– Так-то оно так. – Кривой Руг почесал затылок. – Но, может, есть и другой путь. Например, через Горбонские холмы. Дорога по длине выйдет такая же, а опасности меньше.
– Нет, – возразил я. – Те места малоизвестны, и если заблукаем, то караван упустить можем. Опять же проводники наши, что твой контрабандист, что наш купец, именно эту дорогу знают.
– Ладно, – согласился временный командир отряда, скатывая карту, – сделаем, как решили, что уж сомневаться…
На следующий день начался настоящий поход. Каждый боец уже определился, как ему удобней передвигаться, всё было уложено, и можно сказать, что вчера примерялись к дороге, а сегодня уже её прочувствовали. Пять дней до Норгенгорда прошли, как и положено. Переход, отдых, вновь переход, и опять отдых. Проблем нигде не возникало, и вид военного отряда, передвигавшегося в сторону от основных боевых действий, никого не смущал. Только на въезде в сам Норгенгорд, где предполагалось докупить припасов и перековать разбойничьих лошадей, вышла небольшая заминка. Один из стражников указал на проезжающего мимо лесного бродягу и прокричал:
– Держите разбойника! Я узнал его, это бандит из шайки Бергуса!
Вперёд выехал Кривой Руг и, перекрывая гомон людей и орущего стражника, выкрикнул:
– Спокойно! Эти люди амнистированы и находятся на службе герцога.
От стражников отделился десятник, старший на посту, и потребовал:
– Бумагу предъяви.
Документы были предоставлены, вопрос решён, и нас впустили в город. За сутки мы сделали всё, что хотели, и вновь двинулись в дорогу. Прошло ещё три дня, и, перейдя брод в верховьях Быстриши, мы оказались на враждебной территории. Оставалось самое, на мой взгляд, трудное – проскочить степи, по которым кочевали сагареки. Вояки они не очень, оружие, как говорили наши проводники, плохое, да и численностью своей похвастаться не могли. Единственная причина, почему их до сих пор никто не уничтожил, – это бедность степняков. А ещё то обстоятельство, что земли вокруг бесплодные, и безводные холмы, растянувшиеся ниткой вдоль границ Эльмайнора, никого никогда не интересовали.
В голову отряда выдвинулись проводники – контрабандист Велик и купец Бойко Путимир, и по известным только им тропам мы направились на северо-восток. Весь расчёт был на то, что сагареки в это время года всегда кочуют дальше к северу, а здесь, если и есть кто, что маловероятно, пара патрулей в несколько всадников.
Прошёл один день, за ним второй, и наш отряд, так и не встретив ни одного человека, миновал угрюмые и негостеприимные земли племени сагареков. И наконец мы вступили в места, которые раньше принадлежали Дромскому каганату.
– Эх, – тоскливо окинув взглядом окрестности, вздохнул купец Путимир, – какая здесь земля! Это сейчас пустынно, лет семь уже. А раньше жизнь тут кипела… Ведь это самая благодатная земля на всём свете. Смотри, Пламен, трава выше пояса, хоть в зиму скотину на выпас выгоняй, быки завсегда даже самый глубокий снег раскидают и своё стадо прокормят, а через то и дромы сыты были. А вон ягоды, и сколько их, весь куст улепом. А ниже опустись, тут тебе и земляника с клубникой… Да всё, что душа пожелает! Бывало, зайдёшь в траву, раздвинешь её руками, и горстями ягоды в корзину скидываешь. И грибов здесь много, да разных. А какой мёд в этих краях!.. Вы-то не помните, малыми ещё были, когда эти благословенные прародителем нашим Сварогом места покидали, а я ничего не забыл. И он мне, мёд этот, бывает, до сих пор ночами снится.
– А ты отсюда, Бойко? – спросил я купца.
– Да, два дня пути дальше к северу приток Атиля речка Медведка, там городок наш стоял, Броды. Не подчинились горожане рахам, а за это наказание одно – смерть на алтаре. Из всего городка в тысячу человек ни одного живьём не взяли. Люди предпочли умереть, но не сдаться.
– А как тут с охотой? Прокормимся, если караван долго ждать придётся? – перевёл я тему.
