
– От места, где мы сейчас находимся, до устья Невы будет верст тридцать. А этот безымянный остров, на который мы сейчас смотрим с тобой, мин херц, очень даже важен. Стратегически там, тактически… Южная гавань его – особенно хороша! Полноценный порт для флота военного там создать – самое милое дело! А если, со временем, и молы дельные да длинные там выстроить – с запада да востока, то и вообще получится – сладкая конфетка…
– Верно все говоришь, Александр Данилович! – довольно откликнулся Петр. – Две, а то и три эскадры разместятся здесь преспокойно. Еще и места останется вдоволь – для серьезных корабельных верфей и всяких там ремонтных доков. Остров-то – длинненький… Верст десять-двенадцать будет, а? Знатно сие! А с северной и западной сторон можно будет бастионы возвести многопушечные… Смотри, Алексашка, а сколь еще мелких островков – между берегом и этим длинным! Нужно из них выбрать два-три, чтобы форты там заложить…
– Ты, мин херц, сказал – "нужно"? – уточнил Егор. – Что, уже окончательно решил, что именно здесь мы новый город закладывать будем?
– Ну, необязательно что и прямо здесь… Хотя и это место, где мы с тобой, сэр Александэр, стоим сейчас, весьма даже удобно. Берег высок и крепок, остров этот – с пушечными бастионами и фортами на маленьких островах – надежно город прикроет с моря. Между берегом и островом дамбу можно будет, со временем, длинную протянуть – с мостом-воротами посередине… Но не будем торопиться! Еще невское устье осмотрим внимательно. Я ведь все еще мечтаю – заложить Северную Венецию.
– Одно другому не помеха, государь! Здесь разместить крепкий город, порт – торговый да военный, а на островах устья – парки, дворцы, охотничьи угодья, мосты выстроить – через узкие и несудоходные речные рукава и протоки…
– Ладно, Алексашка, разберемся! – довольным и счастливым голосом пообещал Петр, после чего заинтересованно воскликнул: – Смотри, охранитель, на самом берегу – вон, прямо под нами стоит невеликая лачуга, а на морской косе лежат два перевернутых чухонских челна. Все, завтра с самого утра сплаваем на этот длинный остров, разведаем, осмотрим все на месте! Сколько, по твоим расчетам, нам осталось пути до этой деревушки Назии?
– Верст сто двадцать будет, не меньше! Мы же еще извилистое русло Невы будем обходить стороной, – сообщил Егор, которому совсем даже и не нравилась эта свежая идея – плавать с царем по Балтийскому морю на утлой лодке. Но, судя по заблестевшим глазам Петра, спорить было уже бесполезно…
Когда они возвращались к лагерю, Петр неожиданно посоветовал:
– Ты, Алексашка, будь поосторожней. У князя-кесаря Ромодановского зуб вырос на тебя. А это серьезно. Посматривай – сам за собой…
– За что – зуб? – опешил Егор. – Я ведь ни сном ни духом… Не оттаптывал я Федору Юрьевичу его любимых мозолей. Ей-ей, государь, не оттаптывал!
– Ревнует он просто тебя ко мне! – довольно хохотнув, разъяснил царь. – Видит, что ты силу набираешь, оттесняешь его от меня. Вот и сердится… Так что, сторожись, охранитель, и не забывай – иногда оглядываться по сторонам. Я предупредил…
Наступившее холодное и хмурое утро Егору оптимизма не добавило. Во-первых, чухонские челны, выдолбленные из цельных древесных стволов, с бортами, надстроенными грубыми досками, оказались действительно "утлыми": длинными, узкими и очень уж неустойчивыми. Во-вторых, дул свежий западный ветерок. Достаточно слабый, но кто мог достоверно пообещать, что ветер не усилится уже через какой-то час? А в-третьих, пожилой финский рыбак – на ужасном русском языке – сообщил, что несколько дней назад к острову (который назывался по-фински – Ретусаари) приставал большой двухмачтовый корабль под парусами, с острова слышались пушечные и ружейные выстрелы.
– Петр Алексеевич! – буквально взмолился Егор. – Ну его, этот Ретусаари – так его растак, дался он тебе!