– Птицы много, так что не пропадём. Утки и лебеди, гуси и журавли, куропатки и тетёрки, а ещё дрофы степные. Тут без всяких охотничьих навыков можно птицу бить, обычными палками. И поверь, я не вру. Не для красного словца это говорю, а потому, что так оно и есть. Кроме этого рыбы в реке много… Днём-то, конечно, таиться в балках придётся. Хоть и мимоходом, а бывают в этих местах патрули конные. Но ночью порыбачить можно запросто. Мы, бывало, по детству сети как затянем, то тут тебе и всё: осётр, лещ, селёдка, налимы, судак. Благодать!
– Скажи, купец, вот мы с тобой разговаривали о наших родителях, а ты кого-то из них знал?
– Нет, – помотал головой Путимир. – Кто я – а кто они! Разные слои населения, и тут дело не в том, что они при дворе кагана, а я был молодым приказчиком в Ориссе, ибо все дромы – родня друг другу. Просто не встречались. Правда, отца твоего раз мельком на параде видел. Всё же командир Первой сотни, Первого гвардейского полка, зять правителя.
Некоторое время мы ехали молча. Купец вспоминал молодость, а я размышлял о нашем будущем. Раскидывал ситуацию и так, и эдак, пока наконец не спросил Путимира:
– Как ты думаешь, Вернигор сын Баломира жив?
– Вряд ли, – горько усмехнулся купец. – Если бы он уцелел, то уже объявился бы. – Предугадывая мой следующий вопрос, он сказал: – Получается, что вы трое – единственные претенденты на престол кагана, помимо Каима и его детей.
– И как думаешь, пойдёт за нами народ?
– Сейчас – нет. Пока вы никто. А вот через три-четыре года, если останетесь к этому времени в живых и покажете себя, то очень даже может быть. Однако есть и другой момент. Останется ли народ дромский в этих степях через три-четыре года? Тут ведь дело не только в том, что нас уничтожают. Тех, кто здесь остался, лишают основного: языка, культуры, обычаев и веры. В прошлом году на торг в Кримгорде рахи приезжали, а с ними пятеро дромов.
– И что?
– Да ничего, посмотрели на меня, как на дурака неполноценного, и на родном языке разговаривать отказались.
Мне сразу вспомнился наёмник, которого мы допрашивали в доме мадам Эрмины Хайлер, который забыл своё имя и отзывался на Мэндэла Тупицу. Сколько ещё таких, предавших свой народ? А ведь придётся убивать предателей при первой же возможности, причём безжалостно, показательно и жестоко…
На пятый день пути наше спокойное и размеренное путешествие закончилось. Один из боковых разъездов, два наших парня и два наёмника, примчался с вестью, что по степи идёт отряд неизвестных воинов в три десятка лошадей. Издалека не видно, кто такие, но они наш дозор тоже заметили и бросились в погоню.
Думать было некогда, и всё, что мы успели, – зарядить арбалеты и рвануться навстречу неизвестным воинам. Нас больше, мы их сделаем, но не в этом дело. Пропавший патруль будут искать и наткнутся на нас. Эх, всё дело насмарку! Хотя не всё потеряно, и будем решать проблемы по мере их поступления.
Я осмотрелся, все к бою готовы, спокойны и напряжены, и только Кривой Руг досадливо поморщился. Тоже, видать, понял, что караван с золотом можем упустить.
– Вперёд! – выкрикнул пахан.
И наши восемь десятков с места перешли в галоп. Нормально. Мы как раз за курганом, враги пока нас не видят.
Мой полукровка мчался вперёд как стрела, запах его пота смешивается с моим, а тугой воздух стегал и бил в лицо. Всё смешалось внутри меня: азарт, предчувствие боя, ярость и даже какое-то бесшабашное веселье.
Наш отряд выметнулся из-за древнего кургана, наверняка видевшего не одну схватку, и тут же, грудь в грудь, мы столкнулись с тридцатью легкоконными борасами. Как я слышал, отличными лучниками, но плохими мечниками. Они этого не ожидали и не успели ничего сделать, растерялись и потеряли время.
Одновременно, как уже не один раз отработано, все мои парни, вырвавшиеся немного вперёд из общего строя, выхватили из чехлов арбалеты и выстрели в упор по кочевникам. Четыре-пять болтов достигли цели, и это хорошо при такой скачке. А среди них и мой был, сбивший с седла паренька ненамного старше меня. Справа и слева от нашего десятка в строй кочевников врубились наёмники Руга, а позади них – разбойнички со своими кистенями. Не в то время и не в том месте оказались борасы, и даже сопротивления толком оказать не успели, хоть и степняки.
– А-а-а-а! – закричал я в запале, кидая арбалет на седельный крюк и горяча своего жеребчика Кызыл-Куша, что значит Красная Птица, и он своей мощной грудью сбивает невысокого вражеского конька, оказавшегося на пути. Ай, молодца жеребчик, даже успел ещё кого-то из степняков за ногу цапнуть.
Всего миг длилась сшибка, и мы, пробив неровный вражеский строй, проскочили через него. Повод влево, разворот. Я выхватил шашку и увидел, что воевать больше не с кем. Все враги валяются в густых степных травах, а их лошади без седоков разбегаются вокруг или топчутся подле своих хозяев.
– Гойша влево! Ломака вправо! – кричит Кривой Руг своим десятникам. – Всех лошадей собрать, чтобы ни одна не пропала! Димко и Сильвер, прочесать поле боя, ищите выживших! Нам с ними поговорить надо! Никого не добивать, живьём брать!
"Ага, – подумал я. – Сейчас, отыщешь ты в этом месиве кого-то живого, это вряд ли".
Однако я ошибся, нашлись выжившие борасы, три человека. Правда, двое совсем плохие, у каждого рана тяжёлая и пара переломов. Но один ничего так, целёхонький, только прихрамывал на правую ногу. Оказалось, что это его Кызыл-Куш за ногу во время боя ухватил.
– Путимир, – окликнул я тяжело дышащего грузного купца, хоть и убавившего за время нашего похода вес, но не так чтобы очень. – Борасы наше наречие понимают?
– Да-да, понимают, сколько лет под дромами прожили, и говорят хорошо, – ответил он, обтирая грязным рукавом красное лицо.
Я подъехал к улыбающемуся Кривому Ругу, и он сказал:
– С почином, Пламен. Ты взял первую вражескую кровь.
– Нет, – возразил я, спрыгивая с Кызыл-Куша, – когда до раха доберусь, тогда и будет вражеская кровь. А это случайные люди, попавшиеся на пути.
– Случайные или нет, а расспросить их надо. – Кривой Руг тоже слез с коня и подошёл к пленнику: – Ты понимаешь меня?
Хромец, стройный парень лет двадцати, с правильными чертами лица, чуть поморщился, когда наступил на правую ногу, и, изображая презрение, ответил:
– Понимаю. Хорошо понимаю. Что вам надо в наших степях, грабители?
– Тебе это уже ни к чему, борас, – сказал пахан, – всё одно не жить. Расскажи, что спросим, и ты уйдёшь в загробный мир спокойно. Могу сказать тебе только одно: мы не будем грабить ваши кочевья и угонять табуны, не в этот раз. Мы пришли за рахским золотом. Выбирай: пытка или лёгкая смерть?
– Будьте вы прокляты! – выдохнул пленник. – Спрашивайте, чего хотели.
– Что вы здесь делали?
– Война. Старейшины нас в поход не взяли, молодые, говорят. И мы решили сами на Штангорд сходить.
– Вот видишь, – Кривой Руг ухмыльнулся, – а говоришь, что мы грабители. Военных отрядов в округе много?
– Три сотни в крепости Сабарак, полсотни в Чинкире и две сотни на рудниках в Карморе. Если потребуется, то местный тархан Иехуда бен-Назир может три тысячи всадников по всем кочевьям нашего района поднять, а если своё слово скажет этельбер Яныю, десять тысяч борасов по всей области поднимется. Лучше бегите отсюда, штангордцы.
Поручив пленника Джоко, который знал, что ещё можно у него узнать, мы отошли в сторону.