Пойми, я же твой охранитель! Как можно тут плавать на лодках, когда шведские корабли шастают туда-сюда? Не, я не могу разрешить тебе…
– Что такое? – тихо и вкрадчиво спросил царь. – Ты, холоп драный, "не можешь – мне – разрешить"? Я не ослышался?
– Мин херц…
– На плаху захотел, прохиндей скользкий? Ох, прав князь-кесарь, берешь ты лишнего на себя, уродец худородный… Быстро лодки переворачивать и спускать на воду! Быстро – я сказал…
В первый челн уселись: Петр, Егор, Антошка Девиер и старенький хозяин хлипкого плавсредства. Егор и финн взяли в руки по короткому веслу и начали размеренно грести, стараясь делать это максимально синхронно, остальные же два участника лодочной команды усердно начали поворачивать во все стороны свои подзорные трубы. Второй же челн был немного короче, поэтому в нем разместились только трое: Василий Волков, Фролка Иванов и дюжий драгунский поручик.
Финские лодки оказались на удивление ходкими: за неполный час прошли восемь с половиной верст – из девяти отделявших остров Ретусаари от берега.
– Какие у косы островной густые камыши! – восхитился царь. – Красивые, разноцветные: розовые, сиреневые, фиолетовые… Много тут предстоит работы: углубить надо будет фарватер прибрежный, молы длинные выстроить – для швартовки судов серьезных, с низкой посадкой…
– Корабль! – неожиданно закричал Девиер, указывая своей подзорной трубой налево.
Егор, не переставая грести, посмотрел в указанном направлении: со стороны западного мыса острова в их сторону следовал двухмачтовый фрегат.
– Полторы версты до него будет. Гребем быстрее! – громко, чтобы было слышно и на втором челне, скомандовал Егор. – Успеем догрести до берега и спрятаться в густых камышах… Ходу! Наддай!
Минут через пять Антон удивленно объявил:
– На передней мачте фрегата поднят Андреевский флаг! Это – наши…
– Не останавливаться! – не прекращая работать веслом, велел Егор. – Ловушка! Нет здесь русских кораблей и быть не может… Ходу! В камыши…
Лодки – одна за другой – с громким треском вломились в прибрежные высоченные камышовые заросли, ширина которых в этом месте превышала пятьдесят метров. Самые различные водоплавающие птицы и их многочисленные птенцы заполошно, подняв невообразимый шум, шарахнулись в разные стороны.
"Эх, охранитель хренов! – осуждающе забубнил внутренний голос. – Это же надо – так вляпаться! Не мог царя уговорить? Заболтать его? Теперь остается одно: прятаться, маскироваться, запутывать… Дай бог, если противник пошлет по ваши души только одну шлюпку. А если две? Опять же, шведы могут картечью – чисто на всякий случай – пальнуть по камышам…"
– Извини, мин херц! – Егор требовательно и непреклонно посмотрел Петру прямо в глаза. – Но теперь я командую, посему и требую – полного и безоговорочного повиновения!
– Командуй, охранитель! – чуть виновато вздохнув, покладисто согласился царь. – По моей вине, не спорю, все это приключилось…
– Значится так, господа! Петр Алексеевич и Антон Девиер быстро уходят камышовыми зарослями – вдоль берега, строго на восток. Тут глубина, судя по всему, маленькая, максимум – по пояс. Из камышей не выходить – ни в коем случае! Ты, дедуля, – обратился к старому финну, – иди куда хочешь, на все четыре стороны… Все прочие остаются здесь, со мной: если шведы решатся подойти к берегу на шлюпке, то дадим бой – как уж получится…
– Я с собой захватил ручную гранату! – похвастался Фролка Иванов. – Пусть только сунутся, гады мордатые! Кровью умоются…
– Мне гранату отдашь! – строго приказал Егор. – И не спорь! У меня лучше получится. Для начала тоже отойдем от этого места – только на запад. Пушечная картечь – вещь очень даже неприятная… Потом, когда шведы спустят лодку, вернемся. Четыре пистолета и одна граната, что ж…
– Пять пистолетов! – уточнил запасливый Фролка. – Я с собой парочку прихватил, на всякий случай, как вы, Александр Данилович, любите говорить.
Фрегат заякорился прямо напротив острова, в одной четверти версты. Из пушек неприятель палить не стал, сразу спустил две гребные шлюпки, которые бодро и целенаправленно устремились к островному берегу.