– Повезло нам, – заметил Кривой. – Молодняк борасов за поживой пошёл, никто их искать не будет.
– Значит, вперёд, за золотом, – улыбнулся я. – Как думаешь?
Руг хлопнул меня по плечу:
– Думаю, да. Нам везёт, и останавливаться на полпути не будем. Только вперёд.
23. Фриге Нойм
Битва на пограничной реке Сана в районе Остеррайп не планировалась ни одной из противоборствующих сторон, но она состоялась. Места здесь были заболоченные, кругом негустой и чахлый лес, кустарник, и единственное, чем это место было ценно, – бродом через реку и просёлочной дорогой, ведущей вглубь герцогства Штангордского. На степном берегу располагался сборный кавалерийский полк рахских наёмников, а со стороны герцогства – полнокровный батальон линейной пехоты под командованием виконта Борюса. Основные силы противостоящих армий находились ниже по течению, на основных переходах и переездах через Сану в районе Больстар и Кеннервет. А здесь так, стой себе спокойно, ни война, ни мир, карауль противника. И Фриге Нойм, жрец бога Белгора, попал сюда совершенно случайно, и так сложилось, что он видел битву и принимал в ней непосредственное участие от её середины и до самого конца.
Итак, немного предыстории.
Незадолго до знаменательного сражения состоялось другое, когда жрецы двух враждебных религий, поклонников Белгора и Ятгвы, просто собрали свои силы в один кулак и ударили каждый по своему противнику. Сил было много, но в таких битвах, не видимых глазам обычного человека, главное не перестараться. И та и другая сторона поставили всё на один-единственный мощный удар, способный решить исход летней военной кампании. Два огромных магических фронта схлестнулись на реке и, не сумев хоть как-то навредить врагам, рассыпались на безобидные частички снега.
Удивительно, конечно, – снег в самом начале лета. Но опять же для обычных людей. А вот жрецам было ясно одно – в ближайший месяц как проводники божественных сил они бесполезны. Все они выложились полностью, перенапряглись и пожгли свои внутренние магические каналы. Ничего страшного, каналы в течение месяца восстановятся, и битва божественных сил вспыхнет вновь. Но пока – отдых и полное отсутствие какой бы то ни было магии в радиусе ста километров. Жрецов, что Белгоровых, что Ятгве, оттянули в глубокий тыл, и можно было сказать, что первая магическая битва этой войны прошла вничью. Из всех служителей веры только Фриге Нойм задержался, ибо решил навестить своего старого знакомца виконта Борюса. Тем более повод был достойный – сорокалетие виконта.
К началу празднества он не успел, но зато застал самое интересное. Как водится в армейской среде, что ни праздник – так спортивный, что ни отдых – так активный. Вот и виконт Борюс решил приурочить свой юбилей к подвигу, провести разведку боем и показать проклятым захватчикам, кто в этих местах хозяин. Ещё затемно подразделения пехотного линейного батальона, которым он командовал, выдвинулись к реке и расчистили заграждения. А чуть забрезжил рассвет, в полном молчании штангордцы перешли брод и ударили по не ожидавшим такого подвоха вражеским наёмникам.
Всё складывалось хорошо. Батальон рассыпался по вражеским позициям, и началось избиение противника. Месиво, рубка, панические крики вражеских наёмников – всё это так грело и радовало душу старого солдата виконта Борюса, что он увлёкся и промедлил с отходом. На помощь почти уничтоженным лёгким степным кавалеристам подошли горцы-гарля, которых было раз в десять больше, чем бойцов изрядно поредевшего штангордского батальона, и инициатива перешла на их сторону, теперь уже штангордцы не могли выйти из боя, поскольку противник повис на их плечах, не давая переправиться. Ещё какое-то время держались бравые герцогские пехотинцы, отмахиваясь от озверевших горцев короткими клинками катцбальгеров. Однако всё же не устояли, и, поднимая со дна реки муть, ил, грязь и ошмётки водорослей, масса людей, не разбирая, кто, где и чей, вытаскивая на себе раненого комбата Борюса, устремилась на родной берег, на правобережье.
До расположения штангордского пехотного батальона оставалось около трёх километров, когда едущий на уставшем от жизни крестьянском коньке жрец Фриге Нойм услышал отдалённый шум боя. А потом навстречу ему из зарослей кустарника выскочил испуганный невысокий солдатик и, чуть не попав под копыта, резко шарахнулся в сторону. Фриге Нойм не был большим специалистом в армейской иерархии. Однако, судя по нашивке на мундире солдатика, изображавшей черпак и ложку, это был ротный кашевар.
Пришпорив конька, Нойм догнал воина и, чуть перегнувшись с седла, слегка толкнул его вперёд. Испуганный солдат упал на землю, пропахал её носом и взвыл:
– Не убивайте меня! Сдаюсь! Я только кашевар!
Фриге Нойм спрыгнул с коня и, держа одной рукой повод, другой встряхнул солдата за воротник форменного серого мундира:
– Что случилось?!
Солдат поднял взгляд, узнал жреца и быстро затараторил:
– Горцы на наш берег прорвались. Все побежали, и я побежал.
– Кто – все?! – выкрикнул жрец.
– Ну, наши, обозные…
– А остальные?
– На баррикадах засели, отбиваются от горцев.
– Другие отряды рядом есть?
Кашевар встал и махнул рукой в сторону тропы, уходящей вправо вдоль берега:
– Там конный эскадрон наших лучников. – Солдат посмотрел на жреца и страдальчески простонал: – Бежать надо, господин жрец.
– Тьфу на тебя, позорище. – Жрец сплюнул и, взгромоздившись на конька, помчался по тропе.
В расположение эскадрона конных лучников Фриге Нойм влетел через несколько минут. По всему лагерю метались встревоженные бойцы, прислушивающиеся к еле слышному шуму из соседнего батальона, а командир, молодой капитан виконт Сагина, увидев жреца, тут же подбежал к нему.
– Достопочтенный, – с надеждой в голосе обратился он, – вы знаете, что происходит?
– Батальон виконта Борюса в опасности, ему нужна помощь, капитан. Поднимай эскадрон!
– Но как же без приказа, достопочтенный? – засомневался капитан.
– Меня зовут Фриге Нойм, я доверенное лицо верховного жреца Хайтли Дортраса. Беру всю ответственность на себя. Посылайте срочно гонцов за помощью, а сами вперёд, на выручку пехотинцам. Если рахи получат на этом берегу плацдарм, туго нам придётся. Решайтесь, капитан, и если ваша помощь окажется своевременной, то быть вам представленным к награде, я за этим прослежу.
– По коням! – Зычный голос капитана разнёсся по рощице, в которой стоял эскадрон, предназначенный для патрулирования берегов Саны.
Больше сотни конных лучников, все в кожаных доспехах, войлочных шапках с кокардами, у каждого по тугому боевому луку, небольшой круглый щит на боку и сабля, вскочили на коней и со всей возможной скоростью устремились на помощь погибающему в неравной схватке батальону пехотинцев.
Когда эскадрон капитана вылетел на небольшое поле перед речным бродом, то стало ясно: батальон не спасти, ибо уже некого спасать. Около двух тысяч горцев-гарля растаскивали баррикаду, за которой засело несколько десятков израненных пехотинцев, и остатки заграждений, перекрывающих проход к реке. Ещё несколько минут, горцы поймут, что победили и рванутся вперёд, выходя на оперативный простор и закрепляясь для обороны. А если гарля дать возможность очистить берег, то им на помощь незамедлительно подойдёт подкрепление со стороны степного берега.
– Воины, спешиться! Коноводам увести лошадей! – выкрикнул капитан. – К бою!
Воины приподняли луки и застыли в ожидании следующей команды. Коноводы шустро отводили лошадей в тыл, за невысокий холмик, а кто-то из горских командиров, видимо осознав, что сейчас они попадут под обстрел и уничтожение лучников – приоритетная задача, чем добивание пехотинцев, направил своих бойцов на них. Поле, на котором происходило действо, было не очень большим. Один рывок – и гарля растопчут конных лучников массой. Но они опоздали.
– Бей! – выкрикнул капитан, и больше сотни стрел одновременно ударили в скопище людей на берегу.